Голос его прозвучал так искренне, что Уоррен передумал.
– Если вы будете звонить только один раз в день, то это я выдержу.
– Там, откуда мы приехали, нет телефонов, – объяснил Педро.
Мари оторвалась от своих ногтей:
– Почему ты не спросишь у них, не встречали ли они того парня, которого ты разыскиваешь?
Уоррен описал им внешность того мужчины.
– Многие парни так выглядят, – сказал Педро. Уоррен дал им описание одежды, взятой из химчистки.
Педро обернулся к Армандо и что-то проговорил ему на своем музыкальном испанском. Армандо ответил. Педро сказал:
– Мы знаем его. Мы его видели в миссии. Зеленый свитер, серый костюм. Точно. Он страшный пьяница. Его зовут Джим… какой-то. Все начинают смеяться, когда он говорит свое полное имя, но я не понял почему. Несколько дней назад он напился, и кто-то стащил всю его новую одежду.
– Когда вы в последний раз видели этого Джима? – взволнованно спросил Уоррен, наклонившись к мексиканцам через весь обеденный стол. – Он и сейчас там? Он в миссии?
– Нет, он приходит и уходит. Поспит там одну ночь, а потом надолго исчезает. Потом опять возвращается. Потом опять уходит. Он ночует по всему городу. Я его видел два вечера назад.
– Но ты знаком с ним? Ты можешь его узнать?
Педро кивнул.
– Слушайте, – сказал Уоррен, – у меня для вас есть работа, парни. Я целыми днями в суде, на другом процессе, по другому делу. Я заплачу вам, если вы отыщете мне этого Джима. Вы находите его и приводите ко мне – или вы его хватаете, звоните мне, а я за ним приезжаю.
Уоррен на минуту остановился, раздумывая: главное тут стимул.
– Вы находите его до праздников – и я даю вам по сто баксов каждому. Находите его в самые ближайшие дни – и я плачу вам еще больше.
Перекрывая грохот орудийной пальбы и визг автомобильных покрышек, доносившиеся из телевизора, Педро разговаривал с Армандо. Мари с весьма довольным видом отправилась на маленькую кухню готовить выпивку.
– О'кей, – сказал Педро.
Они пожали друг другу руки. Ладони мексиканцев были грубы, но руки они пожимали несильно и мирно – по обычаю своей страны.
Чуть позднее Педро спросил:
– А где мы будем спать? У вас только одна кровать.
– Это большая кровать. Вы можете поместиться на ней оба, или же один из вас может спать на кушетке.
– А где будете спать вы?
– Ну, обо мне не беспокойтесь, – сказал Уоррен.
– Cabron, – подмигнув заметил Педро.
Он постоянно называл Уоррена козлом. Уоррен хотел было заявить протест, но вряд ли в этом был смысл.
В автомобиле, по пути к своему дому, Мари крепко сжала руку Уоррена.
– Видишь? Всякое бывает. Но иногда все-таки случается и хорошее.
Он смеялся от счастья. Ему казалось, его смех, будто эхо, долго слышался в машине или, быть может, в его голове. Во всяком случае он даже потом слышал его.
На следующий день Уоррен начал свой второй процесс.
20
Репортеры и телеоператоры толпились в коридоре перед входом в суд Дуайта Бингема. Штат был готов представить дело об убийстве доктора Клайда Отта обвиняемой Джонни Фей Баудро.
– Вы удовлетворены составом суда, мистер Блакборн?.. Вы по-прежнему ожидаете оправдательного приговора?.. Будет миз Баудро давать свидетельские показания в свою защиту?
Вопросы сыпались отовсюду. Уоррен подумал, что год назад он жизни бы не пожалел за такого рода внимание.
– Ни я, ни моя клиентка ничего не можем сказать на этой стадии слушания дела. Но я уверен, что вам удастся выжать несколько слов из мистера обвинителя.
Боб Альтшулер в элегантном синем блейзере и строгом галстуке сделал шаг к микрофонам. Уоррен быстро провел Джонни Фей в зал суда.
* * *
Обвиняющая сторона начала свою часть, как обычно – с выступления главного судмедэксперта, установившего причину смерти: одна из пуль 22-го калибра прошла сквозь надбровную дугу и переднюю долю мозга и вышла через затылочную кость; вторая – засела в средней легочной доле правого легкого. Смерть была мгновенной. Выстрелы, по всей видимости, были произведены из положения прямо напротив истца с расстояния приблизительно от четырех до шести футов.
Альтшулер спросил у медицинского эксперта, может ли он определить, двигался ли, стоял или лежал доктор Отт в тот момент, когда эти пули настигли его. Последовали утомительные технические подробности относительно углов попадания и возможного порядка выстрелов.
– Не могли бы вы, сэр, сократить подробности и сделать вывод, который был бы понятен нам, непрофессионалам, никогда не посещавшим медицинских школ?
– По моему должным образом взвешенному и обоснованному мнению, в момент убийства доктор Отт спокойно стоял на месте.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
Уоррен все отлично помнил. “Он нападал на вас, когда вы его застрелили?” “Да”. “Он нисколько не колебался? Не останавливался?” “Нет”. Это была версия Джонни Фей, которую ей предстояло изложить суду в своем свидетельском показании. Если Клайд спокойно стоял, это означало, что особых оснований для стрельбы в него не было, и в то же время, что подзащитная солгала своим адвокатам.
Уоррен перешел к перекрестному допросу эксперта, однако доктор, который был не только судебным патологоанатомом, но и юристом, не уступил ни на йоту.
– Сэр, ваше мнение относительно того, что доктор Отт спокойно стоял в тот момент, когда пули настигли его, нельзя назвать установленным фактом, не так ли?
– В данном случае это можно считать именно фактом. Истец почти наверняка спокойно стоял на месте.
– “Почти наверняка” – это не значит “абсолютно точно”, так ведь?
– Хорошо, я внесу поправку. Как эксперт, я нисколько не сомневаюсь в этом.
Чем больше Уоррен придирался к нему, тем тверже тот становился.
– А случалось ли когда-нибудь так, чтобы ваше мнение, сэр, оказывалось ошибочным?
– Нет, насколько мне помнится, хотя я и отдаю себе отчет в том, что оправдательный вердикт может считаться доказательством моей ошибки.
– То есть вы имеете в виду, сэр, что на другом процессе вы засвидетельствовали набор фактов или возможностей, а суд не поверил вам. Правильно я вас понял?
– Заявляю протест, – сказал вставая Альтшулер. – Он и не думал о том, во что поверил или не поверил другой cyд.
Уоррен повернулся к судье Бингему:
– Ваша честь, этот свидетель – эксперт, и ему разрешается отвечать так, как он сочтет нужным.
– Да, вроде того, – сказал судья. – Но не думаю, что я могу это разрешить. Протест поддержан.
– Больше нет вопросов, – сказал Уоррен, сев на место и начав покусывать кончик карандаша.
Джонни Фей бросила на своего адвоката мрачный вопросительный взгляд. Глаза Рика были спрятаны за поднятой ко лбу рукой.
В качестве вещественного доказательства суду были предъявлены фотографии тела жертвы, а затем Томми Руиз, сержант отдела по расследованию убийств, рассказал о своем прибытии на Ривер-Оукс. Он нашел обвиняемую ожидающей перед входом в дом. Прежде чем выйти ему навстречу, она стряхнула на газон пепел с сигареты. Сославшись на свои записи как на материал, послуживший основой для полицейского рапорта, Руиз процитировал слова, сказанные Джонни Фей: “Когда мы спустились по лестнице, я попыталась покинуть дом, но в коридоре, загородив мне дорогу, стоял Клайд… Я схватила кочергу, чтобы защитить себя, но он ее у меня отнял… Я не собиралась убивать его, но Клайд шел на меня, как старый медведь-гризли; шел, размахивая кочергою над головой”. Кочерга эта, как засвидетельствовал Руиз, действительно была обнаружена в восемнадцати дюймах перед белым кожаным диваном, стоявшим посреди гостиной. Тело доктора Отта находилось наполовину на диване, наполовину на полу.
С помощью учительской указки и большого трехцветного архитектурного плана, укрепленного на подставке, Руиз дал детальное описание особняка Отта. Альтшулер заставил свидетеля остановиться на громадных размерах гостиной (что-то фута тридцать два на сорок пять да плюс к этому одна ниша для рояля и другая – для книжного шкафа и дивана), на расположении мебели в комнате, на широкой мраморной лестнице, которая вела из вестибюля на второй этаж, и на просторном арочном проходе из гостиной в вестибюль и к входной двери.
Альтшулер спросил:
– Скажите, сержант Руиз, если бы в вестибюле или в коридоре стоял человек, то существовала бы для другой персоны какая-то сложность в том, чтобы пробежать мимо или – лучше скажем – обежать вокруг него? Я имею в виду, не слишком ли узко это пространство, чтобы один человек оказался там в состоянии увернуться от другого?
Рик Левин заявил протест: “Призыв к высказыванию предположения”.
Они с Уорреном договорились, что перекрестный допрос сержанта Руиза будет проводить Рик, а только адвокат, назначенный для этого, имел право заявлять протесты во время прямого опроса свидетеля.
– Поддерживается, – немного подумав, сказал судья Бингем. – Вы можете перефразировать свой вопрос, мистер Боб.
Альтшулер спросил:
– Сколько приблизительно людей среднего сложения, поставленных бок о бок, могло бы поместиться в этом арочном проходе, сержант Руиз?
– Десять или двенадцать, – ответил Руиз.
– Не стояло ли там какой-то мебели или других предметов, которые могли бы воспрепятствовать свободному выходу?
– Нет, сэр. Ничего.
– А какова общая площадь вестибюля?
– Восемнадцать футов на восемнадцать. Так что, полагаю, где-то свыше трехсот квадратных футов.
– То есть триста двадцать четыре квадратных фута там есть наверняка?
– Да, сэр.
– Что касается размеров спальни?
– О ней можно сказать то же самое.
– А в вестибюле была какая-то мебель, загораживавшая проход в том или ином направлении?
– Пара резных деревянных стульев, но они стояли у стены. Два маленьких резных столика с лампами под шелковыми абажурами, но и они также располагались вдоль стены, по обе стороны от двери. В сущности, там было большое свободное пространство.
– Когда вы прибыли в дом доктора Отта, сколько времени уже прошло после телефонного звонка миз Баудро в полицию?
– Около двадцати минут.
– Миз Баудро, на ваш взгляд, была пьяна или трезва?
– Протест! – прервал Рик. – Ее не подвергали никаким тестам. Призыв к высказыванию предположения свидетелем.
– Поддерживается! – провозгласил судья.
– Еще один вопрос. Тот белый кожаный диван в гостиной – как далеко он находился от мраморной лестницы?
Руиз внимательно вчитался в свои записи, затем сопоставил их с архитектурным планом особняка.
– Я бы сказал, около шестидесяти пяти футов.
Альтшулер отпустил свидетеля, и к перекрестному допросу перешел Рик. К несчастью для адвокатов защиты, Томми Руиз не принадлежал к числу лгущих или жульничающих полицейских. Рик оставил в стороне теоретический вопрос о возможности или невозможности для обвиняемой покинуть помещение, сосредоточившись на ее подавленном состоянии в момент прибытия полиции.
Альтшулер попросил разрешения на повторный опрос свидетеля.
– Сержант Руиз, вы только что засвидетельствовали, что вскоре после того, как миз Баудро встретила вас у входной двери с сигаретой в руке, на глазах у обвиняемой выступили слезы, и она показалась вам глубоко потрясенной. Скажите, в тот момент вы стояли близко к ней или на некотором расстоянии?
– Близко. Всего в нескольких футах.
– Почувствовали вы запах спиртного, исходящий от нее?
– Нет, сэр.
– Судя по ее виду, она понимала, что делает?
Рик снова выступил с протестом.
Своим раскатистым баритоном Альтшулер воскликнул:
– Ведь они сами открыли дверь ко всякого рода размышлениям на этот счет, ваша честь! Они спросили мнение сержанта о состоянии миз Баудро в момент прибытия полиции. Я не возражал. Теперь и я должен пройти этот путь.
Судья Бингем сказал:
– Очень сожалею, мистер Левин. Но мистер Альтшулер прав. Я вынужден отклонить ваш протест.
Он повернулся к Руизу:
– Вы можете отвечать.
– Мне показалось, что она точно знала, что делает, – заявил Руиз.
– Скажите, в самом начале или впоследствии не путала ли она слова, не делала ли каких-то странных движений и не говорила ли чего-то такого, что заставило бы вас предположить, что она сильно пьяна?
– Нет, – ответил Руиз, – она выглядела абсолютно трезвой и вполне владела собой.
* * *
Уже на улице, когда Джонни Фей шла, на несколько шагов опережая адвокатов, Рик задумчиво заглянул в спокойные глаза Уоррена:
– Похоже, это будет немножко круче, чем мы предполагали.
– Альтшулер готовится, – заметил Уоррен.
За ленчем вместе со своими адвокатами, в том же самом садовом ресторанчике, где Уоррен когда-то беседовал с судьей Бингемом, Джонни Фей сидела с мрачным видом.
– Я ничего не понимаю, – сказала она. – О чем была вся последняя часть? Что за грандиозная проблема с этим “пьяная или непьяная”?
Уоррен объяснил, что Боб Альтшулер совершил двойную атаку: на достоверность ее показаний и одновременно на ее “обязанность отступить”. Через несколько дней, несмотря на то, что было сказано перед телекамерами, Джонни Фей должна была выйти на место свидетеля.
– И на перекрестном допросе, – сказал Уоррен, – Альтшулер попытается доказать, что вы вполне могли покинуть дом, имея в виду, что у вас не было оснований для убийства Клайда. Если вы все еще были немного пьяны, как вы заявили вначале, тогда, значит, выбраться из дома вам было не так-то легко, и к тому же это могло бы объяснить, почему вы не сумели удержать контроль над курком. Состояние опьянения не отменяет состава преступления, но это не работает и против вас. Однако Руиз утверждает, что вы пьяны не были.
– Ну, может быть, когда он туда добрался, действительно не была. Но я чувствовала себя пьяной, когда мы с Клайдом вернулись домой. Я вам об этом рассказывала.
– Да, об этом вы нам рассказывали.
– Ну так что же мне теперь говорить? – Джонни Фей, казалось, встревожилась. – Была я пьяной или нет? И что там с этим коронером? Что это за чепуха со “стоял спокойно”?
Адвокаты промолчали. Рик закашлялся. Уоррен сделал глоток чая со льдом. Свидетельские показания судмедэксперта разрушали теперешнюю версию о самозащите.
Серебряные тени над глазами Джонни Фей блеснули, отражая солнечный свет.
– Вы, парни, говорили, что мне не о чем беспокоиться, что мы выиграем дело сходу. Так вы, сукины дети, солгали мне?
– Я сказал вам, что ваше дело можно считать верным, если вы будете говорить правду, – холодно возразил Уоррен. – Если бы вы всегда говорили правду – как любила повторять моя мама, когда я лгал, что не проливал сок на ковер, – то вы никогда не забыли бы, что сказали раньше. Словом, лучше бы вам именно так и поступать.
* * *
По окончании перерыва обвинение вызвало сержанта Джея Кьюлика, полицейского эксперта по отпечаткам пальцев. В свои неполные сорок лет Кьюлик был кудрявым мужчиной с подкрученными кверху усами и благопристойными манерами, свойственными людям его профессии. После того, как он прочел небольшую лекцию, изобилующую специальными терминами, связанными с техникой анализа отпечатков, и вслед за тем, как было установлено, что на кочерге длиной в тридцать два дюйма и весом в три фунта были обнаружены отпечатки пальцев и Клайда Отта и Джонни Фей, Альтшулер попросил Кьюлика рассказать в доступной для непрофессионалов форме, в каких именно местах эти отпечатки расположены.
– Ее отпечатки имеются на всей кочерге, – сказал Кьюлик, – как у основания, так и в верхней и средней части. Причем и пальцев и ладоней.
– А отпечатки доктора Отта?
– Лишь в одном месте – у основания, на ручке. Отпечатки ладоней не найдены. Только следы пальцев обеих рук.
Альтшулер предъявил суду кочергу с наклеенными на нее ярлычками и приобщил ее к делу в качестве вещественного доказательства. Затем он попросил у судьи разрешения подойти поближе к свидетелю.
– Пожалуйста, встаньте, сержант, – сказал он. – Возьмите эту кочергу таким образом, чтобы ваши ладони ее не касались. Иными словами, только с помощью пальцев.
Кьюлик сделал это. Он явно очень неуклюже держал кочергу в руке.
Альтшулер отступил на шаг назад. Повернувшись лицом к Джонни Фей, он смерил ее суровым взглядом, в котором был немой укор. Стоя спиной к свидетелю, он громко сказал:
– Сержант, не удастся ли вам поднять эту кочергу над головой, по-прежнему держа ее одними пальцами. Можете вы сделать это?
– Это непросто, – ответил Кьюлик.
– Вы не можете этого сделать?
– Я могу, но не стану. Это очень неестественно.
Альтшулер вновь повернулся к нему:
– А теперь, сержант, возьмите кочергу естественным образом и поднимите ее над головой. Можете немного помахать этим оружием, если хотите.
Кьюлик сделал движение назад и коротко взмахнул кочергой в воздухе, словно намереваясь кого-то ударить.
– Если бы эту кочергу у вас сейчас забрали, сержант, и отправили в ваш офис на экспертизу, что вы обнаружили бы на ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45