— Как недостойные и достойные порицания.
— И тем не менее фараон оставил его на посту…
— Сети умеет управлять.
— Так не может долго продолжаться; наместник скоро допустит новую серьезную оплошность.
— Разве его прежние ошибки не достаточно научили его?
— Люди не меняются так быстро, мой дорогой брат, они склонны впадать в те же крайности. Наместник также не будет исключением из этого правила, поверь мне.
— У каждого своя судьба.
— Если бы его сместили, это могло бы отразиться и на твоей судьбе.
— Каким образом?
— Не притворяйся несведущим. Если тебе полюбилась Нубия, единственное место, которое тебе подходит, это пост царского наместника. Я могу помочь тебе получить его.
Рамзес не ожидал такого поворота событий. Шенар заметил его смятение.
— Я полагаю, что твое назначение было бы вполне оправданным, — продолжил он. — Если бы ты занял этот пост, новых вспышек мятежей можно было бы не опасаться. Ты мог бы послужить своей стране, и ты был бы счастлив там.
Мечта… Мечта, которую Рамзес уже прогнал из своих мыслей. Жить там со своим львом и собакой, каждый день обходить бескрайние пространства пустыни, разговаривать с Нилом, скалами и золотым песком… Нет, это было слишком хорошо.
— Ты смеешься надо мной, Шенар.
— Я докажу царю, что ты создан для этого поста. Сети видел тебя в деле. Многие голоса присоединятся к моему, ты выиграешь.
— Как хочешь.
Шенар поздравил своего брата.
В Нубии он не будет ему мешать.
Аша заскучал.
За эти несколько недель он уже исчерпал все радости административной работы на своем высоком посту. Чиновничество и архивы были не слишком веселым занятием; его привлекало общение. Назначать встречи, заставлять говорить людей любого ранга, выявлять ложь, раскрывать маленькие секреты и большие тайны, обнаруживать то, что от него пытались скрыть, — вот что было ему по душе.
Пока же ему приходилось смириться с рутинной работой в ожидании иного поста, который позволил бы ему путешествовать по Азии. Постигая образ мышления врагов Египта, он выбрал единственную стратегию, которая подходила дипломату: слоняться по коридорам.
Действуя таким образом, он стал встречаться с опытными людьми, жадными на слова и ревностно хранящими свои секреты, и сумел их разговорить. Ничего не требуя, вежливый, воспитанный, он завоевал их доверие и удостоился доверительных разговоров, умудрившись ни разу не смутить своих собеседников. Мало-помалу он выведал содержание секретных дел, не имея надобности заглядывать в сами документы. Немного лести, хорошо взвешенных комплиментов, ненавязчивые вопросы и хорошо подобранные слова не могли не вызвать уважения к нему со стороны высокопоставленных чиновников министерства иностранных дел.
До Шенара же доходили лишь лестные отзывы о молодом Аше; то, что он сумел сделать его своим союзником, было для него большим успехом. Во время их частых личных встреч Аша передавал ему важную информацию по поводу того, что происходило в разных эшелонах власти. Так Шенар проверял и подтверждал собственные сведения; день за днем он обстоятельно готовился занять место правителя.
Со времени своего возвращения из Нубии Сети казался усталым; многие советники предвидели назначение Шенара в качестве регента, чтобы освободить суверена от становящегося слишком тяжелым груза ответственности. И поскольку решение уже было принято и не встретило никаких возражений, к чему было медлить?
Искусный в интригах, Шенар не торопил события; по его словам, его юный возраст и неопытность пока еще мешали ему. Следовало сначала достичь мудрости фараона.
Амени снова вернулся в строй; отойдя от приступа гиперемии, который приковал его к постели, он хотел доказать Рамзесу, что его усилия не были напрасными. Непосильный труд подорвал здоровье юного писца, но он спешил приступить к работе, сожалея, что пришлось потерять столько времени. Хотя Рамзес и не думал ни в чем его упрекать, Амени чувствовал себя виноватым. День бездействия представлялся ему непростительным промахом.
— Я обыскал все свалки и нашел нужное доказательство, — заявил он.
— «Доказательство» — не слишком ли громко сказано?
— Два осколка известняка, которые в точности подходят друг к другу: на одном — упоминание о подозрительной мастерской, на другом — имя владельца. К сожалению, этот последний раскололся, но имя заканчивается на «Р». Разве это не доказывает причастность Шенара?
Рамзес уже успел забыть ту цепь неприятностей, которые преследовали его до отъезда в Нубию. Конюх, возница, чернильные палочки… Все это казалось ему каким-то далеким и не заслуживающим уже интереса.
— Поздравляю тебя, Амени, но ни один судья не согласится открыть дело на основании столь незначительных улик.
Юный писарь опустил глаза.
— Я боялся, что ты так ответишь… Но разве не следует хотя бы попытаться?
— Мы бы заранее проиграли.
— Я найду другие доказательства.
— Возможно ли это?
— Не позволяй Шенару пользоваться тобой; если он назначит тебя наместником в Нубию, то только для того, чтобы избавиться от тебя. Его злодеяния забудутся, и у него появится полная свобода в управлении Египтом.
— Я понимаю это, Амени, но я люблю Нубию. Ты поедешь со мной и откроешь для себя эту замечательную страну, которой не касаются интриги и кулуарная возня.
Личный секретарь царевича ничего не ответил, убежденный, что благосклонность Шенара была всего лишь очередной ловушкой. Пока Амени в Мемфисе, он не откажется от надежды открыть правду.
Долент, старшая сестра Рамзеса, томно возлежала на берегу бассейна, где она купалась в самые жаркие часы, после чего ее натирали маслами и делали ей массаж. С тех пор как ее мужа повысили, она проводила целые дни, ничего не делая, и чувствовала себя все более усталой. Парикмахер, маникюрша, педикюрша, интендант, повар… Все бесконечно утомляли ее.
Несмотря на притирания, прописанные врачом, кожа ее оставалась все такой же жирной; конечно, ей бы следовало ухаживать за собой более тщательно, но светское общение занимало большую часть ее времени, так что ей почти ничего не оставалось на себя. Чтобы находиться в курсе тысячи и одного секрета двора, необходимо было присутствовать на всех приемах и церемониях, без которых не обходилась жизнь в высшем обществе Египта.
Вот уже несколько недель Долент пребывала в беспокойстве. Близкие Шенара почти не разговаривали с ней, будто не доверяли, поэтому она решила поговорить об этом с Рамзесом.
— Раз вы теперь ладите, — начала она, — твое вмешательство было бы нелишним.
— Чего ты хочешь от меня?
— Когда Шенар станет регентом, у него в руках окажется значительная власть; боюсь, как бы он не забыл про меня. Мною начинают пренебрегать; скоро я стану значить для них меньше, чем какая-нибудь провинциальная матрона.
— А что я могу сделать?
— Напомни Шенару о моем существовании и важности моих связей, в будущем это ему может пригодиться.
— Он рассмеется мне в лицо. Для моего старшего брата я уже наместник Нубии и совершенно далек от Египта.
— Значит, ваше перемирие всего лишь видимость?
— Шенар распределил обязанности.
— И тебя устраивает ссылка к дикарям?
— Мне нравится Нубия.
Долент вдруг оживилась, выйдя из своего полусонного состояния.
— Не поддавайся, прошу тебя! Твоя позиция неприемлема. Мы с тобой должны поставить Шенара на место. Это чудовище должно вспомнить, что у него есть семья, и он не должен забывать об этом и задвигать ее подальше.
— Сожалею, дорогая сестра, но я ненавижу заговоры.
Она вскочила, побелев от злости.
— Не оставляй меня одну.
— Думаю, ты вполне способна сама постоять за себя.
Царица Туйа сидела в тишине храма Хатхор, размышляя после вечернего ритуала и песен жриц. Служение божественному позволяло отстраниться от человеческой низости и представить себе будущее более ясно.
Царица во время долгих бесед со своим супругом не раз упоминала о своих сомнениях насчет способности Шенара управлять государством. Как обычно, Сети выслушивал ее очень внимательно. Он, конечно, знал, что на жизнь Рамзеса покушались несколько раз и что настоящий виновник, если только не считать возницу, погибшего в бирюзовых копях, остался неизвестным и ненаказанным. Несмотря на то что враждебность Шенара по отношению к своему брату якобы утихла, можно ли было считать, что здесь нет его вины? При отсутствии доказательств подобные подозрения казались чудовищными, однако жажда власти могла превратить человеческое существо в дикое животное.
От Сети не укрылась ни одна подробность. Мнение его супруги значило больше, чем доводы придворных, слишком надеющихся на Шенара или просто привыкших воздавать хвалы суверену. Вместе Сети и Туйа оценили поведение обоих своих сыновей и подвели итог.
Конечно, разум мог все разбирать и анализировать, но он был не в состоянии решать. Мудрость Сиа, молниеносная интуиция, прямое знание, переданное от сердца фараона сердцу фараона, должны были указать правильный путь.
Открыв дверь, которая вела в собственный сад Рамзеса, Амени наткнулся на странный предмет: великолепная кровать из дерева акации! Большинство египтян спали на циновках; подобный же предмет обстановки стоил целого состояния.
Неприятно удивленный, Амени поспешил предупредить Рамзеса.
— Кровать? Это невозможно!
— Пойди сам посмотри — настоящий шедевр!
Царевич не мог не согласиться со своим личным секретарем: столяр и в самом деле был отменным мастером своего дела.
— Поставим ее в дом? — спросил Амени.
— Ни в коем случае! Присмотри за ней.
Вскочив на коня, Рамзес помчался в имение к родителям красавицы Исет. Ему пришлось подождать некоторое время, пока прелестница завершит свой туалет, чтобы предстать перед любовником свежей, накрашенной и благоухающей.
Ее красота взволновала Рамзеса.
— Я готова, — сказала она, улыбаясь.
— Исет… Это ты приказала принести мне кровать?
Вся сияя, она воскликнула:
— Конечно, кто другой бы осмелился?
Совершая этот «дар кровати», красавица Исет рассчитывала, что царевич в ответ подарит ей другую, еще более великолепную, которая должна была стать брачным ложем влюбленным, соединившим свои судьбы навсегда.
— Ты принял мой подарок?
— Нет, она осталась в саду.
— Какое оскорбление, — прошептала она ласково. — Зачем откладывать то, что неминуемо?
— Мне нужно оставаться свободным.
— Я тебе не верю.
— Ты хотела бы жить в Нубии?
— В Нубии? Какой ужас!
— Однако таково мое предназначение.
— Откажись!
— Невозможно.
Она высвободилась из объятий Рамзеса и убежала.
Рамзес вместе со многими другими сановниками был вызван прослушать объявление о новых назначениях, одобренных фараоном. Приемный зал был полон, прежние чиновники выказывали спокойствие, возможно, напускное, молодые плохо скрывали свое волнение. Многие опасались справедливого осуждения Сети, который не терпел ни малейшего промедления в выполнении государственных поручений и мало прислушивался к оправданиям несостоятельных чиновников.
За несколько недель до церемонии оживление и суета достигли своего апогея, каждый сановник стремился показать себя верным подданным и безусловным приверженцем политики Сети, для того чтобы защитить собственные интересы и интересы своих протеже.
Когда ответственный писец начал чтение постановления именем царя, установилась тишина. Рамзес, который накануне ужинал со старшим братом, не испытывал ни малейших опасений. С ним все было ясно, теперь он слушал, что досталось другим. Лица одних загорались радостью, другие замыкались в себе, третьи смотрели неодобрительно; но таково было решение фараона, и каждый уважал его.
Наконец наступил черед Нубии, которая не представляла большого интереса. После недавних событий и постоянных напоминаний Шенара царевича Рамзеса уже можно было считать назначенным на пост номарха в эту провинцию.
Решение правителя удивило всех: нынешний номарх оставался на своем посту.
33
Красавица Исет ликовала: несмотря на все старания Шенара, Рамзес не был назначен наместником в Нубию! Царевич останется в Мемфисе, на своем почетном посту. Красавица собиралась непременно воспользоваться этой нежданной удачей и затащить Рамзеса в сети своей страсти; чем больше он сопротивлялся, тем больше привлекал ее.
Несмотря на настойчивые увещевания ее родителей благосклонно отнестись к ухаживаниям Шенара, красавица Исет смотрела только на его брата. Со времени своего возвращения из Нубии юноша еще больше похорошел и возмужал: он раздался в плечах, врожденное благородство его черт стало теперь еще более заметным. Будучи на голову выше всех остальных, он казался недосягаемым и неуязвимым.
Разделять с ним все: беды и радости, чувства и желания… Какое сказочное будущее! Никто и ничто не помешает красавице Исет стать женой Рамзеса.
Через несколько дней после объявления назначений она явилась к царевичу — преждевременный визит мог бы оказаться некстати, сейчас же разочарование уже должно было остыть. Исет могла бы стать доброй утешительницей своего героя.
Амени, которого она недолюбливала, встретил ее почтительно. Как мог царевич доверяться какому-то мальчишке, слабому и тщедушному, вечно корпящему над своими табличками, неспособному наслаждаться жизнью? Рано или поздно она убедит своего мужа расстаться с ним и окружить себя более выдающимися помощниками. Такой, как Рамзес, не должен был терпеть посредственность.
— Объяви о моем приходе своему хозяину.
— Сожалею, но его нет.
— Скоро вернется?
— Не знаю.
— А где он?
— Не знаю.
— Ты что, вздумал смеяться надо мной?
— Ни в коем случае.
— Тогда объясни! Когда он ушел?
— Правитель пришел за ним вчера утром. Рамзес сел в его колесницу, и они отправились в направлении пристани.
Долина Царей — «поля блаженных», рай, в котором возрождалась просветленная душа фараонов, — покоилась в безмолвной тишине камней. От пристани на западном берегу Фив до святого места, охранявшегося денно и нощно, фараон и его сын добирались извилистой дорогой, по обочинам которой высились неприступные скалы. Возвышаясь над всей долиной, стояла гора Сим с пирамидальной вершиной — место обитания богини тишины.
Рамзес был ошеломлен.
Зачем отец привез его сюда, в это загадочное место, куда разрешалось проникать лишь царствующему фараону и рабочим, возводящим это жилище вечности? Из-за несметных богатств, находящихся в гробницах, лучники охраны имели право стрелять без предупреждения в любого неизвестного; малейшее покушение на кражу, расценивавшееся как преступление, угрожающее безопасности всей страны, каралось смертной казнью. Однако поговаривали также о духах, которые отрубали головы неосторожным, не умевшим ответить на их вопросы.
Конечно, присутствие Сети давало некоторую уверенность, но Рамзес предпочел бы все же десять сражений с нубийцами, нежели это путешествие в загробный мир. Его сила и отвага ничем не могли ему здесь помочь; он чувствовал себя беспомощной, легкой добычей неведомых сил, с которыми он не знал, как справиться.
Ни травинки, ни птицы, ни насекомого… Казалось, долина отвергла всяческие формы жизни, одевшись камнем, который единственно мог олицетворять вечную победу над смертью. Чем дальше продвигалась колесница Сети, тем теснее окружали их стены скал. Жара становилась удушающей, сознание того, что ты удаляешься от мира живых, сжимало горло.
Впереди показался узкий проход, нечто вроде двери, прорубленной в скале, по обеим сторонам от входа стояли вооруженные охранники. Колесница остановилась, Сети и Рамзес сошли на землю. Охранники поклонились. Все они знали в лицо своего правителя, который регулярно наезжал сюда проверить, как продвигаются работы в его будущей гробнице, лично продиктовать тексты, которые должны были быть выгравированы иероглифами на стенах саркофага, его последнего пристанища.
Войдя внутрь, Рамзес застыл, ошеломленный.
«Поля блаженных» снаружи выглядели как колодец, выдолбленный в раскаленных до предела скалах, над которыми виднелся клочок лазурного неба; здесь надлежало соблюдать абсолютную тишину, которая была залогом покоя и мира душе фараонов. Первый испуг сменился очарованием; весь пронизанный светом долины царевич чувствовал себя одновременно подавленным и возвышенным. Маленький жалкий человечек лицом к лицу с загадкой и величественностью места, он, тем не менее, почувствовал присутствие потусторонних сил, которые творили, вместо того чтобы разрушать.
Сети подвел своего сына к каменному проходу; он открыл дверь из позолоченного кедра и двинулся по узкому крутому спуску, ведущему к небольшой комнатке, в центре которой стоял саркофаг. Царь зажег факелы, которые не дымили; великолепие отделки стен поразило Рамзеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35