Она резко отпрянула.
— Оставьте меня!
— Не портите себе жизнь.
— Я люблю Рамзеса.
— Любовь ничего не значит! Это меня не интересует, и вы забудете эти глупости. Мне нужно, чтобы вы оставались такой же красивой, чтобы подарили мне сына и стали первой женщиной Египта. Раздумывать просто глупо.
— Можете считать меня безумной.
Шенар протянул ей руку.
— Не уходите! А то…
— А то что?
Лунный лик Шенара помрачнел.
— Стать врагами, какая досада… Я взываю к вашему разуму.
— Прощайте, Шенар; следуйте своим путем, а мой уже предначертан.
Мемфис был городом шумным и оживленным. В порт, где постоянно кипела жизнь, прибывали многочисленные торговые судна с юга и севера; отправления четко регулировались администрацией, отвечавшей за речное движение, погрузка контролировалась целой армией писарей. В одном из многочисленных складов находились письменные принадлежности, в том числе и чернильные палочки.
Амени, пользуясь своим положением личного секретаря младшего сына фараона, получил разрешение проверить этот склад. Все внимание он уделял товарам высшего качества, цена на которые была самой высокой; однако данное вмешательство не принесло никаких результатов.
Пустившись по улицам, запруженным зеваками и ослами, груженными фруктами, овощами и мешками с зерном, Амени, маленький и юркий, без труда пробрался к кварталу храма Птаха, недавно расширенного по приказу Сети: перед пилоном шириной в семьдесят пять метров возвышались колоссы розового гранита, символизируя божественное присутствие. Юный писец любил древнюю столицу, основанную Менесом, объединившим Юг и Север; она напоминала золотую чашу, посвященную богам. Как приятно было любоваться здесь прудами, покрытыми лотосами, вдыхать аромат цветов, гуляя по площадям или присаживаясь отдохнуть в тени деревьев, смотреть на Нил! К сожалению, прохлаждаться было некогда. Пройдя мимо арсеналов, где хранилось всевозможное оружие, предназначенное для разных видов войск, Амени оказался на пороге мастерской, где изготавливались чернильные палочки для лучших школ города.
Встретили его холодно, однако имя Рамзеса позволило ему войти и расспросить мастеров. Один, который по возрасту скоро должен был отойти от дел, оказался довольно сговорчивым и высказал недовольство небрежностью некоторых ремесленников, которые, тем не менее, имели разрешение двора. Проворный Амени раздобыл нужный адрес в северном квартале, за белыми стенами старой крепости.
Юный писарь выбрал путь подальше от набережных с их толчеей и пошел кварталом Анхтауи, «жизнь Обеих земель» ; он прошел мимо одной из казарм и оказался в весьма населенном предместье, где громадные особняки стояли бок о бок с небольшими домишками в два этажа и ремесленными лавками. Он несколько раз терялся в этом муравейнике, но благодаря приветливым хозяйкам, которые мели улицы переговариваясь друг с другом, он, наконец, отыскал нужную мастерскую, которую собирался посетить. Какова бы ни была его усталость, Амени готов был обойти весь Мемфис, будучи уверенным, что разгадка таится в производстве чернильных палочек.
На пороге его встретил косматый детина с дубинкой в руках.
— Приветствую тебя, могу я войти?
— Запрещено.
— Я личный секретарь царского писца.
— Ступай своей дорогой, мальчик.
— Этот царский писец — Рамзес, сын Сети.
— Мастерская закрыта.
— Тем лучше, мой осмотр никому не помешает.
— У меня распоряжение.
— Если будешь более сговорчивым, обойдется без официальной жалобы.
— Убирайся.
Амени пожалел, что он такой хилый; Рамзес бы без лишних разговоров убрал с дороги грубияна, столкнув его в канал. Не обладая физической силой, юный писец пользовался хитростью.
Он махнул стражнику, сделал вид, что уходит, и взобрался по веревочной лестнице на крышу чердака со стороны заднего двора мастерской. Когда наступила ночь, он пробрался внутрь через слуховое окно. Воспользовавшись лампой, стоявшей на этажерке, он обследовал склад мастерской. Первая серия чернильных палочек его разочаровала; все они были превосходного качества. Но вторая, также помеченная контрольной печатью «первый сорт», содержала товар с изъянами: меньшего размера, нечеткого цвета, недостаточного веса. Проверив их на письме, Амени получил долгожданное доказательство: он только что открыл центр производства брака.
Обрадованный находке юноша не заметил подкравшегося охранника, который, ударив его палкой по голове, вскинул тщедушное тело себе на плечи и свалил в соседнем дворе в общий мусорный бак, куда сбрасывались отходы, сжигаемые на рассвете.
Любопытному теперь вряд ли представится возможность рассказать об увиденном.
14
Ведя за руку свою маленькую заспанную дочурку, мусорщик медленно брел по сонным улицам северного квартала Мемфиса. До рассвета он должен был сжечь отходы, сваленные у проходов между домов; ежедневное сжигание мусора и отходов вполне соответствовало правилам гигиены, установленным местной администрацией. Работа эта была нудная, но в то же время хорошо оплачиваемая и давала сознание того, что ты облегчаешь жизнь горожанам.
Мусорщик знал две самые неряшливые семьи этого квартала; сделав им упрек однажды, он не заметил никакого улучшения — вероятно, ему придется заставить их заплатить штраф. Ворча и ругая лень, присущую роду человеческому, он поднял тряпичную куклу, которую выронила девчушка, и успокоил ребенка. Когда он закончит свою работу, они позавтракают и прилягут отдохнуть в тени тамариска, в саду, находящемся рядом с храмом богини Нейт.
К счастью, отходов оказалось немного; вооружившись факелом, мусорщик поджег бак со всех сторон, чтобы быстрее с этим расправиться.
— Папа, я хочу большую куклу.
— Что ты сказала?
— Большую куклу, там.
Девочка протянула руку к чему-то, напоминавшему человека: из кучи мусора торчала человеческая рука. Дым почти скрыл ее.
— Я хочу ее.
Ради интереса мусорщик забрался в отходы, рискуя обжечься.
Рука… Рука мальчика! Действуя как можно осторожнее, он вытащил бездыханное тело. Затылок весь был в запекшейся крови.
Во время пути назад Рамзес также не видел отца. Ни одна деталь не ускользала от его внимательного взгляда, тщательно отмечаемая в путевом журнале; этот текст затем будет занесен в анналы государства, отражающие высокие достижения шестого года правления Сети. Царевич, отложив на время свои письменные принадлежности и одеяния писца, примкнул к экипажу. Участвуя в маневрах, он научился вязать узлы, ставить паруса и даже пользоваться штурвалом. Особенно он сдружился с ветром; говорили, что таинственный бог Амон, которого никто не мог себе представить, заявлял о своем присутствии, надувая паруса кораблей, которые он вел в гостеприимные порты. Невидимый проявлял себя, оставаясь все же невидимым.
Капитан корабля охотно согласился на игру, поскольку царский сын сам оставил свое поручение и забыл о своих привилегиях; так, он подверг его всем трудностям жизни моряка. Рамзес не ропща драил палубу и не раздумывая садился на скамью рядом с гребцами. Движение на север требовало прекрасного знания течений и вымуштрованной команды. Видеть, как судно плавно скользит по волнам, слиться с водой в одном гармоничном движении было истинным удовольствием.
Возвращение экспедиции принято было отмечать большим праздником. На набережной в районе корабельных верфей и торгового порта Перу-нефер, «Добрые пути», собралась шумная толпа. Как только моряки вновь ступили на землю Египта, к ним ринулись встречающие, поднося венки цветов и кубки холодного пива; потом были танцы и песни в их честь, все прославляли смелость моряков и благосклонность реки, доставившей их в добром здравии.
Тонкие руки обвили шею Рамзеса венком из васильков.
— Такого подарка будет довольно царевичу? — спросила сердитая красавица Исет.
Рамзес не стал отпираться.
— Ты, наверное, сердишься?
Он обнял ее, а она сделал вид, что упирается.
— Думаешь, что, увидев тебя, я забуду твою грубость?
— Почему бы нет, ведь я не виноват?
— Даже если тебе срочно нужно было уехать, ты мог бы меня предупредить.
— Выполнение приказа фараона не терпит промедления.
— Ты хочешь сказать, что…
— Отец взял меня с собой в Гебель Сильсиль, и это вовсе не было наказанием.
Красавица Исет прильнула к нему, ласкаясь.
— Долгие дни путешествия вместе с ним… Тебе, верно, удалось поговорить…
— Не обольщайся, я выполнял обязанности писца, камнетеса и матроса.
— Зачем же он взял тебя в это путешествие?
— Ему одному это известно.
— Я видела твоего брата, он сказал мне, что ты впал в немилость. По его словам, ты должен был отправиться на Юг, чтобы занять там какой-то незначительный пост.
— В глазах моего брата все незначительно, кроме его собственной персоны.
— Но ты вернулся в Мемфис, и я — твоя.
— Ты красива и умна: два качества, необходимые для царской супруги.
— Шенар не оставил мысли жениться на мне.
— Что же ты раздумываешь? Неблагоразумно отказываться от судьбы, отмеченной величием.
— Да, я неблагоразумна, я влюблена в тебя.
— Будущее…
— Меня интересует только настоящее. Мои родители за городом, я в доме одна… Там нам будет гораздо удобнее, чем в хижине из тростника, нет?
Было ли любовью то безумное удовольствие, которое он разделял с красавицей Исет? Рамзесу ни к чему было думать об этом. Ему достаточно было этого плотского удовольствия, смаковать эти пьянящие мгновения, когда их тела сливались в одно целое, уносимые вихрем страсти. Своими ласками его любовница умела пробудить его желание и растревожить, в то же время не истощая вконец его силы. Как трудно было оставить ее, обнаженную и томную, протягивающую к нему руки, чтобы задержать еще немного в своих объятиях!
Впервые красавица Исет заговорила о свадьбе. Строптивый царевич не выказал ни малейшего энтузиазма: насколько ему нравилось быть с ней, настолько же его отвращала мысль связать с ней свою судьбу. Естественно, несмотря на их юный возраст, они уже были мужчиной и женщиной, и никто не мог бы воспротивиться их союзу. Но Рамзес еще не был готов на этот шаг. Исет не стала его упрекать, но пообещала себе, что убедит его; чем больше она его узнавала, тем больше верила в него. Что бы ни говорил ей рассудок, она решила следовать своей интуиции. Того, кто дарит тебя такой любовью, нельзя ничем заменить, никакими богатствами мира.
Рамзес направился в центр города, туда, где располагались дворцы; Амени, должно быть, дожидался его с нетерпением. Дало ли его расследование какие-нибудь результаты?
Вооруженный охранник стоял в дверях его покоев.
— Что происходит?
— Это вы царевич Рамзес?
— Да, я.
— Ваш секретарь подвергся нападению; меня поставили охранять его.
Рамзес бросился в комнату своего друга.
Амени лежал в постели с перевязанной головой, оставленный на попечение сиделки.
— Тише, — строго сказала она, — он спит.
Она вывела царевича за дверь.
— Что с ним случилось?
— Его обнаружили в отходах в северном квартале в полумертвом состоянии.
— Он выживет?
— Врач настроен оптимистично.
— Он приходил в себя, сказал что-нибудь?
— Несколько слов, неразборчиво. Лекарство снимает боль, но погружает его в глубокий сон.
Рамзес решил поговорить с помощником начальника охраны, направленным для очередной проверки в южной части Мемфиса. Удрученный недавним происшествием, тот не смог сообщить царевичу ничего нового; никто в проверяемом квартале не видел нападавшего. Несмотря на тщательные опросы, не удалось обнаружить ни малейшего следа преступления. То же касалось и дела с возницей; вне всякого сомнения, он давно скрылся и, вероятно, уже покинул пределы Египта.
Вернувшись, царевич застал пробуждение Амени; при виде Рамзеса взгляд раненого прояснился.
— Ты вернулся… Я знал!
Голос его был слаб, но тверд.
— Как ты себя чувствуешь?
— Получилось, Рамзес, мне удалось!
— Если ты и дальше будешь так рисковать, ты свернешь себе шею.
— Ничего, я крепкий, ты же видишь.
— Кто тебя ударил?
— Охранник мастерской, где хранятся подложные чернильные палочки.
— Значит, тебе и в самом деле удалось.
Гордость озарила лицо Амени.
— Скажи мне точно, где это, — потребовал Рамзес.
— Это опасно… Не ходи туда без охраны.
— Не беспокойся и отдыхай; чем раньше ты встанешь на ноги, тем быстрее сможешь мне помочь.
Благодаря указаниям Амени Рамзес без труда отыскал ту самую мастерскую; солнце давно уже стояло в зените, но двери мастерской были закрыты. Желая понять, в чем дело, царевич обошел все вокруг, но не заметил ничего подозрительного. Склад казался заброшенным.
Опасаясь ловушки, Рамзес решил дождаться вечера. Несмотря на то что вокруг то и дело сновали туда-сюда разные люди, никто не входил в этот дом.
Он спросил водовоза, который обслуживал ремесленников этого квартала:
— Ты знаешь эту мастерскую?
— Здесь делают чернильные палочки.
— А почему она закрыта?
— Дверь уже целую неделю закрыта, это странно.
— А что владельцы?
— Не знаю.
— Кто они?
— Мы всегда видели только рабочих, но не хозяина.
— А кому они продавали свой товар?
— Не знаю, это не мое дело.
Водовоз удалился.
Рамзес поступил так же, как и Амени; он взобрался по лестнице и прошел по крыше чердака, чтобы проникнуть внутрь здания.
Его осмотр не занял много времени: склад был пуст.
Вместе с другими писцами Рамзес был призван в храм Птаха, бога, который сотворил мир словом; каждый должен был явиться перед главным жрецом и представить отчет о проделанной недавно работе. Глава сословия напомнил им, что они должны были отбирать слова, как подбирают качественный материал, и строить свою речь согласно учению мудрецов.
Когда церемония была окончена, Сари поздравил своего бывшего ученика.
— Я горжусь тем, что был твоим наставником; вопреки тому, что болтают злые языки, кажется, ты идешь путем знаний. Не переставай учиться, и ты станешь уважаемым человеком.
— Неужели это важнее, чем постичь суть своего существа?
Сари не мог скрыть своей досады.
— Когда ты наконец образумишься! Сколько о тебе разных слухов ходит!
— Каких же?
— Говорят, ты ищешь беглого возницу и что твой личный секретарь недавно был тяжело ранен.
— Это вовсе не слухи.
— Оставь это властям и забудь все эти ужасы, царская охрана лучше в этом разбирается. В конце концов, виновных найдут, поверь мне; у тебя и без того много дел. Главное — быть на высоте своего положения.
Обедать один на один со своей матерью было редкой привилегией, которую Рамзес не мог недооценить. Слишком занятая управлением государством, в котором она принимала активное участие, исполняя ежедневные и сезонные ритуалы, не говоря уже о бесчисленных обязанностях при дворе, великая супруга правителя нечасто могла позволить себе провести краткие часы досуга со своими близкими.
Алебастровые блюда были расставлены на низких столах, в тени деревянной беседки. Освободившись после совета, утвердившего жриц, поющих гимн богу Амон-Ра, ответственных за музыкальную часть ритуала, Туйа осталась в торжественном длинном льняном платье с изящными мелкими складками, широкое золотое колье покоилось на царственных плечах. К бесконечному обожанию, которое она вызывала у Рамзеса, примешивалось все возрастающее восхищение. Ни одна женщина не могла с ней сравниться, ни одна женщина и не посмела бы равняться с ней; вопреки своему скромному происхождению, она родилась, чтобы быть царицей. Одна она сумела снискать любовь Сети и править Египтом, помогая ему.
На обед подали салат-латук, огурцы, ребро быка, козий сыр, круглый медовый пирог, лепешки и вино оазисов, разведенное водой. Царица наслаждалась спокойным течением обеда, когда ее не беспокоили ни докучливые посетители, ни бесконечные просители; тишина ее маленького сада, раскинувшегося вокруг пруда, питала ее силы, так же как подаваемые к столу блюда, тщательно подобранные ее поваром.
— Как прошла твоя поездка в Гебель Сильсиль?
— Я узнал мощь карьеров и силу моряков.
— Ни то, ни другое тебя не удержало.
— Отец этого не захотел.
— Он требовательный человек и всегда будет спрашивать с тебя больше, чем ты можешь дать.
— Ты знаешь, что он решил на мой счет?
— Что-то ты совсем не ешь сегодня.
— Нужно ли и дальше держать меня в неведении?
— Ты боишься фараона или доверяешь ему?
— Страху нет места в моем сердце.
— Тогда вступай в этот бой и не оборачивайся назад, не думай о сожалениях и угрызениях, не будь ни завистливым, ни ревнивым. Каждое мгновение, прожитое с твоим отцом, это дар неба; помни об этом и живи этим. Все остальное неважно.
Царевич попробовал ребро быка, хорошо прожаренное и сдобренное чесноком и специями. В синем небе над шатром взвился ибис.
— Мне нужна твоя помощь, охрана просто издевается надо мной.
— Это серьезное обвинение, сын мой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35