топот пьяниц, ковыляющих домой, скрежет какой-то железки, которую волокли по дамбе, голоса матросов, отдыхающих на пришвартованных неподалеку судах.
Она сжала пальцы, сразу ощутив гладкую ткань, обтягивающую ногу, и железные мускулы. Микаэла отдернула руку, вытерла ладонь о куртку, показывая, что это ей не нравится.
– Ради всего святого, что ты делаешь на улице в такой час? На причале? Одна? – С каждым словом его голос набирал силу. – Переодетая мальчиком?
– Ворую рыбу.
Он высокомерно, по-мужски, ухмыльнулся – и это еще больше разозлило ее.
Нарака повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и она потянула к себе шапку, та стала рваться, и Микаэла сдалась.
– Здесь слишком опасно даже для мужчины. Беспокойство, сквозившее в его тоне, зажгло в ее душе искорку тепла.
– Наверное, – отмахнулась она.
– Я отвезу тебя домой. – Рейн протянул ей руку. Искорка мгновенно погасла. Еще узнает, где она живет.
Лучше бы дал ей пройти, а позади соседнего дома у нее привязана лошадь.
– Я сама добралась сюда, могу сама и вернуться домой. – Ребячливый жеребец размахивал шапкой перед ее лицом. – Заставь его отдать, Рейн, или я закричу.
– Будь моей гостьей. – Он сделал жест, словно они присутствовали на приеме.
– Вашей заботы вполне достаточно, благодарю, – ответила Микаэла, ища глазами путь к спасению.
Рейн снисходительно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что не уедет, пока не получит ответа на свои вопросы.
– Ладно, бери свою шапку. Наверное, в его рационе не хватает шерсти.
Девушка нырнула под конское брюхо и побежала. Она улыбалась, почти желая, чтобы он пустился вдогонку. Капитан даже охнуть не успел.
– Отдай мне эту чертову штуковину!
Нарака повернул голову, он выхватил у него шапку и бросился в погоню, но Микаэла уже нырнула в переулок.
Взвизгнула кошка. Что-то упало. Видимо, беглянка. Он слышал, как она натыкается на ящики, шлепает по грязи.
Женский голос из окна наверху потребовал прекратить шум.
Догнав Микаэлу, капитан прижал ее к забору и грозно скомандовал:
– Проси пощады, девушка, и позволь мне доставить тебя к отцу.
– У меня нет отца, и мне не нужно домой, – ответила она, хотя какая-то несчастная и одинокая часть ее существа страстно желала вскочить в седло позади него и умчаться в ночь.
– А муж? – с надеждой спросил Рейн. «Господи, пусть у нее будет муж».
Но Микаэла с таким отвращением фыркнула, что он лишь удивленно вскинул бровь.
– Ты в ловушке.
Ее фигура была черным пятном на фоне темного, отвратительно пахнущего переулка.
– Неужели?
Рейн прищурился, страстно желая, чтобы выглянула луна. Он услышал треск дерева и звон разбитой посуды, затем увидел неясный силуэт на заборе, который секунду покачивался, махая ему рукой то ли приветственно, то ли оскорбительно, а потом рухнул на ту сторону. Послышался стон.
Капитан подавил смех, с улыбкой поднял глаза к небу и покачал головой.
– Ты победила, девушка.
– Похоже на то, – раздалось с другой стороны забора.
– Спокойной ночи, убийца.
Микаэла поймала брошенную ей шапку, погладила место, которое еще хранило тепло его руки, потом тоже подняла лицо к небу и улыбнулась:
– Спокойной ночи, Рейн.
Эрджил остановил лошадь в тени, глядя, как Микаэла непринужденно беседуете Рейном Монтгомери. Он никогда не слышал, чтобы она разговаривала так свободно, а уж тем более так дерзила опасному человеку, и ему было досадно, что до него доносятся только обрывки разговора. Когда она перелезла через забор и рухнула на землю, шотландец поморщился и выехал на улицу. Девчонка когда-нибудь убьется из-за своего безрассудства. Он проехал мимо Монтгомери, который не обратил на него внимания.
Кажется, эту пару связывали какие-то странные интимные отношения. Эрджила разбирало любопытство, но расспрашивать Микаэлу бесполезно, она все равно ничего не скажет, а ему здорово повезло, что ее отпустили, он уже стар, чтобы сражаться с человеком вроде Рейна Монтгомери. И думать об этом нечего.
Глава 5
Микаэла одернула темно-синее платье с пышными кружевными рукавами, пытаясь расправить жесткую ткань, и, взглянув на себя в зеркало, уныло вздохнула: нельзя заставить платье сидеть лучше. Она надеялась пригласить швею, чтобы подогнать его по фигуре, но дядя отказался тратить на это деньги. Ей повезло, что она вообще получила новое платье, оно хотя бы скрывает исцарапанные локти.
Надев туфли, Микаэла помчалась к выходу, но одна по дороге соскочила, пришлось вернуться за ней, и пока она прыгала на одной ноге назад, дверь ее комнаты без стука открылась. Девушка оглянулась, потеряла равновесие и рухнула на ковер.
Стеклянный взгляд дяди приковал ее к месту.
Она чувствовала себя букашкой, которую вот-вот раздавит нога великана. Этвел Дентон не подал ей руки, продолжая держать их за спиной, как будто мог испачкаться, если прикоснется к ней.
Гордо вскинув голову, Микаэла встала на ноги.
– Постарайся не делать этого перед гостями.
Она кивнула. Неужели он думает, что ей нравится быть неуклюжей, а не грациозной и элегантной?
Взгляд дяди скользнул по ее подбородку; он бесстрастно оценивал синяки и ссадины и тщательные попытки скрыть их под пудрой.
– Большинство гостей уже прибыло. – В его голосе слышался упрек, поскольку она не встречала их должным образом. – Иди вниз, дитя.
«Я не дитя, – с раздражением подумала Микаэла, – и ему это известно лучше, чем другим». Она спустилась по винтовой лестнице, стараясь не зацепиться юбками за резные стойки перил, и направилась в зал, где уже играли музыканты. От искусственной улыбки у нее скоро заболели щеки, ей хотелось оказаться где угодно, только бы подальше отсюда.
«Это твоя обязанность», – напомнила она себе.
Гости шумно приветствовали друг друга: члены парламента, богатые торговцы, генералы в орденах, военный министр. Это могло бы произвести на нее впечатление, если бы их присутствие в доме не стало привычным. Микаэла видела этих людей много лет и о большинстве из них была нелестного мнения.
Ощутив за спиной чье-то присутствие, она повернулась, и улыбка сошла с ее лица, как снег под жарким солнцем.
– Добрый вечер, хозяйка Дентон.
– Добрый вечер, – с холодной вежливостью произнесла она.
От его взгляда желудок у Микаэлы сжался, она сглотнула, борясь с подступившей тошнотой, пальцы так стиснули веер, что хрупкие пластинки сандалового дерева треснули.
– Вы очаровательно выглядите, моя дорогая.
Но Микаэла понимала, что выглядит ребенком, надевшим платье матери.
– Благодарю, сэр. – Она грациозно склонила голову. – Полагаю, дядя ждет вас. Хотите, я доложу о вашем приезде?
– Для этого есть слуги, Микаэла. – Его тон был ласково-снисходительным.
– Я вас предупреждала. Не обращайтесь ко мне подобным образом.
– Думаю, я имею право, – самодовольно возразил майор.
– Думаете? Вот как? – В ее карих глазах было презрение, а в голосе яд. – Пожалуйста, майор, продолжайте, это делает вас еще отвратительнее, чем вы есть.
Брови у него полезли на лоб, лицо превратилось в высокомерную маску, которой мог бы позавидовать сам король.
– Успокойся.
– Чтоб ты провалился.
Микаэла обошла его, старательно избегая прикосновения и чувствуя спиной мрачный взгляд дяди, когда направлялась к столу, заставленному фруктами и серебряными чашами со сладким пуншем. Но руки у нее так дрожали, что ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы справиться с яростью и болью. А также с чувством утраты. Господи, невыносимее всего утрата идеалов! Вера в семью и кровные узы, в честность и справедливость за последние три года превратилась в ничто. Микаэла не желала, чтобы ее идеалы умерли окончательно, пыталась сохранить их, считая удачей, когда они возвращались к ней в виде обычной дружбы, рисковала жизнью, чтобы не дать порваться тонкой нити справедливости.
Девушка обвела взглядом толпу гостей. «Никому не верь, и выживешь». Она быстро выпила пунш, чтобы добавленное в него редкое контрабандное шампанское успокоило ее расшатанные нервы, и поставила бокал на поднос проходившего мимо слуги.
«Господи, – молилась она, с улыбкой пересекая огромный танцевальный зал, – пусть этот вечер обойдется без происшествий».
Рейн вошел в дом Кристиана Чендлера, не удостоив взглядом слуг, которые при виде его разбежались, словно мыши. Кинул плащ и треуголку дворецкому и направился прямо в кабинет хозяина. Большинство слуг не решались поднять на него глаза, и он в который уже раз за последние дни вспомнил Микаэлу, ее твердый, несмотря на страх, взгляд.
Рейн споткнулся, замедлил шаг и нахмурился.
– Боже правый, дружище, постарайся не выглядеть таким враждебным! Мои слуги и без того боятся тебя.
Кристиан Чендлер, шестнадцатый граф чего-то там, – Рейн точно не помнил, – стоял на пороге кабинета в расстегнутых жилете и рубашке, со всклокоченными волосами. «Женщина», – подумал капитан, увидев отметину на шее графа.
Смутившись под его пристальным взглядом, Кристиан стянул ворот рубашки, чтобы прикрыть след от поцелуя, взял бокал с янтарной жидкостью, покрутил его и, указав на костюм друга, спросил:
– Почему ты всегда одеваешься так мрачно?
Хорошего покроя, сшитая из дорогого материала, но черная как ночь одежда делала капитана похожим на дьявола во плоти.
– Контрабанда? – поинтересовался Рейн. Французский коньяк был редкостью, особенно теперь, когда Англия воевала с колониями, а Франция была их союзником.
– Отличная вещь, правда? – ухмыльнулся Кристиан. – Заставляет меня чувствовать себя таким же негодяем, как ты.
– Ты не можешь быть таким, как я, Кристиан. Безупречное происхождение и всякая прочая ерунда.
Граф отступил, пропуская капитана в свой кабинет.
– Это не моя заслуга. – Он махнул рукой в сторону буфета, предлагая другу самому налить себе. – Я очень старался избавиться от пуританской наследственности предков.
– Жаль, что ты не очень радуешься этому, – пробормотал Рейн, подходя к буфету.
Он поднес бокал к губам, вдохнул запах коньяка и попытался отогнать воспоминания о девушке. У него нет ни времени, ни сил, чтобы тратить их на женщин, особенно на эту, подумал он, чувствуя, как мягкий огонь разливается по желудку, согревает продрогшее тело.
– Разве лакей не должен одевать тебя? Напудривать волосы? Наполнять табакерку?
Отсалютовав в знак согласия бокалом, граф плюхнулся на диван с грацией портового грузчика и уставился в широкую спину друга.
– Ты уверен, что готов к представлению?
– Все будет, как всегда, – пожал плечами Рейн. – Мое присутствие вызовет настоящий переполох, ты всласть позабавишься, защищая благородные английские розы от язычника, и выйдешь оттуда, благоухая гораздо сильнее, чем сейчас.
– Тогда зачем ты идешь туда и подвергаешь себя унижению?
– Ты слишком часто задаешь этот вопрос, Кристиан. Граф не обратил внимания на предостережение, звучавшее в тоне друга.
– А ты никогда не отвечаешь, и это ужасно раздражает. – Его светлость походил на обиженного ребенка.
– Как мило, что ты меня терпишь, – ответил капитан, подвигаясь к огню, чтобы согреть ноги.
Чертовски холодно в этой стране, подумал он, вспоминая благоуханное тепло Убежища.
– Только не путайте меня с этим продажным правительством, сэр. Они пытаются все изгадить, но я получаю свою долю удовольствий и посылаю остальной мир к черту. Я терплю пэров. А ты мой друг.
Рейн взглянул на него с искренним, хотя и отстраненным интересом.
– Несчастная душа благодарит вас за доброту, саиб. – Рейн поклонился, приложив изящную руку к сердцу.
Кристиан заморгал. Этот непринужденный жест застал его врасплох, он почти забыл странное прошлое Рейна.
– Тебе доставляет удовольствие дразнить меня.
– Вовсе нет. – Рейн смотрел в свой бокал.
«Ага, он играет нами и не обращает внимания на мнение других». Кристиан завидовал терпимости друга, с какой тот относился к разным слухам и пересудам. Все английское общество старалось блюсти свою репутацию, а Рейн шел собственным опасным путем, и колкие замечания соскальзывали с него, как вода с корпусов его чертовых кораблей. Он знает, чего они хотят, и не подпускает их близко. Им нужна компания «Белая императрица», его непобедимый флот и чай. Корона хотела установить над ним контроль, потому что он привозил ящики этого товара во все места, куда еще не проникла Англия. Он был вне их досягаемости, вне их власти, ибо теперь, когда шла война в колониях, Рейн Монтгомери мог плевать на Британскую империю и ее санкции, и английское общество мирилось с его присутствием.
Короне дьявольски повезло, что этому человеку плевать, если даже англичане и американцы разорвут друг друга на куски.
А Кристиан Чендлёр, лорд Стенхоуп, не мог дождаться минуты, когда увидит, как иерархи британского флота и парламента будут раболепствовать перед человеком, которого считали парией. «Нас ждет прелестнейший вечер», – подумал Кристиан, поднимаясь с дивана.
– Можешь чувствовать себя здесь как дома, Рейн. Только не трогай служанок.
Уголки губ у капитана слегка приподнялись: не улыбка, скорее оскал пантеры, играющей с добычей.
Граф даже поежился, в очередной раз задавая себе вопрос, найдется ли человек, действительно знающий, кто такой Рейн Монтгомери. О нем ходило так много слухов, что не представлялось возможным понять, какие из них являются выдумками, а Рейн, черт бы его побрал, ничего не опровергал. Тем не менее Кристиан считал себя его близким другом.
Рейн, уловив симпатию в его взгляде, подавил раздражение.
– Оденьтесь как подобает, ваша светлость. – Титул прозвучал как оскорбление. – Мы уже опаздываем.
– Они знают, что ты придешь, – ответил граф, не взглянув на часы.
«Он уже потирает руки в предвкушении удовольствия», – подумал Рейн. Его бы не удивило, если бы его друг сам посеял семена всяких домыслов просто для остроты ощущений.
– Я рад, что доставляю тебе столько удовольствия, – добродушно сказал он.
– Добавляет немного веселья к весьма скучным обязанностям, – ухмыльнулся Кристиан, выходя из кабинета.
От этого вечера Рейн не ждал ничего, кроме роскошной еды, приятной музыки и вежливости, едва скрывавшей ледяное презрение и вульгарное любопытство. Но ему пришлось вынести немало подобных ночей ради того, чтобы раскрыть правду.
Он смотрел на потрескивающий в камине огонь и быстро отбросил носком сапога выскочивший уголек, прежде чем тот успел прожечь дорогой ковер. Хватило одного посещения Англии, чтобы Рейн вспомнил, что он чужой в этом обществе, и теперь ему страстно хотелось почувствовать под ногами качающуюся палубу корабля, ощутить теплый бриз, окунуться в беззаботную жизнь родного острова.
Он сел в кресло, вытянув длинные ноги, затем благоразумно расстегнул черный бархатный жилет, и его рука скользнула по цепочке.
Медальон холодил кожу, напоминая о грузе его поступков.
Сегодня не просто бал в честь награждения британского генерала. Сегодня он сделает еще один шаг, чтобы уничтожить веру двух людей, которые любили его, заботились о нем, когда он был покинут и одинок. Двадцать лет назад Рэнсом и Аврора вдохнули в него жизнь.
Он поклялся им в верности.
Но сегодня вечером безжалостно убьет эту веру, как невинного ягненка на языческом жертвоприношении.
«Они никогда не простят меня».
Рейн не знал, сможет ли простить самого себя за предательство единственной семьи, которая у него когда-то была.
Но он должен это сделать.
Чтобы сохранить рассудок.
Шум голосов, звон хрусталя и фарфора. Микаэла переходила от одной группы гостей к другой, командовала прислугой, следила за пополнением буфетной стойки, пыталась занять себя обязанностями хозяйки дядиного бала, держась подальше от приглашавших ее на танец офицеров.
– У нас кончается вино, мэм, – прошептал слуга.
– Вели Джеймсу принести из погреба еще две дюжины бутылок. На крайний случай приличный запас есть в кабинете генерала.
На лице слуги отразился ужас, но Микаэла только озорно улыбнулась в ответ. Дядя одобрит подобную жертву, если она избавит его от неловкого положения. «Он никогда не согласится признать, что его друзья недостойны съесть и выпить столько, сколько смогут за эти несколько часов», – подумала она и взглянула в его сторону. Склонив друг к другу напудренные головы, они с майором Уинтерсом о чем-то беседовали. Вероятно, о ней, раз майор украдкой поглядывал на нее. Микаэла взглядом послала его к черту, но Уинтерс ответил ей дружелюбной улыбкой. «Этот крепкий череп способно пробить только пушечное ядро», – решила она.
Чье-то прикосновение заставило Микаэлу вздрогнуть и резко обернуться.
– Дункан! – радостно воскликнула она, глядя в знакомое лицо бывшего адъютанта отца.
Но Дункан Макбейн продолжал хмуро рассматривать ее.
– С тобой все в порядке, девочка?
Что это за царапина у нее на подбородке?
– Конечно! – Ответ явно не удовлетворил его, но он был истинным джентльменом, чтобы настаивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она сжала пальцы, сразу ощутив гладкую ткань, обтягивающую ногу, и железные мускулы. Микаэла отдернула руку, вытерла ладонь о куртку, показывая, что это ей не нравится.
– Ради всего святого, что ты делаешь на улице в такой час? На причале? Одна? – С каждым словом его голос набирал силу. – Переодетая мальчиком?
– Ворую рыбу.
Он высокомерно, по-мужски, ухмыльнулся – и это еще больше разозлило ее.
Нарака повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и она потянула к себе шапку, та стала рваться, и Микаэла сдалась.
– Здесь слишком опасно даже для мужчины. Беспокойство, сквозившее в его тоне, зажгло в ее душе искорку тепла.
– Наверное, – отмахнулась она.
– Я отвезу тебя домой. – Рейн протянул ей руку. Искорка мгновенно погасла. Еще узнает, где она живет.
Лучше бы дал ей пройти, а позади соседнего дома у нее привязана лошадь.
– Я сама добралась сюда, могу сама и вернуться домой. – Ребячливый жеребец размахивал шапкой перед ее лицом. – Заставь его отдать, Рейн, или я закричу.
– Будь моей гостьей. – Он сделал жест, словно они присутствовали на приеме.
– Вашей заботы вполне достаточно, благодарю, – ответила Микаэла, ища глазами путь к спасению.
Рейн снисходительно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что не уедет, пока не получит ответа на свои вопросы.
– Ладно, бери свою шапку. Наверное, в его рационе не хватает шерсти.
Девушка нырнула под конское брюхо и побежала. Она улыбалась, почти желая, чтобы он пустился вдогонку. Капитан даже охнуть не успел.
– Отдай мне эту чертову штуковину!
Нарака повернул голову, он выхватил у него шапку и бросился в погоню, но Микаэла уже нырнула в переулок.
Взвизгнула кошка. Что-то упало. Видимо, беглянка. Он слышал, как она натыкается на ящики, шлепает по грязи.
Женский голос из окна наверху потребовал прекратить шум.
Догнав Микаэлу, капитан прижал ее к забору и грозно скомандовал:
– Проси пощады, девушка, и позволь мне доставить тебя к отцу.
– У меня нет отца, и мне не нужно домой, – ответила она, хотя какая-то несчастная и одинокая часть ее существа страстно желала вскочить в седло позади него и умчаться в ночь.
– А муж? – с надеждой спросил Рейн. «Господи, пусть у нее будет муж».
Но Микаэла с таким отвращением фыркнула, что он лишь удивленно вскинул бровь.
– Ты в ловушке.
Ее фигура была черным пятном на фоне темного, отвратительно пахнущего переулка.
– Неужели?
Рейн прищурился, страстно желая, чтобы выглянула луна. Он услышал треск дерева и звон разбитой посуды, затем увидел неясный силуэт на заборе, который секунду покачивался, махая ему рукой то ли приветственно, то ли оскорбительно, а потом рухнул на ту сторону. Послышался стон.
Капитан подавил смех, с улыбкой поднял глаза к небу и покачал головой.
– Ты победила, девушка.
– Похоже на то, – раздалось с другой стороны забора.
– Спокойной ночи, убийца.
Микаэла поймала брошенную ей шапку, погладила место, которое еще хранило тепло его руки, потом тоже подняла лицо к небу и улыбнулась:
– Спокойной ночи, Рейн.
Эрджил остановил лошадь в тени, глядя, как Микаэла непринужденно беседуете Рейном Монтгомери. Он никогда не слышал, чтобы она разговаривала так свободно, а уж тем более так дерзила опасному человеку, и ему было досадно, что до него доносятся только обрывки разговора. Когда она перелезла через забор и рухнула на землю, шотландец поморщился и выехал на улицу. Девчонка когда-нибудь убьется из-за своего безрассудства. Он проехал мимо Монтгомери, который не обратил на него внимания.
Кажется, эту пару связывали какие-то странные интимные отношения. Эрджила разбирало любопытство, но расспрашивать Микаэлу бесполезно, она все равно ничего не скажет, а ему здорово повезло, что ее отпустили, он уже стар, чтобы сражаться с человеком вроде Рейна Монтгомери. И думать об этом нечего.
Глава 5
Микаэла одернула темно-синее платье с пышными кружевными рукавами, пытаясь расправить жесткую ткань, и, взглянув на себя в зеркало, уныло вздохнула: нельзя заставить платье сидеть лучше. Она надеялась пригласить швею, чтобы подогнать его по фигуре, но дядя отказался тратить на это деньги. Ей повезло, что она вообще получила новое платье, оно хотя бы скрывает исцарапанные локти.
Надев туфли, Микаэла помчалась к выходу, но одна по дороге соскочила, пришлось вернуться за ней, и пока она прыгала на одной ноге назад, дверь ее комнаты без стука открылась. Девушка оглянулась, потеряла равновесие и рухнула на ковер.
Стеклянный взгляд дяди приковал ее к месту.
Она чувствовала себя букашкой, которую вот-вот раздавит нога великана. Этвел Дентон не подал ей руки, продолжая держать их за спиной, как будто мог испачкаться, если прикоснется к ней.
Гордо вскинув голову, Микаэла встала на ноги.
– Постарайся не делать этого перед гостями.
Она кивнула. Неужели он думает, что ей нравится быть неуклюжей, а не грациозной и элегантной?
Взгляд дяди скользнул по ее подбородку; он бесстрастно оценивал синяки и ссадины и тщательные попытки скрыть их под пудрой.
– Большинство гостей уже прибыло. – В его голосе слышался упрек, поскольку она не встречала их должным образом. – Иди вниз, дитя.
«Я не дитя, – с раздражением подумала Микаэла, – и ему это известно лучше, чем другим». Она спустилась по винтовой лестнице, стараясь не зацепиться юбками за резные стойки перил, и направилась в зал, где уже играли музыканты. От искусственной улыбки у нее скоро заболели щеки, ей хотелось оказаться где угодно, только бы подальше отсюда.
«Это твоя обязанность», – напомнила она себе.
Гости шумно приветствовали друг друга: члены парламента, богатые торговцы, генералы в орденах, военный министр. Это могло бы произвести на нее впечатление, если бы их присутствие в доме не стало привычным. Микаэла видела этих людей много лет и о большинстве из них была нелестного мнения.
Ощутив за спиной чье-то присутствие, она повернулась, и улыбка сошла с ее лица, как снег под жарким солнцем.
– Добрый вечер, хозяйка Дентон.
– Добрый вечер, – с холодной вежливостью произнесла она.
От его взгляда желудок у Микаэлы сжался, она сглотнула, борясь с подступившей тошнотой, пальцы так стиснули веер, что хрупкие пластинки сандалового дерева треснули.
– Вы очаровательно выглядите, моя дорогая.
Но Микаэла понимала, что выглядит ребенком, надевшим платье матери.
– Благодарю, сэр. – Она грациозно склонила голову. – Полагаю, дядя ждет вас. Хотите, я доложу о вашем приезде?
– Для этого есть слуги, Микаэла. – Его тон был ласково-снисходительным.
– Я вас предупреждала. Не обращайтесь ко мне подобным образом.
– Думаю, я имею право, – самодовольно возразил майор.
– Думаете? Вот как? – В ее карих глазах было презрение, а в голосе яд. – Пожалуйста, майор, продолжайте, это делает вас еще отвратительнее, чем вы есть.
Брови у него полезли на лоб, лицо превратилось в высокомерную маску, которой мог бы позавидовать сам король.
– Успокойся.
– Чтоб ты провалился.
Микаэла обошла его, старательно избегая прикосновения и чувствуя спиной мрачный взгляд дяди, когда направлялась к столу, заставленному фруктами и серебряными чашами со сладким пуншем. Но руки у нее так дрожали, что ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы справиться с яростью и болью. А также с чувством утраты. Господи, невыносимее всего утрата идеалов! Вера в семью и кровные узы, в честность и справедливость за последние три года превратилась в ничто. Микаэла не желала, чтобы ее идеалы умерли окончательно, пыталась сохранить их, считая удачей, когда они возвращались к ней в виде обычной дружбы, рисковала жизнью, чтобы не дать порваться тонкой нити справедливости.
Девушка обвела взглядом толпу гостей. «Никому не верь, и выживешь». Она быстро выпила пунш, чтобы добавленное в него редкое контрабандное шампанское успокоило ее расшатанные нервы, и поставила бокал на поднос проходившего мимо слуги.
«Господи, – молилась она, с улыбкой пересекая огромный танцевальный зал, – пусть этот вечер обойдется без происшествий».
Рейн вошел в дом Кристиана Чендлера, не удостоив взглядом слуг, которые при виде его разбежались, словно мыши. Кинул плащ и треуголку дворецкому и направился прямо в кабинет хозяина. Большинство слуг не решались поднять на него глаза, и он в который уже раз за последние дни вспомнил Микаэлу, ее твердый, несмотря на страх, взгляд.
Рейн споткнулся, замедлил шаг и нахмурился.
– Боже правый, дружище, постарайся не выглядеть таким враждебным! Мои слуги и без того боятся тебя.
Кристиан Чендлер, шестнадцатый граф чего-то там, – Рейн точно не помнил, – стоял на пороге кабинета в расстегнутых жилете и рубашке, со всклокоченными волосами. «Женщина», – подумал капитан, увидев отметину на шее графа.
Смутившись под его пристальным взглядом, Кристиан стянул ворот рубашки, чтобы прикрыть след от поцелуя, взял бокал с янтарной жидкостью, покрутил его и, указав на костюм друга, спросил:
– Почему ты всегда одеваешься так мрачно?
Хорошего покроя, сшитая из дорогого материала, но черная как ночь одежда делала капитана похожим на дьявола во плоти.
– Контрабанда? – поинтересовался Рейн. Французский коньяк был редкостью, особенно теперь, когда Англия воевала с колониями, а Франция была их союзником.
– Отличная вещь, правда? – ухмыльнулся Кристиан. – Заставляет меня чувствовать себя таким же негодяем, как ты.
– Ты не можешь быть таким, как я, Кристиан. Безупречное происхождение и всякая прочая ерунда.
Граф отступил, пропуская капитана в свой кабинет.
– Это не моя заслуга. – Он махнул рукой в сторону буфета, предлагая другу самому налить себе. – Я очень старался избавиться от пуританской наследственности предков.
– Жаль, что ты не очень радуешься этому, – пробормотал Рейн, подходя к буфету.
Он поднес бокал к губам, вдохнул запах коньяка и попытался отогнать воспоминания о девушке. У него нет ни времени, ни сил, чтобы тратить их на женщин, особенно на эту, подумал он, чувствуя, как мягкий огонь разливается по желудку, согревает продрогшее тело.
– Разве лакей не должен одевать тебя? Напудривать волосы? Наполнять табакерку?
Отсалютовав в знак согласия бокалом, граф плюхнулся на диван с грацией портового грузчика и уставился в широкую спину друга.
– Ты уверен, что готов к представлению?
– Все будет, как всегда, – пожал плечами Рейн. – Мое присутствие вызовет настоящий переполох, ты всласть позабавишься, защищая благородные английские розы от язычника, и выйдешь оттуда, благоухая гораздо сильнее, чем сейчас.
– Тогда зачем ты идешь туда и подвергаешь себя унижению?
– Ты слишком часто задаешь этот вопрос, Кристиан. Граф не обратил внимания на предостережение, звучавшее в тоне друга.
– А ты никогда не отвечаешь, и это ужасно раздражает. – Его светлость походил на обиженного ребенка.
– Как мило, что ты меня терпишь, – ответил капитан, подвигаясь к огню, чтобы согреть ноги.
Чертовски холодно в этой стране, подумал он, вспоминая благоуханное тепло Убежища.
– Только не путайте меня с этим продажным правительством, сэр. Они пытаются все изгадить, но я получаю свою долю удовольствий и посылаю остальной мир к черту. Я терплю пэров. А ты мой друг.
Рейн взглянул на него с искренним, хотя и отстраненным интересом.
– Несчастная душа благодарит вас за доброту, саиб. – Рейн поклонился, приложив изящную руку к сердцу.
Кристиан заморгал. Этот непринужденный жест застал его врасплох, он почти забыл странное прошлое Рейна.
– Тебе доставляет удовольствие дразнить меня.
– Вовсе нет. – Рейн смотрел в свой бокал.
«Ага, он играет нами и не обращает внимания на мнение других». Кристиан завидовал терпимости друга, с какой тот относился к разным слухам и пересудам. Все английское общество старалось блюсти свою репутацию, а Рейн шел собственным опасным путем, и колкие замечания соскальзывали с него, как вода с корпусов его чертовых кораблей. Он знает, чего они хотят, и не подпускает их близко. Им нужна компания «Белая императрица», его непобедимый флот и чай. Корона хотела установить над ним контроль, потому что он привозил ящики этого товара во все места, куда еще не проникла Англия. Он был вне их досягаемости, вне их власти, ибо теперь, когда шла война в колониях, Рейн Монтгомери мог плевать на Британскую империю и ее санкции, и английское общество мирилось с его присутствием.
Короне дьявольски повезло, что этому человеку плевать, если даже англичане и американцы разорвут друг друга на куски.
А Кристиан Чендлёр, лорд Стенхоуп, не мог дождаться минуты, когда увидит, как иерархи британского флота и парламента будут раболепствовать перед человеком, которого считали парией. «Нас ждет прелестнейший вечер», – подумал Кристиан, поднимаясь с дивана.
– Можешь чувствовать себя здесь как дома, Рейн. Только не трогай служанок.
Уголки губ у капитана слегка приподнялись: не улыбка, скорее оскал пантеры, играющей с добычей.
Граф даже поежился, в очередной раз задавая себе вопрос, найдется ли человек, действительно знающий, кто такой Рейн Монтгомери. О нем ходило так много слухов, что не представлялось возможным понять, какие из них являются выдумками, а Рейн, черт бы его побрал, ничего не опровергал. Тем не менее Кристиан считал себя его близким другом.
Рейн, уловив симпатию в его взгляде, подавил раздражение.
– Оденьтесь как подобает, ваша светлость. – Титул прозвучал как оскорбление. – Мы уже опаздываем.
– Они знают, что ты придешь, – ответил граф, не взглянув на часы.
«Он уже потирает руки в предвкушении удовольствия», – подумал Рейн. Его бы не удивило, если бы его друг сам посеял семена всяких домыслов просто для остроты ощущений.
– Я рад, что доставляю тебе столько удовольствия, – добродушно сказал он.
– Добавляет немного веселья к весьма скучным обязанностям, – ухмыльнулся Кристиан, выходя из кабинета.
От этого вечера Рейн не ждал ничего, кроме роскошной еды, приятной музыки и вежливости, едва скрывавшей ледяное презрение и вульгарное любопытство. Но ему пришлось вынести немало подобных ночей ради того, чтобы раскрыть правду.
Он смотрел на потрескивающий в камине огонь и быстро отбросил носком сапога выскочивший уголек, прежде чем тот успел прожечь дорогой ковер. Хватило одного посещения Англии, чтобы Рейн вспомнил, что он чужой в этом обществе, и теперь ему страстно хотелось почувствовать под ногами качающуюся палубу корабля, ощутить теплый бриз, окунуться в беззаботную жизнь родного острова.
Он сел в кресло, вытянув длинные ноги, затем благоразумно расстегнул черный бархатный жилет, и его рука скользнула по цепочке.
Медальон холодил кожу, напоминая о грузе его поступков.
Сегодня не просто бал в честь награждения британского генерала. Сегодня он сделает еще один шаг, чтобы уничтожить веру двух людей, которые любили его, заботились о нем, когда он был покинут и одинок. Двадцать лет назад Рэнсом и Аврора вдохнули в него жизнь.
Он поклялся им в верности.
Но сегодня вечером безжалостно убьет эту веру, как невинного ягненка на языческом жертвоприношении.
«Они никогда не простят меня».
Рейн не знал, сможет ли простить самого себя за предательство единственной семьи, которая у него когда-то была.
Но он должен это сделать.
Чтобы сохранить рассудок.
Шум голосов, звон хрусталя и фарфора. Микаэла переходила от одной группы гостей к другой, командовала прислугой, следила за пополнением буфетной стойки, пыталась занять себя обязанностями хозяйки дядиного бала, держась подальше от приглашавших ее на танец офицеров.
– У нас кончается вино, мэм, – прошептал слуга.
– Вели Джеймсу принести из погреба еще две дюжины бутылок. На крайний случай приличный запас есть в кабинете генерала.
На лице слуги отразился ужас, но Микаэла только озорно улыбнулась в ответ. Дядя одобрит подобную жертву, если она избавит его от неловкого положения. «Он никогда не согласится признать, что его друзья недостойны съесть и выпить столько, сколько смогут за эти несколько часов», – подумала она и взглянула в его сторону. Склонив друг к другу напудренные головы, они с майором Уинтерсом о чем-то беседовали. Вероятно, о ней, раз майор украдкой поглядывал на нее. Микаэла взглядом послала его к черту, но Уинтерс ответил ей дружелюбной улыбкой. «Этот крепкий череп способно пробить только пушечное ядро», – решила она.
Чье-то прикосновение заставило Микаэлу вздрогнуть и резко обернуться.
– Дункан! – радостно воскликнула она, глядя в знакомое лицо бывшего адъютанта отца.
Но Дункан Макбейн продолжал хмуро рассматривать ее.
– С тобой все в порядке, девочка?
Что это за царапина у нее на подбородке?
– Конечно! – Ответ явно не удовлетворил его, но он был истинным джентльменом, чтобы настаивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37