Отсюда я могла наблюдать за посетителями и просителями, коробейниками, кредиторами – за всеми, у кого имелись здесь дела, включая представителей аристократии.
Впрочем, сейчас я погрузилась в свой собственный крошечный мирок и не заметила бы даже самого Папу, если бы он здесь появился. Когда стало ясно, что зрителей не пустят на заседание, толпа, собравшаяся на площади утром, разошлась, оставив кучи мусора, чтобы уборщикам было чем заняться. С самым искренним возмущением я пыталась понять, зачем нужно устраивать на площади помойку, когда за стенами и без того столько грязи.
Погода была на удивление чудесной, и, будь у меня другое настроение, я бы до слез обрадовалась летнему дню перед наступлением холодов. Около меня стояла корзинка с побитыми яблоками, а на коленях я держала большую миску. Маленьким ножом из слоновой кости я чистила яблоки, чтобы потом из них сварили варенье: его нежный вкус будет испорчен, если в него случайно попадут кусочки кожи или подпорченная мякоть.
Я орудовала ножом, шкурки падали... снова и снова. Затем я выбросила обрезки, потому что их ни для чего нельзя было использовать. Пепел к пеплу, прах к праху; все, что вышло из земли, в конце концов уйдет в нее.
Как мой сын, который вышел из нее и вернулся слишком рано – так я считала.
Снова и снова я вымещала на невинных фруктах боль, которая раздирала меня изнутри. Если бы мои чувства попали в наше варенье, оно обрело бы горький, несъедобный вкус. Истины, которые я считала неопровержимыми, рассыпались одна за другой. Я всегда пыталась верить в то, что я лишилась сына по воле Бога, но Жиль де Ре был с ним в тот день – по правде говоря, он видел его последним. Так же как его слуги были последними, с кем видели пропавших детей.
В тот страшный день я находилась в высокой башне в Шантосе, проветривая белье, когда снаружи поднялся шум. Я бросилась к окну и увидела, что смотритель замка поспешно отдает своим людям приказ поднять решетки. Когда такое происходит, в голове, естественно, рождаются мысли о нападении, а мой сын был где-то в лесу Шантосе с милордом, может быть, на пути врага. Но когда я увидела, что юный Жиль промчался в ворота один, мое беспокойство превратилось в панику. Я уронила аккуратно сложенное белье и, задрав юбки, помчалась вниз по лестнице.
Милорд, который стоял тогда на пороге взросления, был угловат и неловок. Он замер на месте, упираясь руками в колени и опустив голову. Он тяжело дышал, видимо, после долгого бега. Вокруг него собрались слуги, готовые броситься выполнять его приказы, и я видела, что они удивлены и пытаются выяснить, что случилось.
Я знала, что со мной он будет говорить: я ведь заменила ему мать, он будет говорить.
– Милорд, где Мишель? – крикнула я.
Он сделал глубокий вдох, еще один. А потом у него на лице появилось выражение неприкрытого ужаса.
– Мадам, кабан... Мы случайно на него наткнулись... Я помчался изо всех сил, я думал, Мишель бежит за мной, но, когда обернулся, его нигде не было...
Я вскрикнула и покачнулась, и смотритель замка меня подхватил.
– Где вы его видели в последний раз? – спросил у него Марсель.
– Не знаю...– задыхаясь, выдавил из себя он. Смотритель встряхнул его за плечи.
– Вспоминайте... Где вы видели его в последний раз? Жиль испуганно пролепетал:
– К западу от дубовой рощи, примерно в пятидесяти шагах, в ущелье, которое ведет к реке.
– Мишель пострадал?
– Я... не знаю.
Смотритель знаком показал, чтобы ему привели лошадь, и я в отчаянии схватила его за руку.
– Повитуха... Если Мишель ранен, она поможет.
Он взглянул на одного из слуг и осторожно высвободился из моих рук.
– Найди мадам Катрин и приведи ее сюда, – приказал он.
Я повернулась и зашагала в сторону конюшни. Теперь он схватил меня за руку.
– Нет, вы не должны, – сказал он.
– Он мой сын! – взмолилась я.
– Нет, – повторил он тверже.
К этому времени вокруг нас собрались уже все его люди, так что недостатка в тех, кому он отдавал приказы, не было.
– Держите мадам ла Драпье, пусть остается здесь, – велел он, и один из парней тут же вышел вперед.
Я отчаянно пыталась вырваться, но ничего у меня не получилось. На лице смотрителя замка было столько сострадания, что, думаю, если бы я стала его умолять, он? бы взял меня с собой. Но он отвернулся и приказал другому солдату:
– Найди Этьена и приведи в рощу.
Затем вскочил в седло и умчался прочь, подняв тучи пыли.
Я задохнулась, когда она начала оседать, и задыхалась сейчас, переживая свои воспоминания снова. Неожиданно мне на плечо легла рука, и я вздрогнула.
– Жильметта, – проговорил Жан де Малеструа, – зачем вы мучаете эти яблоки?
Яблоко, с которого я сдирала шкуру, выпало из моих рук, и мы вместе смотрели, как оно катилось по земле.
Я вытерла руки о платье – весьма нехарактерный для меня жест, потому что я ценю аккуратность.
– Вы очень наблюдательны, ваше преосвященство, – заметила я.
Мне показалось, что он хочет сесть; ему не было необходимости спрашивать моего разрешения, более того, мне следовало встать, когда он подошел, но мы оставили подобные глупости в далеком прошлом. Я кивком показала на свободное место рядом с собой, и он, расправив свое судейское одеяние, устроился на скамейке.
– Я готов выслушать вашу исповедь, если хотите, и таким образом облегчить ваши страдания. Я же вижу, вас что-то беспокоит.
Я убрала выбившуюся прядь волос и посмотрела на него. Видимо, на лице у меня появилось смущение, потому что он быстро добавил:
– Не беспокойтесь... Я назначу вам самое простое покаяние.
– Как пожелаете. Святой отец, отпустите мне грех разрушения.
Жан де Малеструа фыркнул.
– Думаю, сейчас Бога не слишком беспокоит судьба одного яблока, – заверил он меня.– Но Он хотел бы знать, и я тоже, что все-таки вас беспокоит.
Я устало вздохнула и, посмотрев ему в глаза, увидела в них готовность принять меня в моем жалком положении. Но время открыть ему, какие мысли меня занимали, еще не пришло. И поэтому я сказала то, что должно было его удовлетворить.
– То, что беспокоит сегодня нас всех.
– Понятно.– Он откинулся на спинку скамейки и задумался над моим ответом.– Думаю, только естественно, что все мы обеспокоены вещами, которые начали нам открываться. Это так прискорбно! Но печали хватает и без ваших слез, сестра.
– И тем не менее, брат, я встревожена и не могу молчать. Смотрите, во что он превратился. Когда-то я думала, что знаю его. Хорошо знаю. А оказывается, я его совсем не понимала.
– Владыка Тьмы принимает разные обличья, сестра, и готов пробраться в наш мир, как только видит малейшую щель. Он меняет форму и проникает к нам, оставаясь незамеченным, если только мы не находимся постоянно настороже.
– Неужели мы и в самом деле настолько невежественны, что такое... существо может ходить по земле, не привлекая нашего внимания?
– Похоже, что так и есть.
– Столько человек сообщало о пропаже детей. Почему мы их не слышали?
– В основном это были дети бедняков, о многих быстро забывали.
– Не все были из бедных семей. И у некоторых имелись родители, которые горевали, потеряв их.
– Получается, что недостаточно явно и громко они горевали.
Я не стала напоминать ему, что он тоже оставался глух к стонам несчастных родителей и лишь неохотно позволил мне разобраться в слухах.
– О, милосердный Боже, как такое могло произойти? – проговорила я, помолчав немного.
– Скорее всего, злые дела творились некоторое время и оставались скрытыми завесой тайны до нынешнего момента.– Епископ поерзал немного, чтобы тело не затекло после долгого сидения на неудобной скамейке.– Я много думал о природе зла, потому что Бог поручил мне с ним бороться. Должен признаться, что эта задача всегда казалась мне невыполнимой. Мне приходится мириться со своими неудачами каждый день.
Он снова поерзал и тихонько застонал.
– Вам эта скамейка, похоже, нравится больше, чем мне, – заявил он.
Я на мгновение забыла о своих печалях.
– Бог наградил меня подходящими размерами, чтобы чувствовать себя на ней удобно.
– Я заметил. Бог очень щедро раздает свои дары.– Затем его лицо стало серьезным.– Однако нам не следует забывать, что зло может быть одним из даров Господа нашего.
– Это каким же образом? – Я уставилась на него в изумлении.
– Вспомните о его многочисленных формах: войны, болезни, землетрясения, падение неба – и мрак. Бог дал нашему миру зло с определенной целью. Он помогает нам понять – путем сравнения, – что такое добро. Мы ненавидим темноту и радуемся свету, потому что знаем – темнота представляет собой зло, а свет – добро. Но свет и темнота существовали всегда; с тех самых пор, как их сотворил Господь, они не стали ничем иным, они такие же, какими были с самого начала. Возможно, они открывались нам по частям, но постоянно существовали в нашем мире. Я подозреваю, сестра, что Жиль де Ре всегда являлся порождением зла, а мы только сейчас начинаем видеть его истинную натуру.
Он произнес вслух мысли, которые я просто не могла высказать сама, словно знал, что они меня уже посетили и отравят все мое существо, если он не выпустит их на свободу.
– Думаю, нам предстоит еще многое узнать, – тихо проговорил он.
Я поняла, что он знает больше, чем говорит мне, но не винила его за это. Иногда плохие новости нужно сообщать маленькими порциями, чтобы не убить того, кому они предназначены. Я взяла новое яблоко и начала его чистить.
– Время покажет, ваше преосвященство, как всегда. Шкурка упала на землю. Он молча наблюдал за мной несколько минут, а потом сказал:
– Боюсь, когда все откроется, мы узнаем гораздо больше, чем хотим знать.
– Наверное, вы правы, – кивнув, сказала я. Боже, как же мне хотелось, чтобы он ошибся.
Прошло три дня, прежде чем я собралась с силами и задала его преосвященству вопрос, который отравлял мне жизнь. Я больше не могла этого выносить.
– Вы допросили тех, с кем он творил свои злые дела, Пуату и Анри?
В тот момент он занимался государственными делами, которым уже некоторое время не уделял должного внимания.
– Да, – сказал епископ, и мне показалось, что его рассердило мое вмешательство, хотя он поднял голову и посмотрел на меня, что случается не часто.
– Тщательно?
– Достаточно тщательно, чтобы прийти к выводу, что они были его сообщниками во всех гнусных делах и заслужили того же наказания, что и их господин.
– Значит, они знают, как погибли невинные дети. Жан де Малеструа позволил себе показать мне, что он смущен.
– Ну, не все были такими уж невинными. Некоторые искали для себя выгоду в обществе Жиля де Ре. Мы не можем утверждать, что эти молодые люди совершенно безупречны.
Мне совсем не хотелось тратить время на споры, потому что решимость начала меня оставлять.
– Но те, что были маленькими... Вам известно, как они умерли.
– Известно.– Он положил бумаги, которые читал, на стол и с удивленным выражением на лице откинулся на спинку стула.
– Вы хотите узнать что-то определенное, сестра?
– Да, – ответила я.
– В таком случае я вас слушаю. У меня очень много дел, и я бы хотел к ним вернуться.
– Маленькие дети, скажем, десять, одиннадцать лет... Как они были убиты? – спросила я.
– Жестоко, – ответил он.– Как же еще?
– Нет, меня интересует, каким способом у них отняли жизнь...
– Жильметта...
– Скажите мне.
Он помолчал немного, прежде чем ответить.
– Некоторые умерли, потому что из них выпустили всю кровь. Другим перерезали горло, а потом отрубили голову.
Я была так потрясена, что не могла произнести ни слова.
Именем Господа...
Я почти испытала облегчение, потому что ожидала услышать совсем другое. Однако я знала, что настоящее спокойствие снизойдет на меня, когда я получу окончательный ответ.
– А кому-нибудь из них разрезали живот? Он посмотрел мне в глаза.
– Да. Большинству. А теперь скажите мне, зачем вам знать такие страшные подробности?
Не обращая внимания на его вопрос, я проговорила:
– Ваше преосвященство, я хочу предпринять еще одно путешествие. Но оно будет длиннее предыдущего. И я бы попросила вас отправить со мной брата Демьена.
Он отложил в сторону работу.
– Это невозможно. Я не могу вас сейчас отпустить.
– Попросите сестру Элен меня заменить.
– Брат Демьен тоже нужен...
– Мы уже почти собрали урожай, и в нас обоих нет острой необходимости.
– И куда вы собираетесь отправиться? Мы уже... Я подняла руку, и он замолчал.
– Я хочу кое-что выяснить.
Глава 20
Самолет стартовал, словно ракета, из аэропорта Джона Уэйна и сильно накренился, ложась на курс. Впрочем, остальная часть полета прошла спокойно. Мне даже показалось, что в воздухе мы находились меньше, чем на земле, где шли бесконечные проверки службы безопасности перед тем, как нам разрешили подняться на борт. Мы приземлились в «Ньюарке» Аэропорт «Ньюарк». Находится возле Ньюарка (штат Нью-Джерси), примерно в 10 милях (16 км) к западу от Манхэттена. Обслуживает внутренние линии. Вместе с аэропортами им. Джона Кеннеди и «Ла Гуардия» считается аэропортом Нью-Йорка.
; я впервые лично увидела, как изменился Нью-Йорк после 11 сентября. Все пассажиры молчали, пока мы не вышли из аэропорта. Никому и в голову не пришло разговаривать.
Наша пятерка села на рейсовый автобус, который повез нас в скромный отель. Поскольку я оказалась единственной женщиной, мне достался номер на одного человека, а моим коллегам пришлось поселиться по двое. Все получилось удачно. Мне даже удалось узнать кое-что полезное во время занятий в пятницу. К сожалению, придется пропустить следующий день, хотя преподаватель обещал затронуть весьма любопытные вопросы. Поисковые машины, исходно созданные для расследований, услуги по уплате налогов при получении заработной платы, нечто напоминающее Lexus Nexus Популярный архив, в котором содержится различная информация из газет, журналов, документов и других печатных источников. Чаще всего используется адвокатами, журналистами и учеными.
, сфокусированное на плохих парнях. Но у меня были другие дела.
В субботу утром я выскользнула из отеля в шесть часов утра, пока все еще спали. На двери я повесила табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», а под номера коллег засунула листок, в котором написала, что ночью плохо себя чувствовала из-за женских неприятностей и утром намерена поспать. Мужественные полицейские, способные без дрожи смотреть в дуло пистолета, бледнеют от перспективы встречи с женским тампоном.
Детектив Питер Москал обещал встретить меня на Южной станции. Он заверил меня, что ему очень удобно туда добираться. Я сказала, что возьму такси, но он настоял, что заедет за мной.
Я сразу же узнала его по золотому значку, свисающему из кармана кожаной куртки, но он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Москал был красив, как Клинт Иствуд, с такими же резкими чертами лица, хорошо подстриженными волосами. Высокий, стройный полицейский двигался легко и уверенно. Я не заметила даже намека на седину, хотя ему было уже под пятьдесят.
И он не носил обручального кольца.
– Похоже, у вас очень рано становятся полицейскими, – сказала я.
Он широко улыбнулся.
– Точно. Я поступил в академию четырехлетним. Но теперь мне уже пора в отставку – во всяком случае, моя жена считает именно так.
Проклятье. Самые лучшие всегда заняты.
– Я хочу вас поблагодарить за то, что вы готовы потратить на меня часть субботы.
– Все в порядке. Дети делают уроки, а я уже не могу помочь им с математикой.
Он подарил мне обаятельную улыбку.
– Понятно. Значит, дела у вас.– При таком раскладе я решила не терять времени.
– Да, лежат у меня на столе. Пожалуй, стоит заехать в участок, чтобы вы могли их посмотреть – там очень много материала. А затем, если захотите, я отвезу вас на места преступлений. Впрочем, они сильно изменились. Надеюсь, вы не рассчитываете найти что-нибудь новенькое через два десятилетия.
– Буду рада, если здания стоят на прежнем месте. Черт побери, в Лос-Анджелесе у меня часто создается впечатление, что дома там появляются и исчезают. Хорошо бы увидеть места, где происходили похищения. Я постепенно начинаю понимать, что за человек Дюран; и мне хочется представить, каким он был раньше. Если возможно, поговорить с тем, кто вел расследование.
– Здесь я вас должен разочаровать. Ведущий детектив... Скажем так: у него возникли серьезные проблемы с алкоголем. Он и двух слов связать не может. Сержант, который первым оказался на месте преступления, уже три года как ушел в отставку. Очень скоро выяснилось, что у него рак, – в прошлом году он умер.
– Проклятье. Надеюсь, его жена получила страховку.
– Он не был женат.
– Что ж, значит, он не оставил вдову без средств к существованию.
– Да. Шон О'Рейли родился в богатой семье. На самом деле он был дядей Уила Дюрана.
– Бросьте. Не может быть.
Мимо стремительно проносились здания. Москал кивнул.
– Тем не менее это правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Впрочем, сейчас я погрузилась в свой собственный крошечный мирок и не заметила бы даже самого Папу, если бы он здесь появился. Когда стало ясно, что зрителей не пустят на заседание, толпа, собравшаяся на площади утром, разошлась, оставив кучи мусора, чтобы уборщикам было чем заняться. С самым искренним возмущением я пыталась понять, зачем нужно устраивать на площади помойку, когда за стенами и без того столько грязи.
Погода была на удивление чудесной, и, будь у меня другое настроение, я бы до слез обрадовалась летнему дню перед наступлением холодов. Около меня стояла корзинка с побитыми яблоками, а на коленях я держала большую миску. Маленьким ножом из слоновой кости я чистила яблоки, чтобы потом из них сварили варенье: его нежный вкус будет испорчен, если в него случайно попадут кусочки кожи или подпорченная мякоть.
Я орудовала ножом, шкурки падали... снова и снова. Затем я выбросила обрезки, потому что их ни для чего нельзя было использовать. Пепел к пеплу, прах к праху; все, что вышло из земли, в конце концов уйдет в нее.
Как мой сын, который вышел из нее и вернулся слишком рано – так я считала.
Снова и снова я вымещала на невинных фруктах боль, которая раздирала меня изнутри. Если бы мои чувства попали в наше варенье, оно обрело бы горький, несъедобный вкус. Истины, которые я считала неопровержимыми, рассыпались одна за другой. Я всегда пыталась верить в то, что я лишилась сына по воле Бога, но Жиль де Ре был с ним в тот день – по правде говоря, он видел его последним. Так же как его слуги были последними, с кем видели пропавших детей.
В тот страшный день я находилась в высокой башне в Шантосе, проветривая белье, когда снаружи поднялся шум. Я бросилась к окну и увидела, что смотритель замка поспешно отдает своим людям приказ поднять решетки. Когда такое происходит, в голове, естественно, рождаются мысли о нападении, а мой сын был где-то в лесу Шантосе с милордом, может быть, на пути врага. Но когда я увидела, что юный Жиль промчался в ворота один, мое беспокойство превратилось в панику. Я уронила аккуратно сложенное белье и, задрав юбки, помчалась вниз по лестнице.
Милорд, который стоял тогда на пороге взросления, был угловат и неловок. Он замер на месте, упираясь руками в колени и опустив голову. Он тяжело дышал, видимо, после долгого бега. Вокруг него собрались слуги, готовые броситься выполнять его приказы, и я видела, что они удивлены и пытаются выяснить, что случилось.
Я знала, что со мной он будет говорить: я ведь заменила ему мать, он будет говорить.
– Милорд, где Мишель? – крикнула я.
Он сделал глубокий вдох, еще один. А потом у него на лице появилось выражение неприкрытого ужаса.
– Мадам, кабан... Мы случайно на него наткнулись... Я помчался изо всех сил, я думал, Мишель бежит за мной, но, когда обернулся, его нигде не было...
Я вскрикнула и покачнулась, и смотритель замка меня подхватил.
– Где вы его видели в последний раз? – спросил у него Марсель.
– Не знаю...– задыхаясь, выдавил из себя он. Смотритель встряхнул его за плечи.
– Вспоминайте... Где вы видели его в последний раз? Жиль испуганно пролепетал:
– К западу от дубовой рощи, примерно в пятидесяти шагах, в ущелье, которое ведет к реке.
– Мишель пострадал?
– Я... не знаю.
Смотритель знаком показал, чтобы ему привели лошадь, и я в отчаянии схватила его за руку.
– Повитуха... Если Мишель ранен, она поможет.
Он взглянул на одного из слуг и осторожно высвободился из моих рук.
– Найди мадам Катрин и приведи ее сюда, – приказал он.
Я повернулась и зашагала в сторону конюшни. Теперь он схватил меня за руку.
– Нет, вы не должны, – сказал он.
– Он мой сын! – взмолилась я.
– Нет, – повторил он тверже.
К этому времени вокруг нас собрались уже все его люди, так что недостатка в тех, кому он отдавал приказы, не было.
– Держите мадам ла Драпье, пусть остается здесь, – велел он, и один из парней тут же вышел вперед.
Я отчаянно пыталась вырваться, но ничего у меня не получилось. На лице смотрителя замка было столько сострадания, что, думаю, если бы я стала его умолять, он? бы взял меня с собой. Но он отвернулся и приказал другому солдату:
– Найди Этьена и приведи в рощу.
Затем вскочил в седло и умчался прочь, подняв тучи пыли.
Я задохнулась, когда она начала оседать, и задыхалась сейчас, переживая свои воспоминания снова. Неожиданно мне на плечо легла рука, и я вздрогнула.
– Жильметта, – проговорил Жан де Малеструа, – зачем вы мучаете эти яблоки?
Яблоко, с которого я сдирала шкуру, выпало из моих рук, и мы вместе смотрели, как оно катилось по земле.
Я вытерла руки о платье – весьма нехарактерный для меня жест, потому что я ценю аккуратность.
– Вы очень наблюдательны, ваше преосвященство, – заметила я.
Мне показалось, что он хочет сесть; ему не было необходимости спрашивать моего разрешения, более того, мне следовало встать, когда он подошел, но мы оставили подобные глупости в далеком прошлом. Я кивком показала на свободное место рядом с собой, и он, расправив свое судейское одеяние, устроился на скамейке.
– Я готов выслушать вашу исповедь, если хотите, и таким образом облегчить ваши страдания. Я же вижу, вас что-то беспокоит.
Я убрала выбившуюся прядь волос и посмотрела на него. Видимо, на лице у меня появилось смущение, потому что он быстро добавил:
– Не беспокойтесь... Я назначу вам самое простое покаяние.
– Как пожелаете. Святой отец, отпустите мне грех разрушения.
Жан де Малеструа фыркнул.
– Думаю, сейчас Бога не слишком беспокоит судьба одного яблока, – заверил он меня.– Но Он хотел бы знать, и я тоже, что все-таки вас беспокоит.
Я устало вздохнула и, посмотрев ему в глаза, увидела в них готовность принять меня в моем жалком положении. Но время открыть ему, какие мысли меня занимали, еще не пришло. И поэтому я сказала то, что должно было его удовлетворить.
– То, что беспокоит сегодня нас всех.
– Понятно.– Он откинулся на спинку скамейки и задумался над моим ответом.– Думаю, только естественно, что все мы обеспокоены вещами, которые начали нам открываться. Это так прискорбно! Но печали хватает и без ваших слез, сестра.
– И тем не менее, брат, я встревожена и не могу молчать. Смотрите, во что он превратился. Когда-то я думала, что знаю его. Хорошо знаю. А оказывается, я его совсем не понимала.
– Владыка Тьмы принимает разные обличья, сестра, и готов пробраться в наш мир, как только видит малейшую щель. Он меняет форму и проникает к нам, оставаясь незамеченным, если только мы не находимся постоянно настороже.
– Неужели мы и в самом деле настолько невежественны, что такое... существо может ходить по земле, не привлекая нашего внимания?
– Похоже, что так и есть.
– Столько человек сообщало о пропаже детей. Почему мы их не слышали?
– В основном это были дети бедняков, о многих быстро забывали.
– Не все были из бедных семей. И у некоторых имелись родители, которые горевали, потеряв их.
– Получается, что недостаточно явно и громко они горевали.
Я не стала напоминать ему, что он тоже оставался глух к стонам несчастных родителей и лишь неохотно позволил мне разобраться в слухах.
– О, милосердный Боже, как такое могло произойти? – проговорила я, помолчав немного.
– Скорее всего, злые дела творились некоторое время и оставались скрытыми завесой тайны до нынешнего момента.– Епископ поерзал немного, чтобы тело не затекло после долгого сидения на неудобной скамейке.– Я много думал о природе зла, потому что Бог поручил мне с ним бороться. Должен признаться, что эта задача всегда казалась мне невыполнимой. Мне приходится мириться со своими неудачами каждый день.
Он снова поерзал и тихонько застонал.
– Вам эта скамейка, похоже, нравится больше, чем мне, – заявил он.
Я на мгновение забыла о своих печалях.
– Бог наградил меня подходящими размерами, чтобы чувствовать себя на ней удобно.
– Я заметил. Бог очень щедро раздает свои дары.– Затем его лицо стало серьезным.– Однако нам не следует забывать, что зло может быть одним из даров Господа нашего.
– Это каким же образом? – Я уставилась на него в изумлении.
– Вспомните о его многочисленных формах: войны, болезни, землетрясения, падение неба – и мрак. Бог дал нашему миру зло с определенной целью. Он помогает нам понять – путем сравнения, – что такое добро. Мы ненавидим темноту и радуемся свету, потому что знаем – темнота представляет собой зло, а свет – добро. Но свет и темнота существовали всегда; с тех самых пор, как их сотворил Господь, они не стали ничем иным, они такие же, какими были с самого начала. Возможно, они открывались нам по частям, но постоянно существовали в нашем мире. Я подозреваю, сестра, что Жиль де Ре всегда являлся порождением зла, а мы только сейчас начинаем видеть его истинную натуру.
Он произнес вслух мысли, которые я просто не могла высказать сама, словно знал, что они меня уже посетили и отравят все мое существо, если он не выпустит их на свободу.
– Думаю, нам предстоит еще многое узнать, – тихо проговорил он.
Я поняла, что он знает больше, чем говорит мне, но не винила его за это. Иногда плохие новости нужно сообщать маленькими порциями, чтобы не убить того, кому они предназначены. Я взяла новое яблоко и начала его чистить.
– Время покажет, ваше преосвященство, как всегда. Шкурка упала на землю. Он молча наблюдал за мной несколько минут, а потом сказал:
– Боюсь, когда все откроется, мы узнаем гораздо больше, чем хотим знать.
– Наверное, вы правы, – кивнув, сказала я. Боже, как же мне хотелось, чтобы он ошибся.
Прошло три дня, прежде чем я собралась с силами и задала его преосвященству вопрос, который отравлял мне жизнь. Я больше не могла этого выносить.
– Вы допросили тех, с кем он творил свои злые дела, Пуату и Анри?
В тот момент он занимался государственными делами, которым уже некоторое время не уделял должного внимания.
– Да, – сказал епископ, и мне показалось, что его рассердило мое вмешательство, хотя он поднял голову и посмотрел на меня, что случается не часто.
– Тщательно?
– Достаточно тщательно, чтобы прийти к выводу, что они были его сообщниками во всех гнусных делах и заслужили того же наказания, что и их господин.
– Значит, они знают, как погибли невинные дети. Жан де Малеструа позволил себе показать мне, что он смущен.
– Ну, не все были такими уж невинными. Некоторые искали для себя выгоду в обществе Жиля де Ре. Мы не можем утверждать, что эти молодые люди совершенно безупречны.
Мне совсем не хотелось тратить время на споры, потому что решимость начала меня оставлять.
– Но те, что были маленькими... Вам известно, как они умерли.
– Известно.– Он положил бумаги, которые читал, на стол и с удивленным выражением на лице откинулся на спинку стула.
– Вы хотите узнать что-то определенное, сестра?
– Да, – ответила я.
– В таком случае я вас слушаю. У меня очень много дел, и я бы хотел к ним вернуться.
– Маленькие дети, скажем, десять, одиннадцать лет... Как они были убиты? – спросила я.
– Жестоко, – ответил он.– Как же еще?
– Нет, меня интересует, каким способом у них отняли жизнь...
– Жильметта...
– Скажите мне.
Он помолчал немного, прежде чем ответить.
– Некоторые умерли, потому что из них выпустили всю кровь. Другим перерезали горло, а потом отрубили голову.
Я была так потрясена, что не могла произнести ни слова.
Именем Господа...
Я почти испытала облегчение, потому что ожидала услышать совсем другое. Однако я знала, что настоящее спокойствие снизойдет на меня, когда я получу окончательный ответ.
– А кому-нибудь из них разрезали живот? Он посмотрел мне в глаза.
– Да. Большинству. А теперь скажите мне, зачем вам знать такие страшные подробности?
Не обращая внимания на его вопрос, я проговорила:
– Ваше преосвященство, я хочу предпринять еще одно путешествие. Но оно будет длиннее предыдущего. И я бы попросила вас отправить со мной брата Демьена.
Он отложил в сторону работу.
– Это невозможно. Я не могу вас сейчас отпустить.
– Попросите сестру Элен меня заменить.
– Брат Демьен тоже нужен...
– Мы уже почти собрали урожай, и в нас обоих нет острой необходимости.
– И куда вы собираетесь отправиться? Мы уже... Я подняла руку, и он замолчал.
– Я хочу кое-что выяснить.
Глава 20
Самолет стартовал, словно ракета, из аэропорта Джона Уэйна и сильно накренился, ложась на курс. Впрочем, остальная часть полета прошла спокойно. Мне даже показалось, что в воздухе мы находились меньше, чем на земле, где шли бесконечные проверки службы безопасности перед тем, как нам разрешили подняться на борт. Мы приземлились в «Ньюарке» Аэропорт «Ньюарк». Находится возле Ньюарка (штат Нью-Джерси), примерно в 10 милях (16 км) к западу от Манхэттена. Обслуживает внутренние линии. Вместе с аэропортами им. Джона Кеннеди и «Ла Гуардия» считается аэропортом Нью-Йорка.
; я впервые лично увидела, как изменился Нью-Йорк после 11 сентября. Все пассажиры молчали, пока мы не вышли из аэропорта. Никому и в голову не пришло разговаривать.
Наша пятерка села на рейсовый автобус, который повез нас в скромный отель. Поскольку я оказалась единственной женщиной, мне достался номер на одного человека, а моим коллегам пришлось поселиться по двое. Все получилось удачно. Мне даже удалось узнать кое-что полезное во время занятий в пятницу. К сожалению, придется пропустить следующий день, хотя преподаватель обещал затронуть весьма любопытные вопросы. Поисковые машины, исходно созданные для расследований, услуги по уплате налогов при получении заработной платы, нечто напоминающее Lexus Nexus Популярный архив, в котором содержится различная информация из газет, журналов, документов и других печатных источников. Чаще всего используется адвокатами, журналистами и учеными.
, сфокусированное на плохих парнях. Но у меня были другие дела.
В субботу утром я выскользнула из отеля в шесть часов утра, пока все еще спали. На двери я повесила табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», а под номера коллег засунула листок, в котором написала, что ночью плохо себя чувствовала из-за женских неприятностей и утром намерена поспать. Мужественные полицейские, способные без дрожи смотреть в дуло пистолета, бледнеют от перспективы встречи с женским тампоном.
Детектив Питер Москал обещал встретить меня на Южной станции. Он заверил меня, что ему очень удобно туда добираться. Я сказала, что возьму такси, но он настоял, что заедет за мной.
Я сразу же узнала его по золотому значку, свисающему из кармана кожаной куртки, но он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Москал был красив, как Клинт Иствуд, с такими же резкими чертами лица, хорошо подстриженными волосами. Высокий, стройный полицейский двигался легко и уверенно. Я не заметила даже намека на седину, хотя ему было уже под пятьдесят.
И он не носил обручального кольца.
– Похоже, у вас очень рано становятся полицейскими, – сказала я.
Он широко улыбнулся.
– Точно. Я поступил в академию четырехлетним. Но теперь мне уже пора в отставку – во всяком случае, моя жена считает именно так.
Проклятье. Самые лучшие всегда заняты.
– Я хочу вас поблагодарить за то, что вы готовы потратить на меня часть субботы.
– Все в порядке. Дети делают уроки, а я уже не могу помочь им с математикой.
Он подарил мне обаятельную улыбку.
– Понятно. Значит, дела у вас.– При таком раскладе я решила не терять времени.
– Да, лежат у меня на столе. Пожалуй, стоит заехать в участок, чтобы вы могли их посмотреть – там очень много материала. А затем, если захотите, я отвезу вас на места преступлений. Впрочем, они сильно изменились. Надеюсь, вы не рассчитываете найти что-нибудь новенькое через два десятилетия.
– Буду рада, если здания стоят на прежнем месте. Черт побери, в Лос-Анджелесе у меня часто создается впечатление, что дома там появляются и исчезают. Хорошо бы увидеть места, где происходили похищения. Я постепенно начинаю понимать, что за человек Дюран; и мне хочется представить, каким он был раньше. Если возможно, поговорить с тем, кто вел расследование.
– Здесь я вас должен разочаровать. Ведущий детектив... Скажем так: у него возникли серьезные проблемы с алкоголем. Он и двух слов связать не может. Сержант, который первым оказался на месте преступления, уже три года как ушел в отставку. Очень скоро выяснилось, что у него рак, – в прошлом году он умер.
– Проклятье. Надеюсь, его жена получила страховку.
– Он не был женат.
– Что ж, значит, он не оставил вдову без средств к существованию.
– Да. Шон О'Рейли родился в богатой семье. На самом деле он был дядей Уила Дюрана.
– Бросьте. Не может быть.
Мимо стремительно проносились здания. Москал кивнул.
– Тем не менее это правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62