Дверь отчаянно простонала – шурупы давно вывалились из стены. Уоррен протянул профессиональную карточку, восемнадцать долларов сдачи, оставшиеся у него после покупки карты Мексики, и спросил насчет Джима Денди.
– Этот старый пьяный пес все еще валяется в кровати, – сказала она, – но, видно, у меня силенок маловато, чтобы вытащить его оттуда.
Джим Денди сидел за кухонным столом, допивая вторую бутылку холодного пива из упаковки, которую Мари прихватила в ближайшем супермаркете. Теперь Мари была на улице с Китти Мери, объяснявшей ей, как выращивать томаты и салат-латук. Задрав ноги на кухонный стул и тоже с бутылкой пива в руке, Уоррен сидел напротив Джима Денди за расшатанным столом.
* * *
Джим Денди соответствовал описанию, данному Шивой Сингх, но не больше, чем многие другие мужчины: около сорока лет, совершенно расхлябанный, длинноволосый и толстопузый. Он, по всей видимости, уже несколько дней не брился. Кожа его лица, просвечивавшая сквозь щетину, сильно напоминала линолеум. От Джима пахло вчерашним пивом и немытым телом. Он был в военной рабочей куртке со споротыми знаками отличия и в таких дырявых джинсах, что они наверняка показались бы супермодными где-нибудь в Беверли-Хилс. Уоррен понял, что на Джиме, скорее всего, была его собственная одежда, за исключением, может быть, лишь недельных белых носков, которых у него, возможно, было две пары.
– Я еще раз повторяю, приятель, – сказал Уоррен, опуская ноги на пол, – пока ты трезвый и в состоянии соображать. Ничего плохого с тобой не случится. Никому и дела нет до того, что ты взял бумажник. Но ты должен признаться в этом и рассказать обо всем, что ты видел. Вот и все.
– Это не пойдет, – ответил Джим Денди.
– В чем же проблема? Можешь смело говорить мне.
– Я потратил те деньги.
– А причина, по которой ты это сделал?! У тебя же нет лицевых счетов в банке – вот почему ты их и потратил. Да плевать им на такую ерунду! Если ты, конечно, приедешь в Хьюстон.
Джим Денди, не переставая, тер свои руки, словно пытался их согреть. Он то и дело бросал случайные взгляды то на Уоррена, то в окно на женщин во дворе.
– Я не могу этого сделать, – сказал он.
– В таком случае ты в глубоком дерьме, приятель. Тогда полиция обязательно захочет узнать, что ты сделал с теми деньгами.
– А откуда они узнают, что эти деньги у меня вообще были?
– Я им скажу, – ответил Уоррен.
– И ты, парень, сделаешь такую гадость?
– Мне некуда деваться. Моему подзащитному угрожает смертный приговор.
– А как же я доберусь до Хьюстона? – спросил Джим Денди.
– Со мной, – рассмеялся Уоррен, – и прямо сейчас. Я там содержу что-то вроде маленького отеля. У меня уже проживает парочка амиго. Ты будешь в числе приглашенных и задаром. Бесплатное пиво до самого дня суда и бесплатная еда в течение всего времени проживания.
Джим Денди смерил Уоррена взглядом с ног до головы и нахмурился.
– Я не стану есть ничего такого, что прыгает, ползает или лазает по деревьям. И я не положу в рот ни одного кусочка, которого не сумею опознать.
– Супермаркет находится прямо за углом. Можешь покупать продукты там. Я плачу.
– А как же Китти Мери?
– Она будет дожидаться тебя здесь. Она-то ведь никуда не собирается уезжать, правда?
– Хорошо … Я дал себе слово, что проживу здесь до самой смерти, да и ты похож на честного человека. О'кей!
– Давай так: хвост трубой, расцелуйся на прощание со своей женщиной, забирай остатки пива и присоединяйся к нашей компании.
По дороге на север, к Хьюстону, имея на заднем сиденье Джима Денди и приоткрыв окна, чтобы избавиться от ароматов его тела, Уоррен спросил:
– Почему ты вернулся в химчистку и забрал одежду?
– Был пьяный, – ответил Джим Денди, – в тот момент мне это показалось неплохой мыслью.
– Вещи подошли?
– Не совсем. Были немного маловаты.
– Я слышал: у тебя их украли?
– Да нет, черт побери! Я их продал за десять баксов, – сказал Джим Денди. – Они были слишком шикарные для меня и, как мне кажется, приносили несчастье. В том парне, который их у меня купил, понаделали кучу дырок. Его застрелили насмерть в той же самой миссии. За свою жизнь я натворил много такого, чего мне, пожалуй, делать не стоило, и при этом в большинстве случаев я был так пьян, что потом даже ничего не мог вспомнить. Я думаю, что старуха-судьба наконец-то задумала со мной расквитаться, – может быть, кто-то искал именно меня. Вот почему я и вернулся назад в Бивилл.
26
В понедельник 31 июля, в начале девятого утра, Уоррен предстал перед столом Мелицы Борн-Смит, координаторши 299-го окружного суда.
– У нас в триста сорок втором сегодня заключительные речи, – сказал он координаторше. – Не будете ли вы любезны сообщить Нэнси Гудпастер и судье Паркер, что, как только суд присяжных заседателей вынесет вердикт, я готов продолжить дело “Куинтана” с того места, где мы остановились. Может быть, судья захочет поговорить с присяжными. И с миссис Сингх.
– Судья у себя в кабинете, – ответила Борн-Смит, – вы можете сами сказать ей это.
– У меня сейчас нет времени. Попросите ее оставить для меня информацию на автоответчике. Ну как, их высочество хорошо отдохнули?
– Говорит, что да. – Борн-Смит не смогла удержаться от смеха.
Уоррен отыскал на седьмом этаже пустой зал и провел оставшиеся сорок пять минут за чтением записей, сделанных им за воскресенье. Затем он убрал бумаги в портфель – больше он не собирался в них заглядывать.
Ровно в девять часов Уоррен появился в триста сорок втором. Судья Бингем кивнул в знак признания его пунктуальности. Все в огромном зале поднялись, когда туда цепочкой вошли присяжные, чтобы занять свои места.
Судья Бингем прочитал обвинительные пункты дела. Джонни Фей Баудро предъявлялось обвинение в совершении убийства.
– Согласно нашим законам, человек признается виновным в совершении убийства в том случае, если он – или она, как в настоящем деле, – обдуманно и намеренно послужил причиной смерти другого человека. Миз Баудро признала факт убийства ею доктора Клайда Отта и подала ходатайство с просьбой о признании ее невиновной в преднамеренном убийстве, поскольку последнее было совершено ею в целях самообороны. Обвиняемая не может быть признана виновной в совершении какого бы то ни было преступления, если она оказалась вовлеченной в противоправные действия под угрозой насильственной смерти или серьезной телесной травмы, при условии, что сама обвиняемая не провоцировала жертву на подобные угрозы или нападение. В дополнение к сказанному наш закон требует, чтобы каждый оказавшийся перед лицом такого рода угрозы был обязан отступать, если таковое отступление возможно, прежде чем применить какие-то действия против персоны, угрожающей нападением. Если вы решите, что миз Баудро, без всякого сомнения, спровоцировала подобное нападение или что она имела возможность отступить и не сделала этого, преднамеренно послужив причиной смерти доктора Отта, вы вынесете вердикт о ее виновности. Если же вы найдете, что она использовала все возможные способы к отступлению или не имела таковых вовсе, неумышленно послужив причиной смерти нападавшего, вы признаете обвиняемую оправданной и вынесете вердикт о ее невиновности.
Судья закончил напутствие, сообщив присяжным заседателям, что после того, как они удалятся в совещательную комнату, они обязаны выбрать старшину и в течение всего времени обсуждения могут сообщаться с судом только письменно, передавая бумаги через бейлифа.
Бингем сказал:
– Мистер Блакборн, вы можете приступать к заключительному слову защиты.
* * *
Выйдя вперед, Уоррен поблагодарил членов суда за их терпение и внимание во время выступлений свидетелей.
– Я хочу напомнить вам, – сказал он, – то, что говорил судья Бингем на voir dire. По нашим законам, обвинение несет бремя доказательства. От Джонни Фей Баудро не требовалось, чтобы она доказывала вам свою невиновность в смерти доктора Клайда Отта. Она даже не обязана была доказывать, что нажала курок в целях самообороны, – и, тем не менее, она это сделала по своему добровольному согласию, дала клятву и во время сурового перекрестного допроса сообщила все необходимые подробности, фактически доказывающие, что она стала причиной гибели доктора. На обвинении лежала обязанность убедить вас в том, что подсудимая действительно виновна в совершении предумышленного убийства. И они должны были доказать это вам вне всякого сомнения. Вы забыли бы о своем долге присяжных, если бы не держали этого в уме в течение всего времени обсуждения.
Коротко Уоррен суммировал все факты с точки зрения защиты: бурные отношения между любовниками, историю, связанную с оскорблением Джонни Фей ее будущей жертвой, – человеком, чья смерть сама по себе заслуживает скорби, но чей образ жизни, конечно же, вряд ли достоин похвалы.
– Кэти Льюис, одна из его подруг, рассказала вам, как он выбил ей зубы и дал двадцать пять тысяч долларов за то, чтобы она молчала. Миссис Патриция Гуриан поведала о том, как он пытался овладеть ею сексуально в своем служебном кабинете, а затем, когда она хотела уйти, пытался ее задержать. Джудит Тарр, следующая пациентка доктора Отта, сказала, что и с ней он поступил таким же образом, и она была достаточно откровенна с вами, признав, что уступила его домогательствам. Джонни Фей Баудро сама сообщила о том, как была избита им и впоследствии лечилась в госпитале. Доктор Отт не был добрым человеком, каким мы хотим и надеемся видеть наших врачей и какими они обычно являются. Он был жесток.
И этого сукина сына давно следовало прикончить! – мысленно добавил Уоррен.
– Что же касается подсудимой, то она земная женщина – в этом нет никаких сомнений. Она управляет ночным стриптиз-клубом. Но я напоминаю вам, что судят ее не за это. По ее собственному признанию, она способна на то, что сама она назвала “гнусный, или гадкий, язык”, – но опять же, судят ее не за это. В ее собственности находились три пистолета. Это не является преступлением. Она практиковалась в стрельбе из них на тренировочном полигоне. И это не преступление. Все мы, даже те из нас, кто не сталкивался с этим лично, понимаем, что значит быть привлекательной одинокой женщиной в большом городе, где преступность угрожает всякому жителю. И даже мистер Морз, свидетель, представленный вам обвинением, сказал, что никому не запрещается носить оружие, если человек знает, как им пользоваться. Миссис Лорна Джеральд, приемная дочь доктора Отта, субсидировавшаяся им, процитировала слова миз Баудро, сказанные той после очередной стычки с доктором: “Когда он становится злым, напивается и впадает в беспамятство, мне хочется перерезать ему горло, пока он спит”. Надо ли вам воспринимать эту фразу всерьез? – Уоррен улыбнулся с тактичной фамильярностью и поводил полусогнутым пальцем, указывая на ряды присяжных. – Да кто же из нас не произносил слов типа “Я хотел убить его за это”? И что, разве в действительности мы собирались сделать подобное? Разве кого-нибудь из нас убили? – Он немного выждал, пока эта концепция утвердится в умах присяжных. – Доктор Баттерфилд признал, что его друг Клайд Отт сказал обвиняемой, после того, как она облила его вином: “Ты – сука, я с удовольствием убил бы тебя за это!” Свидетель также сообщил, что у Клайда Отта был вспыльчивый характер. Однако доктор Баттерфилд всячески старался подчеркнуть факт, что его друг говорил это не в буквальном смысле. Ну, так как же нам быть? Должны ли мы принимать такие грозные заявления за чистую монету или мы обязаны отнестись к ним, как к проявлениям обычной человеческой слабости? Я думаю: ответ вам известен.
Уоррен остановился в проходе, затем двинулся от центра площадки назад, к столу защиты, поближе к Джонни Фей Баудро, которая сидела там, одетая во все серое.
– Помимо этого, вы выслушали показания обвиняемой, данные ею под присягой. Вы слушали рассказ храброй, независимой и опечаленной женщины. Она любила Клайда Отта. Возможно, это было неразумно, но длилось в течение очень долгого времени. Она пыталась отучить его от алкоголя, неумеренное потребление которого свело доктора на грубый животный уровень. Она пыталась отучить его от привычки к наркотикам, которые, безусловно, разрушали его разум. Клайд Отт был богатым человеком, но Джонни Фей Баудро имела работу и получала собственное жалованье. Она никогда не пользовалась какими-то выгодами от столь солидных капиталов доктора. Хотела или не хотела она выйти за него замуж, а он колебался, или же это он мечтал жениться на ней, а она не могла на это решиться, – какая разница? Ваш жизненный опыт, бузусловно, подскажет вам, что в таких делах не все решается просто. Фактом же является то, что она жила, как независимая одинокая женщина. Мне думается, что это требует немалого мужества, особенно в наш век, когда женщины борются за свои права и статус, одинаковый с мужчинами.
Итак, мы подошли к трагическим событиям вечера седьмого мая. А они поистине трагические – миз Баудро их иначе и не воспринимает. Она скорбит о случившемся. И вы это видите. Она не собиралась убивать Клайда Отта. Миз Баудро всего лишь хотела защитить себя от убийства или серьезного телесного повреждения. Она поведала нам о том, что произошло. Это правда. Она не угрожала ему смертельным насилием. И другой правды нет. Обвинение не представило нам ни одного свидетеля, который утверждал бы обратное. Обвиняющая сторона предъявила нам эксперта по отпечаткам, который засвидетельствовал, что на кочерге, которой Клайд Отт угрожал подсудимой, не было обнаружено отпечатков ладоней доктора. Но ведь подсудимая сама признала, что подняла кочергу после смерти Клайда Отта и в состоянии, которое мы, вне всякого сомнения, признаем как полуистерическое, неумышленно уничтожила некоторые из отпечатков на этой кочерге. Уничтожила улику, которая могла бы полностью реабилитировать ее! Можно ли обвинять ее за это? Обвинять за неразумные действия, совершенные в такой момент, который обратил бы вас, или меня, или вообще кого бы то ни было в истинную жертву потрясения и ужаса? Я обращаю ваше внимание, леди и джентльмены, на то, что, будь она виновна в убийстве, она совсем не обязана была бы рассказывать нам все про эту кочергу! Будь она действительно виновна в преступлении, она могла бы вытереть кочергу начисто, поскольку там были и ее отпечатки. Однако подсудимая не сделала этого! Она рассказала нам всю правду.
Уоррен снова вернулся к ложе присяжных.
– Вы слышали от судьи Бингема о том, что наш закон называет “обязанностью отступить”. Я спрошу мужчин, находящихся между вами: если взбешенный человек, пьяный и в двести двадцать фунтов весом, подойдет к вам с тяжелой железной кочергой и недвусмысленно даст понять, что собирается убить вас ею, – что сделаете вы? Конечно, вы могли бы попробовать убежать. Но поступит ли так кто-нибудь из вас?.. Сомневаюсь! Вы могли бы попытаться поговорить с ним, хотя все мы прекрасно понимаем, каково разговаривать с пьяным и рассерженным человеком, – в этом случае вы попросту поставили бы под угрозу собственную жизнь с минимальными шансами на успех. Вы могли бы попробовать сразиться с тем мужчиной, ударить его кулаком или повалить его на землю. Некоторые из вас достаточно храбры, чтобы сделать это. Другие, возможно, нет. Или, будь у вас при себе пистолет, вы, вероятно, сделали бы то же самое, что сделала Джонни Фей Баудро.
Уоррен остановился рядом с присяжными, изучающе глядя на их напряженно-внимательные лица.
– А теперь я спрошу женщин, находящихся среди вас: стали бы вы в такой ситуации просить о пощаде лишь потому, что являетесь женщинами? Вы попытались бы убежать? Миз Баудро не смогла этого сделать. Конечно, и арочный проход, и вестибюль были широкими – Бог знает, сколько раз обвинитель называл нам их размеры, пока мы наконец этого не запомнили. Но главная причина, по которой моя подзащитная не смогла выбежать сквозь такое широкое пространство, заключалась в том, дорогие леди, что она в тот момент сидела на диване, стоящем вплотную к стене. За спиной Клайда Отта могло простираться футбольное поле, он мог стоять перед площадью Тяньаньмынь в Пекине, и это никак не повлияло бы на способность миз Баудро убежать. Поэтому, с учетом всех обстоятельств, я спрашиваю вас: вступили бы вы в борьбу с пьяным, сильным мужчиной, имея тело слабой женщины? Я не думаю, что кто-нибудь из вас всерьез полагает, что миз Баудро могла сделать это. Стали бы вы – лишь потому, что являетесь женщиной, – пытаться уговорить нападавшего и взывать к Господу, чтобы мужчина с кочергой в руках не разбрызгал ваш мозг по всему ковру или не сделал вас на всю жизнь идиоткой с бессмысленным взглядом?
Уоррен повысил голос:
– Потому что это был единственно возможный способ отступить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Этот старый пьяный пес все еще валяется в кровати, – сказала она, – но, видно, у меня силенок маловато, чтобы вытащить его оттуда.
Джим Денди сидел за кухонным столом, допивая вторую бутылку холодного пива из упаковки, которую Мари прихватила в ближайшем супермаркете. Теперь Мари была на улице с Китти Мери, объяснявшей ей, как выращивать томаты и салат-латук. Задрав ноги на кухонный стул и тоже с бутылкой пива в руке, Уоррен сидел напротив Джима Денди за расшатанным столом.
* * *
Джим Денди соответствовал описанию, данному Шивой Сингх, но не больше, чем многие другие мужчины: около сорока лет, совершенно расхлябанный, длинноволосый и толстопузый. Он, по всей видимости, уже несколько дней не брился. Кожа его лица, просвечивавшая сквозь щетину, сильно напоминала линолеум. От Джима пахло вчерашним пивом и немытым телом. Он был в военной рабочей куртке со споротыми знаками отличия и в таких дырявых джинсах, что они наверняка показались бы супермодными где-нибудь в Беверли-Хилс. Уоррен понял, что на Джиме, скорее всего, была его собственная одежда, за исключением, может быть, лишь недельных белых носков, которых у него, возможно, было две пары.
– Я еще раз повторяю, приятель, – сказал Уоррен, опуская ноги на пол, – пока ты трезвый и в состоянии соображать. Ничего плохого с тобой не случится. Никому и дела нет до того, что ты взял бумажник. Но ты должен признаться в этом и рассказать обо всем, что ты видел. Вот и все.
– Это не пойдет, – ответил Джим Денди.
– В чем же проблема? Можешь смело говорить мне.
– Я потратил те деньги.
– А причина, по которой ты это сделал?! У тебя же нет лицевых счетов в банке – вот почему ты их и потратил. Да плевать им на такую ерунду! Если ты, конечно, приедешь в Хьюстон.
Джим Денди, не переставая, тер свои руки, словно пытался их согреть. Он то и дело бросал случайные взгляды то на Уоррена, то в окно на женщин во дворе.
– Я не могу этого сделать, – сказал он.
– В таком случае ты в глубоком дерьме, приятель. Тогда полиция обязательно захочет узнать, что ты сделал с теми деньгами.
– А откуда они узнают, что эти деньги у меня вообще были?
– Я им скажу, – ответил Уоррен.
– И ты, парень, сделаешь такую гадость?
– Мне некуда деваться. Моему подзащитному угрожает смертный приговор.
– А как же я доберусь до Хьюстона? – спросил Джим Денди.
– Со мной, – рассмеялся Уоррен, – и прямо сейчас. Я там содержу что-то вроде маленького отеля. У меня уже проживает парочка амиго. Ты будешь в числе приглашенных и задаром. Бесплатное пиво до самого дня суда и бесплатная еда в течение всего времени проживания.
Джим Денди смерил Уоррена взглядом с ног до головы и нахмурился.
– Я не стану есть ничего такого, что прыгает, ползает или лазает по деревьям. И я не положу в рот ни одного кусочка, которого не сумею опознать.
– Супермаркет находится прямо за углом. Можешь покупать продукты там. Я плачу.
– А как же Китти Мери?
– Она будет дожидаться тебя здесь. Она-то ведь никуда не собирается уезжать, правда?
– Хорошо … Я дал себе слово, что проживу здесь до самой смерти, да и ты похож на честного человека. О'кей!
– Давай так: хвост трубой, расцелуйся на прощание со своей женщиной, забирай остатки пива и присоединяйся к нашей компании.
По дороге на север, к Хьюстону, имея на заднем сиденье Джима Денди и приоткрыв окна, чтобы избавиться от ароматов его тела, Уоррен спросил:
– Почему ты вернулся в химчистку и забрал одежду?
– Был пьяный, – ответил Джим Денди, – в тот момент мне это показалось неплохой мыслью.
– Вещи подошли?
– Не совсем. Были немного маловаты.
– Я слышал: у тебя их украли?
– Да нет, черт побери! Я их продал за десять баксов, – сказал Джим Денди. – Они были слишком шикарные для меня и, как мне кажется, приносили несчастье. В том парне, который их у меня купил, понаделали кучу дырок. Его застрелили насмерть в той же самой миссии. За свою жизнь я натворил много такого, чего мне, пожалуй, делать не стоило, и при этом в большинстве случаев я был так пьян, что потом даже ничего не мог вспомнить. Я думаю, что старуха-судьба наконец-то задумала со мной расквитаться, – может быть, кто-то искал именно меня. Вот почему я и вернулся назад в Бивилл.
26
В понедельник 31 июля, в начале девятого утра, Уоррен предстал перед столом Мелицы Борн-Смит, координаторши 299-го окружного суда.
– У нас в триста сорок втором сегодня заключительные речи, – сказал он координаторше. – Не будете ли вы любезны сообщить Нэнси Гудпастер и судье Паркер, что, как только суд присяжных заседателей вынесет вердикт, я готов продолжить дело “Куинтана” с того места, где мы остановились. Может быть, судья захочет поговорить с присяжными. И с миссис Сингх.
– Судья у себя в кабинете, – ответила Борн-Смит, – вы можете сами сказать ей это.
– У меня сейчас нет времени. Попросите ее оставить для меня информацию на автоответчике. Ну как, их высочество хорошо отдохнули?
– Говорит, что да. – Борн-Смит не смогла удержаться от смеха.
Уоррен отыскал на седьмом этаже пустой зал и провел оставшиеся сорок пять минут за чтением записей, сделанных им за воскресенье. Затем он убрал бумаги в портфель – больше он не собирался в них заглядывать.
Ровно в девять часов Уоррен появился в триста сорок втором. Судья Бингем кивнул в знак признания его пунктуальности. Все в огромном зале поднялись, когда туда цепочкой вошли присяжные, чтобы занять свои места.
Судья Бингем прочитал обвинительные пункты дела. Джонни Фей Баудро предъявлялось обвинение в совершении убийства.
– Согласно нашим законам, человек признается виновным в совершении убийства в том случае, если он – или она, как в настоящем деле, – обдуманно и намеренно послужил причиной смерти другого человека. Миз Баудро признала факт убийства ею доктора Клайда Отта и подала ходатайство с просьбой о признании ее невиновной в преднамеренном убийстве, поскольку последнее было совершено ею в целях самообороны. Обвиняемая не может быть признана виновной в совершении какого бы то ни было преступления, если она оказалась вовлеченной в противоправные действия под угрозой насильственной смерти или серьезной телесной травмы, при условии, что сама обвиняемая не провоцировала жертву на подобные угрозы или нападение. В дополнение к сказанному наш закон требует, чтобы каждый оказавшийся перед лицом такого рода угрозы был обязан отступать, если таковое отступление возможно, прежде чем применить какие-то действия против персоны, угрожающей нападением. Если вы решите, что миз Баудро, без всякого сомнения, спровоцировала подобное нападение или что она имела возможность отступить и не сделала этого, преднамеренно послужив причиной смерти доктора Отта, вы вынесете вердикт о ее виновности. Если же вы найдете, что она использовала все возможные способы к отступлению или не имела таковых вовсе, неумышленно послужив причиной смерти нападавшего, вы признаете обвиняемую оправданной и вынесете вердикт о ее невиновности.
Судья закончил напутствие, сообщив присяжным заседателям, что после того, как они удалятся в совещательную комнату, они обязаны выбрать старшину и в течение всего времени обсуждения могут сообщаться с судом только письменно, передавая бумаги через бейлифа.
Бингем сказал:
– Мистер Блакборн, вы можете приступать к заключительному слову защиты.
* * *
Выйдя вперед, Уоррен поблагодарил членов суда за их терпение и внимание во время выступлений свидетелей.
– Я хочу напомнить вам, – сказал он, – то, что говорил судья Бингем на voir dire. По нашим законам, обвинение несет бремя доказательства. От Джонни Фей Баудро не требовалось, чтобы она доказывала вам свою невиновность в смерти доктора Клайда Отта. Она даже не обязана была доказывать, что нажала курок в целях самообороны, – и, тем не менее, она это сделала по своему добровольному согласию, дала клятву и во время сурового перекрестного допроса сообщила все необходимые подробности, фактически доказывающие, что она стала причиной гибели доктора. На обвинении лежала обязанность убедить вас в том, что подсудимая действительно виновна в совершении предумышленного убийства. И они должны были доказать это вам вне всякого сомнения. Вы забыли бы о своем долге присяжных, если бы не держали этого в уме в течение всего времени обсуждения.
Коротко Уоррен суммировал все факты с точки зрения защиты: бурные отношения между любовниками, историю, связанную с оскорблением Джонни Фей ее будущей жертвой, – человеком, чья смерть сама по себе заслуживает скорби, но чей образ жизни, конечно же, вряд ли достоин похвалы.
– Кэти Льюис, одна из его подруг, рассказала вам, как он выбил ей зубы и дал двадцать пять тысяч долларов за то, чтобы она молчала. Миссис Патриция Гуриан поведала о том, как он пытался овладеть ею сексуально в своем служебном кабинете, а затем, когда она хотела уйти, пытался ее задержать. Джудит Тарр, следующая пациентка доктора Отта, сказала, что и с ней он поступил таким же образом, и она была достаточно откровенна с вами, признав, что уступила его домогательствам. Джонни Фей Баудро сама сообщила о том, как была избита им и впоследствии лечилась в госпитале. Доктор Отт не был добрым человеком, каким мы хотим и надеемся видеть наших врачей и какими они обычно являются. Он был жесток.
И этого сукина сына давно следовало прикончить! – мысленно добавил Уоррен.
– Что же касается подсудимой, то она земная женщина – в этом нет никаких сомнений. Она управляет ночным стриптиз-клубом. Но я напоминаю вам, что судят ее не за это. По ее собственному признанию, она способна на то, что сама она назвала “гнусный, или гадкий, язык”, – но опять же, судят ее не за это. В ее собственности находились три пистолета. Это не является преступлением. Она практиковалась в стрельбе из них на тренировочном полигоне. И это не преступление. Все мы, даже те из нас, кто не сталкивался с этим лично, понимаем, что значит быть привлекательной одинокой женщиной в большом городе, где преступность угрожает всякому жителю. И даже мистер Морз, свидетель, представленный вам обвинением, сказал, что никому не запрещается носить оружие, если человек знает, как им пользоваться. Миссис Лорна Джеральд, приемная дочь доктора Отта, субсидировавшаяся им, процитировала слова миз Баудро, сказанные той после очередной стычки с доктором: “Когда он становится злым, напивается и впадает в беспамятство, мне хочется перерезать ему горло, пока он спит”. Надо ли вам воспринимать эту фразу всерьез? – Уоррен улыбнулся с тактичной фамильярностью и поводил полусогнутым пальцем, указывая на ряды присяжных. – Да кто же из нас не произносил слов типа “Я хотел убить его за это”? И что, разве в действительности мы собирались сделать подобное? Разве кого-нибудь из нас убили? – Он немного выждал, пока эта концепция утвердится в умах присяжных. – Доктор Баттерфилд признал, что его друг Клайд Отт сказал обвиняемой, после того, как она облила его вином: “Ты – сука, я с удовольствием убил бы тебя за это!” Свидетель также сообщил, что у Клайда Отта был вспыльчивый характер. Однако доктор Баттерфилд всячески старался подчеркнуть факт, что его друг говорил это не в буквальном смысле. Ну, так как же нам быть? Должны ли мы принимать такие грозные заявления за чистую монету или мы обязаны отнестись к ним, как к проявлениям обычной человеческой слабости? Я думаю: ответ вам известен.
Уоррен остановился в проходе, затем двинулся от центра площадки назад, к столу защиты, поближе к Джонни Фей Баудро, которая сидела там, одетая во все серое.
– Помимо этого, вы выслушали показания обвиняемой, данные ею под присягой. Вы слушали рассказ храброй, независимой и опечаленной женщины. Она любила Клайда Отта. Возможно, это было неразумно, но длилось в течение очень долгого времени. Она пыталась отучить его от алкоголя, неумеренное потребление которого свело доктора на грубый животный уровень. Она пыталась отучить его от привычки к наркотикам, которые, безусловно, разрушали его разум. Клайд Отт был богатым человеком, но Джонни Фей Баудро имела работу и получала собственное жалованье. Она никогда не пользовалась какими-то выгодами от столь солидных капиталов доктора. Хотела или не хотела она выйти за него замуж, а он колебался, или же это он мечтал жениться на ней, а она не могла на это решиться, – какая разница? Ваш жизненный опыт, бузусловно, подскажет вам, что в таких делах не все решается просто. Фактом же является то, что она жила, как независимая одинокая женщина. Мне думается, что это требует немалого мужества, особенно в наш век, когда женщины борются за свои права и статус, одинаковый с мужчинами.
Итак, мы подошли к трагическим событиям вечера седьмого мая. А они поистине трагические – миз Баудро их иначе и не воспринимает. Она скорбит о случившемся. И вы это видите. Она не собиралась убивать Клайда Отта. Миз Баудро всего лишь хотела защитить себя от убийства или серьезного телесного повреждения. Она поведала нам о том, что произошло. Это правда. Она не угрожала ему смертельным насилием. И другой правды нет. Обвинение не представило нам ни одного свидетеля, который утверждал бы обратное. Обвиняющая сторона предъявила нам эксперта по отпечаткам, который засвидетельствовал, что на кочерге, которой Клайд Отт угрожал подсудимой, не было обнаружено отпечатков ладоней доктора. Но ведь подсудимая сама признала, что подняла кочергу после смерти Клайда Отта и в состоянии, которое мы, вне всякого сомнения, признаем как полуистерическое, неумышленно уничтожила некоторые из отпечатков на этой кочерге. Уничтожила улику, которая могла бы полностью реабилитировать ее! Можно ли обвинять ее за это? Обвинять за неразумные действия, совершенные в такой момент, который обратил бы вас, или меня, или вообще кого бы то ни было в истинную жертву потрясения и ужаса? Я обращаю ваше внимание, леди и джентльмены, на то, что, будь она виновна в убийстве, она совсем не обязана была бы рассказывать нам все про эту кочергу! Будь она действительно виновна в преступлении, она могла бы вытереть кочергу начисто, поскольку там были и ее отпечатки. Однако подсудимая не сделала этого! Она рассказала нам всю правду.
Уоррен снова вернулся к ложе присяжных.
– Вы слышали от судьи Бингема о том, что наш закон называет “обязанностью отступить”. Я спрошу мужчин, находящихся между вами: если взбешенный человек, пьяный и в двести двадцать фунтов весом, подойдет к вам с тяжелой железной кочергой и недвусмысленно даст понять, что собирается убить вас ею, – что сделаете вы? Конечно, вы могли бы попробовать убежать. Но поступит ли так кто-нибудь из вас?.. Сомневаюсь! Вы могли бы попытаться поговорить с ним, хотя все мы прекрасно понимаем, каково разговаривать с пьяным и рассерженным человеком, – в этом случае вы попросту поставили бы под угрозу собственную жизнь с минимальными шансами на успех. Вы могли бы попробовать сразиться с тем мужчиной, ударить его кулаком или повалить его на землю. Некоторые из вас достаточно храбры, чтобы сделать это. Другие, возможно, нет. Или, будь у вас при себе пистолет, вы, вероятно, сделали бы то же самое, что сделала Джонни Фей Баудро.
Уоррен остановился рядом с присяжными, изучающе глядя на их напряженно-внимательные лица.
– А теперь я спрошу женщин, находящихся среди вас: стали бы вы в такой ситуации просить о пощаде лишь потому, что являетесь женщинами? Вы попытались бы убежать? Миз Баудро не смогла этого сделать. Конечно, и арочный проход, и вестибюль были широкими – Бог знает, сколько раз обвинитель называл нам их размеры, пока мы наконец этого не запомнили. Но главная причина, по которой моя подзащитная не смогла выбежать сквозь такое широкое пространство, заключалась в том, дорогие леди, что она в тот момент сидела на диване, стоящем вплотную к стене. За спиной Клайда Отта могло простираться футбольное поле, он мог стоять перед площадью Тяньаньмынь в Пекине, и это никак не повлияло бы на способность миз Баудро убежать. Поэтому, с учетом всех обстоятельств, я спрашиваю вас: вступили бы вы в борьбу с пьяным, сильным мужчиной, имея тело слабой женщины? Я не думаю, что кто-нибудь из вас всерьез полагает, что миз Баудро могла сделать это. Стали бы вы – лишь потому, что являетесь женщиной, – пытаться уговорить нападавшего и взывать к Господу, чтобы мужчина с кочергой в руках не разбрызгал ваш мозг по всему ковру или не сделал вас на всю жизнь идиоткой с бессмысленным взглядом?
Уоррен повысил голос:
– Потому что это был единственно возможный способ отступить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45