В четвертом, с крышкой в виде головы человека, оказался огромный слиток золота. Кем продолжил поиски и нашел еще три таких же.
– Цена за твои убийства?
Со скрещенными на груди руками, Джуи казался почти безразличным.
– Сколько ты хочешь, Кем?
– Сколько ты мне предлагаешь?
– Если ты пришел без павиана и без визиря, то это затем, чтобы продать свое молчание. Тебе хватит половины моей прибыли?
– Надо еще удовлетворить мое любопытство: кто тебе заплатил?
– Бел-Тран и его сообщники. Вы с визирем переманили на свою сторону почти всех. Только он и его жена Силкет продолжают бороться с вами. Красивая дрянь, можешь мне верить. Это она передавала мне все приказания, когда я должен был устранить ненужного свидетеля.
– Ты убил мудреца Беранира?
– Я веду список моих достижений, чтобы вспоминать о них в старости. Беранир не входит в число моих жертв. Я бы не отступил, можешь быть уверен, но меня об этом не просили.
– Кто виновен в его смерти?
– Не имею представления, мне наплевать на это. Твой поступок хорош, Кем, я другого от тебя и не ждал. Я знал, что если ты меня вычислишь, ты не предупредишь визиря, а придешь требовать свою долю.
– Оставишь ли ты в покое Пазаира?
– Он будет моим единственным провалом... если ты мне подашь руку помощи...
Нубиец прикинул на руке вес слитков:
– Они восхитительны.
– Жизнь коротка, надо уметь ею воспользоваться.
– Ты совершил две ошибки, Джуи.
– Поговорим лучше о будущем.
– Первая – ты посчитал мне неправильную цену.
– Ты хочешь все?
– Мне не хватит и горы золота.
– Ты смеешься?
– Вторая – ты поверил, что Убийца забудет, что ты выставил против него соперника, готового разорвать его на кусочки. Другие, возможно, испытали бык тебе сочувствие, но я лишь неотесанный раб, а он – обидчивая и злопамятная обезьяна. Убийца – мой друг, он мог умереть из-за тебя. Но когда он требует мести, я должен его послушаться. Благодаря ему, тебе не придется больше поглощать тени.
У подножия лестницы появился павиан. Никогда Кем не видел его настолько разъяренным: налившиеся кровью глаза, ощетинившаяся шерсть, обнажившиеся клыки. Он издал рык, леденящий кровь. Не оставалось никакого сомнения в виновности Джуи.
Поглотитель теней отступил. Убийца ринулся на него.

42

– Ложись, – попросила Нефрет Сути.
– Боль уже прошла.
– Я должна проверить сердечные каналы и циркуляцию крови.
Нефрет проверила в нескольких местах пульс Сути, постоянно сверяясь с маленькими водяными часами, которые носила на запястье. Они были градуированы точками, располагающимися одна над другой по двенадцати вертикальным линиям. Она высчитала внутренние ритмы, сравнила их между собой и констатировала, что они звучат четко и регулярно.
– Если бы я не оперировала тебя сама, я бы с трудом поверила, что ты был недавно ранен; рубец заживает вдвое быстрее, чем обычно.
– Завтра я буду стрелять из лука, если мне позволит главный лекарь царства.
– Не нагружай слишком свои мускулы, имей терпение.
– Невозможно. У меня возникает ощущение напрасной растраты жизни. Не должна ли она напоминать полет хищной птицы, непредсказуемый и неудержимый?
– Посещение больных заставило меня принять разные формы существования, но мне необходимо поменять твои повязки, которые иначе помешают твоему полету, – улыбнулась Нефрет.
– Когда возвращается Пазаир?
– Самое позднее, завтра.
– Надеюсь, что он убедит фараона. Надо начать действовать!
– Ты недооцениваешь его усилий! Начиная с твоего злосчастного отъезда в Нубию он не прекращал бороться против Бел-Трана и его союзников.
– Результаты недостаточны.
– Он их заметно ослабил.
– Но не уничтожил!
– Визирь – первый слуга Закона, и он требует его соблюдения от всех.
– Бел-Трак знает только собственный закон, вот почему Пазаир ведет неравный бой. Он всегда сначала оценивал ситуацию, а я шел на прорыв. Если цель обозначена, я не промахнусь.
– Твоя помощь для него драгоценна.
– При условии, что я буду знать все, как и ты.
– Перевязка окончена.

* * *

В Пер-Рамсесе было не так весело, как обычно. Торговцев сменили воины, по улицам разъезжали колесницы, в порту стояли военные корабли. Находясь в состоянии боевой готовности, пехотинцы повторяли свои боевые упражнения, лучники без устали тренировались, высшие офицерские чины проверяли состояние конных отрядов. Запах войны, казалось, заполнил воздух. Стража дворца была удвоена, а визит Пазаира не вызвал никакого энтузиазма, как если бы печать визиря скрепляла устрашающее решение.
Фараон больше не занимался садом, вместе с военачальниками он изучал большую карту Азии, разложенную на полу зала советов. Воины почтительно склонились перед визирем.
– Могу ли я говорить с вами, мой повелитель?
Рамсес отпустил военачальников и сказал:
– Мы готовы биться, Пазаир, армия Сета уже развернулась вдоль границы. Наши разведчики подтверждают, что азиатские княжества объединяются, чтобы мобилизовать как можно больше воинов. Противостояние будет страшным. Хотя мои полководцы советуют мне атаковать первым, я предпочитаю не торопиться. Я мог бы поклясться, что будущее принадлежит мне!
– Мы избежим битвы, мой повелитель.
– С помощью какого чуда?
– Золота одного заброшенного месторождения.
– Этим сведениям можно доверять?
– Экспедиция уже в пути. У них карта, которую нарисовал Сути.
– Качество золота подходящее?
– Азия будет удовлетворена.
– Что хочет Сути?
– Пустыню.
– Ты серьезно?
– Он вполне серьезен.
– Пост начальника стражей пустыни ему подойдет?
– Возможно, он мечтает лишь об одиночестве.
– В его котомке еще одно чудо?
– Сути хочет знать всю правду. Он предложил объединить несколько близких мне людей, которые доказали свою верность, и не скрывать истинных причин вашего отречения.
– Тайный совет...
– Решающий военный совет.
– Что ты об этом думаешь?
– Я не справился с возложенной на меня задачей: не нашел Завещания богов. Если вы облечете меня полномочиями, я соберу все наши силы для решающего сокрушительного удара.

* * *

С Силкет снова случился истерический припадок. Уже третий с прихода зари. Трое лекарей сменяли друг друга у ее изголовья, впрочем, без особого успеха. Последний прописал ей наркотическое вещество, надеясь, что глубокий сон вернет ей разум. Проснувшись в середине дня, она начала бредить, пугая домочадцев своими криками и конвульсиями. Новая доза успокаивающего средства подействовала, хотя ее последствия были ужасны: ухудшение работы мозга и разрушение кишечной флоры.
Бел-Тран принял решение, которое само напрашивалось. Он пригласил писца и продиктовал ему список имущества, которое он завещал своим детям, сведя то, что предназначалось жене, до минимума, полагаемого по закону. Вопреки обычаям, он еще раньше составил очень детальный договор, который уполномочивал его распоряжаться имуществом супруги в том случае, если она окажется неспособной к этому. Бел-Тран заставил трех хорошо оплаченных лекарей подтвердить ее сумасшествие. Снабженный этими документами, Бел-Тран остался единственным, кто имел родительскую власть над детьми, за образование которых Силкет не несла больше ответственности.
Царица-мать оказала ему услугу, показав настоящую природу его жены: неуравновешенное существо, иногда ребяческое, иногда жестокое, неспособное занимать место у власти. Послужив ему украшением на приемах и пирах, она стала обузой.
Где за Силкет будет лучший уход, как ни в специальной лечебнице, отведенной для умалишенных? Как только она будет в состоянии совершить путешествие, он отправит ее в Ливан.
Оставалось лишь составить акт о разводе, незаменимый документ, потому что Силкет еще жила в доме принадлежавшем семье. Бел-Тран не может ждать ее отъезда. Освобожденный от нее, он будет готов штурмовать последнюю ступень, отделяющую его от исполнения заветной мечты. Таким образом многие приходят к власти, освобождаясь от бесполезных попутчиков.

* * *

Египет ждал паводка. Земля потрескалась; сожженная, иссушенная обжигающим ветром, она умирала от жажды, ожидая питающую ее воду, которая скоро возьмет приступом берега и отодвинет границы пустыни. Глухая усталость угнетала людей и животных, пыль вновь покрыла деревья, последние частички истощенной зелени пожухли. Тем не менее усилия не ослабевали: рабочие отряды сменяли друг друга, занимаясь очисткой каналов, починкой колодцев, укреплением плотин, поднимая осевшую землю и закупоривая расселины. Детям было поручено наполнить кувшины сухими фруктами, основной пищей на то время, пока вода затопит поля.
Возвращаясь из Пер-Рамсеса, Пазаир чувствовал страдание и надежду земли. Не столкнется ли завтра сам Бел-Тран с той силой, которую он так опрометчиво выпустил? Тот порядок, о котором он мечтал, разобьет союз страны с богами и природой. Нарушив хрупкое равновесие, которое соблюдали до сих пор девятнадцать династий фараонов, глава Двойного Белого дома оставил бы поле действий свободным для сил зла.
На набережной главной пристани Мемфиса Кем и сторожевой павиан ожидали визиря.
– Поглотителем теней был Джуи, – сообщил нубиец.
– Виновен ли он в смерти Беранира?
– Нет, но он был смертоносным орудием Бел-Трана. Это он пытался вас убить.
– Ты его задержал?
– Убийца не простил его. Я продиктовал все свидетельства писцу, в них содержатся заявления против Бел-Трана, имена и даты. Теперь вы в безопасности.
Сопровождаемый Северным Ветром, который нес бурдюк с холодной водой, Сути приблизился к Пазаиру.
– Рамсес согласился? – нетерпеливо спросил он.
– Да.
– Собери свой совет, я готов к битве.
– Но прежде я бы хотел завершить последнее дело.
– Время не ждет.
– Гонцы, что несут мои послания о созыве совета, уже отправились в путь. Совет начнет собираться с завтрашнего дня.
– Это твой последний шанс.
– Последний шанс Египта.
– Что это за последнее дело?
– Я ничем не рискую, Сути.
– Позволь мне тебя сопровождать.
– Согласитесь хотя бы на присутствие Убийцы, – предложил Кем.
– Невозможно, – ответил визирь, – я должен быть один.

* * *

В тридцати километрах к югу от некрополя в Саккаре находилась местность Лишт, которая существовала еще во времена Среднего царства, в эпоху мира и процветания. Здесь высились храмы и пирамиды фараонов Аменемхета I и Сенусерта I, могущественных царей двенадцатой династии, которая сделала Египет счастливым после периода смут. Вот уже семь столетий сохранялась память о знаменитых правителях. Заупокойные жрецы каждодневно славили их, чтобы душа умерших фараонов присутствовала на этой земле и вдохновляла действия их наследников.
На расположенной неподалеку от оазиса пирамиде Сенусерта I велись восстановительные работы: устраняли разрушение части ее облицовки белым известняком, добытым в карьерах Туры.
Колесница Бел-Трана, управляемая старым офицером, остановилась у дороги, ведущей к пирамиде. Глава Двойного Белого дома нервно выпрыгнул из повозки и позвал жреца. Его возбужденный голос был неуместен здесь, в сердцевине тишины, окружающей эту местность.
Жрец с бритым черепом вышел навстречу.
– Я – Бел-Тран, визирь вызвал меня сюда.
– Следуйте за мной.
Бел-Тран чувствовал себя неуютно. Он не любил эти пережитки прошлого – пирамиды, храмы, жертвенники и прочие отжившие святыни.
Жрец шел впереди, указывая дорогу. Настенные рельефы изображали фараона, совершающего приношения богам. Жрец продвигался медленно, и Бел-Тран злился, что время проходит впустую.
Служитель храма повернул налево, пересек небольшой зал с колоннами и остановился перед лестницей.
– Поднимайтесь, визирь ждет вас на вершине пирамиды.
– Почему наверху?
– Он следит за работами.
– Восхождение на пирамиду не опасно?
– Со ступеней снята облицовка, если вы пойдете осторожно, вы ничем не рискуете.
Бел-Тран не признался жрецу, что страдает головокружениями, если бы он отступил, это сделало бы его смешным. Он неохотно пустился в путь, поднимаясь на высоту шестидесяти метров.
Бел-Тран карабкался по гребню, провожаемый взглядами гранильщиков, занятых реставрацией облицовки. Со взором, прикованным к камням, непослушными ногами, он поднялся на платформу, лишенную пирамидальной верхушки. Снятая со своего места, она была поручена золотых дел мастерам с тем, чтобы они покрыли ее слоем листового золота.
Пазаир протянул руку Бел-Трану и помог встать.
– Какой восхитительный вид, не правда ли?
Бел-Тран покачнулся, зажмурил на секунду глаза, но сохранил равновесие.
– С вершины этой пирамиды, – продолжал визирь, – открывается весь Египет. Заметили ли вы резкую границу между пустыней и возделываемой землей, между полями черного и красного цветов, между страной Хора и страной Сета? Однако они неразделимы и дополняют друг друга. Возделываемая земля хранит в себе вечный танец смены времен года, а пустыня – закон неизменности.
– Зачем вы пригласили меня сюда?
– Знаете ли вы имя этой пирамиды?
– Мне наплевать.
– Она называется «Созерцательница Двух Земель»; обводя их своим взором, она создает их единство. Древние посвятили столько сил созданию этого памятника, и мы строим храмы и сооружения вечности потому, что без них нет гармонии существования.
– Куча ненужных камней, – буркнул Бел-Тран.
– Фундамент нашего общества. Потусторонний мир вдохновляет наше управление, вечность наших деяний, потому что каждодневного не хватает, чтобы насытить людей.
– Ветхие устои.
– Ваши намерения разрушат Египет, Бел-Тран, и осквернят вас.
– Я оплачу себе лучшее очищение.
– Душа так просто не отмывается.
– Вы жрец или верховный сановник?
– Визирь служит Истине. Богиня справедливости вас никогда не соблазняла?
– По зрелом размышлении я презираю женщин. Если вам больше нечего сказать, я спускаюсь.
– Я думал, что вы являлись моим другом, когда мы помогали друг другу. Вы были тогда поставщиком папируса, а я – скромным судьей, растерявшимся в большом городе. Я даже не задавался вопросом о вашей искренности, вы мне казались движимым настоящей верой в служение Египту. Когда я думаю о том времени, я никак не могу представить себе, что вы все время лгали.
Налетел внезапный порыв ветра, и Бел-Тран ухватился за Пазаира.
– Вы кривили душой с нашей первой встречи, не так ли? – продолжал визирь.
– Я надеялся убедить вас и использовать, признаюсь. Но я испытал полное разочарование! Ваше упрямство и узость взглядов меня обескуражили. Хотя манипулировать вами было несложно.
– Что говорить о прошлом, поменяйте свою жизнь, Бел-Тран. Пусть ваш опыт и знания послужат интересам фараона и народа Египта, откажитесь от ваших непомерных амбиций – и вы познаете счастье тех, кто живет по справедливости.
– Какие смешные речи... Надеюсь, вы сами не верите в то, что говорите?
– Зачем вести народ к несчастью?
– Хотя вы и визирь, вам незнаком вкус власти. Но мне он знаком, эта страна будет моей, так как я могу здесь установить собственные порядки.
Из-за ветра мужчины говорили громко, отчетливо проговаривая слова. Вдали пальмы клонились от ветра, их огромные листья переплетались и скрипели, ломаясь. Песчаные вихри поднимались на штурм пирамиды.
– Забудьте ваши личные интересы, Бел-Тран, они приведут вас к пустоте.
– Ваш учитель Беранир был бы недоволен вами и вашим недостатком ума. Помогая мне, вы доказали вашу недальновидность; прося меня о подобном, вы доказываете вашу глупость.
– Вы убили его?
– Я не пачкаю рук, Пазаир.
– Никогда больше не произносите имя Беранира.
В глазах Пазаира Бел-Тран увидел свою смерть. Обезумев, он отступил на шаг и потерял равновесие. В последний миг Пазаир ухватил его за запястье.
С бешено бьющимся сердцем, цепляясь за каждый каменный выступ, глава Двойного Белого дома спускался с пирамиды. Сзади на него давил тяжелый взгляд египетского визиря.

43

Если к началу июня вода Нила окрасилась в зеленый цвет, то в конце июня она стала коричневой, тяжелой от грязи и ила. Работы в полях прекратились, с окончанием молотьбы начинался долгий период затишья. Чтобы подкопить средств, многие, как только река разливалась и можно было переправлять на лодках огромные каменные глыбы, шли работать на большие строительные площадки.
Умы египтян терзало беспокойство: будет ли уровень воды достаточным, чтобы напоить влагой иссушенную землю и сделать ее плодородной? Надеясь вызвать благосклонность богов, жители деревень и городов приносили в дар реке маленькие фигурки из обожженной глины или фаянса, изображавшие толстяка со свисающими сосцами и венком из растений на голове. Он олицетворял собой Хапи, разлив Нила, огромную силу, благодаря которой зазеленеют поля.
Через три недели Хапи вздуется так, что наводнит Две Земли и превратит Египет в огромное озеро, по которому люди будут перемещаться на лодках от селения к селению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32