Царевича проводили к самому началу, где располагалась царственная чета, перед которой располагался один лишь человек, открывавший путь. Жрецы с бритыми головами, одетые в белое, смотрели, как проходит младший сын Сети, величественная осанка которого не могла не удивить их. Для некоторых он все еще был подростком, интересовавшимся одними играми и бесконечными развлечениями, которому была уготована жизнь легкая и незначительная.
Рамзес двигался вперед.
Он прошел мимо нескольких влиятельных придворных и знатных дам с их пышным окружением. Впервые младший царевич появился перед народом. Нет, то был не сон; его отец, в первый день нового года, собирался приблизить его к трону.
Однако шествие внезапно остановилось.
Распорядитель попросил его занять место за главным жрецом Птаха, далеко от царственной четы и от Шенара, который, находясь по правую руку от отца, по-прежнему представлялся назначенным преемником Сети.
Два дня Рамзес ничего не ел и ни с кем не разговаривал.
А Амени, понимая огромное разочарование своего друга, старался не показываться ему на глаза и молча ждал; как тень, он сторожил царевича, не надоедая ему. Конечно, Рамзес лишился теперь своего беззаботного спокойствия, и с этих пор его место среди придворных, которым надлежало участвовать во всех государственных ритуалах, однако статус его ничем не отличался от положения простого сановника. По всеобщему мнению, Шенар остался наследником короны.
Золотисто-желтый пес с висячими ушами почувствовал грусть своего хозяина и не требовал ни обычных прогулок, ни игр. Благодаря его преданности царевич выбрался из темницы, в которую сам себя заточил: кормя Неспящего, он согласился, наконец, принять пищу, которую приносил ему его личный секретарь.
— Я просто тщеславный дурак, Амени. Мой отец преподнес мне хороший урок.
— Зачем ему мучить тебя?
— Мне казалось, что я не настолько глуп.
— Неужели власть так много значит?
— Власть — нет, но самореализация — да! И я был уверен, что создан править. Мой отец отстранил меня от трона, я был слеп.
— Примешь ли ты свое будущее?
— А у меня есть будущее?
Амени уже начал сомневаться, в уме ли его друг. Отчаяние Рамзеса было столь глубоко, что оно могло толкнуть его на безумные поступки, чтобы разрушить себя. Одно лишь время могло сгладить разочарование, но терпение не числилось среди добродетелей царевича.
— Сари зовет нас на рыбалку, — ненавязчиво предложил Амени. — Не хочешь немного развеяться?
— Как скажешь.
Юный писарь едва сдерживал нахлынувшую радость: если Рамзес вновь откроет скромные удовольствия повседневной жизни, он быстро оправится.
Бывший наставник Рамзеса и его супруга собрали самых блестящих и образованных молодых людей, чтобы приобщить их к изысканному удовольствию рыбалки с удочкой на пруду, где разводили рыбу. Каждому участнику предоставлялся треножник и удочка из дерева акации; самый удачливый будет провозглашен победителем конкурса и выиграет великолепный папирус, повествующий о приключениях Синухе, — классический роман, которым зачитывалось не одно поколение грамотных людей.
Рамзес уступил свое место Амени, который весьма ценил это небывалое развлечение. Вряд ли он мог понять, что ни его дружба, ни любовь красавицы Исет не в силах погасить огонь, пожиравший его душу. Время лишь расшевелит это ненасытное пламя, которому он будет жертвовать все подряд. Что бы там ни готовила ему судьба, он не примет обывательского существования. Лишь два человека внушали ему восхищение: его отец, правитель, и его мать, царица. Именно их взгляды он хотел разделять, и ничьи другие.
Добрый Сари положил руку на плечо своего бывшего ученика.
— Эта игра тебе наскучила?
— Твой прием вполне удался.
— Твое присутствие уже было гарантией успеха.
— Ты смеешься?
— Нисколько; у тебя теперь определенное положение. Многие придворные восхищались тобой во время процессии.
Жизнерадостный Сари казался искренним; он отвел Рамзеса в беседку, где разливали холодное пиво.
— Статус царского писаря самое завидное место, какое только можно себе вообразить, — заявил он воодушевленно. — Ты пользуешься доверием правителя, ты имеешь доступ к казне и житнице, ты получаешь немалую долю даров, приносимых в храмы, ты хорошо одет, у тебя есть лошади и лодка, ты живешь в прекрасном имении, ты получаешь доход со своих полей, усердные слуги заботятся о том, чтобы тебе было хорошо. Твои руки не натружены, твои ладони белые и мягкие, спина твоя крепка, тебе не приходится таскать тяжести, работать с киркой или мотыгой, тебя не призывают на хозяйственные работы, твои распоряжения выполняются немедленно. Твоя дощечка, твои кисти и твой свиток папируса обеспечивают тебе процветание и делают тебя богатым и уважаемым. «А слава?» — спросишь ты меня. Но она ждет тебя! Современники царских писарей ушли в царство мертвых, а потомки славят писателей.
— Будь писарем, — ровным голосом продекламировал Рамзес, — ибо книга переживет и стелу, и пирамиду, она сохранит твое имя лучше любого памятника. Для наследников писари оставят свои собрания мудрости; жрецы, отправляющие по ним погребальные обряды, — это их труды. Их сыновья — дощечки, на которых они пишут; камень, покрытый иероглифами, — их супруга. Самые прочные здания исчезают, ветшая и разваливаясь, творение же писаря проходит через века.
— Восхитительно! — воскликнул Сари. — Ты не пропустил ни слова из моего наставления.
— Это слова наших предков.
— Да, да, конечно… Но ведь это я передал их тебе.
— Я признателен тебе за это.
— Я все больше горжусь тобой! Будь хорошим царским писарем и забудь обо всем остальном.
Другие приглашенные также требовали внимания хозяина дома. Все вокруг вели пустые разговоры, потягивали пиво, удили рыбу, с важным видом сообщали друг другу общеизвестные «новости». Рамзес скучал, чувствуя себя чужим в этом самодостаточном мирке, удовлетворенном своей посредственностью и нехитрыми привилегиями.
Старшая сестра нежно взяла его за руку.
— Ты счастлив? — спросила Долент.
— Разве не видно?
— Как я тебе?
Он отстранился и посмотрел на нее. Платье ее было несколько необычно, более ярких цветов, парик слишком сложный, однако она казалась менее усталой и безразличной, чем всегда.
— Ты прекрасная хозяйка дома.
— Комплимент от тебя… Это такая редкость!
— И оттого более ценный.
— Все оценили твой выход в свет во время ритуала принесения даров Нилу.
— А между тем я оставался неподвижным и не произнес ни слова.
— Именно… Такой сюрприз! Двор ожидал иной реакции.
— Какой же?
В колючих глазах Долент промелькнуло что-то злое.
— Возмущение… Даже бунт. Когда ты не получаешь того, чего хочешь, ты становишься таким резким… обычно. Неужели лев обратился в ягненка?
Рамзес сжал кулаки, чтобы не дать ей пощечину.
— Ты знаешь, чего я хочу, Долент?
— То, чем обладает твой брат, и чего тебе не видать.
— Ошибаешься, я не завистливый. Я ищу свою правду. И ничего больше.
— Наступает время отдыха; в Мемфисе скоро будет не продохнуть. Мы отправляемся в нашу резиденцию в Дельте. Едем с нами, мы так редко собираемся семьей! Ты научишь нас управлять лодкой, будем плавать и ловить большую рыбу.
— Мой пост…
— Едем, Рамзес. Раз теперь все ясно, удели немного внимания близким и не отталкивай их любовь.
Раздался радостный крик победителя рыболовного конкурса. Хозяйка дома вынуждена была отвлечься, чтобы поздравить выигравшего, а ее супруг преподнес ему папирус с приключениями Синухе.
Рамзес подозвал Амени.
— Моя удочка сломалась, — признался юный писарь.
— Идем отсюда.
— Уже?
— Игра окончена, Амени.
Шенар, как всегда разодетый, подошел к Рамзесу.
— Жаль, что я не смог прийти раньше, чтобы полюбоваться на твое умение.
— Амени участвовал вместо меня.
— Временная усталость?
— Думай, что хочешь.
— Это хорошо, Рамзес, с каждым днем ты все больше осознаешь свое место. Тем не менее я ждал благодарности.
— В честь чего?
— Если тебе позволили участвовать в этом замечательном шествии, то только благодаря моему вмешательству: Сети не хотел допускать тебя. Честно говоря, он опасался, что ты будешь не на уровне. К счастью, ты держался более или менее сносно; продолжай в том же духе, и мы останемся в хороших отношениях.
Сопровождаемый своей свитой, Шенар удалился. Сари и его супруга поклонились ему, обрадованные его нежданным появлением.
Рамзес гладил своего пса по голове, почесывая ему переносицу; от удовольствия Неспящий закрыл глаза. Царевич рассматривал околополярные звезды, которые считались немеркнущими. По словам древних, они представляли в потустороннем мире сердце воскресшего фараона, как только божественный суд признавал его «судящим по справедливости».
Обнаженная красавица Исет обняла его за шею.
— Оставь ты эту собаку… Я, в конце концов, начну ревновать. Ты берешь меня, а потом оставляешь!
— Ты заснула, а мне не спалось.
— Если поцелуешь, я открою тебе маленький секрет.
— Ненавижу шантаж.
— Мне удалось получить приглашение твоей старшей сестры; тебе будет не так одиноко в кругу твоих родственников, и мы, наконец, оправдаем слухи, которые нас уже поженили.
Она так нежно стала ласкаться к нему, что он не смог отстранить ее; он взял ее на руки, прошел через террасу, положил любовницу на кровать и растянулся, давя ее красивое тело.
Амени был счастлив, к Рамзесу вернулся его зверский аппетит.
— Все готово к отъезду, — гордо объявил он, — я сам проверил весь багаж. Этот отдых пойдет нам на пользу.
— Ты его заслужил, хоть выспишься.
— Если я начал работу, я уже не могу остановиться.
— У моей сестры ты вынужден будешь оставаться праздным.
— Боюсь, что нет. Твой пост требует изучения множества дел и…
— Амени! Ты умеешь расслабляться?
— Каков хозяин, таков и слуга.
Рамзес взял его за плечи.
— Ты мне не слуга, ты мой друг. Послушай моего совета, отдохни несколько дней.
— Попробую, но…
— Что-то не так?
— Эти подложные чернильные палочки, эта подозрительная мастерская… Я хочу добиться правды.
— А доступна ли она нам?
— Ни Египет, ни мы сами не должны допускать подобных растрат.
— Из тебя выйдет государственный деятель.
— Ты думаешь так же, как я, я в этом уверен.
— Я попросил у матери, чтобы она помогла нам.
— Это… это замечательно!
— Но на данный момент — ничего нового.
— Мы сумеем.
— Мне смешны все эти чернильные палочки и мастерские, но я хочу взглянуть в глаза тому, кто пытался убить тебя, и тому, кто отдал такое приказание.
Решительность Рамзеса потрясла его личного секретаря.
— Моя память мне не изменила, Амени.
Сари зафрахтовал роскошное судно, на борту которого свободно размещалось тридцать человек. При одной мысли, что ему предстоит пересечь настоящее море, образовавшееся в результате разлива реки, и провести время в богатом имении, стоящем на вершине холма посреди пальмовой рощи, он млел от удовольствия. Жара там не такая изнуряющая, и дни проходят незаметно, в пленительной, томной неге.
Капитан торопился отплыть; речной патруль только что выдал ему разрешение покинуть порт. Если он пропустит свою очередь, придется ждать еще два-три часа.
— Рамзес опаздывает, — с сожалением сказала Долент.
— Однако красавица Исет уже на борту, — заметил Сари.
— А его вещи?
— Доставлены на рассвете. До наступления жары.
Долент в нетерпении заерзала:
— Вот и его секретарь!
Амени бежал, ноги так и мелькали. Непривычный к такого рода пробежкам, он должен был отдышаться, прежде чем что-либо сказать.
— Рамзес исчез, — выдохнул он.
19
Путник в сопровождении желтого пса с висячими ушами нес на спине свернутую циновку, стянутую ремнем; в левой руке у него был кожаный мешок с набедренной повязкой и сандалиями, в правой — посох. Когда он останавливался, чтобы передохнуть, он разворачивал циновку, устраивался в тени дерева и засыпал, охраняемый своим верным спутником.
Первую часть пути царевич Рамзес прошел по воде, вторую — пешком. Выбирая узкие тропы, пересекающие холмы, выступающие из воды, он проходил через деревни, обедая за одним столом с крестьянами. Устав от города, он открывал спокойный мир, близкий ему, живущий в беспрестанно возобновляющейся последовательности времен года и праздников.
Рамзес не предупредил ни Амени, ни красавицу Исет; он хотел уйти один, как простой житель Египта, решивший навестить семью или направляющийся на одну из строек, открытых во время половодья.
По пути от деревни до деревни он порой окликал паромщика на перевозе, как все, у кого не было лодки, даже какой-нибудь захудалой. По обширной водной глади скользили десятки лодок разной величины, в некоторых было полно детей, им не сиделось на месте, и порой они падали за борт и барахтались с шумом и брызгами.
Время отдыха, игр и путешествий… Рамзес чувствовал дыхание народа Египта, его неудержимую и безмятежную радость, покоящуюся на доверии к фараону. Повсюду о Сети отзывались с уважением и благоговением; его сын испытывал от этого невыразимую гордость и дал себе слово быть достойным отцовской славы, даже если ему суждено остаться царским писцом, всего лишь обязанным следить за поступлением зерна или записывать постановления.
У самых границ Файюма, зеленой провинции, где царил Собек, бог-крокодил, на благодатных землях Мер-Ура, возделываемых лучшими садоводами, раскинулся царский гарем. Разветвленная сеть каналов, проложенных со знанием дела, орошала это обширное поместье, которое многие считали самым красивым в Египте; знатные пожилые дамы отправлялись сюда спокойно доживать свой век, с восхищением наблюдая за прекрасными молодыми женщинами, которых брали сюда работать в ткацких мастерских и школах поэзии, музыки и танца. Искусные в изготовлении эмали оттачивали свое мастерство рядом с ювелирами. Как настоящий улей, гарем гудел от беспрестанной деятельности.
Прежде чем ступить на порог поместья, Рамзес сменил набедренную повязку, надел сандалии и отряхнул от пыли свою собаку. Решив, что теперь можно представиться, он подошел к охраннику с неприятным лицом.
— Я пришел к другу.
— Твое рекомендательное письмо, юноша?
— Я в нем не нуждаюсь.
Страж повел шеей.
— Отчего же?
— Я царевич Рамзес, сын Сети.
— Ты смеешься надо мной! Сын царя никогда не путешествует без свиты.
— Мне достаточно моего пса.
— Иди своей дорогой, юноша, твои шутки здесь ни к чему.
— Я приказываю вам посторониться.
Твердый тон и жесткий взгляд удивили охранника. Что делать: оттолкнуть непрошенного гостя или принять меры предосторожности?
— Как зовут твоего друга?
— Моис.
— Подожди здесь.
Неспящий сел на лапы в тени платана. Воздух здесь был благоуханный; сотни птицы вили свои гнезда на деревьях гарема. Можно ли было найти где-нибудь более приятный уголок?
— Рамзес!
Оттолкнув стражника, Моис кинулся к Рамзесу; друзья обнялись, затем прошли в ворота; за ними последовал Неспящий, отчаянно нюхая воздух, настолько соблазнительны были запахи, доносившиеся из кухни сторожевого поста.
Моис и Рамзес двинулись по выложенной плитами аллее, петлявшей между смоковницами и выходившей на небольшой водоем, весь в белых лотосах на толстых широких листьях. Друзья присели на скамью, сложенную из трех блоков известняка.
— Какой приятный сюрприз, Рамзес! Тебе назначили сюда?
— Нет, я просто захотел тебя навестить.
— И ты пришел один, без свиты?
— Ты удивлен?
— Это в твоем духе! Что ты делал с тех пор, как компания наша распалась?
— Я стал царским писцом и думал, что мой отец назначит меня преемником.
— С согласия Шенара?
— Конечно, это была всего лишь мечта, но я уперся. Когда отец публично указал мне мое скромное место, иллюзия пропала, но…
— Но?
— Но сила, та сила, которая заставила меня поверить в мои возможности, все еще не отпускает меня. Вести сонное существование как какой-нибудь богатенький сынок мне претит. Что нам делать с этой жизнью, Моис?
— Да, это единственный важный вопрос, ты прав.
— Как ты на него ответишь?
— Никак, как и ты. Я один из помощников начальника гарема, я работаю в ткацкой мастерской, слежу за работой, у меня пятикомнатный дом с садом, изысканная пища. Благодаря библиотеке гарема я, еврей, имею доступ ко всей мудрости египтян! Чего еще желать?
— Красивую женщину.
Моис улыбнулся.
— Этого здесь в избытке. Ты уже успел влюбиться, Рамзес?
— Может быть.
— Кто она?
— Красавица Исет.
— Лакомый кусочек, ничего не скажешь, я почти завидую… Но почему ты говоришь «может быть»?
— Она замечательная, мы прекрасно ладим друг с другом, но я не могу сказать, что люблю ее. Я представлял любовь иначе, более напряженной, безумной, более…
— Не мучайся и пользуйся настоящим моментом — совет, достойный арфистов, услаждающих наш слух на приемах…
— А ты, ты нашел свою любовь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35