Уитни молча сидела рядом с Каттером за столом, покрытым льняной скатертью, и ждала неизбежного.
Наконец Каттер встал и под общие аплодисменты, смеясь одними глазами, предложил тост за невесту.
— А теперь нам пора уходить, — сказал он; его слова падали на, нее как тяжелые камни. — Как я понимаю, в горах нас ждет уютный коттедж.
Одни засмеялись, другие выкрикнули приветствия, но Уитни словно обратилась в соляной столб. Как будто сквозь туман она видела, что отец нахмурился. Неужели она выглядит так ужасно? Наверное, да, потому что к ней подошла Дебора, взяла под локоть, что-то с улыбкой говорила. Потом подошел и Морган, взял Уитни за руку.
— Может, новобрачным не стоит так торопиться? — сказал он. — Я хочу сказать несколько слов своей дочери.
— Приберегите их для другого раза, — любезно сказал Каттер, и нельзя было усомниться в окончательности его решения. Скрестились взгляды Каттера и Моргана, воздух зазвенел от напряжения.
Уитни не могла выговорить ни слова. Она чувствовала на себе жадные, любопытные взгляды толпы. Каждый знал, что свадьба делалась в спешке, некоторые понимали причину. Для них не было большим секретом, что Каттер — убийца, полукровка и Каттер — приемный сын Дэниела Коулмена — одно и то же лицо, но вежливость требовала не упоминать об этом в определенных кругах.
Публика уже слышала о «романтическом побеге» этой пары, и с политической точки зрения обман устраивал всех. В самом деле, пока Каттер не похитил Уитни, кто слышал о нем за пределами Аризоны? Не потому ли в свое время она и приехала сюда?
И вот теперь Каттер — ее муж, он холодно и угрожающе смотрит на ее отца, а тот осмеливается скрестить с ним взгляд.
— Не волнуйтесь, Брэдфорд. Обещаю вернуть ее скальп… — он сделал зловещую паузу, — все еще на ее голове.
— Если ты тронешь хоть волос на ее голове, то я с Божьей помощью…
— Я все это уже слышал, и если вы не хотите и дальше развлекать гостей, которых вы с моими родителями любезно пригласили, предлагаю закончить дискуссию.
Уитни, любимая, пойди приготовься, — обратился он к Уитни, и она проглотила внезапный протест.
Бросив тяжелый взгляд на сына, Дебора Коулмен увела Уитни в спальню, которую она занимала с того времени, как Каттер ее привез.
— С тобой все в порядке, дорогая? — с тревогой обратилась она к Уитни. — Не обращай внимания на Каттера. Он всегда ведет себя гадко, когда чувствует, что его на что-то толкают… Что ты сказала?
Уитни прижала холодные руки к белым как мел щекам:
— Я сказала… о Господи!
Дебора пристально посмотрела на нее:
— Я уверена, что он все-таки причинил тебе зло. Так?
— Нет… — Она сглотнула. — Не так, как вы подумали.
— Знаешь, временами Каттер кажется жестким, но он просто не показывает свои чувства. Уитни, успокойся.
Ее стало трясти, Дебора обняла ее. Уитни, запинаясь, сказала:
— Дело в том… я просто не знаю… что от меня требуется.
Дебора подыскивала слова, чтобы не напугать норовистую молодую женщину с бледным лицом и горящими глазами.
— Зато время, что вы провели с Каттером, он… он не…
— Соблазнил меня? — закончила за нее Уитни. — Нет.
Напряженное лицо Деборы расслабилось.
— Я рада. Значит, в нем еще сохранилась порядочность. — Тем же нежным тоном Дебора спросила:
— Дорогая, ты боишься того, что следует за свадьбой? Интимных отношений с мужчиной? Это только поначалу трудно…
Уитни отшатнулась, закрыла лицо руками и помотала головой:
— Совсем не в этом дело! О, вы не понимаете!
— Пожалуй, нет. Если ты не боишься первого раза, то в чем дело?
Уитни круто повернулась и посмотрела на нее, глаза сверкнули на бледном лице, как две золотые монеты.
— Я боюсь следующего раза! С этим придет боль и унижение! И хотя Каттер… хотя временами мне до боли хочется быть с Каттером, я знаю, что все будет так же, как было с моим мужем!
— С мужем? — удивилась Дебора. — Я не знала, что ты была замужем. , — Была! И уверяю вас, я знаю, что такое интимные отношения с мужчиной! Я радовалась, когда Натан умер, и не хочу выносить это снова!
Наступила тяжелая тишина, из патио доносился все нарастающий шум. Наконец Дебора сказала:
— Ты любила своего мужа? — Уитни отчаянно замотала головой, и Дебора произнесла уже более легким тоном:
— Дитя мое, когда любишь мужчину, все иначе.
Поверь мне. Ты любишь моего сына?
В глазах Уитни застыла боль.
— Кажется, да.
Как признаться, что она любит его так сильно, что от этого непрерывно болит сердце? Особенно если она знает, как ему ненавистно то, что он вынужден на ней жениться? Теперь поздно — ей остается только терпеть.
— Значит, сегодня у тебя будет все по-другому. Каттер тоже тебя любит, хотя он слишком горд, чтобы сейчас в этом признаться. — Дебора коснулась ее щеки. — Будь терпеливой, Уитни. Любовь взрастет.
Уитни не могла ей сказать, что любовь не взрастет, поскольку ее не посеяли. Она позволила Деборе помочь ей переодеться в простую синюю юбку и блузку, потом причесать себя. Она апатично стояла, а Дебора щебетала о том, как они с Дэниелом провели первую брачную ночь в домике в горах. Не было смысла говорить Деборе, что ее сын не собирается оставаться с новобрачной и что Уитни решила вернуться в Нью-Йорк с отцом. Сейчас надо подготовиться к отъезду, даже если это означает, что она поскачет куда-то вдвоем с Каттером.
Глава 16
Каттер отказался от двухместной коляски, которую предложил Дэниел, и посадил Уитни на лошадь перед собой, сказав, что им привычнее такой способ передвижения. Гости нерешительно смотрели на них; он пришпорил коня и поскакал вместе с ней в ночь.
Некоторое время они молчали, только глухой топот копыт разносился над землей. Он ехал вверх по склону, сохраняя ровный бег коня, и Уитни пыталась догадаться, о чем он думает. Он был зол — по напряжению руки, державшей ее за талию, по стиснутым челюстям и холодным глазам она понимала, что нет смысла уговаривать его отсрочить эту ночь.
На этот раз ничто их не прервет — она не сможет придумать, как убедить его остановиться. Она его жена, и если она ему откажет, он будет вправе разозлиться. «Но то, что я жена, не дает ему права скверно со мной обращаться!» — сказала она себе.
Эта категорическая мысль помогла Уитни приготовиться к первой ночи в качестве жены Каттера.
Хотя он оставался неразговорчивым и в глазах был холод, суливший ей неприятности, он повел себя вполне любезно, когда они подъехали к маленькому домику, расположенному высоко в горах. Строение окружали высокие сосны, они качались на ветру и беспрерывно шелестели, как будто что-то напевали. Было темно, только бледная луна светила из-за зубчатых гор.
Уитни одеревенела от толчков скачущей лошади, и когда Каттер снял ее, покачнулась, так что ему пришлось поддержать ее за талию, чтобы не упала.
— Отведу лошадь, — сказал он жестким, нетерпеливым тоном, который был ей так хорошо знаком. — Можешь войти в хижину. — В голосе послышалась насмешка. — Не переодевайся — может, я захочу посмотреть на жену без одежды.
Ей впервые пришло в голову, что она не подумала взять другую одежду и не знает, сколько они здесь пробудут. Одну ночь? Две? Никак не больше. Более продолжительная близость не доведет до добра. А поскольку они только соблюдают приличия, одной-двух ночей будет вполне достаточно.
— Не волнуйся, — сказала она как можно спокойнее, — я не взяла с собой никакой другой одежды.
Он засмеялся:
— Если ты думаешь, что это тебя спасет, тигренок, то ты ошибаешься. Мне вообще все равно, есть на тебе что-то или нет. Я бы предпочел, чтобы не было.
Уитни проглотила ответ, готовый сорваться с языка, круто повернулась и отворила дверь. Она нашла и зажгла маленькую лампу и была приятно удивлена: лампа осветила комнату теплым, приветливым светом. Снаружи домик казался маленьким и грубо сколоченным, но внутри был обставлен прекрасной полированной мебелью, по полу раскиданы веселые половики. Одну стену занимал камин из цельного камня, в буфете выстроились в ряд медные и оловянные тарелки. В центре — стол со стульями, в алькове — широкая кровать с периной. Кровать выглядела комфортной. Она была накрыта стеганым одеялом, снизу виднелись чистые простыни, как будто их только что постелили. Наверное, так и было. Дебора позаботилась. Ведь это веселое событие, не правда ли? Уитни горько засмеялась. Два человека вынуждены жениться, и ни один из них этого не хочет!
Уитни присела возле камина и стала выкладывать костер из щепок и дров. Огонь уже хорошо разгорелся, когда дверь открылась и вошел Каттер. Уитни медленно встала.
Во рту пересохло, ноги дрожали так, что Каттер по колыханию юбки мог бы понять, как она нервничает.
Одна только мысль об этом придала ей мужества, она перестала дрожать и подняла на него глаза. По внезапно напрягшемуся лицу она поняла, что чем-то его разозлила, и когда он шагнул к ней, не сдержалась от резкого, короткого выдоха.
— Черт возьми, Уитни! Ты похожа на кролика в капкане!
— А разве это не так? — дрожащим голосом возразила она.
— Могла бы припомнить, что мы оба попали в один капкан, — отбил удар Каттер. Он был не просто зол, он кипел от ярости. Она подумала, что он может ее ударить.
Еще мгновение Каттер смотрел на нее, не сознавая, как свирепо выглядит: из-под густых ресниц глаза сверкали льдом. Когда он протянул к ней руку, Уитни отскочила, и он почувствовал укол вины за то, что вызывает такую реакцию.
Капер убрал руки за спину и спокойно сказал:
— В буфете найдется еда. Есть хочешь?
Не сводя с него глаз, она помотала головой. Губы дрожали. Что за новую игру он затеял? Почему не делает то, чего от него ждут? Она взмолилась, чтобы ей хватило сил вынести предстоящие несколько часов мук, оставить неповрежденной душу и избежать боли унижения.
Помимо воли она отметила, что он не переоделся, что очень красив в белой рубашке, черных брюках и красном жилете — яркое пятно придавало ему дерзкий, а не цивилизованный вид. Но ведь он не цивилизованный человек, правда? Пора бы ей это знать. Она прекрасно помнила, что он скакал на лошади, как любой апачи, и выглядел таким же дикарем — почти голый и с раскрашенным лицом. Память о его мускулистом теле лишила ее дара речи.
Каттер подошел к большому креслу у камина и сел, пристально посмотрел на Уитни, скрестил длинные ноги и тем же спокойным голосом сказал:
— Иди сюда, Уитни.
Она взглянула на дверь, но зная, каким он может быть быстрым, поняла, что не сумеет этого сделать. Словно в ответ на ее мысли Каттер сказал:
— Думаешь, смогла бы удрать?
Уитни знала, что нет. Она видела, как он стремительно движется, его гибкое тело было опасным и грациозным, как у змеи, когда та взвивается в воздух. Если она его разозлит, то сама же пострадает. Молча, как во сне, Уитни пересекла комнату и встала перед ним.
Почти нежно он взял ее за кисти рук и повернул к себе спиной, потом мягким, но настойчивым нажимом заставил сесть на коврик между его расставленными ногами. Уитни слышала, как сердце бьется где-то в ушах, легкое прикосновение его ног к бокам сотрясало тело дрожью.
Но Каттер ничего не делал. Он сидел и молчал, пока не унялась ее дрожь, потом стал длинными пальцами массировать ей шею круговыми движениями, снимая напряжение, сковавшее мышцы. Руки забрались под волосы, посыпались шпильки и заколки, и он выпустил на волю пышную массу белых волос. Они рассыпались по плечам причудливым потоком.
— Я всегда обожал твои волосы, — пробормотал он, и она вздрогнула от изысканного прикосновения его рук.
В камине весело потрескивали дрова, и в комнате слышалось только ее неестественно тяжелое дыхание.
Она начала расслабляться, и тут Каттер тихо попросил:
— Расскажи мне про него, Уитни.
— Про кого?
— Про мужчину, о котором ты говорила. — Руки поглаживали ее по голове, но она расслышала нарочитую беспечность в его голосе и поняла, что для него это важно. — Про твоего первого любовника, — добавил он, и в голосе прорвались злобные нотки. — Я хочу про него знать.
— Он был не любовником! — сказала она резче, чем хотела. — Он был мужем.
Руки замерли в ее волосах, она почувствовала, что они как будто отпрянули. Надо ли что-то добавлять? Ноги напряглись, как будто он приготовился встать. Через миг он негромко сказал:
— Расскажи.
Она сидела неподвижно; слова потекли рекой, она изливала годы боли и страха, гнетущее чувство, что с ней что-то не в порядке, жестокие язвительные замечания Натана. Когда она закончила, стало очень тихо. Каттер молчал. Она слышала, как он глубоко вздохнул, но не могла повернуть голову и посмотреть на него. Ну вот, теперь он знает причину ее неуступчивости, знает, что его жена… дефективная.
Он наконец заговорил:
— Уитни, уверяю тебя, с тобой все в порядке. — Голос звучал, как сама ласка, тон был нежный, оберегающий. — Ты любящая, горячая женщина, что бы он там ни говорил. Все, что тебе нужно, — это немного времени, чтобы… приспособиться. — Он еще раз глубоко вздохнул. — Я хочу доказать тебе это, но если ты подумаешь, что я тороплюсь, ты скажи. Я не хочу напугать тебя или причинить боль. Ты мне скажешь?
От легкого прикосновения пальцев она вздрогнула и пробормотала:
— Да.
Уитни закрыла глаза, чувствуя, как его рука очертила контуры ее уха, задержалась под розовой мочкой, спустилась к плечу. В одурманенном мозгу мелькнула мысль: как ему удается вызывать такую реакцию на простое касание? Очень просто: он все делает нежно, и она тает. О Господи, что он делает? Рука соскользнула в открытый ворот блузки и погладила ключицу.
— Каттер, я…
— Чш-ш. Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь. Ты просто чувствуй.
Просто чувствуй? Всемилостивый Боже, а она что делает? Все, что ниже бровей, было пронизано ощущениями, а сердце билось так, что она боялась, не разорвется ли оно от напряжения.
Она не ожидала, что Каттер будет так терпелив. Он гладил ее тихо, нежно, его руки согревали ее, рассеивая худший из страхов — что он будет грубым.
Ей было одновременно жарко и холодно: жарко от камина, гревшего сбоку, и холодно от реакции на происходящее. Как он там однажды говорил, что может быть жарко — и жарко? Она не могла вспомнить. Невозможно было ни о чем думать, когда длинные пальцы двигались под блузкой, играли кружевами нижней рубашки, иногда соскальзывали вниз, чтобы тихонько дотронуться до груди. От этого все тело звенело — интересно, почему так быстро распространяется реакция, от груди до кончиков пальцев на ногах, попутно задерживается внизу живота и образует тугой узел, он скручивается и разгоняет по членам теплые потоки, похожие на растопленный мед, — Ну как, согрелась? — шепнул он. — Давай избавимся от блузки? Вот так… На тебе осталось белье, так что я ничего тебе не сделаю, пока ты не будешь готова…
Соблазнительный шепот шел прямо в ухо, от дыхания разлетались волосы. Этот Каттер никак не походил на того Каттера, который придавил ее к земле, навалился жестким телом и позволял себе оскорбительные вольности. «Но сейчас, — прошептал предатель-мозг, — ты хочешь, чтобы он так тебя держал и так ласкал…»
Каттер встал и увлек за собой Уитни, знакомые руки легли на нее, бедра прижались к ее бедрам. Поддерживая ладонями ягодицы, он наклонил голову к дрожащему полуоткрытому рту, поцеловал сначала легко, как будто это был ее первый поцелуй, потом медленно, постепенно усиливая давление, дразня, дожидаясь ответа.
Уитни стояла перед ним без блузки, закинув голые руки ему на шею; она стала его целовать в ответ, закрыв глаза, смущенная тем, что сдается. Уступчивость была неизбежна, однако Уитни чувствовала, что почему-то должна сдерживать себя, не отдаваться полностью… Но ведь он ее муж, он имеет право так ее держать — интимно прижавшись всем телом…
Каттер положил одну руку ей на живот, другая обожгла голую спину, пальцы подцепили кружевные бретельки, и нижняя рубашка упала, открыв груди. Вместо того чтобы накрыть их ладонями, он погладил узкие плечи, пробрался под растрепанные локоны, поиграл завитками волос. Он сжимал шелковые волокна, они цеплялись за руку, он запрокинул ее голову и перенес губы на изгиб шеи под подбородком.
— Каттер, — простонала она и уперлась руками ему в плечи. Какая-то часть ее существа все еще сопротивлялась, но сжатый узел внутри уже распрямился и рвался наружу.
— Да, любимая? — Он вдохнул сладкий запах шелковой кожи. — Ты готова? Господи, а я готов с того момента, как в первый раз тебя увидел…
Слова затерялись в путанице завитков на виске, потом губы оказались на ее губах. Он поцеловал глубоко, язык пламени прожег ее насквозь. Уитни не понимала, как можно это вынести, она трепетала и чувствовала, что он тоже дрожит. Обжигая шелковую кожу, его руки медленно спустились к ребрам, подхватили кружево нижней рубашки, он снял ее через голову и бросил на пол. Холодный воздух студил плечи, но Уитни горела огнем. О Боже, как можно сопротивляться этим рукам, когда они гладят ее груди и пальцы искусительно задерживаются на отвердевших сосках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25