— Нет, Великий Царь, мы строго контролируем данный регион и…
— Почему вот уже несколько месяцев ваши отчеты преуменьшают надвигающуюся опасность?
— Я пытался быть объективным; нубийцы провинции Ирем и в самом деле иногда проявляют себя, но…
— Два каравана разорены, один колодец попал в руки грабителей, вестовой офицер убит… Это вы называете «иногда проявляют»?
— У нас случалось нечто и похуже, Великий Царь.
— Конечно, но при этом были вынесены и приведены в исполнение приговоры. На этот раз и царский наместник, и вы оказались не в состоянии задержать виновных, которые теперь считают себя неуязвимыми и собираются устроить настоящий мятеж.
— Моя обязанность состоит только в том, чтобы защищать, — попытался протестовать комендант. — Ни один мятежный нубиец не проникнет на территорию наших крепостей.
Сети уже начинал выходить из себя.
— Вы полагаете, мы можем оставить во власти мятежников провинции Куш и Ирем?
— Ни на мгновение, Великий Царь!
— Тогда я хочу знать правду.
Слабоволие старшего офицера вызывало у Рамзеса отвращение; подобные трусы недостойны служить Египту. На месте своего отца он бы разжаловал его и отправил на передовую.
— Мне кажется нецелесообразным поднимать наши войска, даже если некоторые волнения и нарушили наше спокойствие.
— Каковы наши потери?
— Таковых нет, я надеюсь; наместник отбыл во главе патрульной экспедиции. При одном ее появлении нубийцы сложат оружие.
— Я жду еще три дня, не больше; затем я вынужден буду вмешаться.
— В этом не будет необходимости, Великий Царь, однако для меня будет большой честью принять вас. Сегодня вечером я устраиваю небольшой праздник.
— Я не приду. Позаботьтесь о размещении моих солдат.
Существовала ли на свете картина более внушительная, чем вид второго водопада? Высокие утесы обступали Нил, воды которого пробивались сквозь узкие желоба, сдавливаемые громадными глыбами базальта и гранита, о которые разбивались пенистые потоки. Река кипела и билась с такой яростью, что преодолевала препятствие и опять вздымалась вверх. Вдалеке струйки охристого песка наползали на красные берега, усеянные синими скалами. Пальмы дум с раздвоенным стволом вносили в эту картину немного зелени.
Рамзес переживал каждый толчок могучего Нила, он шел вместе с ним напролом на скалы и вместе с ним побеждал. Между ними, царевичем и потоком, было полное согласие.
Маленький город Бухен ликовал, наслаждаясь спокойствием вдалеке от полей сражений, от войны, в которую никто не верил. Тринадцать египетских крепостей остановили бы тысячи неприятелей; что же до провинции Ирем, то она всегда представляла собой обширное пространство пахотных земель, служившее доказательством спокойного и счастливого существования, которое никто и не собирался нарушать. По примеру своих предшественников Сети довольствовался тем, что продемонстрировал свою военную мощь, чтобы оставить неизгладимое впечатление в умах и укрепить мир.
Проходя по лагерю, Рамзес убедился в том, что ни один солдат и не думал о бое; одни спали, другие пировали, третьи предавались ласкам восхитительных нубиек, кто-то играл в кости, кто-то поговаривал о возвращении в Египет, оружие было оставлено в забвении.
А между тем номарх еще не вернулся из провинции Ирем.
Рамзес отметил естественную склонность людей отталкивать самое важное и значимое, чтобы тем легче питаться иллюзиями; реальность представлялась им столь неудобоваримой, что они предпочитали забивать себе голову миражами, будучи уверенными при этом, что освобождаются от своих оков. Человек становился одновременно дезертиром и преступником; царевич поклялся себе, что не отступит перед фактами, даже если они не будут соответствовать его ожиданиям. Как Нил, он устремится на скалы и одолеет их.
В западном конце лагеря, выходившем на пустыню, какой-то человек согнувшись рыл песок, как если бы собирался закопать там сокровище.
Рамзес, заинтересовавшись, подошел поближе, держа меч наготове.
— Что ты делаешь?
— Помолчи, тише! — раздался едва слышный голос.
— Отвечай сейчас же!
Человек поднялся.
— Ах, как глупо! Из-за тебя она улизнула.
— Сетау! Ты тоже в войске?
— Нет, конечно… Уверен, в этой норе пряталась черная кобра.
Одетый в свою нелепую накидку с карманами, небритый, загорелый, с черными волосами, переливавшимися при лунном свете, Сетау, естественно, вовсе не походил на солдата.
— По словам опытных знахарей, яд нубийских змей отменного качества; подобная экспедиция — это, знаешь, такой шанс!
— Но… как же угроза? Ведь речь идет о войне!
— Что-то не слышно запаха крови. Эти болваны солдаты только и знают, что жрать да пить. В сущности, это самый безобидный вид их деятельности.
— Это спокойствие долго не продлится.
— Это уверенность или предвидение?
— Ты полагаешь, что фараон поднял столько народу ради простой прогулки?
— Неважно, лишь бы мне не мешали отлавливать змей; их размеры и цвет великолепны! Вместо того чтобы глупо рисковать своей жизнью, тебе бы следовало отправиться со мной в пустыню. Сколько бы мы там наловили!
— Я нахожусь под началом у своего отца.
— А я свободен.
Сетау разлегся на земле и тут же заснул. Он и в самом деле был единственный египтянин, не страшившийся снующих там и здесь рептилий.
Рамзес любовался водопадом, восхищаясь неослабевающим напором Нила. Ночь уже почти растаяла, когда он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.
— Ты забыл лечь спать, мой сын?
— Я сторожил сон Сетау и видел, как многие змеи подползали к нему, останавливались, а потом удалялись; даже во время сна он не теряет свою власть над ними. Не так ли должно быть и в случае с правителем?
— Наместник вернулся, — объявил Сети.
Рамзес посмотрел на отца.
— Ему удалось успокоить Ирем?
— Пять убитых, десять тяжелораненых и поспешное отступление — вот итог его выступления. Предсказания твоего друга Аши сбываются с невероятной точностью. Этот парень прекрасный наблюдатель, сумевший сделать нужные выводы из собранных показаний.
— Иногда он ставит меня в неловкое положение, но мыслить он умеет в самом деле превосходно.
— К несчастью, именно он, а не все остальные советники, оказался прав.
— Это война?
— Да, Рамзес. Нет ничего, что я ненавидел бы больше, чем это, но фараон не должен жалеть ни бунтаря, ни подстрекателя мятежа. Иначе наступил бы конец господства Маат и все обернулось бы беспорядком, а беспорядок несет несчастье для всех — как сильных, так и слабых. На севере Египет защищает себя от вторжений, держа под контролем ханаан и Сирию; на юге — Нубия. Царь, который имел бы неосторожность проявить слабость, как Эхнатон, обрек бы страну на гибель.
— Мы будем сражаться?
— Будем надеяться, что нубийцы поведут себя разумно. Твой брат очень настаивал, чтобы я утвердил твое назначение; кажется, он верит в твои способности воина. Но наши противники весьма опасны; если они напьются перед боем, они будут драться до смерти, не чувствуя наносимых им ран.
— Вы полагаете, что я не готов выдержать такой бой?
— Ты не обязан подвергать свою жизнь подобному чрезмерному риску.
— Вы возложили на меня определенную ответственность, и я не дрогну.
— Разве твоя жизнь не ценнее всего этого?
— Нет, конечно. Кто изменяет своему слову, не заслуживает оставаться в живых.
— Тогда вперед, сражайся, если восставшие не подчинятся, бейся, как бык, как лев, как ястреб, будь стремительным, как молния. Иначе ты погибнешь.
30
Армия не без сожаления покидала Бухен, чтобы перейти второй водопад, эту плотину, служившую прекрасной защитой для крепостей, и направиться в провинцию Куш, давно усмиренную, но населенную крепкими нубийцами, о храбрости которых ходили легенды. До острова Саи, на котором находилось укрепление Шаат, одна из резиденций наместника, добрались довольно быстро. В нескольких километрах ниже по течению Рамзес заметил другой остров, Амара, дикая красота которого сразу его покорила; если ему улыбнется судьба, он попросит отца построить там небольшое святилище, знак восхищения красотой Нубии.
В Шаате беспечность быстро улетучилась. Крепость, гораздо меньшая по размерам и значению, чем укрепления Бухена, была заполнена беженцами, которые спешно покинули богатую долину Ирема, попавшую в руки мятежников. Опьяненные своей первой легкой победой и отсутствием ответных действий со стороны номарха, который ограничился тем, что вывел против них нескольких ветеранов, которых они быстро обратили в бегство, два племени перешли за третий водопад и беспрепятственно продвигались дальше на север. Вновь ожила их давняя мечта занять Куш, изгнав египтян, и начать осаду крепостей.
Шаат был первым у них на пути.
Сети потребовал, чтобы били тревогу. Чтобы все были готовы, и лучники, и стрелки из рогаток, на каждой бойнице, на каждой башне, и пехота, в глубоких рвах и окопах у подножия высоких стен.
Затем фараон и его сын, сопровождаемые молчаливым номархом Нубии, отправились допросить коменданта крепости.
— Новости неутешительные, — признал он. — За неделю мятеж приобрел невероятный размах. Обычно племена ссорятся между собой, вовсе не думая объединяться, но на этот раз они договорились! Я отправил сообщения в Бухен, но…
Присутствие наместника заставило коменданта осечься, не высказывая слишком жесткую критику.
— Продолжайте, — потребовал Сети.
— Мы могли бы подавить это восстание в самом зачатке, если бы вовремя вмешались; сейчас же я уже спрашиваю себя, не будет ли гораздо разумнее отступить.
Рамзес был оглушен. Как можно было допустить, чтобы защитники Египта оказались столь трусливыми и недальновидными?
— Эти племена, неужели они такие ужасающие? — спросил он.
— Дикари, — ответил комендант. — Ни смерть, ни страдания не пугают их. Им нравится драться и убивать. Я не упрекну никого, кто захочет спастись бегством, когда эти полчища с ревом обрушатся на нас.
— Спастись бегством? Но это же предательство!
— Когда вы увидите их, вы поймете; только сильная армия, намного превосходящая их числом, может их обуздать. На сегодняшний день мы даже не знаем, сколько их, сотни или уже тысячи.
— Отправляйтесь в Бухен вместе с беженцами и заберите наместника, — приказал Сети.
— По прибытии должен ли я послать подкрепление?
— Посмотрим. О дальнейшем узнаете из моих посланий. Выставьте посты на Ниле, и пусть все крепости готовятся отбить приступы врага.
Наместник поторопился исчезнуть с глаз долой: он уже боялся, что к нему применят другие, более жесткие меры. Комендант отправился готовить переселение. Два часа спустя длинная колонна отступающих двинулась на север. В Шаате остались лишь фараон, Рамзес и тысяча воинов, дух которых как-то сразу сник. Поговаривали, что тысячи дикарей, жаждущих крови, вот-вот нападут на крепость и вырежут египтян, всех до последнего.
Сети поручил Рамзесу сказать своим воинам правду; юноша же не ограничился тем, что рассказал об известном ему положении дел и рассеял нелепые слухи, он обратился к воле и смелости каждого, к их долгу защищать свою страну, пусть даже ценою жизни. Говорил он просто и прямо, и его воодушевление передалось остальным. Узнав, что сын правителя будет сражаться в их рядах как обычный солдат, все остальные вновь обрели надежду: решительность Рамзеса вкупе со стратегическим гением Сети непременно спасут их от этой катастрофы.
Царь решил, что следует идти на юг, а не ждать возможной атаки; сломить ряды противника, наступая, казалось ему более предпочтительным, нежели отступать в спешке, если тот окажется слишком многочисленным. Во всяком случае, они будут знать, где он и сколько его.
Вечером Сети долго изучал карту края Куш, поясняя Рамзесу указания, сделанные составителями-географами. Подобное доверие со стороны фараона заставило Рамзеса светиться от счастья; он быстро во всем разобрался и постарался запомнить наизусть все до малейших деталей. Что бы ни случилось, завтра будет важный день.
Сети отправился в палаты, предназначенные для правителя, Рамзес устроился на жесткой кровати. Его сон о предстоящих победах был потревожен смехом и вздохами, доносившимися из соседней комнаты; озадаченный, он решил посмотреть, что там.
Лежа на животе, Сетау, не стесняясь, громко стонал от удовольствия массажа, который делала ему юная нубийка, обнаженная, с тонкими чертами лица и прекрасно сложенная. Ее эбеновая кожа лоснилась, в благородных чертах лица не было ничего от негроидной расы. Она-то и смеялась, радуясь при виде удовлетворения Сетау.
— Ей пятнадцать лет, ее зовут Лотус, — сказал заклинатель змей, — ее пальцы расслабляют спину с потрясающим умением. Хочешь испытать, насколько она хороша?
— Я бы рассердился на себя, если бы лишил тебя столь восхитительного достояния.
— К тому же она не боится самых опасных рептилий, мы вместе уже собрали добрую порцию яда. Какая все таки удача! Мне начинает нравиться этот поход… Хорошо, что я согласился.
— Завтра вы останетесь в крепости.
— Вы идете в атаку?
— Мы решили наступать.
— Ясно. Мы с Лотус останемся стеречь крепость. Постараемся поймать еще дюжину кобр.
Зимой ранним утром бывает довольно прохладно, потому пехотинцы кутались в длинные туники, которые они снимут потом, когда нубийское солнце немного согреет им кровь. Рамзес, управлявший легкой повозкой, находился во главе колонны, следуя сразу за дозорными; Сети находился в середине, под защитой своей специальной охраны.
Страшный рев нарушил молчание степи. Рамзес отдал приказ остановиться, спрыгнул на землю и отправился вслед за дозорными.
Огромное животное ревело от боли — в самый конец его толстого длинного носа впился дротик, и бедное создание тщетно пыталось избавиться от этой занозы, причинявшей ему невыносимую боль… Слон. Животное, в честь которого когда-то назвали остров Элефантина, на южной границе Египта, где оно давно уже не водилось.
Царевич видел его впервые в жизни.
— Знатный самец, — прокомментировал один из дозорных, — каждый из его бивней весит по меньшей мере восемьдесят килограммов. Главное, не подходите близко.
— Но он же ранен!
— Нубийцы хотели его завалить, мы их спугнули.
Столкновение было совсем близко.
Пока один из дозорных побежал предупредить царя, Рамзес приблизился к слону. Остановившись метрах в двадцати от зверя, он стал смотреть на него, пытаясь поймать взгляд животного. Громадное животное оставило возню с хоботом и внимательно посмотрело на ничтожное существо.
Рамзес показал свои пустые руки. Огромный самец поднял хобот, как если бы он понимал мирные намерения двуногого. Царевич подошел к нему очень медленно.
Какой-то дозорный хотел было крикнуть, но его сотоварищ закрыл ему рот рукой: при малейшей помехе слон без труда затоптал бы сына фараона.
Рамзесу же было совершенно не страшно. Во внимательном взгляде четвероногого он отметил живой ум, способный распознать намерения человека. Еще несколько шагов — и он уже стоял в метре от раненого, который энергично махал хвостом.
Царевич поднял руки, слон опустил хобот.
— Я сделаю тебе больно, — объявил он, — но это необходимо.
Рамзес взялся за древко дротика.
— Согласен?
Широкие уши захлопали по воздуху, как если бы слон давал свое согласие.
Царевич рванул изо всей силы, вытащив железный наконечник с первого раза. Слон взревел, освобожденный. Пораженные дозорные подумали, что случилось чудо, но Рамзес поплатится за совершенный им подвиг: конец окровавленного хобота обвился вокруг торса царевича.
Через несколько секунд его раздавит, дальше будет их очередь. Лучше было поскорее убраться отсюда.
— Смотрите, да посмотрите же вы!
Радостный голос принца заставил их остановиться. Они обернулись и увидели царевича на макушке у гиганта, на том самом месте, куда его осторожно водрузил хобот слона.
— С высоты этой горы я смогу разглядеть любое продвижение противника.
Известие о подвиге царевича сразу разнеслось по всей армии; некоторые поговаривали о сверхъестественной силе Рамзеса, способного подчинить своей воле самого сильного из зверей, рану которого обработали составом из масла и меда. Между царским сыном и слоном не было никаких языковых преград — один говорил, употребляя язык и руки, другой пускал в дело хобот и уши. Под защитой гиганта, который прокладывал путь, солдаты дошли до ближайшего селения, состоявшего из глинобитных хижин с крышами из пальмовых листьев.
Повсюду валялись трупы стариков, женщин и детей, одни — со вспоротыми животами, другие — с перерезанным горлом. Мужчины, которые как-то пытались защищаться, лежали немного поодаль, изувеченные. Урожай был сожжен, скот вырезан.
Рамзесу стало тошно.
Так вот что такое была эта война, эта резня, эта безграничная жестокость, которая превращала человека в худшее из существ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35