– Никогда не спим.
Но если Клэю и понравилась эта шутка, он ничем этого не проявил.
– Должно быть, кто-то потратил немалую сумму на эту операцию, – сказал он, вопросительно приподнимая брови.
– У нас есть инвесторы, – сказал Хатч.
– Инвесторы, – повторил Клэй. – Те, кто даёт десять долларов и надеется, что вы вернёте двадцать.
– Можно сказать и так.
Клэй кивнул.
– Мой отец тоже любил деньги. Не то, чтобы это сделало его счастливее или хоть на час продлило ему жизнь. Когда он умер, я получил в наследство ценные бумаги, облигации. Управляющие называют это «портфелем». Когда я заглянул в него, увидел табачные компании, горнорудные компании, которые вскрывают целые горы, деревообрабатывающие компании, которые вырубают на корню девственные леса, – сказал он, не отрывая взгляда от глаз доктора.
– Понимаю, – помолчав, ответил Хатч.
– Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
– Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово ценности , обеспокоило Малина. Но отказаться от ответа показалось ошибкой.
– Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, – ответил он.
Клэй медленно кивнул.
– Я человек прямой, – заговорил он. – И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
– Сожалею, что так, – откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
– Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
– Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, – ровно сказал он. – Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
– Деньги – не панацея, какой их считают люди, – продолжил священник. – Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
– Мне нечего на это ответить, – наконец, сказал Хатч. – Поиски закончатся через считанные недели.
– Совершенно не имеет значения, сколько это займёт, – отрезал Клэй, в его голосе послышалась пронзительная нотка. – Имеют значение мотивы, что за этим стоят. Поиском сокровищ движет жадность – чистая, неприкрытая жадность. И вот человек уже потерял ноги. Ничего хорошего из этого не выйдет. Остров – плохое, проклятое место, если можно так выразиться. Я человек без предрассудков, но у Бога имеются свои пути наказать тех, кем движут грязные побуждения.
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева. Наш город? Грязные побуждения?
– Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, – огрызнулся он. – И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
– Я ничего не предполагаю, – заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. – Я знаю . Может быть, я и не вырос в этом городе, но я знаю, что в его интересах. Все здесь, до последнего, испорчены этими поисками сокровищ, манящими лёгкими деньгами. Но не я, прости, Господи, не я. Я собираюсь защитить этот город. Защитить от вас и от него самого.
– Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например: Не суди, да не судимым будешь !
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству… Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священник – лишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.
Место оказалось таким спокойным, подобным чреву матери… Хатч почувствовал, что может оставаться здесь часами, наслаждаться прохладой. Но в то же время отчётливо понял, что вместо этого следует вернуться на праздник, нацепить личину беззаботности, сгладить неловкость. В любом случае, он должен вернуться до того, как начнутся неизбежные выступления перед публикой. Малин поднялся и направился было к выходу, когда с удивлением заметил сутулую фигуру, поджидающую его в полумраке сводчатого прохода. Та сделала шаг вперёд, оказавшись под лучами света.
– Профессор Хорн! – воскликнул Хатч.
Мудрое лицо старика поморщилось от удовольствия.
– А я-то всё думал, когда же ты меня заметишь, – ответил тот, опираясь на трость и делая ещё несколько шагов. Он тепло пожал руку своего ученика. – Скандальчики закатываешь?
Хатч покачал головой.
– Вышел из себя, словно идиот. Понятия не имею, чем он меня так раздражает?
– Это как раз-таки и неудивительно. Клэй – нескладный, неприспособленный жить в обществе, морально непоколебимый. Но за колючей внешностью бьётся сердце, большое и щедрое, словно океан. Такое же дикое и непознаваемое, можно и не сомневаться. Он непростой человек, Малин, не стоит его недооценивать, – пояснил профессор и опустил руку на плечо доктора. – Впрочем, хватит о пасторе. Боже, Малин, отлично выглядишь. Я неимоверно тобой горжусь. Медицинская школа Гарварда, должность исследователя в Маунт-Оберн… Ты всегда был сообразителен. Жаль, это не всегда равнозначно тому, чтобы быть хорошим студентом.
– Всё благодаря вам, – ответил Хатч. – Я так вам признателен.
Он вспомнил дни, которые они проводили в огромном, викторианской эпохи доме профессора и на лужайке за ним, изучая коллекции камней, жуков и бабочек – в последние годы, проведённые в Стормхавэне.
– Чушь! Кстати, у меня до сих пор лежит твоя коллекция птичьих гнёзд. Когда ты уехал, я не знал, по какому адресу её отправить.
Хатч почувствовал угрызения совести. Ему ни разу в жизни не приходило в голову, что величественному профессору может захотеться получить от него весточку.
– Удивительно, что вы не выбросили этот мусор.
– На самом деле, это очень даже неплохая коллекция, – заметил профессор Хорн и зажал в костлявой хватке руку Хатча. – Проведи меня на выход и через лужайку, хорошо? В последнее время нетвёрдо держусь на ногах.
– Мне следовало с вами связаться… – заговорил было Хатч, но умолк.
– Ни единого словечка, даже не оставил почтового адреса, – язвительно добавил профессор. – И затем, в прошлом году, я прочёл о тебе в «Глоуб».
Хатч отвернулся, сгорая от стыда.
Профессор фыркнул.
– Ладно, ерунда. По статистике страховых компаний я уже должен быть мёртв. В следующий четверг мне стукнет восемьдесят девять, и чёрт тебя побери, если не получу от тебя подарка!
Они вышли на солнечный свет, на лужайку. Бриз донёс до них звуки громкого смеха.
– Уверен, вы знаете, почему я вернулся, – пробуя почву, заметил Хатч.
– Кто же этого не знает? – ядовито ответил тот.
Больше профессор ничего не сказал, и некоторое время они шли в молчании.
– Ну и? – наконец, сказал Хатч.
Старик вопросительно посмотрел на него.
– Сказали "А" – говорите "Б"! – пояснил Хатч. – Что вы думаете о поисках сокровищ?
С минуту профессор не отвечал, а затем остановился и посмотрел на Малина, убирая свою руку с его.
– Запомни, не я об этом заговорил, – сказал он.
Хатч кивнул.
– Думаю, ты просто дурак.
За этими словами повисло напряжённое молчание, Хатч был ошеломлён. Он был готов к разговору со священником, но не к этому.
– Что даёт вам повод так говорить?
– Среди всех людей в мире ты должен знать это лучше всех. Что бы там ни было запрятано, вы не сможете это достать.
– Минуточку, доктор Хорн! Мы пришли с такой техникой, о которой старые искатели сокровищ даже и мечтать не могли. Твердотельный сонар, протонные магнетометры, связь со спутниками, аэрофотосъёмка… Двадцать миллионов долларов финансирования, и даже имеются записи того человека, который спланировал Колодец!
Его голос стал громким. Хатч внезапно понял, что для него очень важно положительное мнение этого человека.
Доктор Хорн покачал головой.
– Малин, я почти сотню лет вижу, как они приходят и уходят. У всех – самое совершенное оборудование. У всех бездонные карманы. Все имеют какую-нибудь важную информацию или же их охватывает вспышка озарения. И всегда говорят, что на этот раз всё будет иначе. И конец всегда один и тот же. Банкротство, страдания, даже смерть, – объяснил он и глянул на Малина. – Вы уже подняли – ну, хоть малую толику?
– Пока нет, – ответил Хатч. – У нас возникла небольшая заминка. Мы знали, что Колодец должен быть связан с морем туннелем. Потому-то он всегда заполнен водой. С помощью краски мы попытались найти выход этого туннеля в море. Но только, там оказался не один туннель, а пять, и…
– Я понял, – прервал его доктор Хорн. – Лишь одна маленькая проблемка. О таком я тоже слыхал. Быть может, вы сумеете с ней справиться. Но потом возникнет ещё одна, и ещё – до тех пор, пока вы не обанкротитесь. Или не погибнете. Или и то, и другое сразу.
– Но на этот раз всё будет по-другому! – воскликнул Хатч. – Вы не можете утверждать, что поднять сокровища невозможно. Со всем, что сотворил один, другой может справиться.
Профессор неожиданно снова схватил Малина за руку. У него оказались поразительно сильные руки, жилистые и такие же сухие и жёсткие, как корни старого дерева.
– Я знал твоего деда, Малин. Что ты сейчас сказал, в точности – слово в слово! – совпадает с тем, что он сказал мне пятьдесят лет назад, – заметил Хорн и перешёл на яростный шёпот. – Взгляни на наследство своей семьи. Ты спросил моё мнение? Ну, в общих чертах оно такое: лучше возвращайся в Бостон, прежде чем история повторится!
Он резко повернулся и заковылял прочь. Трость мелькала в траве, пока профессор Хорн не скрылся за склоном холма.
18
На следующее утро, со слегка затуманенными от вчерашнего празднества глазами, Хатч заперся в амбулатории, раскладывая инструменты и изучая опись. За последние несколько дней ему не раз пришлось оказывать медицинскую помощь, но, к счастью, не случилось ничего серьёзнее нескольких царапин и треснувшего ребра. Изучая содержимое полок и делая отметки в распечатке, он слышал монотонное шипение невдалеке накатывающих на рифы волн. Солнце, ослабленное вездесущей завесой тумана, несмело заглянуло в окно с металлической рамой.
Разделавшись с инвентарной описью, Хатч повесил планшет рядом с полками и бросил взгляд в окно. В глаза бросилась высокая, с покатыми плечами фигура Сен-Джона, осторожно расхаживающего по пересечённой местности Главного лагеря. Англичанин перешагнул через тяжёлый кабель и длинный шланг из поливинилхлорида, затем занырнул в вотчину Керри Вопнера, непричёсанная голова историка едва не задела о дверной проём. Хатч мгновение помедлил, а затем взял две чёрных папки и вышел из медицинского отсека, направляясь вслед за Сен-Джоном. Кто знает, может, им удалось продвинуться в расшифровке?
Если уж на то пошло, разгром в рабочем помещении Вопнера в Главном лагере оказался ещё полнее, чем в каюте на «Цербере». Достаточно отметить, что ряды мониторов и сервоконтроллеров сделали его ещё более тесным. Вопнер занял единственное кресло, зажатое в дальнем углу стойками для аппаратуры связи. Из двух отверстий в потолке и кондиционера на другом конце комнаты струился холодный воздух.
Но, несмотря на охлаждение, воздух в помещении стоял душный от горячей электроники, и, когда туда явился Хатч, Сен-Джон как раз выискивал место, куда повешать пиджак. После безуспешных поисков он, очевидно, махнул на это рукой и бережно опустил его на ближнюю консоль.
– Бог ты мой, – заметил Вопнер. – Твой жуткий старый твид замкнёт что только можно.
Нахмурившись, Сен-Джон снова поднял пиджак.
– Керри, у тебя найдётся минутка? – спросил он. – Нам правда необходимо обсудить проблему с шифром.
– А что, по мне видно, что у меня есть минутка? – вопросом же ответил Вопнер, оборачиваясь и устремляя на них свирепый взгляд. – Я только что провёл полную диагностику систем острова. Всё до последнего, до самой последней микрокоманды. Заняло целый час, с передачей по всему диапазону. Проверено всё: насосы, компрессоры, сервоприводы – короче, перечисляйте сами. Никаких проблем, никаких отклонений – ничего!
– Так это же здорово, – вставил Хатч.
Не веря своим ушам, Вопнер уставился на него.
– Может, отрастишь себе чуточку мозгов, а? Здорово, как же! Это же охрененный кошмар!
– Не понял.
– У нас был системный сбой, помнишь? Чёртовы насосы отказались работать. После этого я сравнил систему на острове со «Сциллой» на «Цербере», и – угадаешь с трёх раз? Чипы памяти здесь, на «Харибде», изменились. Изменились!
Он со щелчком загнал один из процессоров в разъём платы.
– И?
– А сейчас я снова провожу диагностику, и всё в полном порядке. Причём ладно бы только это – во всей сети ни малейших отклонений, – пояснил Вопнер и наклонился вперёд. – Никаких отклонений. Неужели непонятно? С точки зрения физики и математики вероятность этому – ноль!
Сен-Джон бросил быстрый взгляд на оборудование и сцепил руки за спиной.
– Дух в машине, а, Керри? – рискнул спросить он.
Вопнер даже не обратил на это внимание.
– Я слабо разбираюсь в компьютерах, – продолжил Сен-Джон, его сочный голос заполнил всю комнату. – Но одно выражение знаю: мусор на входе – мусор на выходе GIGO; garbage in, garbage out (англ.) – принцип программирования, гласящий, что если на вход программы подаются неверные данные, то и результат будет неправильным. – прим. пер .
.
– Ох, смеху-то сколько! Но это не программирование.
– А-а-а, я понял. Может, разгадка в человеческом факторе? Помнится, одного неправильного выражения на Фортране хватило, чтобы «Маринер-1» превратился в космический мусор, и о нём никто никогда больше не слышал.
– Суть в том, что теперь всё работает, – рассудительно заметил Хатч. – Почему бы не оставить это так, как есть?
– Ага, и всё повторится снова. Я хочу знать, почему в один момент отказала сразу вся эта дрянь!
– Ты всё равно ничего не можешь с этим поделать, – сказал Сен-Джон. – А между прочим, мы отстаём от плана по расшифровке. До сих пор ничего не получилось. Я провёл ещё несколько исследований по ряду направлений, и мне кажется, мы слишком уж быстро отказались от…
– Дерьмо на палочке ! – огрызнулся Вопнер, на колёсиках поворачивая кресло в его сторону. – Ты что, снова собрался мямлить о полиалфавитных шифрах, а, старикан? Короче – я собираюсь модифицировать алгоритм прямого подбора, задать пятидесятипроцентный приоритет и по-настоящему взяться за дело. А тебе… Почему бы тебе не спрятаться в своей библиотеке? Возвращайся вечером с парочкой более полезных мыслей.
Сен-Джон бросил на Вопнера быстрый взгляд. Затем облачился в пиджак и, нагнувшись, вышел за дверь, погружаясь в тусклый утренний свет. Хатч последовал за ним в офис историка.
– Спасибо, – сказал Хатч, возвращая Сен-Джону две папки.
– А ведь он прав, знаете ли, – заметил историк, усаживаясь за стол и медленно придвигая к себе пишущую машинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Но если Клэю и понравилась эта шутка, он ничем этого не проявил.
– Должно быть, кто-то потратил немалую сумму на эту операцию, – сказал он, вопросительно приподнимая брови.
– У нас есть инвесторы, – сказал Хатч.
– Инвесторы, – повторил Клэй. – Те, кто даёт десять долларов и надеется, что вы вернёте двадцать.
– Можно сказать и так.
Клэй кивнул.
– Мой отец тоже любил деньги. Не то, чтобы это сделало его счастливее или хоть на час продлило ему жизнь. Когда он умер, я получил в наследство ценные бумаги, облигации. Управляющие называют это «портфелем». Когда я заглянул в него, увидел табачные компании, горнорудные компании, которые вскрывают целые горы, деревообрабатывающие компании, которые вырубают на корню девственные леса, – сказал он, не отрывая взгляда от глаз доктора.
– Понимаю, – помолчав, ответил Хатч.
– Вот мой отец и давал деньги этим людям, в надежде получить обратно в два раза больше. И именно так оно и было! Они возвращали в два, в три, в четыре раза больше. И вот все эти аморальные доходы стали моими.
Хатч кивнул.
Клэйд слегка склонил голову и заговорил ещё тише:
– Можно задать вопрос? Сколько ценностей, в точности, вы и ваши инвесторы надеетесь на этом заработать?
Что-то в том, как священник произнёс слово ценности , обеспокоило Малина. Но отказаться от ответа показалось ошибкой.
– Позвольте лишь сказать, что сумма никак не меньше семизначной, – ответил он.
Клэй медленно кивнул.
– Я человек прямой, – заговорил он. – И не спец по пустой болтовне. Я так никогда и не научился говорить элегантно, поэтому скажу как могу. Мне не нравятся эти поиски сокровищ.
– Сожалею, что так, – откликнулся Хатч.
Клэй прищурился, внимательно глядя ему в лицо.
– Мне не нравится, что все эти люди приезжают в город и сорят деньгами направо и налево.
С самого начала беседы Хатч не переставал обдумывать возможность такой реакции. И теперь, наконец, услышав это, он в некотором роде даже почувствовал облегчение.
– Не думаю, что остальные жители разделяют ваше презрение к деньгам, – ровно сказал он. – Многие из этих людей всю жизнь не могут выбраться из бедности. У них не было такого права на выбор бедности, какое было у вас.
Лицо Клэя напряглось, и Хатч понял, что задел за живое.
– Деньги – не панацея, какой их считают люди, – продолжил священник. – Вы знаете это не хуже меня. У этих людей есть достоинство. Деньги разрушат наш город до основания. Они испортят рыболовство, лишат спокойствия, запачкают всё, до чего дотронутся. А самые бедные из людей в любом случае не увидят этих денег. Их сметёт развитие. Прогресс.
Хатч не ответил. На каком-то уровне сознания он понял, что Клэй имеет в виду. Для Стормхавэна стало бы трагедией превратиться в ещё один сверхразвитый, сверхдорогой летний курорт вроде Гавани Бусбэй, вдоль побережья. Но это в любом случае казалось невероятным, вне зависимости от того, преуспеет ли «Таласса».
– Мне нечего на это ответить, – наконец, сказал Хатч. – Поиски закончатся через считанные недели.
– Совершенно не имеет значения, сколько это займёт, – отрезал Клэй, в его голосе послышалась пронзительная нотка. – Имеют значение мотивы, что за этим стоят. Поиском сокровищ движет жадность – чистая, неприкрытая жадность. И вот человек уже потерял ноги. Ничего хорошего из этого не выйдет. Остров – плохое, проклятое место, если можно так выразиться. Я человек без предрассудков, но у Бога имеются свои пути наказать тех, кем движут грязные побуждения.
Бесстрастность, которую ощущал Хатч, бесследно растворилась в волне гнева. Наш город? Грязные побуждения?
– Если бы вы выросли в этом городе, вы бы поняли, почему я это делаю, – огрызнулся он. – И не надо предполагать, что знаете, каковы мои побуждения.
– Я ничего не предполагаю, – заявил Клэй, и его долговязое тело напряглось, словно пружина. – Я знаю . Может быть, я и не вырос в этом городе, но я знаю, что в его интересах. Все здесь, до последнего, испорчены этими поисками сокровищ, манящими лёгкими деньгами. Но не я, прости, Господи, не я. Я собираюсь защитить этот город. Защитить от вас и от него самого.
– Преподобный Клэй, думаю, вам следовало бы лишний раз прочитать Библию, прежде чем вы начали бросаться обвинениями. Например: Не суди, да не судимым будешь !
Хатч понял, что сорвался на крик, а голос дрожит от ярости. За соседними столами воцарилась тишина, каждый уставился в свою тарелку. Малин поднялся, быстрым шагом прошёл мимо побледневшего Клэя и направился через лужайку в сторону тёмных развалин форта.
17
В форте оказалось темно, прохладно и сыро. В пространстве гранитной башни порхали ласточки, словно пули метались туда-сюда в лучах солнца, падающих под углом в древние бойницы.
Хатч прошёл под каменной аркой и, тяжело дыша, помедлил, пытаясь успокоиться. Несмотря на все усилия, он поддался на провокацию священника. Это видело пол-города, а вторая половина всё равно вскоре узнает.
Он уселся на останки каменного фундамента. Без сомнения, Клэй говорил и с остальными. Вряд ли к нему прислушивались, кроме рыбаков, может быть. А те могли оказаться весьма суеверными, и упоминание о проклятьях могло значить многое. К тому же то замечание насчёт того, что поиски сокровищ вредят рыболовству… Оставалось лишь надеяться, что сезон будет удачным.
Малин постепенно успокоился, позволив тишине форта смыть гнев, и вслушался в слабые звуки празднества на другой стороне лужайки. Ему действительно надо научиться держать себя в руках. В конце-то концов, священник – лишь надоедливый педант, который не заслуживает, чтобы из-за него выходить из себя.
Место оказалось таким спокойным, подобным чреву матери… Хатч почувствовал, что может оставаться здесь часами, наслаждаться прохладой. Но в то же время отчётливо понял, что вместо этого следует вернуться на праздник, нацепить личину беззаботности, сгладить неловкость. В любом случае, он должен вернуться до того, как начнутся неизбежные выступления перед публикой. Малин поднялся и направился было к выходу, когда с удивлением заметил сутулую фигуру, поджидающую его в полумраке сводчатого прохода. Та сделала шаг вперёд, оказавшись под лучами света.
– Профессор Хорн! – воскликнул Хатч.
Мудрое лицо старика поморщилось от удовольствия.
– А я-то всё думал, когда же ты меня заметишь, – ответил тот, опираясь на трость и делая ещё несколько шагов. Он тепло пожал руку своего ученика. – Скандальчики закатываешь?
Хатч покачал головой.
– Вышел из себя, словно идиот. Понятия не имею, чем он меня так раздражает?
– Это как раз-таки и неудивительно. Клэй – нескладный, неприспособленный жить в обществе, морально непоколебимый. Но за колючей внешностью бьётся сердце, большое и щедрое, словно океан. Такое же дикое и непознаваемое, можно и не сомневаться. Он непростой человек, Малин, не стоит его недооценивать, – пояснил профессор и опустил руку на плечо доктора. – Впрочем, хватит о пасторе. Боже, Малин, отлично выглядишь. Я неимоверно тобой горжусь. Медицинская школа Гарварда, должность исследователя в Маунт-Оберн… Ты всегда был сообразителен. Жаль, это не всегда равнозначно тому, чтобы быть хорошим студентом.
– Всё благодаря вам, – ответил Хатч. – Я так вам признателен.
Он вспомнил дни, которые они проводили в огромном, викторианской эпохи доме профессора и на лужайке за ним, изучая коллекции камней, жуков и бабочек – в последние годы, проведённые в Стормхавэне.
– Чушь! Кстати, у меня до сих пор лежит твоя коллекция птичьих гнёзд. Когда ты уехал, я не знал, по какому адресу её отправить.
Хатч почувствовал угрызения совести. Ему ни разу в жизни не приходило в голову, что величественному профессору может захотеться получить от него весточку.
– Удивительно, что вы не выбросили этот мусор.
– На самом деле, это очень даже неплохая коллекция, – заметил профессор Хорн и зажал в костлявой хватке руку Хатча. – Проведи меня на выход и через лужайку, хорошо? В последнее время нетвёрдо держусь на ногах.
– Мне следовало с вами связаться… – заговорил было Хатч, но умолк.
– Ни единого словечка, даже не оставил почтового адреса, – язвительно добавил профессор. – И затем, в прошлом году, я прочёл о тебе в «Глоуб».
Хатч отвернулся, сгорая от стыда.
Профессор фыркнул.
– Ладно, ерунда. По статистике страховых компаний я уже должен быть мёртв. В следующий четверг мне стукнет восемьдесят девять, и чёрт тебя побери, если не получу от тебя подарка!
Они вышли на солнечный свет, на лужайку. Бриз донёс до них звуки громкого смеха.
– Уверен, вы знаете, почему я вернулся, – пробуя почву, заметил Хатч.
– Кто же этого не знает? – ядовито ответил тот.
Больше профессор ничего не сказал, и некоторое время они шли в молчании.
– Ну и? – наконец, сказал Хатч.
Старик вопросительно посмотрел на него.
– Сказали "А" – говорите "Б"! – пояснил Хатч. – Что вы думаете о поисках сокровищ?
С минуту профессор не отвечал, а затем остановился и посмотрел на Малина, убирая свою руку с его.
– Запомни, не я об этом заговорил, – сказал он.
Хатч кивнул.
– Думаю, ты просто дурак.
За этими словами повисло напряжённое молчание, Хатч был ошеломлён. Он был готов к разговору со священником, но не к этому.
– Что даёт вам повод так говорить?
– Среди всех людей в мире ты должен знать это лучше всех. Что бы там ни было запрятано, вы не сможете это достать.
– Минуточку, доктор Хорн! Мы пришли с такой техникой, о которой старые искатели сокровищ даже и мечтать не могли. Твердотельный сонар, протонные магнетометры, связь со спутниками, аэрофотосъёмка… Двадцать миллионов долларов финансирования, и даже имеются записи того человека, который спланировал Колодец!
Его голос стал громким. Хатч внезапно понял, что для него очень важно положительное мнение этого человека.
Доктор Хорн покачал головой.
– Малин, я почти сотню лет вижу, как они приходят и уходят. У всех – самое совершенное оборудование. У всех бездонные карманы. Все имеют какую-нибудь важную информацию или же их охватывает вспышка озарения. И всегда говорят, что на этот раз всё будет иначе. И конец всегда один и тот же. Банкротство, страдания, даже смерть, – объяснил он и глянул на Малина. – Вы уже подняли – ну, хоть малую толику?
– Пока нет, – ответил Хатч. – У нас возникла небольшая заминка. Мы знали, что Колодец должен быть связан с морем туннелем. Потому-то он всегда заполнен водой. С помощью краски мы попытались найти выход этого туннеля в море. Но только, там оказался не один туннель, а пять, и…
– Я понял, – прервал его доктор Хорн. – Лишь одна маленькая проблемка. О таком я тоже слыхал. Быть может, вы сумеете с ней справиться. Но потом возникнет ещё одна, и ещё – до тех пор, пока вы не обанкротитесь. Или не погибнете. Или и то, и другое сразу.
– Но на этот раз всё будет по-другому! – воскликнул Хатч. – Вы не можете утверждать, что поднять сокровища невозможно. Со всем, что сотворил один, другой может справиться.
Профессор неожиданно снова схватил Малина за руку. У него оказались поразительно сильные руки, жилистые и такие же сухие и жёсткие, как корни старого дерева.
– Я знал твоего деда, Малин. Что ты сейчас сказал, в точности – слово в слово! – совпадает с тем, что он сказал мне пятьдесят лет назад, – заметил Хорн и перешёл на яростный шёпот. – Взгляни на наследство своей семьи. Ты спросил моё мнение? Ну, в общих чертах оно такое: лучше возвращайся в Бостон, прежде чем история повторится!
Он резко повернулся и заковылял прочь. Трость мелькала в траве, пока профессор Хорн не скрылся за склоном холма.
18
На следующее утро, со слегка затуманенными от вчерашнего празднества глазами, Хатч заперся в амбулатории, раскладывая инструменты и изучая опись. За последние несколько дней ему не раз пришлось оказывать медицинскую помощь, но, к счастью, не случилось ничего серьёзнее нескольких царапин и треснувшего ребра. Изучая содержимое полок и делая отметки в распечатке, он слышал монотонное шипение невдалеке накатывающих на рифы волн. Солнце, ослабленное вездесущей завесой тумана, несмело заглянуло в окно с металлической рамой.
Разделавшись с инвентарной описью, Хатч повесил планшет рядом с полками и бросил взгляд в окно. В глаза бросилась высокая, с покатыми плечами фигура Сен-Джона, осторожно расхаживающего по пересечённой местности Главного лагеря. Англичанин перешагнул через тяжёлый кабель и длинный шланг из поливинилхлорида, затем занырнул в вотчину Керри Вопнера, непричёсанная голова историка едва не задела о дверной проём. Хатч мгновение помедлил, а затем взял две чёрных папки и вышел из медицинского отсека, направляясь вслед за Сен-Джоном. Кто знает, может, им удалось продвинуться в расшифровке?
Если уж на то пошло, разгром в рабочем помещении Вопнера в Главном лагере оказался ещё полнее, чем в каюте на «Цербере». Достаточно отметить, что ряды мониторов и сервоконтроллеров сделали его ещё более тесным. Вопнер занял единственное кресло, зажатое в дальнем углу стойками для аппаратуры связи. Из двух отверстий в потолке и кондиционера на другом конце комнаты струился холодный воздух.
Но, несмотря на охлаждение, воздух в помещении стоял душный от горячей электроники, и, когда туда явился Хатч, Сен-Джон как раз выискивал место, куда повешать пиджак. После безуспешных поисков он, очевидно, махнул на это рукой и бережно опустил его на ближнюю консоль.
– Бог ты мой, – заметил Вопнер. – Твой жуткий старый твид замкнёт что только можно.
Нахмурившись, Сен-Джон снова поднял пиджак.
– Керри, у тебя найдётся минутка? – спросил он. – Нам правда необходимо обсудить проблему с шифром.
– А что, по мне видно, что у меня есть минутка? – вопросом же ответил Вопнер, оборачиваясь и устремляя на них свирепый взгляд. – Я только что провёл полную диагностику систем острова. Всё до последнего, до самой последней микрокоманды. Заняло целый час, с передачей по всему диапазону. Проверено всё: насосы, компрессоры, сервоприводы – короче, перечисляйте сами. Никаких проблем, никаких отклонений – ничего!
– Так это же здорово, – вставил Хатч.
Не веря своим ушам, Вопнер уставился на него.
– Может, отрастишь себе чуточку мозгов, а? Здорово, как же! Это же охрененный кошмар!
– Не понял.
– У нас был системный сбой, помнишь? Чёртовы насосы отказались работать. После этого я сравнил систему на острове со «Сциллой» на «Цербере», и – угадаешь с трёх раз? Чипы памяти здесь, на «Харибде», изменились. Изменились!
Он со щелчком загнал один из процессоров в разъём платы.
– И?
– А сейчас я снова провожу диагностику, и всё в полном порядке. Причём ладно бы только это – во всей сети ни малейших отклонений, – пояснил Вопнер и наклонился вперёд. – Никаких отклонений. Неужели непонятно? С точки зрения физики и математики вероятность этому – ноль!
Сен-Джон бросил быстрый взгляд на оборудование и сцепил руки за спиной.
– Дух в машине, а, Керри? – рискнул спросить он.
Вопнер даже не обратил на это внимание.
– Я слабо разбираюсь в компьютерах, – продолжил Сен-Джон, его сочный голос заполнил всю комнату. – Но одно выражение знаю: мусор на входе – мусор на выходе GIGO; garbage in, garbage out (англ.) – принцип программирования, гласящий, что если на вход программы подаются неверные данные, то и результат будет неправильным. – прим. пер .
.
– Ох, смеху-то сколько! Но это не программирование.
– А-а-а, я понял. Может, разгадка в человеческом факторе? Помнится, одного неправильного выражения на Фортране хватило, чтобы «Маринер-1» превратился в космический мусор, и о нём никто никогда больше не слышал.
– Суть в том, что теперь всё работает, – рассудительно заметил Хатч. – Почему бы не оставить это так, как есть?
– Ага, и всё повторится снова. Я хочу знать, почему в один момент отказала сразу вся эта дрянь!
– Ты всё равно ничего не можешь с этим поделать, – сказал Сен-Джон. – А между прочим, мы отстаём от плана по расшифровке. До сих пор ничего не получилось. Я провёл ещё несколько исследований по ряду направлений, и мне кажется, мы слишком уж быстро отказались от…
– Дерьмо на палочке ! – огрызнулся Вопнер, на колёсиках поворачивая кресло в его сторону. – Ты что, снова собрался мямлить о полиалфавитных шифрах, а, старикан? Короче – я собираюсь модифицировать алгоритм прямого подбора, задать пятидесятипроцентный приоритет и по-настоящему взяться за дело. А тебе… Почему бы тебе не спрятаться в своей библиотеке? Возвращайся вечером с парочкой более полезных мыслей.
Сен-Джон бросил на Вопнера быстрый взгляд. Затем облачился в пиджак и, нагнувшись, вышел за дверь, погружаясь в тусклый утренний свет. Хатч последовал за ним в офис историка.
– Спасибо, – сказал Хатч, возвращая Сен-Джону две папки.
– А ведь он прав, знаете ли, – заметил историк, усаживаясь за стол и медленно придвигая к себе пишущую машинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45