— Могу я поинтересоваться, чем вызвал вашу немилость? — спросил Драмм таким голосом, словно они в каком-нибудь клубе для джентльменов обсуждали политические вопросы, а не под дулом пистолета плыли в лодке неизвестно куда.
— Не пытайтесь меня ублажать! — прорычал Фитч.
— Уверяю вас, у меня вовсе не было такого намерения, — произнес Драмм. — Вы явно считаете, что я причинил вам какой-то вред, но я даже представить себе не могу, каким образом. Я верю в серьезность ваших намерений и понимаю, что сейчас моя жизнь в опасности. Только не знаю, почему.
— Теперь не время и не место обсуждать это! — рявкнул Фитч, бросив взгляд на гребцов.
Александра услышала, как Драмм перевел дыхание, и сама немного расслабилась. Она только дрожала. Значит, этот человек пока не собирается ничего с ними делать, А может, и вообще ничего не будет. Выходит, он один из друзей мистера Гаскойна? Она торопливо припоминала их всех. Их было не так уж много. Если в присутствии Александры и мальчиков мистер Гаскойн случайно сталкивался с кем-нибудь из своих знакомых на рынке или еще где-то, то вынужден был представлять свою семью. Но делал он это торопливо и нелюбезно. Еще меньше его друзей приходили к ним домой. Этого человека она не помнила совсем, но могла бы увидеть его несколько лет назад и не запомнить. Те, которых она помнила, были ветхими стариками с белыми руками и бегающими глазками, они не умели обращаться с детьми за пределами классной комнаты, и еще больше опасались молодых женщин. Мистер Гаскойн требовал, чтобы она избегала общения с ними, и девушка была рада подчиниться.
Александра огляделась, пытаясь определить, куда они направляются. На берегах горели огни, но она не знала Лондона. А Драмм знал. Ей придется положиться на него.
— Мои приятели немедленно хватятся меня, — полувопросительно произнес Драмм.
— Ну и пусть, — ответил Фитч. — Очень им это поможет. Ваши друзья и раньше не слишком рьяно проявляли бдительность, а сейчас они меня вовсе не беспокоят. К тому времени как они узнают, что вы пропали, и попытаются выяснить, почему, а тем более куда, мое дело будет уже сделано. Это оказалось легче, чем я думал. Я использовал толпу для того, чтобы направить вас в мои руки. Темнота и неразбериха помогли, я выкрикнул ваше имя, и вы мило и послушно сели в мою лодку. Я не собирался захватывать еще и мисс Гаскойн, но теперь, думаю, она нам пригодится. А с этого момента я попрошу вас молчать. У нас будет время поговорить, когда мы доберемся до места назначения.
«Ну ладно, уже что-то», — подумала Александра. Она не хотела думать над тем, как она «пригодится», и не хотела знать, что он имел в виду, говоря «мое дело будет сделано».
Девушка совсем упала духом, когда они подплыли к темному и тихому участку берега, где располагались заброшенные склады и старые дома. Теперь единственным источником света были луна и звезды. Ее настроение не улучшилось, когда лодка остановилась напротив какой-то глухой стены, вздымавшейся из воды недалеко от берега. Один из гребцов встал и принялся ощупывать ее поверхность. Александра услышала звяканье чего-то металлического, это он обнаружил тяжелую цепь и висячий замок. Лодка покачнулась. Мужчина рылся в кармане, пытаясь одновременно достать ключ и удержать равновесие.
— Быстрее, — прошипел Фитч.
Второй гребец достал лампу и зажег ее. Яркий желтый луч осветил дверь в сложенной из кирпичей стене. Первый похититель вставил в нее ключ и потянул. Дверь, заскрипев, открылась в темноту и пустоту. Они прибыли, очевидно, к входу в дом или на склад, сохранившемуся с тех дней, когда жители Лондона пользовались водным способом передвижения по городу. Эта дверь, наверное, забыта всеми, кроме Фитча, который решил привести здесь в исполнение свой странный план. Александра вздрогнула, вспомнив, как всего несколько часов назад она была радостно взволнована и легкомысленна.
Сейчас она гадала, не ожидает ли ее за этой дверью смерть или не ждет ли ее бесчестье. Если бы она умела плавать, то давно уже спрыгнула бы с лодки. Теперь, когда они прибыли, девушка подумала, что, может, все равно стоило попробовать, даже и не умея плавать. Она почувствовала, как рука Драмма сжала ее пальцы в мимолетном прикосновении, стремясь подбодрить, как будто он прочитал ее мысли.
— Сюда, — скомандовал Фитч.
Гребцы согнулись, подхватили весла и молча направили лодку в темноту за дверью.
Воздух здесь оказался затхлым, сырым и холодным. Лодка ударилась о причал и остановилась. Ее пришвартовали.
Было темно и тихо, словно внутри огромного барабана, единственным звуком оставался плеск воды о днище лодки и о странный темный причал. Один из гребцов зажег второй фонарь. То, что увидела Александра, удивило и встревожило ее.
Причал представлял собой плоскую платформу. Стены располагались далеко. Потолок казался высоким, как купол ночного неба над рекой. С лодки больше ничего не было видно, а все помещение по размерам напоминало спортивную площадку.
Один из похитителей по старой шаткой лестнице поднялся на платформу.
— Вперед, — приказал Фитч Драмму, махнув пистолетом. Раньше Александра боялась бесчестья, но сейчас забыла о своих страхах, поскольку волновалась за Драмма. Он явно не мог подняться по лестнице на костылях, он не мог даже встать в лодке, для этого не хватало места. Он попытался приподняться, качаясь, и снова сел.
— Только попробуйте что-нибудь предпринять, милорд, — прошипел Фитч, — и я у вас на глазах прикончу мисс Гаскойн, а потом займусь вами.
Драмм пожал плечами.
— Вы что, хотите, чтобы я полз по лестнице?
— Какие мелочи, — пробормотал Фитч. — Конечно. Хэйк! Подними джентльмена. Мисс Гаскойн, могу я помочь вам?
Александра хотела ответить, что скорее умрет, но подумала, что не стоит накалять отношения с бандитами. Она посмотрела, как Фитч поднялся по лестнице, подняла голову и подала ему руку. Подхватив подол юбки другой рукой, девушка принялась осторожно подниматься по скользким ступенькам. Потом она стояла на платформе, радуясь, что темно и ей не видно лица Драмма, когда один из гребцов-здоровяков поднял его, перекинул через плечо и, ругаясь под его тяжестью, затопал по лестнице. К тому времени, когда Фитч зажег еще один фонарь, Драмм уже стоял, опираясь на костыли и озирался вокруг.
Помещение оказалось даже больше, чем она предполагала. Потолок высокий, как в соборе. Они стояли на каменном полу. Возле стен громоздились какие-то ящики. Из огромного квадратного зала вверх вели две лестницы. Очевидно, несколько поколений назад сюда доставляли и отсюда увозили грузы с кораблей. Сейчас о том, какие это были грузы, не напоминал даже малейший запах, поскольку все заглушала вонь стоячей воды.
— Хорошо, — повторял Фитч, — очень хорошо. Хэйк, забирай лодку и жди меня снаружи у правой лестницы. Запри за собой дверь.
Хэйк кивнул и вернулся в лодку. Он оттолкнулся и начал грести к двери. Когда бандит добрался до выхода, Александра едва могла различить в темноте его силуэт. Он поднялся и с грохотом захлопнул за собой дверь. Александра зажмурилась, гадая, увидит ли еще когда-нибудь темноту ночи или свет дня.
— Даббин, — обратился Фитч к другому помощнику, — ты уверен в его сиятельстве? Никогда не знаешь, что он может прятать в рукаве. Ты обыскал его?
Человек по имени Даббин издал рык, который с трудом можно было принять за смех.
— Обыскал. У него ничего нет в карманах, а в рукавах только собственные руки.
— Хорошо, — сказал Фитч. — Тогда принеси нам стулья, и мы посмотрим, что у его сиятельства с ногой.
Даббин откуда-то из темноты притащил два ящика и поставил их возле Фитча, недалеко от края платформы. Фитч жестом указал на ящики.
— Мисс Гаскойн, сожалею, что я не могу предложить вам ничего лучшего. Пожалуйста, садитесь. Мне надо кое-что обсудить с графом. Милорд, садитесь и будьте так добры передать мне ваши костыли.
Александра неуверенно опустилась на ящик, выпрямив спину и сжав перед собой замерзшие руки. Драмм приблизился, сел, наклонившись, взял костыли и отдал их Фитчу… который швырнул их с платформы прямо в воду.
Девушка ахнула. Фитч не мог бы яснее выразить свои намерения. Драмм был теперь абсолютно беззащитен, а его похититель показывал, что это не имеет значения, поскольку графу не придется больше ходить.
— Даббин, — сказал Фитч, — посмотри, что у него под связкой на ноге.
Даббин опустился на колени у ног Драмма. Из кармана куртки он достал нож. Александра дрожала от страха за Драмма. Секунду назад она думала, что Фитч не мог бы красноречивее выразить свои намерения. Оказывается, мог.
Драмм сидел, вытянув перед собой ногу, а Даббин разрезал повязку, затем размотал ткань, открыв крепкую деревянную шину, состоящую из четырех толстых пластин, скрепленных деревянными болтами, и обмотанную веревкой для большей надежности. Даббин провел руками по шине.
— Ничего подозрительного, — доложил он. — Дерево и нога.
Драмм нахмурился, словно грубая проверка Даббина причинила ему боль.
— А другая нога? — спросил Фитч. — Передайте Даббину нож, который вы носите в голенище сапога, милорд, или он сам вырвет его у вас.
Драмм достал из сапога маленький нож и швырнул Даббину.
— А теперь, — с удовлетворением продолжил Фитч, — Даббин, сними веревки с шины его сиятельства и раскрути болты. Они ему больше не понадобятся.
Даббин, склонившись, занялся работой. Александра почувствовала, что у нее в горле стоит комок, а желудок словно заледенел. Лицо Драмма ничего не выражало.
— Очень хорошо, — сказал Фитч. — Даббин, отойди, но не своди с них глаз, потому что змеи, как известно, могут укусить даже после того, как их раздавили.
— Теперь вы объясните, почему мы здесь? — хладнокровно поинтересовался Драмм.
— Буду счастлив, — ответил Фитч, поворачиваясь к нему. — Единственное, о чем я сожалел при последней попытке убить вас, это то, что вы не знали, почему я ее предпринял. Я так радовался успеху, когда увидел, что вы упали, и решил, что все кончено. Но вы выжили. Я чувствовал себя обманутым. Поэтому вернулся, чтобы найти вас и объяснить все перед тем, как прикончить, но мисс Гаскойн взяла вас в свой дом, чем сильно усложнила мою задачу. Хорошо, что вы выздоровели. Я понял слишком поздно, что месть теряет всякий смысл, если тот, кому хочешь отплатить, не знает, почему ты это делаешь и какое счастье это тебе доставляет. — Он прошел вдоль платформы, потом снова обернулся к Драмму: — Завтра я отправляюсь в Новый Свет. Теперь я могу уезжать, зная, что мое дело завершено. Это большое утешение для меня.
— Счастлив оказать вам услугу, — сухо заметил Драмм. — Но вы можете собраться с силами и объяснить мне, почему? Я понимаю ваш восторг, но не его причину.
— Игры кончились, — объявил Фитч. — Сейчас самое время признаться. Для вас нет спасения.
— Может быть, и нет, — сказал Драмм, — но и ответов тоже нет. Я обзавелся врагами во время войны, но ваше имя не значилось в их числе, как мне стало известно из моих источников. Если бы я когда-нибудь встречался с вами, то не забыл бы этого. Каким образом я вас оскорбил? Ведь вы оскорблены. Или я причинил вред кому-то из ваших родственников, может быть, возлюбленной? Убил кого-нибудь или соблазнил? Это возможно. В те дни мы все так поступали друг с другом, это нормально для военных действий.
Фитч отбросил всякое подобие любезности.
— Ложь, сплошная ложь, вы купаетесь во лжи! — закричал он, и его слова эхом отразились от стен помещения. Когда он заговорил снова, его голос звучал спокойнее: — Вы прекрасно все знаете. Это самое ужасное, что вы совершили. Вы убили его — величайшего человека, который когда-либо ходил по земле! Человека, чьи сапоги вы были недостойны лизать!
— Правда? — сказал Драмм. — И кто бы это мог быть?
Но Фитч уже снова расхаживал по платформе.
— Вы посещали его в январе в Лонгвуде. Вы и до этого посещали его. Он называл вас джентльменом, очаровательным человеком, который говорит на французском, как на родном языке, и знает военную историю. Почему ему было не доверять вам? Существует же понятие чести среди джентльменов. — Фитч попытался рассмеяться, но звук был похож на рыдание. — У вас даже не хватило смелости сделать это по-мужски, при помощи ножа, или пистолета, или хотя бы удавки. Он был солдатом, борцом, человеком, который заслужил честную смерть, а не то, что вы с ним сделали.
Драмм сел ровнее.
— В январе? Я тогда был на острове Святой Елены… В Лонгвуде? Вы обвиняете меня в убийстве Бонапарта?
Александра так резко выпрямилась, что Даббин шагнул к ней. Она снова обмякла, глядя на Драмма, Тот изумленно покачал головой.
— Это безумие. Он умер от заболевания печени, в мае. Я тогда был в Англии, вы должны это знать.
— Но вы что-то передавали генерал-лейтенанту Лоу, не правда ли? — настаивал Фитч.
— Послания из дома, — сказал Драмм с совершенно искренним недоумением.
— И яд, — промолвил Фитч. Он поднял руку. — Не отрицайте этого. Потоотделение, боли в желудке, тошнота, бледность и потеря аппетита — безошибочные симптомы. Вскрытие показало, что все дело в печени, но это было отравление мышьяком, мы-то знаем.
— Бога ради, — произнес Драмм. — Что за ерунда. Кто сказал вам такую глупость?
— Марчанд! — с триумфом заявил Фитч.
— Лакей? — спросил Драмм, нахмурившись. — Он сумасшедший, помешался от горя. Он был предан своему хозяину, но это полная чепуха! Послушайте, Фитч, не было никакой необходимости убивать Бонапарта. Война завершилась, все было кончено, и он знал это. Он действительно ослабел, думаю, он позволил себе сдаться. Он умер, потому что понял — потрясения закончились. Он был по-своему великим человеком, этого я не отрицаю. Возможно, он умер по той же причине, по которой дикий орел не выживает в клетке. Мы его не убивали. Я уж точно нет.
— Он бы обязательно освободился, — с огромной уверенностью сказал Фитч. — Коалиция не могла быть спокойной, пока он дышал, и он знал об этом. Мы бы его снова вызволили. Я англичанин, здесь многие думают так же, как я, но я собираюсь в Новый Орлеан, там еще больше таких. Нас тысячи. Пока есть жизнь, есть надежда — этого вы боялись, Все не кончилось бы, пока он не умер. Поэтому к нему и подослали шпиона, покончить с ним таким способом, который бы не вызвал подозрений. Коалиция выступила в роли судьи, его врачи были орудием, но вы, Драммонд, стали палачом. Он начал болеть с того времени, как вы впервые туда приехали. Перед тем как покинуть Англию, я прослежу за тем, чтобы справедливость была восстановлена.
— Интересно, сколько времени и денег вы потратили на его дело, — произнес Драмм, — чтобы так обезуметь от горя?
— Что такое деньги по сравнению с честью? — спросил Фитч. — И что такое время, когда есть цель, в которую веришь? Я нашел звезду и следовал за ней. Вы погасили ее!
Он ходил и размахивал руками. Александра пригибала голову, когда он проходил мимо нее. Он сумасшедший.
— Я собираюсь оставить Англию, — продолжал Фитч. — Я больше не могу выносить пребывания здесь. Празднования, веселье, в то время когда все постоянно напоминает о моей потере. Я преподавал в этом посмешище, в этой пародии на Итон, в дурацкой школе, и только мечты позволяли мне выносить такую жалкую жизнь. Когда они оказались разбитыми, я понял, что должен уехать. В этот день я уволился из школы и направлялся в Лондон, чтобы покончить с делами перед отъездом. Я подъезжал к заставе — и увидел вас! Это был перст судьбы. Я узнал вас! — сказал он, резко развернувшись и глядя на Драмма. — Несколько лет назад я сопровождал одного увальня в кругосветном путешествии и убедил его остановиться на острове Эльба. Я говорил с императором и понял, какова цель моей жизни. Но тогда я увидел там и вас и расспросил о вас. Когда я вернулся, то продолжал следить за вами и вам подобными, за тем, когда вы уезжали и приезжали. Мы все так делали. У нас были списки. У Гаскойна тоже, вы никогда не видели их, мисс? Конечно, нет, Луис был осторожен, — ответил он сам себе, даже не повернувшись, чтобы посмотреть на ее реакцию. Все его внимание занимал Драмм. — Я не думал, что когда-нибудь еще увижу вас, Драммонд. А когда увидел, мне все стало ясно в ту же секунду, словно молния пронзила мой мозг. Я понял, что должен сделать. Судьба не могла доставить вас туда без всякой причины. Надо было воспользоваться моментом! Я попытался и потерпел неудачу. На этот раз такого не произойдет.
— Понятно, — устало проговорил Драмм. — Какая глупость, — продолжил он почти с сочувствием. — Но с моей стороны будет бесполезно все отрицать, верно? Лонгвуд был словно огромный курорт. Мы шутили, что это последний отдых Наполеона, потому что считали, что там он проведет свою жизнь, окруженный всеми существующими удобствами. Если это была тюрьма, то утопающая в роскоши. Там было столько врачей, и французских, и английских, не сосчитать, и все заботились о каждом его чихе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35