Нет, у нее было действительно очаровательное лицо, прямой носик, дугообразные ровные брови над этими удивительными зелеными глазами. И губы — пухлые, полураскрытые, влажные, чуть двигающиеся, как опасные лепестки актинии.
Внезапно я одернул себя. Зачем я сюда явился? Чтобы работать. Почему же теперь стою и млею возле мисс Планк, размышляя о ее губах и прочих прелестях? Дело прежде всего!
— Мисс Планк, — сказал я, — что в отношении Мордехая Питерса.
— Не знаю. Что вас интересует?
— Послушайте, нам надо... немного помолчать.
Мы вернулись в переднюю комнату, очень милую. Привлекательная мебель, привлекательные занавеси, привлекательная кушетка. Мы уселись на кушетку. Я хлебнул мартини, потом произнес:
— Мисс Планк...
— Зовите меня Полли. Меня мучает любопытство...
— Да? Что вас интересует?
— Кто вы такой?
— Меня зовут Шелл Скотт. Вот...
Я сунул ей в руки удостоверение. Не знаю, чего я хотел добитьсяь но произвел впечатление.
— Я сразу поняла, что вы кто-то...
— Вот и хорошо. Теперь припомните, где мы встретились. Я вошел в приемную доктора Питерса, а вы... ах...
— Да, я ушла в соседнюю комнату, чтобы одеться. На мне ничего не было. Но, полагаю, вы это заметили?
— Не сомневайтесь.
Мы некоторое время помолчали, погруженные каждый в свои мысли. Похоже, мисс Планк не отличается острым умом и наблюдательностью. Поэтому информацию необходимо извлекать осторожно, чтобы не нарушить ее умственного баланса.
Сделав очередной глоток мартини, я заговорил:
— Мисс, я хочу сказать, Полли...
— Да, я буду звать тебя Шеллом. Договорились?
— Прекрасно. Когда...
— Вы все выпили. Я пойду наполню наши бокалы. Нет, лучше сделайте это вы.
— Через минуту. Послушайте, когда вы одевались в соседней комнате, туда заходил доктор Питере. Пробыл он там совсем недолго. Так вот...
Черт побери, а не задаю ли я неделикатный вопрос? Но я набрал побольше воздуху и твердо произнес:
— Что он там делал?
— Звонил по телефону.
— Ага... Прямо в вашем присутствии?
— Я же была за ширмой. Там большая ширма, за которой можно укрыться. Я там раздевалась.
— Не повторяйте этого!..
Я тут же припомнил: видел ширму и стул, когда открывалась дверь.
— Вы хотите сказать, Полли, что он мог не знать, что вы там? Или позабыл об этом?
— Запросто. Он вел себя именно так. Даже не посмотрел, есть ли кто-нибудь за ширмой. Могу поспорить, что вы бы это сделали.
— Точно... А этот телефонный разговор. О чем он был?
— Не знаю, Шелл. Он просто позвонил кому-то и сказал... какое же имя он назвал?.. Да, что кто-то здесь расспрашивает о Чарли Байте. Да, Шелл Скотт.
— То есть я.
— Вы правы. Верно. Он говорил о вас. Она широко раскрыла глаза:
— Это важно, да? Потому что в это время вы разговаривали с ним...
— Даже очень важно. Он не упоминал никаких имен? Других имен, я имею в виду? Например, имя человека, которому он звонил?
— Он только сообщил, что вы находитесь у него и спрашиваете о Чарли Байте, после этого повесил трубку и вышел.
— Угу. Именно это я и считал возможным. — Иначе появление этих бандитов на Бенедикт Драйв было необъяснимым. Так кому же уважаемый доктор позвонил? Если бандиты были парнями Джо Раиса — он мог звонить Раису. Это меня здорово озадачило.
— Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?
— Валяйте.
Я нашел в записной книжке номер телефона Питерса и позвонил. После нескольких минут ожидания я положил трубку и сказал:
— Его нет на месте.
— Кого?
— Доктора Питерса.
— Конечно. Он меня предупредил, что появится у себя в офисе по окончании выборов. В понедельник у него тоже не будет приема.
— А не говорил, где он будет?
Она покачала головой. Я тоже не мог догадаться, где искать доктора, но про себя решил, что непременно разыщу.
— Пейте же, — сказала Полли.
— Хватит. Я должен попытаться его отыскать — хотя и не представляю, куда его черт занес.
— Сегодня вечером вам его не отыскать, верно? Во всяком случае, сию минуту.
— Фактически, видимо, до завтрашнего утра. Мне думается, теперь он уже чувствует, что я его разыскиваю, так что наверняка спрятался в надежном месте.
— Кото вы хотите разыскать?
— Доктора, Мордехая Питерса.
— Вы больны?
— Болен? Я здоров как бык... как сам доктор.
— А я вот не знаю, больна я или нет. Но к доктору Питерсу больше не пойду. От него нет никакого толку. Единственное, что он делает, это велит мне раздеваться...
— Перестаньте...
— А потом несет всякую чушь.
— Да, я слушал его. Но в наши дни его болтовня высоко котируется.
— Возможно, у меня ничего и нет. Сама не знаю. Все дело в том, что я такая страстная.
— Старик Питере давно уже никуда не годится. Что вы про себя сказали?
— Я слишком страстная.
— Я так и подумал.
— Я постоянно... ну понимаете, чем бы я ни занималась, я все время думаю об этом. Я имею в виду... Шелл, налейте еще один бокал мартини.
— Хорошо. Всего один. Продолжайте Я налил нам обоим. Мы чокнулись, и Полли сказала:
— Вот почему я к нему пошла. Я слишком пылкая. Сексуальная.
— Понятно. Это я подозревал.
— Но Питере мне ни чуточку не помог... Возможно, мне и не нужно помогать, а? Возможно, это олл-райт?
— Я не вижу в этом ничего плохого. Фактически, если это считается болезнью, я сам тоже нездоров. Но болезнь такого рода как раз и является здоровьем. Лично я в этом глубоко убежден.
— Я слишком много об этом думаю. И люблю целоваться.
— Вы абсолютно здоровая девушка, даю вам слово.
— Рада, что вы так считаете, Шелл. Но все равно, я какая-то ненормальная. Взять хотя бы, как я сегодня увидела вас. Когда я стояла совершенно раздетая и... и заметила, как вы посмотрели на меня... Я не могу описать, что я почувствовала. О-о!
Так вот оно что! Я все понял.
— Шелл, поцелуйте меня. Поцелуйте меня! Я поцеловал.
Наверное, она и вправду все время думала об этом. Говорят о горячих поцелуях, о страстных поцелуях, о безумных поцелуях. Я не знаю, как определить поцелуй Полли. Как будто у нее четыре губы. Одним словом, ее поцелуй послал особый импульс по моей нервной системе. По-моему, ученым следует заняться серьезным изучением такого рода энергии: ее можно использовать вместо ракетного топлива или еще где-нибудь.
— Шелл?
— Полли?
— Я была сейчас на грани...
— Чего?
— Сама не знаю.
— А я чуть не сделал крупное научное открытие. Давай повторим все сначала.
— Мне кажется, я слишком разнервничалась. Ты заставляешь меня нервничать, Шелл.
— Я? Почему?
— Ты такой большой, сильный и мужественный.
— Ты так считаешь, да?
— Немного необузданный, но в то же время очень милый. И возбуждающий.
— Возбуждающий?
— И потом эти сумасшедшие белые волосы и стальные голубые глаза...
— Серые. Они у меня серые.
— Серые? А мне они кажутся голубыми... Возможно, я плохо разбираюсь в цветах. Когда я была маленькой девочкой...
— О'кей, голубые. Дальше?
— Внешне ты кажешься грубым и резким, а на самом деле ты милый. И очень волнующий.
— Волнующий?
— Угу.
Молчание. Я смотрел на нее, она — на меня. Кажется, так продолжалось долго.
— Эй, — прошептал я, — я знаю одну игру.
— Расскажи мне. Ох, расскажи... Разумеется, я рассказал.
Когда я возвращался домой, на улице продавали экстренный выпуск газет. Огромные черные заголовки кричали о том, что Джонни Трои умер.
Я прочитал сообщение, сидя в машине. Подзаголовок гласил: «Обладатель золотого голоса покончил с собой».
Прежде чем приняться за чтение, я зажег сигарету и несколько раз затянулся. Какого дьявола? Покончил с собой? Он вел себя немного странно. В его манерах чувствовалось какое-то напряжение, он излишне много пил, нервничал; когда я уходил, он говорил со мной тоже необычно. Но в целом — нет, совсем не так ведет себя человек, задумавший самоубийство.
Чем дальше в лес, тем больше дров. Я расследовал самую обычную смерть от несчастного случая, едва допуская, что полиция проглядела самоубийство или, еще маловероятнее, убийство, а теперь близкий друг умершего совершил вроде бы самоубийство... совсем неожиданное... слишком смахивающее на...
Я прочитал остальную часть истории, напечатанную на первой странице.
Троя нашел в его апартаментах Юлиус Себастьян. Он звонил Трою, чтобы узнать, как прошла встреча со мной, но не смог дозвониться. Зная, что певец должен быть у себя, и немного освободившись, Себастьян поехал к нему. Дверь была заперта: достучаться не удалось. Его впустил управляющий. Трои находился в своей спальне. На столике рядом — снимок, где они вместе с Чарли Байтом, а в середине Джонни — пуля.
Он лежал на спине на кровати, одна нога свесилась на ковер. Оружие «смит и вессон» 32-го калибра зарегистрирован на имя Чарли Байта. Револьвер валялся в нескольких футах от Джонни, на полу. Коронер заявил, что Трои умер за полчаса до того, как его нашли. Никакой записки не оказалось.
Такова была суть случившегося, всякие второстепенные мелочи я не стану пересказывать. Себастьян чуть ли не в шоковом состоянии сделал заявление. В нем впервые публично признавал, что Трои был не в себе
после гибели своего друга. В статье также названы имена людей, бывших вместе с Троем незадолго до его смерти, в том числе и мое. Конечно.
Самоубийства вообще подозрительны, а это, с учетом всего случившегося со мной сегодня, невольно заставляло думать об убийстве. Насколько я мог судить, мотива не было. Наоборот, решительно все люди, связанные с Троем, имели весьма веские причины желать, чтобы это мультимил-лионодолларовое «имущество» оставалось живым и невредимым как можно дольше. И, что было еще важнее, случившееся действительно выглядело, как самоубийство.
Дополнительные подробности — вторая, поверхностная рана, револьвер в паре ярдов от тела — не усиливали подозрения, а как раз наоборот, заставили поверить, что Трои и правда покончил с собой. Человек, стреляющий себе в сердце, вовсе не обязательно мгновенно умирает. Известны случаи, когда люди пробегали несколько кварталов, прежде чем упасть замертво. А некоторые и совсем не умерли.
Револьвер на полу? Либо от боли, либо конвульсивно человек может выбросить оружие вообще из комнаты или отшвырнуть куда дальше, чем на пару ярдов.
Далее, человек, решившийся покончить с собой, все равно не может перебороть в себе внутреннюю потребность остаться в живых. Было похоже, что первый раз Трои, нажав на курок, в последний момент отвел или отдернул в сторону револьвер; отсюда — поверхностная рана. Убил он себя уже вторым выстрелом.
Самоубийцы обычно делают еще одну вещь: обнажают место, куда они стреляют или наносят удар ножом. Газета об этом не упомянула; надеюсь, в полицейском управлении меня просветят.
Именно туда я и направился. И уже по дороге сердце болезненно сжалось при мыли, что великолепный голос Джонни Троя потерян навсегда...
Сам Джонни произвел на меня большое впечатление, даже большее, чем я сразу почувствовал...
До комнаты 314 я добрался после полуночи. Капитан Сэмсон все еще был на месте. Как всегда в особо важных случаях.
В кабинете творилось что-то невообразимое: звонили телефоны, толклось и орало целое стадо репортеров, операторов с телевидения, фотографов; не меньшая толпа осела внизу, в вестибюле.
Лейтенант Ролинс держал оборону за конторкой; он ухитрился еще писать и даже, подняв глаза, разглядеть меня.
— Здорово, Шелл. Вы ищите Сэма?
Я кивнул, он ткнул пальцем в ближайшую дверь. Я постучал и вошел. Сэм был один, разговаривал по телефону, в зубах торчала ровно половина сигары.
Он кивком головы указал на стул: я сел и стал терпеливо ждать. У Сэмсона усталый вид, но розовые щеки гладко выбриты; небритым я его ни разу не видел. Не знаю, когда и как он это проделывает —- может быть, носит в кармане электробритву и бреется в кабинете, не глядя в зеркало?
Положив на место трубку, он взглянул на меня.
— Ну?
- Я только что прочитал газету.
- Да-а. Твое имя там фигурирует. Слушай, какого черта ты с ним сделал?
- Что я сделал? Ничего.
— Мне уже звонили три раза о том, что ты его извел, затравил и замучал. Согласен, ты изрядный нахал юга, но неужели ты...
— Прекрати, Сэм. Я не причинил ему никаких неприятностей. А вот звонки... Расскажи-ка о них подробнее.
— Звонили гости, бывшие у Троя одновременно с тобой. Они все разошлись сразу же после твоего ухода. Трои заявил, что хочет побыть один. И они заявили...
— Это меня не интересует. Был ли среди этих раздраженным граждан пискун по имени Рональд Дангер?
— Точно, один звонок был от него.
— Этот выпендряла, мелкий...
Я сказал скверное слово. Очень скверное. Сэм посмотрел на меня и сердито произнес:
— Возможно, тебе не нравится этот человек Шелл, но он чертовски известный автор.
— Автор? Если бы его использовали для удобрения, он убил бы целый акр цветов.
— Очень может быть, но многие курицы слушают его. Ты меня понимаешь? И не умничай. Двое других заявили: один — что ты был нетерпеливым, второй сказал — грубым. Это были Гарри Вароу и поэт, или кто-то в этом роде, — Винстон Уорфилд.
— Этот недоумок?
Но мне уже не хотелось спорить, тем более что Сэм взялся \а телефон. Я понимал, что, если банда, валандавшаяся у Троя, ощетинится всерьез, мне придется плохо. Все они были клиентами и ставленниками Себастьяна, а Агентство Талантов Юлиуса Себастьяна держало в руках всю прессу в городе.
Сэм швырнул трубку на рычаг и ворчливо спросил у меня:
— Чего ты хочешь? У меня куча дел.
— В самоубийстве Троя нет ничего странного? Он покачал головой:
— Нет. Во всяком случае, пока нет. Порох на пальцах правой руки, контактная рана — ты знаешь.
— Стрелял через одежду?
— Нет. Оголил грудь. Первый раз промахнулся... Я думал, ты читал репортаж.
— Да, но про обнаженную грудь там не сказано. Думаешь, этим все решается? Мне известно, что Трои — не левша; при мне он порезал себе правую руку — раздавил бокал.
— Перестань, Шелл. Раз парень решил покончить с собой, станет ли он думать о порезанной руке? Кроме того, он был пьян, выпил столько, что двоим здоровенным молодцам хватило бы на целую неделю.
— Достаточно, чтобы отдать концы?
— Если бы он продолжал пить, мог упиться.
— Меня интересует, не могли его застрелить уже после того, как он умер?
Сэм посмотрел мне в глаза:
— Теоретически такое возможно, но этого не случилось. Хватит тебе. И самоубийство — достаточно скверная штука. Умоляю, не пытайся превратить это в убийство.
Я понимал, что жалоба на мою «грубость» глубоко задела Сэма. Он был настоящим другом, преданным и отзывчивым. То., что задевало меня, задевало и его. И, разумеется, наоборот, — вот почему он рычал на меня сильнее, чем обычно.
Я. поднялся, но мне нужно было сказать ему одну вещь. Или, вернее, попросить, а я не был уверен, как он это воспримет. .
— Сэм, ты помнишь, когда я был здесь раньше по поводу нападения на меня. Мы говорили о Джо Раисе. Не было ли связи Чарли Байта или Джонни Троя с ним или с кем-то вроде него?
Лицо Сэма затуманилось, челюсть выдвинулась вперед, поэтому я торопливо продолжал:
— Особенно с Райсом, но вообще с любым другим «мальчиком» из мафиози, синдиката, хулиганами, мошенниками? Я думал...
— Олл-райт, я проверю. И ничего не обнаружу. Но я это сделаю, чтобы ты спал спокойно. А теперь катись отсюда.
Он вытянул из кармана длинную кухонную спичку — будь я неладен, если знаю, где он их берет, — и зажег сигару. Рандеву закончено. Но я не отступал.
— И сделай мне еще одно одолжение. Совсем небольшое, чтобы я действительно мог спать по ночам. Проверь отпечатки пальцев у Джонни Троя и Чарли Байта. Если у нас ничего нет, попытайся в Сакраменто или в архиве ФБР. О'кей?
Он не взорвался, однако выпустил в мою сторону струю дыма. Наконец он медленно сказал:
— Есть ли у тебя хоть что-то, на что я мог бы опереться, Шелл? Я покачал головой:
— Ничего солидного. Но очень странно. Сестра Байта нанимает меня проверить его смерть, я говорил тебе об этом. Этот Мордехай Питере заверяет меня, что Чарли жаловался на то, что иногда он боится потерять голову в полном смысле слова и все такое прочее. Но в этом нельзя быть полностью уверенным. — Я подробно рассказал Сэму о телефонном звонке доктора Питерса неизвестному лицу по поводу меня и продолжал: — Сразу же после этого гангстеры напали на меня в Бенедикт Каньоне. Устроили засаду, перегородили дорогу машиной. Я тебе все это подробно описывал.
И я продолжаю думать, что тип, который почел за благо поскорее смыться — оперативник Джо Раиса. Еще один момент: меня наняли только сегодня утром; Трои стреляется уже вечером. — Я пожал плечами.
— Конечно, пока у меня нет никаких достоверных данных, Сэм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15