Села за круглый стол напротив Хетты.
— Как ты думаешь, оборки сделать? У меня обрезков куча, - спросила Хетта. Из-под ее рук на пол лилась темно-голубая плотная ткань, Хетта шила новые шторы. Ивик пожала плечами.
— Не знаю. По-моему, без разницы.
— Какая ты, - упрекнула ее Хетта, - я же для нас стараюсь. Для всех!
— А я в этом ничего не понимаю, - Ивик достала тетрадку и письма от Даны и хета Бена. Ей и старые, желтоватые шторы казались вполне нормальными. Хотя, наверное, голубые будут красивее. Ивик ощутила легкую зависть к Хетте, способной потратить так много времени и сил на такую мелочь, как шторы, и ведь действительно - для всех так лучше. Бывают же люди такие… это вот она ни на что не годится, уродка безрукая.
— Сделаю оборки, - решила Хетта. Снова застучала машинка. Ивик пробежала глазами письмо от Даны. У той все было хорошо. 14-я неделя беременности - перевели на работу в хозчасти. Работа физически не тяжелая, на полдня, вести учет белья в прачечной. Правда, она уже потеряла два пододеяльника, и теперь не знает, что делать, надо Дэйма дожидаться, может, он что придумает… На Рождество она работала как вол - каждый день концерты в филармонии, теперь тоже сплошные репетиции, с ума можно сойти. Дэйм обещал в марте появиться в отпуск. Дана очень надеется, что он сможет присутствовать при рождении малыша!
Ивик отложила письмо. Сначала хет Бен. Почему-то он попросил ее писать, и высылать ему, как и раньше, написанные куски текста. Ивик любила письма от Бена, хотя они и были редкими. Бен тщательно и придирчиво разбирал ее тексты. Но это не отбивало желания писать - наоборот, хотелось сделать лучше. Потому что он в нее верил.
Ивик всегда считала, что пишет плохо. Есть и правда талантливые гэйны, которые вносят вклад в культуру Дейтроса и прочее бла-бла. Вот Дана, может, что-нибудь внесет. Скеро - наверняка, она пишет безупречно и талантливо. Марро - блестящий поэт, его уже теперь печатают в Шари-Пале, скоро выйдет сборник. Но большинство гэйн, как и она сама, ничего выдающегося не создают. Ну просто сочиняют или творят что-нибудь для себя. Например, картины Кейты иль Дор известны, а в чем художественный талант ее мужа, Эльгеро, кажется, он музыкант - Ивик этого даже и не знала.
Вот и она такая. С этим надо смириться. Не писать гэйна все равно не сможет - это самая большая радость в жизни, без этого и жизнь покажется совсем уж тоскливой. Но ничего выдающегося Ивик явно не напишет. Не хватает таланта. Ну не всем же быть талантливыми!
Видно же, что других охотно читают, передают их вещи из рук в руки, о них говорят, обсуждают. А ее? Нет, она и писать может только для двух-трех друзей.
Но вот хет Бен почему-то был уверен в ней, и хотя не писал ничего прямо о ее будущем, о ее, так сказать, месте в литературе, но просто требовал - чтобы это было хорошо. Просил присылать дальше. Обсуждал с ней мысли, которые она излагала. А ведь он не со всеми так. Нет, не со всеми… И он - литератор, вкусу которого можно доверять. Значит, что-то в ней есть? Значит - оно того стоит?
Ивик открыла письмо Бена, стала перечитывать.
"… наверное, помните одного из триманских русских поэтов прошлого столетия, Бориса Пастернака. И стихотворение это:
Быть знаменитым некрасиво,
Не это поднимает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех…
И вы, наверное, не знаете этого, Ивенна, но в старом Дейтросе еще было такое течение - они называли себя Летящими Листьями. По нынешним временам они кончили бы в Версе, думаю. Тогда мы могли себе позволить вольности. Тогда не все таланты становились гэйнами, предоставлялась возможность выбора, и до поступления в квенсен, и после его окончания. Были деятели искусства, которые не воевали. Было вот это объединение - Летящие Листья, их кредо - полная свобода поэта, художника или музыканта, свободное самоопределение. Правда, они не собирались отказываться от распределительной системы, но работа - они считали совершенно достаточным трудиться во имя искусства. И наверное, они правы были в чем-то, хотя по опыту я скажу вам - единицы из творческих людей одарены и одержимы, и трудолюбивы настолько, что готовы творить неустанно. Остальных безделье, отсутствие долга перед обществом, лишь развращает. Лень, благополучие, покой для таланта опаснее, чем дарайские пули, губят его вернее и чаще. Летящие Листья требовали создания армии по типу дарайской, отказа от участия гэйнов в боевых действиях. Обоснование - как можно губить таланты, они намного ценнее всех других людей. По сути, Ивенна - это теория элиты. Но гэйны - не элита. Они лишь одна из четырех каст. Вы создаете образ будущего, придумываете корабли и рассказываете о далеких звездах. Аслен потом построят эти корабли и полетят в Космос. Медар обучали и вас, и аслен. Хойта непрерывно молятся за то, чтобы наш общий труд удался. Какая из этих каст важнее? Что предпочтительнее? Ничто. Но мы, люди творческие, знаем, что такое священный огонь, мы знаем, чего стоит создавать эти образы - и возникает большое искушение счесть элитой именно себя.
Впрочем, от этого искушения не свободны и остальные касты. И аслен могут свысока смотреть на других, не способных ничего сделать руками, и недооценивать значение творящих и молящихся. И медар - по учительской привычке видеть мир с кафедры. О хойта я уже и не говорю.
Летящие Листья не оставили никаких значимых произведений. Они не раз говорили, что музыкант должен круглые сутки репетировать - но не осталось записей их исполнителей, и они не дали ни одного известного композитора. Ни одного писателя и поэта, некоторые из них известны литературоведам как "типичные представители" - но и только…"
Ивик зачиталась. Над рукописями, может, и не надо трястись, но вот письма иль Видана она складывала в отдельную папочку. Он писал длинно и интересно. А ведь, казалось бы, у него столько учеников, он так занят… Но ведь и я его ученица, подумала Ивик. Так и осталось.
И чего он такого нашел во мне - то есть не во мне, конечно, а в моих никому не нужных писульках? Чего он так выкладывается? Здорово, конечно.
Она достала свою рукопись и начала править, поглядывая в листок с разбором иль Видана.
Шим-Варт оказался не по-зимнему ясным и чистым. Когда Ивик прилетела, дождя не было. Пахло весной, птицы бешено верещали среди вечнозеленых, чуть побитых холодами ветвей.
И здесь работали строители, поднялись целые новые кварталы. Еще Диссе писала, что ее семья получила новую квартиру - четыре комнаты. Теперь у них просторнее. А мама с папой и Ричи так и жили в старой, но для троих этого достаточно. Тем более, что у Ричи на следующий год распределение, и он уедет куда-то далеко.
Ивик сияла, как начищенные пуговицы на парадке. Ей было хорошо. Все сидели за столом, мама, папа, повзрослевший двенадцатилетний брат, и тетя Стай пришла с двумя младшими, и бабушка. И на столе все такое вкусное, и главное - всего так много. Хотя Ивик подозревала, что не сдерживай она себя, и от большей части блюд ничего бы и не осталось. Салаты в тазиках, пирожки, фаршированные сардины, курица в тесте, дефициты - колбаски и полосы просоленной рыбы.
— Как жаль, что тебя не было на праздники! На Базу завезли икру! - рассказывала мама, - мне так хотелось сохранить для тебя, но я побоялась, что пропадет. Можно было заморозить, но…
— Да ладно, зачем мне.
Ивик подумала, что мама мало изменилась. Вот отец постарел, кажется - он выглядел ниже и тише обычного, лысина, вроде бы, еще увеличилась, а кустики волос по бокам засеребрились. Но ведь он и старше мамы на восемь лет. А мама - будто годы и не меняют ее, и морщин не прибавилось, и волосы ярко-каштановые, и голос все такой же веселый и властный. Но она смирилась с тем, что я гэйна. И что я самостоятельный человек, подумала Ивик. Как глупо сейчас выглядят все эти детские обиды… и чего я так на нее злилась всегда?
Надо прощать своих близких. Ивик улыбнулась. Как хорошо прощать и забывать обиды…
Как хорошо вообще иметь близких.
Какие они все милые, родные. И она - плоть от плоти их. Корни. Кровь. Свои. Никому никогда она не будет так нужна, как этим людям…
Ивик чистила картошку над тазиком. Раньше, в детстве, она никогда не помогала по дому. Как-то так сложилось. Почему? Наверное, я была слишком погружена в себя, подумала Ивик. Мама еще и по этому поводу нередко скандалила, но ведь, наверное, она была права…
Приятно ощущать себя взрослой. Сильной. Все умеющей. С утра Ивик вымыла кухню и сходила на Базу за продуктами. После обеда договорились встретиться с Марой.
— Доченька, да я почищу, дай! - мама протянула руку. Ивик пробурчала было, что не надо мол, сама, но мама настойчиво отобрала у нее нож.
Ивик села, сложив руки на коленях, глядя в окно.
— А что там у Диссе? Она не приедет?
— Ну у нее же отпуск с моим не совпадает… Она продолжает учиться в Академии. Вышла замуж.
— Да ты что? Я и не знала.
Ну да, мама и раньше-то не общалась с родней Диссе, а теперь ведь они переехали.
— Да, она вышла за одного аслен. Он программист. Симпатичный такой, высокий очень! Они такая красивая пара, она мне фотки присылала со свадьбы.
Мама дочистила картошку, стала резать ее в кастрюлю с закипевшей водой.
— Вот, доченька, - сказала она с неожиданным упреком, - а ты ведь у меня симпатичная! Если бы ты слушалась меня и хотя бы одевалась прилично…
Ивик вздохнула.
— Так у нас в основном в форме ходят… на танцы у меня платье есть хорошее. Ты же и прислала.
— Ты не умеешь себя вести. Не умеешь кокетничать. Ты вечно как бука. Посмотри на себя - у тебя даже выражение лица какое-то напряженное. Конечно, кто же тебя полюбит…
— Да, - грустно сказала Ивик. - меня действительно любить не за что.
И правда - за что? Романтические отношения, любовь - все это бывает, она видела. Можно и с ума сходить, и стихи писать… Но к ней это все относиться не может. Смешно же, кто это будет писать стихи о такой, как она - ведь, положа руку на сердце, она просто некрасива.
— Вот не надо так говорить! Ты же сама себе это внушаешь! Ты внушила себе какую-то чушь, как будто ты некрасивая! Да эта Диссе в двадцать раз хуже тебя! Надо же что-то делать!
— Мам, ну что ты в самом деле… мне семнадцать лет! Неужели я обязательно должна быть уже замужем?
И кстати, Диссе красивая, мысленно добавила Ивик. Ну почему, почему надо так не любить Диссе? То есть можно не любить, но нельзя же отрицать очевидного - что Диссе стала красавицей.
Да, конечно. Диссе и устроилась в жизни хорошо - станет ученым-историком, преподавателем столичной Академии. И замуж вышла удачно. Ивик до этой минуты ни разу не задумывалась о таких фактах, но глядя на вещи мамиными глазами, должна была признать - да, это так.
И еще она чувствовала в глубине души мамину правоту. Аргумент насчет семнадцати лет вроде подействовал, мама замолчала. Конечно, мало кто выскакивает замуж в таком возрасте! Восемнадцать - еще куда ни шло. Из всех ее ровесниц замужем только Дана - но у нее большая любовь с Дэймом, и Диссе - так она привыкла быть во всем первой.
Да, но по сути мама ведь права. Мало кто выскакивает замуж - но у всех уже в профессиональной школе возникают романы, все гуляют с мальчиками, целуются, влюбляются… И только у Ивик нет ни малейшего опыта в этом отношении. Никто никогда не обращал на нее внимания.. И на танцы она на самом деле не ходит - там ее не приглашает никто. Была охота у стенки стоять… Пока еще можно отговариваться молодостью. А пройдет два, три года…
И парни-то ведь очень хорошие все в шехе. И неженатые есть, например, Айнор, Тайро. Только с ней разговаривают вежливо-отстраненно… Ивик ощутила, как горечь подкатывает к небу. Ну что у нее за жизнь такая несчастная в самом деле?
Мара тоже была еще не замужем, и даже не обручена. Хотя и встречалась с одним парнем. Но там у нее все было пока неясно.
Ивик встретила ее прямо с работы - Мара выскочила из ворот марсена, и они пошли вдоль сетчатого забора. За забором на площадках играли малыши до трех лет, за ними бегали озабоченные воспитательницы.
— Ты похорошела, - заметила Ивик. Мара очень повзрослела, нескладная подростковая фигурка стала изящной и тонкой, волосы мелированы светлыми прядками. Модный плащ лимонного цвета, модная сумочка.
— Скажешь тоже, - Мара тряхнула головой, - ну рассказывай, как ты там…
— Да как я. Ничего. У нас там север, снег лежит, мороз знаешь какой? Из дома выходишь, сразу лицо как обжигает.
— Ничего себе!
Они шли и болтали ни о чем. О том, о сем. Вспоминали тоорсен. Мара все знала - про учителей, про одноклассников. Хета Альва все еще директор. В прошлом году был юбилей ее работы в школе, Мара тоже ходила, носила цветы. У одноклассников все было более-менее ровно и благополучно, кроме Хайта - парень был альпинистом и разбился в позапрошлом году, но об этом Ивик уже знала. Знала и про Тена - тот получил назначение и служил где-то на Серебряном Океане. А вот про Шагина нет, а Шагин, оказывается, теперь работал в Лоре в новом центре военной электроники. Растолстел, рассказывала Мара. Похож на кота, довольный такой.
Ивик с грустью подумала, что всех очень уж раскидало. Сколько ребят осталось в Шим-Варте - десять-двенадцать, не больше. Но что поделаешь? Везде нужны люди. И на крайнем Севере, и на Серебряном океане. Теперь ее дом там. Там надо устраиваться и жить.
— Ну а детишки как? Не достают?
— Да ничего детишки, - сказала Мара, - своих только вот уже хочется!
Ивик поняла, что это давнишняя и заветная мечта Мары. Скорее бы уж выйти замуж и родить детишек, таких же славных и сладких, как те, за кем она приглядывает в марсене. Мара с упоением планировала - у нее будет шестеро. Три девочки и три мальчика. Ну или как Бог даст. Она уже и имена придумала. И даже начала вязать свитерки, но опомнилась и подарила их малышам в марсене.
— Но знаешь, такие свитерки хорошенькие, я взяла журнал "Вязание", а там такая прелесть…
Ивик слушала, улыбаясь. Слушать Мару было приятно. Живут же люди. Может, и мне так надо? - подумала она. Конечно, я гэйна. Но в самом деле тоже так хочется выйти замуж… и дети… я бы тоже могла им что-нибудь связать.
По крайней мере, Мара еще не замужем, и пока у нее нет особых перспектив, мрачно думала Ивик шагая домой. И поймала себя на том, что готовится оправдываться перед мамой.
Глупость какая… Она же взрослая. Все же теперь иначе. Она не должна постоянно и за все оправдываться.
Ивик замедлила шаг. Домой идти не хотелось. Она вдохнула холодный воздух, посмотрела вверх. Какие здесь яркие, крупные звезды! В Маире они маленькие и колючие. И там гораздо холоднее. Зато и в доме уютнее. Ивик вдруг представила комнату в тренте, Хетта что-нибудь шьет или рисует. Эсси выкладывает очередную мозаику из цветных стеклышек - художница, в последнее время она вполне профессионально этим занялась. Арика наигрывает на клори или лежит на койке с книжкой. И ее собственная койка, где можно валяться поверх пушистого покрывала, и торшер роняет такой уютный свет на страницы. А можно сесть за стол, и писать. Вообще можно заняться чем угодно… И так свободно, легко. Ивик вдруг кольнула тоска - захотелось оказаться там.
Странно, а так тянуло домой, так хотелось увидеть маму, всех родных…
Дома оказался мамин брат, дядя Велл.
— Привет! - Ивик радостно обняла дядю, чмокнула его в холодную сухую щеку. Дядя Велл был много старше мамы, но на пенсию еще не ушел, работал на машиностроительном заводе технологом.
— Садись, поешь, - сказала мама и продолжила, обращаясь к дяде Веллу, - Ивик умничка. Вот некоторые как уехали от родителей, так и все… как будто нас нет. Как будто мы ее не вырастили… никакой благодарности.
— Да, дети нынче такие, - прогудел дядя Велл. Ивик сжалась, хотя ее, казалось бы, и похвалили. Она знала, что речь идет об Ани.
Ивик и сама была почти незнакома с родной старшей сестрой. В детстве общались, конечно. А теперь… домой Ани никогда не приезжала. Писать ей было вроде бы не о чем…
— Выкинула нас, как собак, из своего сердца, и все тут… - с обидой продолжала мать. Ивик тяжело вздохнула и стала ковырять вилкой картошку.
— Ну а ты, Ивик, как? - спросил дядя, - воюешь?
— Да, помаленьку, - отозвалась она.
— Звание-то какое у тебя?
— Гэйна, - сказала Ивик чуть холоднее.
— То есть никакого? Что-то недалеко ты пошла.
— Но я же только начала служить…
— Ну некоторые и в квенсене получают звание, - заметил дядя, - а еще ты, вроде, пишешь - тебя печатают?
— Нет, - сухо ответила Ивик.
— Ну тогда это несерьезно, - заявил дядя и с раздражением отодвинул стакан, - Тэм, я не хочу пить.
— Ну выпей, выпей, это же вкусный компот, я сама варила! - настаивала мама. Ивик угрюмо жевала картошку.
— Это, Ивик, графоманство одно, лучше бы ты чем-нибудь серьезным занялась.
— Не всем же быть великими писателями, - буркнула она. Отодвинула пустую тарелку, сказала "спасибо" и ушла в спальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43