— Наконец-то, — нетерпеливо сказал он, проходя в комнату. — Я принес тебе ужин. У тебя было столько времени, что к этому моменту ты могла решить все проблемы разоружения в мире. Я сказал Лоре, что не дам тебе больше ни минуты, как бы она ни переживала насчет твоих чувств.
Шина отвела глаза, почувствовав знакомый напор в его взгляде.
— Ты зря волновался, — сдержанно заметила она. — Я как раз собиралась принять душ и спуститься вниз.
— Ну что ж, теперь тебе не придется спускаться, — безапелляционно заявил Челлон. — Иди и принимай душ. Если ты поторопишься, то ужин даже не успеет остыть. — Он поставил поднос на столик у окна и сел рядом.
Шина отметила, что он переоделся: джинсы и свитер сменили замшевые брюки, которые прекрасно подчеркивали красоту его сильных бедер, и кремовую рубашку. Рукава ее были закатаны, а несколько верхних пуговиц небрежно расстегнуты, открывая часть бронзовой груди, поросшей рыжеватыми волосами.
Видя, что Шина стоит в нерешительности, глядя на него, он нетерпеливо нахмурился.
— Нечего смотреть на меня, как будто я Синяя Борода, — сказал он. — Конечно, Лора хотела как лучше, но я с самого начала знал, что ты еще не готова была это увидеть. — Он откинулся на спинку дивана и поставил одну ногу на табуретку. — Ну ладно, что сделано, то сделано. Поговорим, когда ты поешь.
Ну вот, подумала Шина, стоило строить планы встретиться с ним в более официальной обстановке гостиной! С присущей ему решительностью Челлон опять подчинял обстоятельства своему желанию.
— Я быстро, — пробормотала она, идя в ванную.
Шина вернулась действительно быстро, но ему хватило этого времени, чтобы задернуть занавески и развести весело потрескивающий огонь в камине. Поднос стоял теперь у огня, а Челлон лениво развалился в кресле-качалке, выглядя немножко забавно на этом типично дамском сиденье.
Когда Шина возникла в дверях ванной комнаты, он обвел ее фигуру жадным взглядом, и лицо его озарилось улыбкой.
— Тебе очень идет, — мягко сказал он. — Когда я выбирал этот халат, то так и знал, что в нем ты будешь похожа на дикую цыганку.
— Ты что, сам его выбрал? — удивилась Шина, глядя на вишневый бархат халата. С глубоким квадратным вырезом и широкими свободными рукавами, он казался роскошным и экстравагантным. Лиф плотно облегал ее, подчеркивая тонкость ее талии, а юбка спадала широкими складками. Спереди шел ряд маленьких пуговок, обтянутых бархатом, их было много, чуть ли не целая сотня. Шина потратила много времени, застегивая их.
Челлон кивнул в ответ на ее вопрос.
— Я сам выбирал всю твою одежду, — серьезно сказал он, поднимаясь. — В моей квартире в Хьюстоне для тебя тоже приготовлен полный гардероб, так же, как и в Кресент-Крик.
— Как интересно, — беззаботно заметила Шина. — Я надеюсь, ты сможешь их вернуть, если что.
— Ничего подобного. Они останутся. — Челлон нагнулся и поднял поднос с подставки у камина. — Так же, как и ты, голубка. — Он махнул рукой в сторону качалки. — Мне кажется, тебе лучше сесть сюда. А то у меня такое чувство, как будто я играю женскую роль в театре.
Шина засмеялась и села.
— Ты действительно выглядишь немного не на месте, — сказала она, весело глядя на него, а Челлон поставил поднос ей на колени и снял покрывающую его салфетку.
— А вот ты выглядишь совершенно на месте, — довольно произнес он, опускаясь на ковер у ее ног. Он обхватил руками колени и опустил на них подбородок, с нежностью наблюдая, как она берет вилку и приступает к овощной запеканке. — Это еще раз доказывает, какой я предусмотрительный.
Шина смиренно вздохнула.
— Ты хочешь сказать, что оформлял этот интерьер тоже ты?
— Боюсь, что так, — невинно признался он. — Это было вроде игры. Покупать вещи, которые, как мне казалось, должны тебе понравиться, а затем представлять себе, как ты ими пользуешься. Когда я приехал сюда в отпуск в прошлом году, я даже спал в твоей кровати. Я часто лежал здесь при свете огня в камине, глядел на портрет темноглазой сиротки работы Кэйна и думал о своей сиротке.
Шина подняла глаза на портрет на стене. Сцена, описанная Челлоном, была необычайно трогательной, и ее горло перехватило судорогой.
— Но я совсем не сиротка, — возразила она дрогнувшим голосом. — У меня есть дядя Донал.
Губы Челлона сжались.
— Да, у тебя есть дядя, — резко сказал он. — Но это лишь подтверждает мои слова.
Ясно было, что ничто не может изменить его мнение о Донале О'Ши.
— Судя по тому, что говорила мисс Бредфорд, ты и сам был чем-то вроде сироты, — осторожно заметила Шина.
Челлон пожал плечами.
— У Лоры под грубоватой внешностью таится очень чувствительное сердце. Я был слишком диким, чтобы по-настоящему страдать из-за отсутствия отцовского внимания. Мы никогда не понимали друг друга. Он никак не мог найти объяснение, почему я не хочу пойти по его стопам. Для него весь свет вращался только вокруг «Челлон ойл». — С некоторой грустью пожав плечами, он продолжал: — После окончания колледжа я немного помотался по миру. Один сезон я работал лыжным инструктором в Сент-Морице. Однажды я даже нанялся на научно-исследовательское судно и ушел в плавание на шесть месяцев. — Перед его мысленным взором словно вставали картины прошлого. — За те два года я перепробовал десяток различных профессий, но ни одна не имела отношения к тому, что мой отец назвал бы выгодным предприятием. Потом я вступил в армию и был отправлен во Вьетнам. — Он резко поднялся и склонился к огню, спиной к Шине. Взяв кочергу, он энергично помешал дрова. — Там решили, что выяснили наконец мое настоящее призвание, — с горечью произнес он. — Командирам показалось, что я обладаю инстинктом настоящего убийцы, и меня спешно направили в специальные части. Они оказались правы. Я очень хорошо проявил себя. — Он резко поставил кочергу на подставку и круто повернулся к Шине.
Увидев его лицо, девушка чуть не ахнула. На нем застыло выражение необузданной жестокости, что еще более подчеркивалось резкими чертами его лица, а золотые глаза сузились в щелочки, напоминая глаза охотящейся пумы.
Челлон потряс головой, словно отгоняя тяжелые воспоминания. Наткнувшись на ее взгляд, по-детски испуганный, он овладел собой. Безжалостное выражение понемногу сошло с его лица, а губы искривила горькая усмешка.
— Я вернулся из Вьетнама с кучей заслуженных медалей, и все говорили, что я стал другим человеком. Они были правы. Я действительно изменился, но совсем не так, как это казалось со стороны. — Он опять подтянул колени к груди и уперся в них подбородком, глядя прямо в пространство. — Я был по горло сыт войной, убийствами и всем этим цирком. Я поклялся себе, что как только сниму эту форму, никогда не совершу ни одного поступка, чтобы он не принес мне хоть немного радости и удовольствия. — В его голосе зазвучала внезапная страсть. — Жизнь должна быть праздником, клянусь Богом, а не этой чертовой живодерней! — Челлон опять горько усмехнулся. — Мой отец так и не понял, что, когда я вступил наконец в «Челлон ойл», я вовсе не выполнял священный сыновний долг, а поступал по своему желанию. Я обнаружил, что у меня явный талант к ведению дел компании. Закулисные игры в правлении оказались даже интереснее и опаснее слалома. Вероятно, тут проявился мой инстинкт убийцы. — Он пожал плечами. — Отец умер счастливым, считая, что его заблудший сын наконец прозрел и поумнел. — В комнате повисла тишина, которую Шина не рискнула нарушить.
Неожиданно Челлон широко улыбнулся.
— Я не собирался рассказывать тебе всю мою жизнь, — непринужденно сказал он. — Мне просто показалось, что ты имеешь право узнать обо мне побольше, это будет честно.
— Очень благородно с твоей стороны, — сухо сказала Шина. — Но не думаю, что твой рассказ был таким же подробным, как те отчеты, которые ты получал обо мне.
— Это точно, — согласился Челлон, и глаза его лукаво блеснули. — Я не могу себе позволить оскорблять твои нежные ушки рассказами о своих самых скандальных похождениях. — Он легко поднялся. — Ну что, ты закончила?
Шина рассеянно кивнула, и он забрал у нее поднос. Затем вернулся, сел рядом с ней и взял за руку.
— Ну вот, моя маленькая голубка, теперь я полностью в твоем распоряжении. Начнем наш разговор?
Шине было трудно сосредоточиться, потому что он поднес к губам ее руку и начал целовать ладонь, дразня языком нежную плоть.
— У тебя такие изящные ручки, — с восхищением сказал он, пододвигаясь поближе.
Шина почувствовала исходящее от него тепло. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Ты знаешь все вопросы, — проговорила она севшим голосом. — Так что не проще было бы сразу на них ответить?
— Ну что же, вполне справедливо. — Рассеянно играя ее пальцами, Челлон медленно начал: — Я увидел твою фотографию в газете, когда умер твой брат, пять лет назад. Она потрясла меня до глубины души. Раньше я и не подозревал, что способен на такие эмоции. Твое лицо словно вобрало в себя всю печаль и горечь мира. — Он нахмурился, погруженный в тяжелые воспоминания. — И это привело меня в неописуемую ярость. Почему-то мне показалось, что кто-то посягнул на мою собственность и разрушил то, что принадлежало мне. — Он печально покачал головой. — Мне казалось, что я схожу с ума. Твое лицо стояло у меня перед глазами, я ни на минуту не мог забыть твои огромные черные глаза. Я как одержимый просматривал от корки до корки все газеты, ища любые сведения о тебе. Это было похоже на наваждение. Наконец я решил, что единственный надежный способ выкинуть тебя из головы — это узнать о тебе все и таким образом уничтожить ореол таинственности.
— И тогда ты нанял частных детективов, — тихо предположила Шина. Челлон кивнул.
— Совершенно верно. Но, как выяснилось, это не решило моей проблемы. Вместо того, чтобы рассеять чары, это только приумножило их. Чтение очередного отчета стало для меня жизненно необходимым, а желание знать мельчайшие детали твоей жизни превратилось в настоящую страсть. Я даже велел детективам фотографировать тебя в разные моменты. Те фотографии, которые ты видела в кабинете, лишь малая часть того, что имеется у меня в Кресент-Крик. — Он поднес ее руку к губам. — Временами мне казалось, что я просто сошел с ума. Тебе тогда было всего семнадцать, а мне почти двадцать девять. Я разрывался между желанием встретиться с тобой и сознанием того, что мне не будет места в твоей жизни до тех пор, пока ты не повзрослеешь и не сможешь дать мне то, что я собирался от тебя получить. — Он улыбнулся, с любовью глядя в ее смущенное лицо. — Я уже тогда знал, что захочу очень многого, голубка. — Он помолчал. — Ты никогда не носишь украшения, — заметил он, посмотрев на ее руку. — Тебе они не нравятся?
— Не особенно, — ответила Шина. — Но иногда я ношу серьги.
— Хотелось бы увидеть тебя с висячими золотыми серьгами, — мечтательно сказал он. — Люблю, когда у тебя вид, как у дикой цыганки.
— Так ты подумал, что слишком взрослый для меня? — нетерпеливо спросила Шина, желая вернуть его к волновавшей ее теме.
— Что? — растерянно переспросил Челлон. — Ах, да. Так вот, я тогда решил, что буду ждать тебя столько, сколько нужно, лишь бы около тебя не было никого другого. Благодаря любящему дяде Доналу я мог не беспокоиться о возможных соперниках. Он оберегал тебя так ревниво, как только я мог мечтать. — Его губы опять скользнули по ее тонкому, в голубых жилках запястью. — С течением лет я довел свое воображение до искусства. Иногда, впрочем, это скорее напоминало китайскую пытку каплями воды — сделать тебя такой неотъемлемой частью моей жизни и при этом не иметь возможности видеть тебя или прикоснуться к тебе. — Он нежно провел языком вдоль голубой жилки на ее запястье, и она отдернула руку, спрятав ее в складках халата. Кажется, ей уж слишком начинают нравиться его легкие, игривые ласки, надо быть осторожнее, подумала она.
Челлон посмотрел на нее с пониманием и удовлетворением.
— Я решил дать тебе достаточно времени, чтобы оправиться после смерти брата и немного повзрослеть, но благодаря О'Ши мой план не сработал. — Его рука теперь поглаживала край бархатного халата. Видимо, у него очень развито осязание, отметила Шина.
— Я собирался подождать еще и этот год, а потом приехать в Ирландию и увезти тебя. Но О'Ши устроил тебе турне по Америке, и я не мог удержаться, чтобы не увидеть тебя. Нечего и говорить, что это ускорило осуществление моих планов. — Челлон улыбнулся. — Мне надо было бы догадаться, что, увидев тебя, я уже не смогу удержаться, чтобы не забрать тебя к себе, дорогая. Я уже и так прождал слишком долго.
— И тогда ты похитил меня, — в раздумье закончила Шина. — Ты решил, что я нужна тебе, и ты просто взял меня. — Она щелкнула пальцами. — Вот так!
Челлон покачал своей светловолосой головой, и золотые глаза были почему-то мрачными.
— Ты меня не слушаешь, голубка. Я не отрицаю, что хотел тебя, но похитил-то я тебя не из-за этого.
— Так из-за чего же? — растерянно спросила она.
— Я люблю тебя, — просто ответил он. Глаза Шины изумленно расширились, кровь отхлынула от лица.
— Этого не может быть, — горячо возразила она. — Ты же меня совсем не знаешь.
— Я знаю о тебе больше, чем многие мужчины знают о своих женах к золотой свадьбе, — возразил Челлон. — И все, что знаю, мне нравится. Я знаю, что под твоим внешне строгим личиком таится нежность и лукавство. Я знаю, что у тебя такой темперамент, что иногда может разразиться буря. Я знаю, что ты страстна, как цыганка, но пока еще ждешь, когда в тебе разбудят эту страсть.
Шина слушала как зачарованная. Челлон легко поднял ее и переложил к самому краю кресла. Сам он сел в него и откинулся на спинку, развернувшись лицом к ней. Тесная площадь кресла-качалки создавала между ними опасную близость.
Он усмехнулся, обвил девушку руками и притянул в свои объятия.
— Забыл сказать тебе, это очередная моя фантазия, — сказал он. — Именно поэтому я выбрал очень просторное кресло.
Его губы замерли, дразня, почти касаясь ее губ, и только потом сомкнулись с томительной чувственностью, которая заставила Шину выгнуться ему навстречу и приоткрыть рот, вбирая в себя его ищущий язык.
— Правильно, любовь моя, откройся мне. Дай мне познать каждый твой уголок. До чего же я хочу тебя!
Его горячие губы обжигали ее нежную, шелковистую кожу, двигаясь вниз с неудержимой жаждой обладания. Шина подставила шею и замерла, жмурясь от наслаждения. Затем она почувствовала, что его руки трудятся над пуговичками лифа. Он уже расстегнул четыре из них, когда она спохватилась.
Шина протестующе положила руку на его пальцы, и Челлон поднял на нее затуманенные страстью глаза.
— Все в порядке, голубка, — глухо сказал он, заметив ее смущение. Осторожно отведя ее руку в сторону, он продолжил свое занятие.
— Ты знаешь, что некоторые племена кочевников наряжают своих невест перед брачной ночью в одежды с сотнями пуговиц? Они говорят, что каждая пуговка — ступенька к раю. — Его руки уже справились с половиной пуговичек. — Я помнил об этом, покупая тебе такой халат.
Челлон слегка отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, и в глазах его читалась ненасытная жажда.
— Я люблю тебя, — вдруг осевшим голосом сказал он. — Поверь, я никогда не причиню тебе зла. — Его руки медленно раздвинули полы халата, и взгляд остановился на ее маленьких совершенной формы грудках с розовыми сосками. — Я знаю, что ты еще меня не любишь, но я могу научить тебя этому. Я думаю, что твое тело уже начинает любить меня.
Он медленно склонился над ней и коснулся языком одного из сосков, который с готовностью напрягся.
— О да, твое тело меня уже любит. — Его руки нежно обхватили ее груди, а язык и зубы ласкали соски до тех пор, пока Шина не вскрикнула от наслаждения и не прижала его голову к себе, почти не владея собой.
Челлон лег на нее сверху, одной ногой раздвигая ей ноги, в то время как руки ритмически сжимали ее груди, а язык все еще играл с сосками. Он осторожно опустился ниже, вплотную к ней, чтобы она могла почувствовать твердость его возбужденной плоти через тонкую ткань халата. Его бедра начали ритмическое движение в соответствии с движением его рук, и Шина чуть не задохнулась от нахлынувших на нее совершенно новых чувств.
Она начала извиваться под ним, издавая тихие вскрики и вцепившись руками в его сильные плечи. Никогда раньше ей не приходилось испытывать столь сладостной лихорадки, которая сейчас пронизывала все клеточки ее тела и с неумолимой силой концентрировалась между бедер.
— Рэнд! — шептала она, задыхаясь, мотая головой по спинке кресла. — Рэнд!
Лицо Челлона раскраснелось и было полно желания, глаза сузились от радости при виде явных признаков ее наслаждения.
Вдруг он выпустил ее грудь и вскочил с кресла с гибкой быстротой тигра. Тяжело дыша, он подошел к камину и стал к Шине спиной, глядя на огонь.
Шина медленно села, недоуменно глядя на крепкие плечи Челлона, сгорбившиеся, словно от боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19