Печальный и словно все-все на свете понимающий.
Шанор иль Лик. Работы… Кейта пролистывала файл. Он написал совсем немного. "Литургическая символика", небольшая монография, опубликованная монастырем Арс-Нори в ежегоднике. Раз опубликована, значит, в этой работе не было ничего уж "такого". Цензура бы не пропустила. Еще несколько статей, тоже опубликованных. Что-то об исповеди. О повседневной христианской жизни - для мирян. Вполне нормальные статьи, хорошие. Интересные, иль Лик умел писать, все же бывший гэйн. Но и в них не было ничего, что могло бы вызвать пристальное внимание Верса.
"Суть жизни христианина - всесожжение. Принесение себя в жертву огненную, жертву Богу на алтаре. Ошибаются те, кто думает, что можно сочетать христианство и ласковую, дремотную обыденность буден. Так не бывает. Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что? - когда жизнь не щадит не только самого христианина, но и самое дорогое ему, его любимых, его детей…"
Кейта вздрогнула, всматриваясь в строчки.
Подумала, что надо будет достать эти статьи. В библиотеке все это наверняка есть. Перечитать внимательно, для себя.
Дальше шли протоколы допросов. В Версе ничего не делается тайно. На все берется разрешение, и все документируется. И хранится в архиве. Кейта читала, сжимая от злости зубы. Нелепость происшедшего раскрывалась перед ней.
Ересь - если то была ересь - оказалась только предлогом. Для чьего-то служебного рвения, для подъема по служебной лестнице. Собственно, почему "чьего-то"? Старший следователь шехин Меррин иль Гвен. Гэйн-велар, лишенный проблеска таланта и искры Божьей, лишенный, видимо, и совести, сволочь, подумала про себя Кейта. Ей доводилось сталкиваться с такими. Никто не любит работников Верса. Но если большинство из них по крайней мере выполняет свою работу добросовестно, то другие… не дай Бог попасть к тупому оперативнику. Иль Гвен решил выявить "дарайский заговор". Якобы связь еретика с дарайцами. Якобы "преступную группу" в монастыре.
"Суть жизни христианина - противостояние злу. Не надо думать, что зло - это только там, за гранью Медианы. Зло вокруг нас, зло экзистенциальное, последствия греха, выраженные в болезнях, увечьях и бедствиях. Зло в нас самих - это наш эгоизм, наш гнев или уныние. Боль - это зло. Каждый из нас должен стать гэйном. Каждый должен встать на пути зла, затопившего мир, потому что каждый - воин. Остановить зло, если нужно, закрыв собственным телом амбразуру вражеского пулемета. Сделать свое тело и свою душу - препятствием злу…"
Найду для себя, подумала Кейта. Мало кто из хойта так понимает нашу суть. Даже если некоторые из них и были когда-то гэйнами. Ей вспомнился Аллин, и ныне живущий в Лайсе в монастыре, затворником. Аллин был хорошим гэйном, отличным бойцом. И он был готов остановить зло, хотя бы и своим телом - и ногу свою он потому и потерял, что остался прикрывать нас. Только Аллин никогда не написал бы так.
Начиная с пятого допроса, шехин иль Гвен потребовал применения спецметодов. Разрешение было дано.
"Суть жизни христианина - противостояние злу".
Иль Гвен был относительно молод - двадцать пять лет. Шехин. Недавно женился. Очевидно, продвижение по служебной лестнице давалось нелегко. Раскрыть целую подрывную группу хойта, связанную с Дарайей? Это было бы неплохо. Только вот еретик так и не назвал ни одного имени. Выкручивался, как мог. Он даже согласился с тем, что сам, лично, был связан с дарайскими шпионами. Выходил в Медиану и связывался с ними. Распространял подрывную литературу. И книгу, за которую на него и донесли, написал по заданию, конечно же, дарайской разведки. После нескольких часов спецметодов фактически он "поплыл". Его слова и мысли были правильными, надо приносить себя в жертву, надо противостоять злу, но железной волей хойта не обладал. Читать сухие строчки признаний о себе и собственной шпионской деятельности, о якобы ненависти к Дейтросу, было противно и стыдно. Их стиль был отвратителен, беден и жалок. Гэйн не должен так писать - никогда. Гэйн не может сочинить такое. Это было бы пошло и некрасиво. Впрочем, скорее всего, это сочинял следователь, иль Лик только подписывал, и ему было не до стиля, ему лишь бы отдохнуть от боли.
Кейта заплакала. Ей вспомнился Дэйм, в честь которого она назвала сына. Не каждый может быть железным. Дэйму было всего 16, когда он попал в дарайский плен. Он не выдержал "спецметодов", согласился работать на дарайцев. Но до конца его не сломали. В конце он пожертвовал собой и спас Кейту. Иль Лика тоже не сломали до конца.
Хойта не назвал никого из своих знакомых. Даже монаха, написавшего на него донос - и об этом доносе иль Лик знал. Никакой преступной группы вскрыть не удалось.
"Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что?…"
Противостоять злу еще можно, когда с другой стороны - враги, дарайцы, когда по тебе стреляют, и у тебя оружие в руках. Но как противостоять злу, когда зло - в родной дейтрийской форме, в образе Хранителя Истины, оперативника Верса, и когда ты неправ, неправ во всем, и это тебя считают носителем зла и предательства, и стрелять тоже нельзя, а надо только вытерпеть до конца и умереть…
Умереть бесславно, не защищая Родину, зная, что никто не одобрит твоего поведения, никто не будет им восхищаться, твой портрет не повесят в Зале Славы.
":вы ничего не добьетесь своим упорством, иль Лик. Нам известны имена предателей. У вас еще есть шанс смягчить вашу участь и со временем даже вернуться к нормальной жизни. Вы вредите только себе самому. :это ты вредишь себе, братик. Мне жаль тебя. Подумай о том, что будет с твоей душой".
Его редко прорывало на такое. От боли он сдавался и начинал говорить то, что от него требовали. Но иногда - иногда он называл следователя "братик". Кейта знала, что скорее всего, разговоры были другие. Протоколы редактировались, конечно. По своему опыту она помнила, как охотно следователи Верса применяют грубость и ругательства, и уж конечно, не называют подследственных на "вы". Но слова иль Лика вряд ли редактировались. Он, наверное, и правда, называл своего мучителя "братиком". И молился, вероятно, хотя это протоколы не отражали.
Кейта высморкалась и вытерла слезы. Стыд какой. Зенна. Разревелась, как девчонка. Перед охраной стыдно.
А может, когда мы разучимся плакать, мы перестанем быть гэйнами…
Станем просто военными, как дарайцы. И не сможем работать в Медиане.
Она прокрутила дальше - читать все это сил не было. Приговор. Расстрел. Приведен в исполнение в спецпомещении.
Заключение богословской комиссии. Это интересно. Гм, а обвинения-то не такие уж страшные. "Проявляет недостаточное уважение к исторической Церкви", "Считает, что верования различных народов, например, килнийцев, заслуживают изучения и уважения", "Делает чрезмерный акцент на человеческом, а не Божественном".
Бог ты мой, да все это можно найти и в книгах совершенно ортодоксальных богословов!
А вот та самая книга, которую сочли еретической. "Живая реальность Бога".
"Мы можем познать Бога через посредство мира и человека. Бог реален и осязаем, потому что Он не снаружи и не над миром - Он в сердце мира и вокруг него. Живя в мире, Бог не исчерпывается лишь этим, и не становится от этого частью мира. Но так как редко кто-либо ощущает Бога в координатах нашей реальности, Бог застыл, подобно окаменелости, где-то вне ее. Но мир не предоставлен самому себе и не брошен в бесконечном пространстве. Мир тесно связан с Богом".
"Бог лишь тогда что-то значит для нас, когда Он обретает контуры в конкретной исторической ситуации, когда Он становится радикальным смыслом человеческой жизни, становится тем светом, в котором человек может видеть свет"*.
Кейта знала, что эту книгу ей нельзя будет вынести отсюда. Она читала жадно и внимательно, но понимала, что ей вряд ли удастся запомнить формулировки, а ведь в них, в сложных сплетениях слов, заключается вся теология, и жаль, что это нельзя будет обсудить, например, с Аллином. В конце концов, она в теологии ничего не понимает. Ей просто нравится эта книга. Ей нравится этот человек.
По крайней мере, ответ на свой вопрос она получила. И сможет рассказать об этом девочке.
Широкая спина Скеро маячила впереди. Ивик чувствовала глубокую тоску - еще одиннадцать часов… даже больше. Патруль только начался. Вообще ничего удивительного, странно, что до сих пор их ни разу вместе не назначали. Ивик снова украдкой взглянула на келлог - да, еще только полчаса прошло.
Она не чувствовала себя свободно в обществе Скеро. Скеро была привычным, хорошо знакомым и уже не раздражающим врагом, мимо нее следовало проскакивать как можно скорее, на нее следовало обращать как можно меньше внимания - и все будет хорошо. Но теперь они вдвоем, и уже никак нельзя избежать прямых обращений Скеро к ней. И вся эта бурная, громогласная энергия, которую старшая сена выплескивала на всех окружающих, на толпу - вся она теперь была обращена к Ивик.
Казалось, она давила одним своим присутствием.
Недавно Скеро получила звание ксаты, первое воинское звание гэйна. Она и Верт, поскольку они командовали сеном. Это все приняли как должное - кому ж еще, если не ей? Ивик про себя думала, что наверное, останется рядовой до самой пенсии. Но собственно, это все равно - лишь бы у нее все получалось.
Скеро, разумеется, сдерживалась, не в ее интересах сейчас было ругаться с Ивик. Да и вообще в последнее время их отношения стали лучше - в смысле, они стали из очень плохих просто никакими.
Ничего, уговаривала себя Ивик. Она с трудом поспевала за Скеро, шагающей быстро и широко. Ничего страшного, потерпеть каких-то двенадцать часов. Она едва не взвыла от нового приступа тоски. Двенадцать часов! Молча или обмениваясь короткими репликами, ощущая себя под пристальным взглядом Скеро, точно грешник на адской сковородке. Хотя ведь казалось бы, Ивик ни в чем не виновата. Просто неловко, неловко буквально все…
— Отдыхаем, - Скеро обернулась. Сбросила на землю плащ - на Тверди стояла зима, поэтому носили плащи. В Медиане температура воздуха всегда почти одинаковая, легкая прохлада. Почему - никто не знает. Ивик села на свой плащ рядом со Скеро. Наверное, надо было что-то сказать, но она не знала - что. Предложить перекусить? Рано еще. Ивик открутила колпачок фляжки, отхлебнула. Просто, чтобы чем-то занять руки. Сидеть так молча было невыносимо.
— Холодновато на Тверди, - сказала Скеро, - мороз. Я себе пальцы, кажись, отморозила.
Она стала ожесточенно тереть руки.
— Ага, - с облегчением подхватила Ивик, - очень холодная зима.
Скеро посмотрела на нее и вдруг улыбнулась.
— Че, страшновато? Да ничего не будет. Редко же бывает что-то.
— Мне кажется, будет, - тихо сказала Ивик. Вдруг она сама это осознала - странное, тяжелое предчувствие. Не может быть так, чтобы ничего не было. Не может. Будет - обязательно. Да, обычный патруль - это скорее скучно, чем страшно. Очень, очень редко на самом деле бывают столкновения. Не лезут же дорши через грань, словно червяки из банки. С начала этого учебного года Ивик всего один раз пришлось повоевать.
Но сегодня, сейчас - она ощущала - что-то должно случиться. Просто по логике не может не случиться. Раз они оказались вместе со Скеро…
— Ерунда, - отрезала Скеро, - ты не каркай. А то правда появятся еще.
А как же мы будем воевать, если они появятся? Мы - вдвоем со Скеро? Ивик отогнала эту мысль. Еще острее, явственнее она почувствовала, что "они" - появятся. В Медиане обостряются все эти внутренние ощущения. В Медиане ты всегда знаешь, что впереди. По крайней мере, Ивик всегда знала, когда впереди опасность, когда - спокойное дежурство. Почти всегда было спокойно. Но сейчас… Они появятся.
— Блин, мне еще реферат надо дописывать для Нуши, - пожаловалась Скеро, внимательно разглядывая собственные, аккуратно подпиленные ногти. Ивик опять радостно подхватила тему. Не то, что приятно говорить об учебе, но молчать уж совсем невозможно.
— Ага. Я тоже еще не закончила. Наверное, после патруля…
— После патруля я дрыхнуть пойду.
— Дрыхнуть само собой, но потом еще будет немножко времени.
— Я не понимаю, на фига нам задают столько. Уже пора на третьем курсе и снизить обороты, нет?
— Ну ты-то хорошо учишься, - сказала Ивик. Скеро вздохнула.
— Хорошо-то хорошо, да уже все это задолбало. Времени нету нихуа. Уж либо учиться, либо воевать, одно что-то.
— Да, тяжело… - согласилась Ивик. Скеро вдруг решительно поднялась на ноги.
— Пошли. Хватит рассиживаться.
Она же хорошая, думала Ивик, едва поспевая за Скеро. И зачем так быстро идти, куда торопиться? Мы же не в марш-броске. Какая разница, с какой скоростью передвигаться по участку. Плащи девочки скинули и, закрутив, повязали на пояс - здесь все-таки не зима. Наверное, Скеро просто не умела ходить медленно. Энергия ее переполняла. Она слишком сильная, слишком напористая. А Ивик стеснялась попросить идти помедленнее. Как признаться в собственной слабости…
Она чувствовала, что начинает восхищаться Скеро. Да ею и невозможно было не восхищаться! Ивик никогда не любила самодовольных, самоуверенных людей. Но у Скеро было одно преимущество - ее самоуверенность имела под собой основания. Если она говорила "я хорошо пишу" - то она и действительно хорошо писала, никто не придерется, все в восторге, читают взахлеб и требуют продолжения. И даже самый строгий стилист ничего не скажет. Если она считала себя хорошим бойцом, то она таковым и была, и на Тверди, и в Медиане. Она была самодовольной, да - но отнюдь не пустышкой. Ею действительно можно восхищаться. И за все ее выдающиеся качества простить ей какую-то мелочь… немножко слишком наглый и самоуверенный характер… это пара пустяков.
Лишь бы она саму Ивик не доводила. Не трогала бы. И вот теперь и это исполнилось - Скеро больше не считала ее никчемностью, не изводила, не ругалась на нее. Скеро признала ее равной! Говорила с ней так же, как с любым из сена. Как с сестрой. И теперь Ивик могла вполне искренне восхищаться ксатой.
Какие у нее волосы красивые! Сама Скеро по сути не красавица, слишком широкое, кругловатое лицо, крепкий волевой подбородок. Хотя, безусловно, она симпатична. Куда симпатичнее Ивик. И у нее прекрасные глаза и волосы. Светловолосые дейтрины - это большая редкость. Конечно, настоящей блондинкой, как дорши, Скеро не была. Искристо-золотая голова в солнечных лучах. Чуть отросшие, мягкие волосы темно-пшеничного цвета спускались на воротник. Автомат, закрепленный на спине, почти касался затылка и, как водится, слегка подпрыгивал при ходьбе. И двигалась Скеро красиво - плавно, быстро, как хищная кошка.
На исходе третьего часа сели перекусить. Съели по плитке анвита. Ивик легла на плащ, глядя в серое беспросветное небо. На Тверди лучше - там хоть звезды бывают и облака. Скеро сосредоточенно проверяла показания "сторожей" - приборы контролировали всю их зону, а зона была такой, чтобы дежурные могли быстро, менее, чем за минуту, добраться до любого ее места.
Можно, конечно, парить в небе Медианы, как птицы, обозревая местность: раньше, до изобретения "сторожей", так и дежурили. Но это все-таки требует затрат энергии. В Медиане учишься беречь энергию.
— Давай, я помогу? - предложила Ивик. Было как-то неловко, что Скеро одна проверяет, хотя ведь планшет у нее…
— Да ладно, я уже все почти.
Все же неловко с ней, подумала Ивик. И всего три часа прошло. А как будто целая смена. Страшно подумать, что еще четыре раза по столько же…
Ивик почувствовала даже некоторое облегчение, когда запищал сигнал тревоги - сработал один из "сторожей".
— Шендак! - выругалась Скеро, - за мной!
Ивик уже создала "лошадку" и вскочила в седло. Вслед за Скеро она взмыла в серый воздух Медианы. Ветер засвистел в ушах. Знакомый страх и возбуждение овладевали ею. Ивик успела еще подумать, что Скеро, вероятно, сама останется прикрывать, а ее пошлет на Твердь, и тут в поле зрения появились дорши.
— Сами разберемся! - крикнула Скеро, - их мало!
Действительно, их было всего человек восемь или десять. Фигуры в сером камуфляже на фоне почвы издали были почти неразличимы, видно лишь движение - они быстро бежали в сторону Врат, и Врата, судя по келлогу, уже недалеко.
— Огонь! - крикнула Скеро и тотчас создала в воздухе несколько ракет, которые мгновенно вспыхивали сзади реактивной плазмой и срывались с места, с визгом исчезая… на таком расстоянии ракеты - самое то. Но Ивик отчего-то чувствовала, что не сможет создать такие же совершенные… как Скеро. Скеро слишком уж хорошо все делает. Ивик создала тонкие длинные иглы, блестящие в воздухе, они ввинчивались в пространство и исчезали, возникая уже у грани дарайской защиты, пронизывая ее… кажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Шанор иль Лик. Работы… Кейта пролистывала файл. Он написал совсем немного. "Литургическая символика", небольшая монография, опубликованная монастырем Арс-Нори в ежегоднике. Раз опубликована, значит, в этой работе не было ничего уж "такого". Цензура бы не пропустила. Еще несколько статей, тоже опубликованных. Что-то об исповеди. О повседневной христианской жизни - для мирян. Вполне нормальные статьи, хорошие. Интересные, иль Лик умел писать, все же бывший гэйн. Но и в них не было ничего, что могло бы вызвать пристальное внимание Верса.
"Суть жизни христианина - всесожжение. Принесение себя в жертву огненную, жертву Богу на алтаре. Ошибаются те, кто думает, что можно сочетать христианство и ласковую, дремотную обыденность буден. Так не бывает. Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что? - когда жизнь не щадит не только самого христианина, но и самое дорогое ему, его любимых, его детей…"
Кейта вздрогнула, всматриваясь в строчки.
Подумала, что надо будет достать эти статьи. В библиотеке все это наверняка есть. Перечитать внимательно, для себя.
Дальше шли протоколы допросов. В Версе ничего не делается тайно. На все берется разрешение, и все документируется. И хранится в архиве. Кейта читала, сжимая от злости зубы. Нелепость происшедшего раскрывалась перед ней.
Ересь - если то была ересь - оказалась только предлогом. Для чьего-то служебного рвения, для подъема по служебной лестнице. Собственно, почему "чьего-то"? Старший следователь шехин Меррин иль Гвен. Гэйн-велар, лишенный проблеска таланта и искры Божьей, лишенный, видимо, и совести, сволочь, подумала про себя Кейта. Ей доводилось сталкиваться с такими. Никто не любит работников Верса. Но если большинство из них по крайней мере выполняет свою работу добросовестно, то другие… не дай Бог попасть к тупому оперативнику. Иль Гвен решил выявить "дарайский заговор". Якобы связь еретика с дарайцами. Якобы "преступную группу" в монастыре.
"Суть жизни христианина - противостояние злу. Не надо думать, что зло - это только там, за гранью Медианы. Зло вокруг нас, зло экзистенциальное, последствия греха, выраженные в болезнях, увечьях и бедствиях. Зло в нас самих - это наш эгоизм, наш гнев или уныние. Боль - это зло. Каждый из нас должен стать гэйном. Каждый должен встать на пути зла, затопившего мир, потому что каждый - воин. Остановить зло, если нужно, закрыв собственным телом амбразуру вражеского пулемета. Сделать свое тело и свою душу - препятствием злу…"
Найду для себя, подумала Кейта. Мало кто из хойта так понимает нашу суть. Даже если некоторые из них и были когда-то гэйнами. Ей вспомнился Аллин, и ныне живущий в Лайсе в монастыре, затворником. Аллин был хорошим гэйном, отличным бойцом. И он был готов остановить зло, хотя бы и своим телом - и ногу свою он потому и потерял, что остался прикрывать нас. Только Аллин никогда не написал бы так.
Начиная с пятого допроса, шехин иль Гвен потребовал применения спецметодов. Разрешение было дано.
"Суть жизни христианина - противостояние злу".
Иль Гвен был относительно молод - двадцать пять лет. Шехин. Недавно женился. Очевидно, продвижение по служебной лестнице давалось нелегко. Раскрыть целую подрывную группу хойта, связанную с Дарайей? Это было бы неплохо. Только вот еретик так и не назвал ни одного имени. Выкручивался, как мог. Он даже согласился с тем, что сам, лично, был связан с дарайскими шпионами. Выходил в Медиану и связывался с ними. Распространял подрывную литературу. И книгу, за которую на него и донесли, написал по заданию, конечно же, дарайской разведки. После нескольких часов спецметодов фактически он "поплыл". Его слова и мысли были правильными, надо приносить себя в жертву, надо противостоять злу, но железной волей хойта не обладал. Читать сухие строчки признаний о себе и собственной шпионской деятельности, о якобы ненависти к Дейтросу, было противно и стыдно. Их стиль был отвратителен, беден и жалок. Гэйн не должен так писать - никогда. Гэйн не может сочинить такое. Это было бы пошло и некрасиво. Впрочем, скорее всего, это сочинял следователь, иль Лик только подписывал, и ему было не до стиля, ему лишь бы отдохнуть от боли.
Кейта заплакала. Ей вспомнился Дэйм, в честь которого она назвала сына. Не каждый может быть железным. Дэйму было всего 16, когда он попал в дарайский плен. Он не выдержал "спецметодов", согласился работать на дарайцев. Но до конца его не сломали. В конце он пожертвовал собой и спас Кейту. Иль Лика тоже не сломали до конца.
Хойта не назвал никого из своих знакомых. Даже монаха, написавшего на него донос - и об этом доносе иль Лик знал. Никакой преступной группы вскрыть не удалось.
"Подлинное христианство - сгорание, медленное или быстрое, на глазах у всего мира или же совершенно бесславное в мире сем, но сгорание, мучительная самоотдача, когда иной раз остается один только крик - за что?…"
Противостоять злу еще можно, когда с другой стороны - враги, дарайцы, когда по тебе стреляют, и у тебя оружие в руках. Но как противостоять злу, когда зло - в родной дейтрийской форме, в образе Хранителя Истины, оперативника Верса, и когда ты неправ, неправ во всем, и это тебя считают носителем зла и предательства, и стрелять тоже нельзя, а надо только вытерпеть до конца и умереть…
Умереть бесславно, не защищая Родину, зная, что никто не одобрит твоего поведения, никто не будет им восхищаться, твой портрет не повесят в Зале Славы.
":вы ничего не добьетесь своим упорством, иль Лик. Нам известны имена предателей. У вас еще есть шанс смягчить вашу участь и со временем даже вернуться к нормальной жизни. Вы вредите только себе самому. :это ты вредишь себе, братик. Мне жаль тебя. Подумай о том, что будет с твоей душой".
Его редко прорывало на такое. От боли он сдавался и начинал говорить то, что от него требовали. Но иногда - иногда он называл следователя "братик". Кейта знала, что скорее всего, разговоры были другие. Протоколы редактировались, конечно. По своему опыту она помнила, как охотно следователи Верса применяют грубость и ругательства, и уж конечно, не называют подследственных на "вы". Но слова иль Лика вряд ли редактировались. Он, наверное, и правда, называл своего мучителя "братиком". И молился, вероятно, хотя это протоколы не отражали.
Кейта высморкалась и вытерла слезы. Стыд какой. Зенна. Разревелась, как девчонка. Перед охраной стыдно.
А может, когда мы разучимся плакать, мы перестанем быть гэйнами…
Станем просто военными, как дарайцы. И не сможем работать в Медиане.
Она прокрутила дальше - читать все это сил не было. Приговор. Расстрел. Приведен в исполнение в спецпомещении.
Заключение богословской комиссии. Это интересно. Гм, а обвинения-то не такие уж страшные. "Проявляет недостаточное уважение к исторической Церкви", "Считает, что верования различных народов, например, килнийцев, заслуживают изучения и уважения", "Делает чрезмерный акцент на человеческом, а не Божественном".
Бог ты мой, да все это можно найти и в книгах совершенно ортодоксальных богословов!
А вот та самая книга, которую сочли еретической. "Живая реальность Бога".
"Мы можем познать Бога через посредство мира и человека. Бог реален и осязаем, потому что Он не снаружи и не над миром - Он в сердце мира и вокруг него. Живя в мире, Бог не исчерпывается лишь этим, и не становится от этого частью мира. Но так как редко кто-либо ощущает Бога в координатах нашей реальности, Бог застыл, подобно окаменелости, где-то вне ее. Но мир не предоставлен самому себе и не брошен в бесконечном пространстве. Мир тесно связан с Богом".
"Бог лишь тогда что-то значит для нас, когда Он обретает контуры в конкретной исторической ситуации, когда Он становится радикальным смыслом человеческой жизни, становится тем светом, в котором человек может видеть свет"*.
Кейта знала, что эту книгу ей нельзя будет вынести отсюда. Она читала жадно и внимательно, но понимала, что ей вряд ли удастся запомнить формулировки, а ведь в них, в сложных сплетениях слов, заключается вся теология, и жаль, что это нельзя будет обсудить, например, с Аллином. В конце концов, она в теологии ничего не понимает. Ей просто нравится эта книга. Ей нравится этот человек.
По крайней мере, ответ на свой вопрос она получила. И сможет рассказать об этом девочке.
Широкая спина Скеро маячила впереди. Ивик чувствовала глубокую тоску - еще одиннадцать часов… даже больше. Патруль только начался. Вообще ничего удивительного, странно, что до сих пор их ни разу вместе не назначали. Ивик снова украдкой взглянула на келлог - да, еще только полчаса прошло.
Она не чувствовала себя свободно в обществе Скеро. Скеро была привычным, хорошо знакомым и уже не раздражающим врагом, мимо нее следовало проскакивать как можно скорее, на нее следовало обращать как можно меньше внимания - и все будет хорошо. Но теперь они вдвоем, и уже никак нельзя избежать прямых обращений Скеро к ней. И вся эта бурная, громогласная энергия, которую старшая сена выплескивала на всех окружающих, на толпу - вся она теперь была обращена к Ивик.
Казалось, она давила одним своим присутствием.
Недавно Скеро получила звание ксаты, первое воинское звание гэйна. Она и Верт, поскольку они командовали сеном. Это все приняли как должное - кому ж еще, если не ей? Ивик про себя думала, что наверное, останется рядовой до самой пенсии. Но собственно, это все равно - лишь бы у нее все получалось.
Скеро, разумеется, сдерживалась, не в ее интересах сейчас было ругаться с Ивик. Да и вообще в последнее время их отношения стали лучше - в смысле, они стали из очень плохих просто никакими.
Ничего, уговаривала себя Ивик. Она с трудом поспевала за Скеро, шагающей быстро и широко. Ничего страшного, потерпеть каких-то двенадцать часов. Она едва не взвыла от нового приступа тоски. Двенадцать часов! Молча или обмениваясь короткими репликами, ощущая себя под пристальным взглядом Скеро, точно грешник на адской сковородке. Хотя ведь казалось бы, Ивик ни в чем не виновата. Просто неловко, неловко буквально все…
— Отдыхаем, - Скеро обернулась. Сбросила на землю плащ - на Тверди стояла зима, поэтому носили плащи. В Медиане температура воздуха всегда почти одинаковая, легкая прохлада. Почему - никто не знает. Ивик села на свой плащ рядом со Скеро. Наверное, надо было что-то сказать, но она не знала - что. Предложить перекусить? Рано еще. Ивик открутила колпачок фляжки, отхлебнула. Просто, чтобы чем-то занять руки. Сидеть так молча было невыносимо.
— Холодновато на Тверди, - сказала Скеро, - мороз. Я себе пальцы, кажись, отморозила.
Она стала ожесточенно тереть руки.
— Ага, - с облегчением подхватила Ивик, - очень холодная зима.
Скеро посмотрела на нее и вдруг улыбнулась.
— Че, страшновато? Да ничего не будет. Редко же бывает что-то.
— Мне кажется, будет, - тихо сказала Ивик. Вдруг она сама это осознала - странное, тяжелое предчувствие. Не может быть так, чтобы ничего не было. Не может. Будет - обязательно. Да, обычный патруль - это скорее скучно, чем страшно. Очень, очень редко на самом деле бывают столкновения. Не лезут же дорши через грань, словно червяки из банки. С начала этого учебного года Ивик всего один раз пришлось повоевать.
Но сегодня, сейчас - она ощущала - что-то должно случиться. Просто по логике не может не случиться. Раз они оказались вместе со Скеро…
— Ерунда, - отрезала Скеро, - ты не каркай. А то правда появятся еще.
А как же мы будем воевать, если они появятся? Мы - вдвоем со Скеро? Ивик отогнала эту мысль. Еще острее, явственнее она почувствовала, что "они" - появятся. В Медиане обостряются все эти внутренние ощущения. В Медиане ты всегда знаешь, что впереди. По крайней мере, Ивик всегда знала, когда впереди опасность, когда - спокойное дежурство. Почти всегда было спокойно. Но сейчас… Они появятся.
— Блин, мне еще реферат надо дописывать для Нуши, - пожаловалась Скеро, внимательно разглядывая собственные, аккуратно подпиленные ногти. Ивик опять радостно подхватила тему. Не то, что приятно говорить об учебе, но молчать уж совсем невозможно.
— Ага. Я тоже еще не закончила. Наверное, после патруля…
— После патруля я дрыхнуть пойду.
— Дрыхнуть само собой, но потом еще будет немножко времени.
— Я не понимаю, на фига нам задают столько. Уже пора на третьем курсе и снизить обороты, нет?
— Ну ты-то хорошо учишься, - сказала Ивик. Скеро вздохнула.
— Хорошо-то хорошо, да уже все это задолбало. Времени нету нихуа. Уж либо учиться, либо воевать, одно что-то.
— Да, тяжело… - согласилась Ивик. Скеро вдруг решительно поднялась на ноги.
— Пошли. Хватит рассиживаться.
Она же хорошая, думала Ивик, едва поспевая за Скеро. И зачем так быстро идти, куда торопиться? Мы же не в марш-броске. Какая разница, с какой скоростью передвигаться по участку. Плащи девочки скинули и, закрутив, повязали на пояс - здесь все-таки не зима. Наверное, Скеро просто не умела ходить медленно. Энергия ее переполняла. Она слишком сильная, слишком напористая. А Ивик стеснялась попросить идти помедленнее. Как признаться в собственной слабости…
Она чувствовала, что начинает восхищаться Скеро. Да ею и невозможно было не восхищаться! Ивик никогда не любила самодовольных, самоуверенных людей. Но у Скеро было одно преимущество - ее самоуверенность имела под собой основания. Если она говорила "я хорошо пишу" - то она и действительно хорошо писала, никто не придерется, все в восторге, читают взахлеб и требуют продолжения. И даже самый строгий стилист ничего не скажет. Если она считала себя хорошим бойцом, то она таковым и была, и на Тверди, и в Медиане. Она была самодовольной, да - но отнюдь не пустышкой. Ею действительно можно восхищаться. И за все ее выдающиеся качества простить ей какую-то мелочь… немножко слишком наглый и самоуверенный характер… это пара пустяков.
Лишь бы она саму Ивик не доводила. Не трогала бы. И вот теперь и это исполнилось - Скеро больше не считала ее никчемностью, не изводила, не ругалась на нее. Скеро признала ее равной! Говорила с ней так же, как с любым из сена. Как с сестрой. И теперь Ивик могла вполне искренне восхищаться ксатой.
Какие у нее волосы красивые! Сама Скеро по сути не красавица, слишком широкое, кругловатое лицо, крепкий волевой подбородок. Хотя, безусловно, она симпатична. Куда симпатичнее Ивик. И у нее прекрасные глаза и волосы. Светловолосые дейтрины - это большая редкость. Конечно, настоящей блондинкой, как дорши, Скеро не была. Искристо-золотая голова в солнечных лучах. Чуть отросшие, мягкие волосы темно-пшеничного цвета спускались на воротник. Автомат, закрепленный на спине, почти касался затылка и, как водится, слегка подпрыгивал при ходьбе. И двигалась Скеро красиво - плавно, быстро, как хищная кошка.
На исходе третьего часа сели перекусить. Съели по плитке анвита. Ивик легла на плащ, глядя в серое беспросветное небо. На Тверди лучше - там хоть звезды бывают и облака. Скеро сосредоточенно проверяла показания "сторожей" - приборы контролировали всю их зону, а зона была такой, чтобы дежурные могли быстро, менее, чем за минуту, добраться до любого ее места.
Можно, конечно, парить в небе Медианы, как птицы, обозревая местность: раньше, до изобретения "сторожей", так и дежурили. Но это все-таки требует затрат энергии. В Медиане учишься беречь энергию.
— Давай, я помогу? - предложила Ивик. Было как-то неловко, что Скеро одна проверяет, хотя ведь планшет у нее…
— Да ладно, я уже все почти.
Все же неловко с ней, подумала Ивик. И всего три часа прошло. А как будто целая смена. Страшно подумать, что еще четыре раза по столько же…
Ивик почувствовала даже некоторое облегчение, когда запищал сигнал тревоги - сработал один из "сторожей".
— Шендак! - выругалась Скеро, - за мной!
Ивик уже создала "лошадку" и вскочила в седло. Вслед за Скеро она взмыла в серый воздух Медианы. Ветер засвистел в ушах. Знакомый страх и возбуждение овладевали ею. Ивик успела еще подумать, что Скеро, вероятно, сама останется прикрывать, а ее пошлет на Твердь, и тут в поле зрения появились дорши.
— Сами разберемся! - крикнула Скеро, - их мало!
Действительно, их было всего человек восемь или десять. Фигуры в сером камуфляже на фоне почвы издали были почти неразличимы, видно лишь движение - они быстро бежали в сторону Врат, и Врата, судя по келлогу, уже недалеко.
— Огонь! - крикнула Скеро и тотчас создала в воздухе несколько ракет, которые мгновенно вспыхивали сзади реактивной плазмой и срывались с места, с визгом исчезая… на таком расстоянии ракеты - самое то. Но Ивик отчего-то чувствовала, что не сможет создать такие же совершенные… как Скеро. Скеро слишком уж хорошо все делает. Ивик создала тонкие длинные иглы, блестящие в воздухе, они ввинчивались в пространство и исчезали, возникая уже у грани дарайской защиты, пронизывая ее… кажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43