С моей точки зрения, никакого непоправимого урона нанесено не было.
– Ты забыл, что по закону я должен стать рабом госпожи Тапени.
– Госпожа Тапени лишена прежних прав. Так она поплатилась за свою жалкую попытку союза с Бел-Траном. Твоя жена и не представляла, что он настолько презирает женщин.
– Это означает...
– Это означает, что можно огласить развод, если ты этого хочешь. Ты сможешь также потребовать часть имущества, но этого я тебе не советую, так как вся процедура займет слишком много времени.
– Мне плевать на имущество!
– Твоя золотая богиня одарит тебя?
– Пантера спасла мне жизнь в Нубии, но египетское правосудие обрекло ее на изгнание.
– Не совсем так, потому что ее вина связана с твоей судьбой. Кроме того, ее героический поступок по отношению к египтянину позволяет мне пересмотреть решение суда. Пантера может свободно находиться на нашей земле.
– Ты говоришь правду?
– Будучи визирем, я обязан это делать. Решения, принятые по справедливости, будут подтверждены судом.
– Я не верю.
– Ты не прав. Я говорю не просто как твой кровный брат, а как египетский визирь.
– Не скомпрометируешь ли ты себя?
– Это не столь важно. С началом паводка я буду смещен со своего поста и заключен под стражу. Победа Бел-Трана и его союзников кажется неотвратимой.
– Азиаты?
– Бел-Тран специально послал им золото плохого качества, фараону придется расплачиваться за это. Чтобы исправить положение, надо отправить еще столько же золота, только настоящего, высшей пробы. У меня нет времени для того, чтобы восстановить наши запасы, разграбленные Бел-Траном. Короче, ловушка захлопнулась. По крайней мере, я спасу тебя и Пантеру. Насладись Египтом в эти последние недели, которые отделяют нас от отречения Рамсеса от престола, а потом покинь его. Эта страна будет ввергнута в преисподнюю, оказавшись во власти греческого золота и самой прозаической, низменной выгоды.
– У меня есть золото.
– То, которое украл полководец Ашер, а ты вернул?
– Его почти хватит, чтобы оплатить египетские долги.
– Благодаря тебе мы избежим войны.
– Ты бы должен был еще полюбопытствовать.
– Это отказ?
– Ты не понимаешь: я открыл город золота, затерянный в пустыне. Огромные запасы драгоценного металла! Я передам Коптосу колесницу, заполненную слитками, а Египту – золото, необходимое для азиатов.
– А Пантера на это согласится?
– Тебе потребуется много убедительности, вот и повод проявить твой талант, – улыбнулся Сути, и друзья заключили друг друга в объятия.
* * *
Во время праздников, посвященных богу Мину, весь Коптос предавался самому разнузданному веселью, когда-либо виданному в Египте. Мин олицетворял собой небесное и земное плодородие и побуждал юношей и девушек соединяться во взаимном порыве желания. Как только было объявлено о перемирии, радость нахлынула с удвоенной силой.
По решению визиря, Коптос получал золото Сути, не облагаемое налогами. Ливийцы были отправлены пехотинцами в корпус армии, расквартированный в Фивах, а нубийцы – в элитные отряды лучников, в то время как стражи пустыни снова занялись своим делом – охраной караванов и горнорабочих, не понеся наказания.
И жители, и армия пировали и веселились. Всюду слышался смех. Сути и Пантера принимали визиря и Нефрет в доме градоначальника, снова переданном правителю Коптоса. Белокурая ливийка, сверкающая золотыми украшениями, недовольно хмурилась.
– Я отказываюсь покинуть город. Мы взяли его, он принадлежит нам.
– Очнись, – заметил Сути, – наши войска исчезли.
– У нас достаточно золота, чтобы купить весь Египет!
– Начните с его спасения, – посоветовал Пазаир.
– Мне – спасать моего традиционного врага?!
– Вам ведь тоже необходимо избежать вторжения азиатов. Если это случится, я дорого не дам за ваше богатство.
Пантера взглянула на Нефрет, ища поддержки.
– Я согласна с супругом: к чему ваши сокровища, если вы не сможете ими воспользоваться?
Пантера задумалась, затем поднялась и стала быстро ходить по комнате, пытаясь преодолеть свои сомнения.
– Чего вы хотите? – спросил ее Пазаир.
– Как спасители Египта, – заявила Пантера с превосходством, – мы можем позволить себе торговаться. Сейчас можно прямо задать визирю вопрос: что может он нам предложить?
– Ничего.
Она аж подпрыгнула:
– Как ничего?
– Вы оба будете очищены от пятен перед лицом закона, освободитесь от обвинений, потому что не совершили никакого преступления. Правитель Коптоса согласится на ваши извинения и примет ваше золото, которое обогатит его город. Он не будет держать на вас зла, ведь вы принесли счастье Коптосу.
Сути расхохотался:
– Мой кровный брат бесподобен! Правосудие глаголет его устами, но он не забывает и дипломатию. Может, ты стал настоящим визирем?
– Я стремлюсь к этому.
– Рамсес велик, недаром он тебя выбрал, а мне повезло с таким другом.
Пантера в негодовании воскликнула:
– Что за царство ты мне подаришь, Сути?!
– Моей жизни тебе не хватает, золотая богиня?
Ливийка набросилась на египтянина и начала бить его кулаками.
– Надо было мне тебя убить!
– Не все потеряно. – Он поборол ее и сжал в объятиях.
– Ты мечтал быть провинциальным распорядителем? – засмеялась Пантера, вырвалась из объятий и взяла кувшин с вином. Тут же она заметила, что Сути поднес руку к глазам. – Он ослеп из-за укуса скорпиона! – вскричала Пантера, выпустив из рук сосуд.
Нефрет ее успокоила:
– Не волнуйтесь, случаи ночной слепоты – это редкая болезнь, но я с ней знакома и вылечу.
Лечебница Коптоса располагала всем необходимым. Нефрет дала Сути средство, составленное из извлеченной из глаз свиньи влаги, свинца, желтой охры и забродившего меда, все вместе было растолчено и превращено в однородную массу; потом Сути напоили отваром из бычьей печени, который он должен был принимать каждый день в течение трех месяцев, чтобы полностью выздороветь.
* * *
Пантера и Нефрет спали. Сути смотрел на звезды, наслаждаясь ночной прохладой. Вместе с Пазаиром, они прогуливались по улицам притихшего города.
– Какое чудо! Нефрет меня воскресила.
– Удача не покинула тебя.
– Что будет с царством?
– Даже с твоей помощью я не уверен, что смогу его спасти.
– Арестуй Бел-Трана и брось его в тюрьму.
– Он слишком изворотлив, и так не выкорчевать корни зла.
– Если все потеряно, не приноси себя в жертву.
– До тех пор пока останется хоть тень надежды, я буду исполнять свой долг.
– Упорство – один из твоих многочисленных недостатков; почему тебе необходимо разбить голову об стену? Послушай меня хоть один раз. Я могу тебе предложить лучшее.
Друзья прошли мимо ливийцев, громко храпевших от выпитого пива.
Сути снова посмотрел вверх, на небо, он снова видел луну и звезды; в тот момент, когда павиан Убийца, следовавший за ним на некотором расстоянии, испустил крик тревоги, молодой человек заметил на крыше лучника, готового выпустить стрелу.
Реакция Сути была молниеносной. Он прыгнул вбок, заслонив собой Пазаира.
Когда Сути упал, пронзенный стрелой, поглотитель теней прыгнул в повозку и умчался прочь.
40
Операция началась на заре и продолжалась три часа. Хотя Нефрет не выспалась, она основательно собралась с силами, чтобы не допустить ошибки. Два хирурга из Коптоса, привыкшие выхаживать стражей пустыни, помогали ей.
Перед тем как вынуть стрелу, которая пронзила грудь Сути прямо над сердцем, Нефрет сделала общее обезболивание. Она дала раненому через короткие промежутки времени десять доз порошка, составленного из опия, корня мандрагоры и кремнезема. Во время операции ее помощник разводил такой же порошок в уксусе и, чтобы Сути не просыпался, давал ему вдыхать пары. Для большей верности тело Сути обмазали обезболивающим бальзамом, в состав которого входил корень мандрагоры, мощное наркотическое средство.
Главная целительница царства осмотрела рану, затем с помощью скальпелей из нефрита расширила ее для того, чтобы вытащить наконечник стрелы. Ее беспокоила глубина раны. К счастью, сердечные каналы оказались не задеты, хотя Сути потерял много крови. Пропитанные медом компрессы остановили кровотечение. Осторожными точными движениями молодая женщина соединила разорванные ткани, потом с помощью тонких ремешков, сделанных из бычьих жил, – края главной раны. Какое-то мгновение Нефрет колебалась: нужна ли пересадка тканей? Подумав, она доверилась своему чутью и крепкой натуре Сути и отказалась от этой идеи. На швы она приклеила ткань, пропитанную жиром и медом, затем забинтовала все тело.
Кем осматривал крышу, откуда стрелял поглотитель теней. Он нашел нубийский лук, которым воспользовался убийца перед тем, как прыгнуть в повозку, украденную у ливийцев. Один из стражников помчался за ним вдогонку, но не настиг, так как время было упущено. Малочисленные свидетели не могли сказать ничего путного. Они лишь заметили выезжавшую из города под покровом ночи колесницу, но никто не мог описать возницу.
Кем был в отчаянии. В этот момент к нему подошел Убийца, взял его за руку и потянул за собой.
– Что ты хочешь? – удивился Кем.
Павиан продолжал тянуть его.
– Хорошо, я иду.
Убийца привел Кема к перекрестку и показал камень, поцарапанный колесницей.
– Он проехал здесь, ты прав, но...
Павиан увлек дальше своего хозяина и остановился возле канавы. Заинтригованный, нубиец подошел ближе. В канаве лежал нож из обсидиана.
– Он и не заметил, как обронил его... – Кем поднял нож и обратился к павиану: – Дорогой мой Убийца! Думаю, что ты только что предоставил нам решающую улику.
* * *
Когда поднялось солнце, Сути открыл глаза и увидел улыбающуюся Нефрет.
– Ты меня очень напугал, – призналась она.
– Разве можно сравнить стрелу с медвежьими когтями? Ты снова меня спасла.
– Стрела прошла совсем рядом с сердцем.
– Какие меня ждут последствия?
– Думаю, останется шрам.
– Когда я снова буду на ногах?
– Ты хорошо сложен, так что очень скоро. Мне кажется, ты еще более окреп за это время.
– Смерть играет со мной.
Голос Нефрет выдавал переполнявшие ее чувства.
– Ты пожертвовал собой ради Пазаира. Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.
Сути нежно взял ее за руку.
– Пантера отняла у меня всю любовь, а иначе я бы сошел от тебя с ума. Никто не разлучит вас с Пазаиром, ваш союз крепче ударов судьбы. Сегодня они выбрали меня в качестве прикрытия, и я горжусь этим.
– Пазаир хочет поговорить с тобой.
Визирь тоже вошел взволнованный:
– Ты не должен был рисковать своей жизнью, Сути.
– Мне казалось, что визири не говорят чепухи.
– Тебе больно?
– Нефрет в совершенстве владеет искусством успокаивать боль, я почти ничего не чувствую.
– Нашу беседу прервали.
– Я помню об этом.
– Итак, что ты хотел мне предложить? Думаю, жить на широкую ногу, любить, праздновать, упиваться каждым новым днем, не так ли?
– А что хочешь ты? – спросил Сути.
– Я бы желал уединиться в деревне вместе с Нефрет, вдали от интриг и суеты, в которых мне приходится пребывать.
– Пустыня изменила меня, Пазаир; это она – мое будущее и мое царство. Я научился делить с ней секреты, питаться ее тайнами. Вдали от нее я чувствую себя отяжелевшим и старым, но как только мои ступни соприкасаются с песком, я вновь чувствую себя молодым и бессмертным. Настоящий закон только в пустыне, будь со мною, ты тоже сделан из этого теста. Уйдем вместе, покинем этот мир лжи и порока.
– Сути, если визирь и существует, то именно для того, чтобы одолеть эту ложь, дабы воцарилась справедливость.
– Тебе удалось этого достичь?
– Каждый день предоставляет мне свой набор побед и поражений, но Истина пока еще правит Египтом; как только всем будет заправлять Бел-Тран, справедливость покинет этот мир.
– Не дожидайся этого момента.
– Помоги мне в моей борьбе.
Сути отвернулся, словно отказываясь от предложения друга, а когда Пазаир выходил из комнаты, буркнул:
– Дай мне поспать! Как ты хочешь, чтобы я боролся, если мне хочется спать?
* * *
Лодка царицы-матери везла Силкет из Мемфиса в Пер-Рамсес. Укрывшись от раскаленного июньского солнца в прохладной каюте, супруга Бел-Трана использовала путешествие, чтобы предстать перед Туей в полном блеске. Ее умащивали благовониями, делали массаж и подавали фруктовые соки. На пристани ее ожидали носилки с балдахином от солнца. Дорога не отняла много времени, поскольку Силкет препроводили на берег озера, где находилась царская резиденция. Затем двое слуг спустились вместе с ней в расписанную голубым лодку, которая причалила к острову, где в беседке Туя читала поэмы Старого Царства, восхваляющие божественную красоту египетских пейзажей и уважение, которое люди должны испытывать по отношению к богам.
Силкет была в панике. Многочисленные украшения и роскошный льняной наряд ее никак не ободряли: способна ли она встретиться лицом к лицу с самой богатой и влиятельной женщиной Египта?
– Присядьте рядом со мной, Силкет, – пригласила царица-мать.
К большому удивлению Силкет, она совсем не походила на неприступную мать Рамсеса Великого, какой она привыкла видеть Тую на приемах. С распущенными волосами, босыми ногами, в простом белом одеянии, без каких-либо украшений и краски на лице, Туя была похожа на обыкновенную женщину. Но ее голос проникал в самую душу.
– Вы, должно быть, страдаете от жары, дитя мое.
Не способная вымолвить ни слова, Силкет села на траву, забыв про неизбежные зеленые пятна, которые испортят дорогой лен.
– Располагайтесь в свое удовольствие, купайтесь, если хотите.
– Мне... мне не хочется, моя повелительница.
– А свежего пива?
Силкет не могла отказаться и взяла длинный сосуд с металлической трубочкой, позволявшей понемногу отпивать чудесный напиток. Она сделала несколько глотков, потупив взор, не находя в себе силы вынести взгляд Туи.
– Я люблю июнь, – сказала царица-мать. – В это время ослепительно светит солнце. А вы боитесь сильной жары?
– Она... она сушит мою кожу.
– У вас есть все необходимые умащения и бальзамы?
– Да, конечно.
– Вы много времени проводите за туалетом?
– Много часов в день... Мой муж очень требователен.
– Мне говорили о его замечательной карьере.
Силкет слегка приподняла голову: царица-мать сама ступила на территорию, где она ее подстерегала. Страх уменьшился. Эта женщина, производящая такое сильное впечатление, с тонким и прямым носом, с выступающими скулами и квадратным подбородком, – не будет ли она ее покорной рабой? Ненависть, подобная той, которая заставила ее обнажиться перед главным стражем сфинкса, дабы лишить его твердости и позволить мужу победить его, нахлынула на Силкет. Она любила подчиняться лишь Бел-Трану, остальные же должны находиться у ее ног. Предвидение унижения царицы-матери вызвало у нее состояние, близкое к экстазу.
– Замечательная, моя госпожа, это точное слово.
– Скромный чиновник стал большим человеком в государстве... Только в Египте возможны подобные возвышения. Но важно расстаться со своими представлениями маленького человека, когда достигаешь величия, не правда ли?
Силкет нахмурила брови:
– Бел-Тран честный и работящий. Он думает лишь об общем благе.
– Поиск власти вызывает столкновение интересов, о которых я имею довольно отдаленное представление.
Силкет ликовала: рыбка клюнула! Для большей смелости она отпила еще холодного пива, такого изысканного, что по телу пробежала сладкая истома.
– В Мемфисе шепчутся, что фараон болен, – заметила она.
– Он очень устал, госпожа Силкет, на нем непосильное бремя.
– Не должен ли он скоро объявить праздник обновления?
– Такова священная традиция.
– А если нарушится магический ритуал?
– Тогда боги возвестят, что призывают к правлению нового фараона.
На лице Силкет появилась жестокая улыбка.
– Только боги могут быть этому причиной?
– Вы слишком туманно выражаетесь.
– Не обладает ли Бел-Тран природой царей?
Туя задумчиво взглянула на уток, скользивших по зеркальной глади озера.
– Разве мы можем пытаться приподнять занавес будущего?
– Бел-Тран может это, моя госпожа!
– Великолепно.
– Мы с мужем рассчитываем на вашу поддержку. Всякий знает, что вы очень верно судите.
– Такова роль царицы-матери: смотреть и советовать.
Силкет выиграла; она почувствовала себя легкой, как птичка, стремительной, как шакал, заостренной, как клинок кинжала. Египет почти уже принадлежал ей.
– Как вашему мужу удалось собрать такое состояние?
– С помощью производства папируса. Конечно, пришлось словчить со счетами. Никто не может обойти его в этом.
– Пришлось ли ему совершить что-то незаконное?
Силкет уже не могла остановиться:
– Моя повелительница! Дела, не правда ли, всегда дела? Если кому-то хочется выйти в первые ряды, иногда надо забыть о чести. Обычные люди скованы этими путами, а Бел-Тран освободился от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Ты забыл, что по закону я должен стать рабом госпожи Тапени.
– Госпожа Тапени лишена прежних прав. Так она поплатилась за свою жалкую попытку союза с Бел-Траном. Твоя жена и не представляла, что он настолько презирает женщин.
– Это означает...
– Это означает, что можно огласить развод, если ты этого хочешь. Ты сможешь также потребовать часть имущества, но этого я тебе не советую, так как вся процедура займет слишком много времени.
– Мне плевать на имущество!
– Твоя золотая богиня одарит тебя?
– Пантера спасла мне жизнь в Нубии, но египетское правосудие обрекло ее на изгнание.
– Не совсем так, потому что ее вина связана с твоей судьбой. Кроме того, ее героический поступок по отношению к египтянину позволяет мне пересмотреть решение суда. Пантера может свободно находиться на нашей земле.
– Ты говоришь правду?
– Будучи визирем, я обязан это делать. Решения, принятые по справедливости, будут подтверждены судом.
– Я не верю.
– Ты не прав. Я говорю не просто как твой кровный брат, а как египетский визирь.
– Не скомпрометируешь ли ты себя?
– Это не столь важно. С началом паводка я буду смещен со своего поста и заключен под стражу. Победа Бел-Трана и его союзников кажется неотвратимой.
– Азиаты?
– Бел-Тран специально послал им золото плохого качества, фараону придется расплачиваться за это. Чтобы исправить положение, надо отправить еще столько же золота, только настоящего, высшей пробы. У меня нет времени для того, чтобы восстановить наши запасы, разграбленные Бел-Траном. Короче, ловушка захлопнулась. По крайней мере, я спасу тебя и Пантеру. Насладись Египтом в эти последние недели, которые отделяют нас от отречения Рамсеса от престола, а потом покинь его. Эта страна будет ввергнута в преисподнюю, оказавшись во власти греческого золота и самой прозаической, низменной выгоды.
– У меня есть золото.
– То, которое украл полководец Ашер, а ты вернул?
– Его почти хватит, чтобы оплатить египетские долги.
– Благодаря тебе мы избежим войны.
– Ты бы должен был еще полюбопытствовать.
– Это отказ?
– Ты не понимаешь: я открыл город золота, затерянный в пустыне. Огромные запасы драгоценного металла! Я передам Коптосу колесницу, заполненную слитками, а Египту – золото, необходимое для азиатов.
– А Пантера на это согласится?
– Тебе потребуется много убедительности, вот и повод проявить твой талант, – улыбнулся Сути, и друзья заключили друг друга в объятия.
* * *
Во время праздников, посвященных богу Мину, весь Коптос предавался самому разнузданному веселью, когда-либо виданному в Египте. Мин олицетворял собой небесное и земное плодородие и побуждал юношей и девушек соединяться во взаимном порыве желания. Как только было объявлено о перемирии, радость нахлынула с удвоенной силой.
По решению визиря, Коптос получал золото Сути, не облагаемое налогами. Ливийцы были отправлены пехотинцами в корпус армии, расквартированный в Фивах, а нубийцы – в элитные отряды лучников, в то время как стражи пустыни снова занялись своим делом – охраной караванов и горнорабочих, не понеся наказания.
И жители, и армия пировали и веселились. Всюду слышался смех. Сути и Пантера принимали визиря и Нефрет в доме градоначальника, снова переданном правителю Коптоса. Белокурая ливийка, сверкающая золотыми украшениями, недовольно хмурилась.
– Я отказываюсь покинуть город. Мы взяли его, он принадлежит нам.
– Очнись, – заметил Сути, – наши войска исчезли.
– У нас достаточно золота, чтобы купить весь Египет!
– Начните с его спасения, – посоветовал Пазаир.
– Мне – спасать моего традиционного врага?!
– Вам ведь тоже необходимо избежать вторжения азиатов. Если это случится, я дорого не дам за ваше богатство.
Пантера взглянула на Нефрет, ища поддержки.
– Я согласна с супругом: к чему ваши сокровища, если вы не сможете ими воспользоваться?
Пантера задумалась, затем поднялась и стала быстро ходить по комнате, пытаясь преодолеть свои сомнения.
– Чего вы хотите? – спросил ее Пазаир.
– Как спасители Египта, – заявила Пантера с превосходством, – мы можем позволить себе торговаться. Сейчас можно прямо задать визирю вопрос: что может он нам предложить?
– Ничего.
Она аж подпрыгнула:
– Как ничего?
– Вы оба будете очищены от пятен перед лицом закона, освободитесь от обвинений, потому что не совершили никакого преступления. Правитель Коптоса согласится на ваши извинения и примет ваше золото, которое обогатит его город. Он не будет держать на вас зла, ведь вы принесли счастье Коптосу.
Сути расхохотался:
– Мой кровный брат бесподобен! Правосудие глаголет его устами, но он не забывает и дипломатию. Может, ты стал настоящим визирем?
– Я стремлюсь к этому.
– Рамсес велик, недаром он тебя выбрал, а мне повезло с таким другом.
Пантера в негодовании воскликнула:
– Что за царство ты мне подаришь, Сути?!
– Моей жизни тебе не хватает, золотая богиня?
Ливийка набросилась на египтянина и начала бить его кулаками.
– Надо было мне тебя убить!
– Не все потеряно. – Он поборол ее и сжал в объятиях.
– Ты мечтал быть провинциальным распорядителем? – засмеялась Пантера, вырвалась из объятий и взяла кувшин с вином. Тут же она заметила, что Сути поднес руку к глазам. – Он ослеп из-за укуса скорпиона! – вскричала Пантера, выпустив из рук сосуд.
Нефрет ее успокоила:
– Не волнуйтесь, случаи ночной слепоты – это редкая болезнь, но я с ней знакома и вылечу.
Лечебница Коптоса располагала всем необходимым. Нефрет дала Сути средство, составленное из извлеченной из глаз свиньи влаги, свинца, желтой охры и забродившего меда, все вместе было растолчено и превращено в однородную массу; потом Сути напоили отваром из бычьей печени, который он должен был принимать каждый день в течение трех месяцев, чтобы полностью выздороветь.
* * *
Пантера и Нефрет спали. Сути смотрел на звезды, наслаждаясь ночной прохладой. Вместе с Пазаиром, они прогуливались по улицам притихшего города.
– Какое чудо! Нефрет меня воскресила.
– Удача не покинула тебя.
– Что будет с царством?
– Даже с твоей помощью я не уверен, что смогу его спасти.
– Арестуй Бел-Трана и брось его в тюрьму.
– Он слишком изворотлив, и так не выкорчевать корни зла.
– Если все потеряно, не приноси себя в жертву.
– До тех пор пока останется хоть тень надежды, я буду исполнять свой долг.
– Упорство – один из твоих многочисленных недостатков; почему тебе необходимо разбить голову об стену? Послушай меня хоть один раз. Я могу тебе предложить лучшее.
Друзья прошли мимо ливийцев, громко храпевших от выпитого пива.
Сути снова посмотрел вверх, на небо, он снова видел луну и звезды; в тот момент, когда павиан Убийца, следовавший за ним на некотором расстоянии, испустил крик тревоги, молодой человек заметил на крыше лучника, готового выпустить стрелу.
Реакция Сути была молниеносной. Он прыгнул вбок, заслонив собой Пазаира.
Когда Сути упал, пронзенный стрелой, поглотитель теней прыгнул в повозку и умчался прочь.
40
Операция началась на заре и продолжалась три часа. Хотя Нефрет не выспалась, она основательно собралась с силами, чтобы не допустить ошибки. Два хирурга из Коптоса, привыкшие выхаживать стражей пустыни, помогали ей.
Перед тем как вынуть стрелу, которая пронзила грудь Сути прямо над сердцем, Нефрет сделала общее обезболивание. Она дала раненому через короткие промежутки времени десять доз порошка, составленного из опия, корня мандрагоры и кремнезема. Во время операции ее помощник разводил такой же порошок в уксусе и, чтобы Сути не просыпался, давал ему вдыхать пары. Для большей верности тело Сути обмазали обезболивающим бальзамом, в состав которого входил корень мандрагоры, мощное наркотическое средство.
Главная целительница царства осмотрела рану, затем с помощью скальпелей из нефрита расширила ее для того, чтобы вытащить наконечник стрелы. Ее беспокоила глубина раны. К счастью, сердечные каналы оказались не задеты, хотя Сути потерял много крови. Пропитанные медом компрессы остановили кровотечение. Осторожными точными движениями молодая женщина соединила разорванные ткани, потом с помощью тонких ремешков, сделанных из бычьих жил, – края главной раны. Какое-то мгновение Нефрет колебалась: нужна ли пересадка тканей? Подумав, она доверилась своему чутью и крепкой натуре Сути и отказалась от этой идеи. На швы она приклеила ткань, пропитанную жиром и медом, затем забинтовала все тело.
Кем осматривал крышу, откуда стрелял поглотитель теней. Он нашел нубийский лук, которым воспользовался убийца перед тем, как прыгнуть в повозку, украденную у ливийцев. Один из стражников помчался за ним вдогонку, но не настиг, так как время было упущено. Малочисленные свидетели не могли сказать ничего путного. Они лишь заметили выезжавшую из города под покровом ночи колесницу, но никто не мог описать возницу.
Кем был в отчаянии. В этот момент к нему подошел Убийца, взял его за руку и потянул за собой.
– Что ты хочешь? – удивился Кем.
Павиан продолжал тянуть его.
– Хорошо, я иду.
Убийца привел Кема к перекрестку и показал камень, поцарапанный колесницей.
– Он проехал здесь, ты прав, но...
Павиан увлек дальше своего хозяина и остановился возле канавы. Заинтригованный, нубиец подошел ближе. В канаве лежал нож из обсидиана.
– Он и не заметил, как обронил его... – Кем поднял нож и обратился к павиану: – Дорогой мой Убийца! Думаю, что ты только что предоставил нам решающую улику.
* * *
Когда поднялось солнце, Сути открыл глаза и увидел улыбающуюся Нефрет.
– Ты меня очень напугал, – призналась она.
– Разве можно сравнить стрелу с медвежьими когтями? Ты снова меня спасла.
– Стрела прошла совсем рядом с сердцем.
– Какие меня ждут последствия?
– Думаю, останется шрам.
– Когда я снова буду на ногах?
– Ты хорошо сложен, так что очень скоро. Мне кажется, ты еще более окреп за это время.
– Смерть играет со мной.
Голос Нефрет выдавал переполнявшие ее чувства.
– Ты пожертвовал собой ради Пазаира. Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.
Сути нежно взял ее за руку.
– Пантера отняла у меня всю любовь, а иначе я бы сошел от тебя с ума. Никто не разлучит вас с Пазаиром, ваш союз крепче ударов судьбы. Сегодня они выбрали меня в качестве прикрытия, и я горжусь этим.
– Пазаир хочет поговорить с тобой.
Визирь тоже вошел взволнованный:
– Ты не должен был рисковать своей жизнью, Сути.
– Мне казалось, что визири не говорят чепухи.
– Тебе больно?
– Нефрет в совершенстве владеет искусством успокаивать боль, я почти ничего не чувствую.
– Нашу беседу прервали.
– Я помню об этом.
– Итак, что ты хотел мне предложить? Думаю, жить на широкую ногу, любить, праздновать, упиваться каждым новым днем, не так ли?
– А что хочешь ты? – спросил Сути.
– Я бы желал уединиться в деревне вместе с Нефрет, вдали от интриг и суеты, в которых мне приходится пребывать.
– Пустыня изменила меня, Пазаир; это она – мое будущее и мое царство. Я научился делить с ней секреты, питаться ее тайнами. Вдали от нее я чувствую себя отяжелевшим и старым, но как только мои ступни соприкасаются с песком, я вновь чувствую себя молодым и бессмертным. Настоящий закон только в пустыне, будь со мною, ты тоже сделан из этого теста. Уйдем вместе, покинем этот мир лжи и порока.
– Сути, если визирь и существует, то именно для того, чтобы одолеть эту ложь, дабы воцарилась справедливость.
– Тебе удалось этого достичь?
– Каждый день предоставляет мне свой набор побед и поражений, но Истина пока еще правит Египтом; как только всем будет заправлять Бел-Тран, справедливость покинет этот мир.
– Не дожидайся этого момента.
– Помоги мне в моей борьбе.
Сути отвернулся, словно отказываясь от предложения друга, а когда Пазаир выходил из комнаты, буркнул:
– Дай мне поспать! Как ты хочешь, чтобы я боролся, если мне хочется спать?
* * *
Лодка царицы-матери везла Силкет из Мемфиса в Пер-Рамсес. Укрывшись от раскаленного июньского солнца в прохладной каюте, супруга Бел-Трана использовала путешествие, чтобы предстать перед Туей в полном блеске. Ее умащивали благовониями, делали массаж и подавали фруктовые соки. На пристани ее ожидали носилки с балдахином от солнца. Дорога не отняла много времени, поскольку Силкет препроводили на берег озера, где находилась царская резиденция. Затем двое слуг спустились вместе с ней в расписанную голубым лодку, которая причалила к острову, где в беседке Туя читала поэмы Старого Царства, восхваляющие божественную красоту египетских пейзажей и уважение, которое люди должны испытывать по отношению к богам.
Силкет была в панике. Многочисленные украшения и роскошный льняной наряд ее никак не ободряли: способна ли она встретиться лицом к лицу с самой богатой и влиятельной женщиной Египта?
– Присядьте рядом со мной, Силкет, – пригласила царица-мать.
К большому удивлению Силкет, она совсем не походила на неприступную мать Рамсеса Великого, какой она привыкла видеть Тую на приемах. С распущенными волосами, босыми ногами, в простом белом одеянии, без каких-либо украшений и краски на лице, Туя была похожа на обыкновенную женщину. Но ее голос проникал в самую душу.
– Вы, должно быть, страдаете от жары, дитя мое.
Не способная вымолвить ни слова, Силкет села на траву, забыв про неизбежные зеленые пятна, которые испортят дорогой лен.
– Располагайтесь в свое удовольствие, купайтесь, если хотите.
– Мне... мне не хочется, моя повелительница.
– А свежего пива?
Силкет не могла отказаться и взяла длинный сосуд с металлической трубочкой, позволявшей понемногу отпивать чудесный напиток. Она сделала несколько глотков, потупив взор, не находя в себе силы вынести взгляд Туи.
– Я люблю июнь, – сказала царица-мать. – В это время ослепительно светит солнце. А вы боитесь сильной жары?
– Она... она сушит мою кожу.
– У вас есть все необходимые умащения и бальзамы?
– Да, конечно.
– Вы много времени проводите за туалетом?
– Много часов в день... Мой муж очень требователен.
– Мне говорили о его замечательной карьере.
Силкет слегка приподняла голову: царица-мать сама ступила на территорию, где она ее подстерегала. Страх уменьшился. Эта женщина, производящая такое сильное впечатление, с тонким и прямым носом, с выступающими скулами и квадратным подбородком, – не будет ли она ее покорной рабой? Ненависть, подобная той, которая заставила ее обнажиться перед главным стражем сфинкса, дабы лишить его твердости и позволить мужу победить его, нахлынула на Силкет. Она любила подчиняться лишь Бел-Трану, остальные же должны находиться у ее ног. Предвидение унижения царицы-матери вызвало у нее состояние, близкое к экстазу.
– Замечательная, моя госпожа, это точное слово.
– Скромный чиновник стал большим человеком в государстве... Только в Египте возможны подобные возвышения. Но важно расстаться со своими представлениями маленького человека, когда достигаешь величия, не правда ли?
Силкет нахмурила брови:
– Бел-Тран честный и работящий. Он думает лишь об общем благе.
– Поиск власти вызывает столкновение интересов, о которых я имею довольно отдаленное представление.
Силкет ликовала: рыбка клюнула! Для большей смелости она отпила еще холодного пива, такого изысканного, что по телу пробежала сладкая истома.
– В Мемфисе шепчутся, что фараон болен, – заметила она.
– Он очень устал, госпожа Силкет, на нем непосильное бремя.
– Не должен ли он скоро объявить праздник обновления?
– Такова священная традиция.
– А если нарушится магический ритуал?
– Тогда боги возвестят, что призывают к правлению нового фараона.
На лице Силкет появилась жестокая улыбка.
– Только боги могут быть этому причиной?
– Вы слишком туманно выражаетесь.
– Не обладает ли Бел-Тран природой царей?
Туя задумчиво взглянула на уток, скользивших по зеркальной глади озера.
– Разве мы можем пытаться приподнять занавес будущего?
– Бел-Тран может это, моя госпожа!
– Великолепно.
– Мы с мужем рассчитываем на вашу поддержку. Всякий знает, что вы очень верно судите.
– Такова роль царицы-матери: смотреть и советовать.
Силкет выиграла; она почувствовала себя легкой, как птичка, стремительной, как шакал, заостренной, как клинок кинжала. Египет почти уже принадлежал ей.
– Как вашему мужу удалось собрать такое состояние?
– С помощью производства папируса. Конечно, пришлось словчить со счетами. Никто не может обойти его в этом.
– Пришлось ли ему совершить что-то незаконное?
Силкет уже не могла остановиться:
– Моя повелительница! Дела, не правда ли, всегда дела? Если кому-то хочется выйти в первые ряды, иногда надо забыть о чести. Обычные люди скованы этими путами, а Бел-Тран освободился от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32