Такое когда-нибудь случалось?
– Я должен сказать вам правду. Такое случается постоянно.
– Дело в том, что из всей семьи остались только я и мой сын.
– В таком случае все, что вы мне скажете, будет иметь только большую ценность. Вы сказали, что Фи уехал в Танжент, Огайо, когда вы обнаружили, что беременны.
– Да, я была беременна Джимми.
– Вы отослали его потому, что боялись не справиться с двумя детьми?
– Не совсем, – последовала пауза. – Я могла бы вырастить двоих, но Фи был мальчиком, которого обычному человеку трудно было понять. Он был совсем ребенком, но таким замкнутым. Мог сидеть и смотреть часами прямо перед собой. Или вдруг закричать среди ночи и перебудить весь дом. Но никогда не говорил, что увидел во сне. Он был таким скрытным. Но и это было не худшее.
– Продолжайте, – сказал Том.
– Если все, что вы говорите, правда, мой Джимми мог бы использовать эти деньги для первого взноса.
– Понимаю.
– Это не для меня. Но деньги могут остаться в семье, если Фи действительно не совсем благополучен?
– Мы поступим в соответствии с условиями полиса, мадам.
– Ну что ж. Однажды Фи взял из моего кухонного стола нож и вышел с ним на улицу, а в тот же день сосед нашел мертвой свою собаку. Ей перерезали горло. Я нашла нож под кроваткой Фи. Он был весь заляпан грязью. Конечно, мне и не пришло в голову, что собаку убил Фи – он был таким маленьким мальчиком. Я даже не связала эту историю с пропажей ножа. Но вскоре в квартале от нашего дома были убиты кошка и собака. Я прямо спросила Фи, не он ли это сделал, и он сказал «нет». Я приготовилась вздохнуть с облегчением, но тогда он спросил: «Из кухни ведь не пропадал нож, правда, мама?» – Он называл нас с мужем мама и папа. После этого я всегда чувствовала себя неуютно рядом с Фи. Может, я была не права, но я не могла принести ребенка в дом, пока в нем жил Фи. Поэтому я позвонила Хэнку и Уилде.
– Вы поделились с ними своими сомнениями?
– Я не смогла. Я чувствовала себя ужасно, оттого что так плохо отношусь к сынишке моей покойной сестры. Я сказала Хэнку, что, хотя Фи больше не кричит по ночам – что было чистой правдой, – он все-таки может помешать ребенку. А потом пошла и поговорила с Фи. Он поплакал, но недолго, и я сказала ему, что в Танженте он должен быть хорошим мальчиком. Он должен был вести себя хорошо, иначе Хэнк отправил бы его в сиротский приют. Это звучало ужасно, но мне хотелось помочь мальчику.
– Ив Танженте он вел себя хорошо?
– Замечательно. Но когда мы приезжали туда на праздники, Фи никогда не смотрел на меня – не взглянул ни разу.
– Понимаю.
– Мне это казалось странным.
– Понимаю, – повторил Том.
– Нет, сэр. Не думаю, что вы понимаете. Вы сказали, что звоните из Миллхейвена?
– Из нашего офиса в Миллхейвене, мэм.
– Этот Уолтер Драгонетт был на первых страницах газет по всему Азуре. И когда я впервые услышала о нем, меня просто затрясло. Не могла даже есть и спать. Но потом по телевизору показали его фотографию – я поняла, что он намного моложе, и успокоилась. – Том ничего не сказал. – И все же я поступила правильно. В один дом с ним нельзя было приносить новорожденного.
– Что ж, мы перезвоним вам, если не сможем найти наследника.
Даже не попрощавшись, Джуди повесила трубку.
19
Откинувшись на спинку стула и заложив руки за голову, Том смотрел в потолок. Он был похож на скучающего биржевого маклера, ждущего, когда на его компьютере появится новое сообщение. Наклонившись вперед, я налил в чистый стакан воду из стоявшего на столе кувшина и отметил про себя, что у Тома очень довольный вид.
– Странные географические названия в штате Огайо, – сказал он. – Азуре, Танжент. Цинциннати. В духе Набокова. Замечательные названия.
– Это имеет отношение к делу или ты просто развлекаешься?
Том закрыл глаза.
– В этом деле все необычно. Фи Бандольер необычен. Эта женщина, Джуди Лезервуд, тоже необычна. Она точно знала, что представляет собой ее племянник, но не хотела себе в этом признаваться. Она пыталась защитить мальчика – ведь он был сыном ее сестры. Она сказала ему, что он должен вести себя как хороший мальчик. И этот неправдоподобный ребенок справился с поставленной задачей.
– Не слишком ли много предположений?
– Предположения – это то, с чем мне приходится работать. И мне это иногда нравится. Знаешь, что по-настоящему необычно?
– Кажется, сейчас ты скажешь мне об этом.
Том улыбнулся, не открывая глаз.
– Этот город. Мэр и шеф полиции приходят на похороны Эйприл Рэнсом, чтобы рассказать нам, что мы живем в царствии законности и порядка, в то время как среди нас живут два жестоких серийных убийцы – один неорганизованного типа, которого лишь недавно поймали, а другой организованного типа, который разгуливает на свободе. – Открыв глаза, он сложил руки в замок, обняв колено. – Вот это действительно необычно.
– Ты думаешь, что Фи убил Эйприл Рэнсом и Гранта Хоффмана?
– Я думаю, он убил очень много людей.
– Ты торопишь события, – сказал я. – Не знаю, почему ты так в этом уверен.
– Помнишь, ты сказал мне, почему Уолтер Драгонетт решил, что должен убить свою мать?
– Она нашла его дневник, куда он записывал детали.
– Это часто случается с такими людьми. Они хотят иметь возможность помнить о том, что сделали.
– Действительно, – кивнул я.
Том загадочно улыбнулся.
– И ты бы не хотел, чтобы кто-нибудь нашел список твоих дел, верно?
– Конечно, нет.
– А если бы у тебя была такая летопись, ты позаботился бы о том, чтобы надежно ее спрятать.
– Как можно надежнее.
По-прежнему улыбаясь, Том ждал, пока до меня дойдет его мысль.
– Где-нибудь вроде подвала «Зеленой женщины»? – сообразил я.
Том улыбнулся еще шире.
– Ты видел отпечатки двух коробок. Предположим, он описывал подробно убийство каждой жертвы. Сколько надо таких описаний, чтобы заполнить две коробки? Пятьдесят? Сто?
Я достал из кармана рубашки сложенный листок.
– Ты можешь связаться с полицией Аллентауна? Мы должны узнать, не там ли убита та женщина Джейн Райт. Мы знаем даже примерную дату. Семьдесят седьмой, май.
– Могу только поискать ее имя на страницах газет Аллентауна. – Он встал и стал ходить, заложив за спину руки. Наверное, это была утренняя зарядка Тома Пасмора. – Это займет пару часов. Хочешь подождать здесь или съездишь посмотришь, какую еще информацию удастся раздобыть?
Посмотрев на часы, я увидел, что уже около шести.
– Джон наверняка снова выйдет из себя. – Сказав это, я зевнул во весь рот. – Извини. Кажется, я устал.
Том положил руку мне на плечо.
– Возвращайся к Джону и отдохни.
20
Пол Фонтейн вылез из синего «седана», припаркованного возле дома Рэнсома, как раз в тот самый момент, когда я шел к дому от того места, где оставил «понтиак». Я остановился.
– Идите сюда, Андерхилл, – глаза сыщика буквально горели от гнева.
Расстегнув мешковатый пиджак, Фонтейн отошел от машины. Я улыбнулся ему, но Полу было сегодня явно не до улыбок. Как только я подошел, он прыгнул на меня сзади и толкнул так, что я упал на машину, едва успев подставить руки.
– Стойте так, – сказал Фонтейн, проводя руками по моей спине, груди, пояснице, а потом даже по ногам.
Я сказал ему, что не ношу оружия.
– Не двигайтесь и не говорите, пока я вас не спрошу, – послышалось в ответ.
В окне дома напротив замаячило чье-то лицо. Это была та женщина, которая принесла кофе репортерам на следующий день после того, как Эйприл Рэнсом была убита в Шейди-Маунт. Сейчас ей представилась неплохая возможность поразвлечься.
– Я сижу здесь уже полчаса, – сказал Фонтейн. – Где вы, черт побери, были? Где Рэнсом?
– Я катался на машине. А Джон, наверное, куда-нибудь вышел.
– Вы очень много катаетесь сегодня, не так ли? Можете встать.
Я поднялся с машины и повернулся к Фонтейну лицом. Гнев его немного поутих, но сыщик по-прежнему выглядел взбешенным.
– Разве я не говорил с вами утром? Или вы считаете, что я хотел вас просто позабавить?
– Конечно, нет, – сказал я.
– Тогда что же вы вытворяете?
– Я только поговорил кое с кем.
Лицо Пола стало вдруг багрово-красным.
– Сегодня днем нам позвонили из полиции Элм-хилл. Черт побери, вместо того чтобы помогать мне, вы с вашим приятелем поехали туда и наделали глупостей. Послушайте – у вас нет своей роли в событиях, происходящих в Миллхейвене. Вы поняли? Последнее, что нам сейчас надо, это куча дерьма из-за какого-то... – Он был слишком зол, чтобы продолжать. – В машину, – Пол ткнул в меня указательным пальцем.
Глаза его сверкали.
Я направился к задней дверце «седана».
– Не сюда, – буркнул Фонтейн. – Садись вперед.
Открыв дверцу, он молча смотрел, как я забираюсь в машину. Затем он рванул машину с места и, проигнорировав стоп-сигнал на Берлин-авеню, свернул налево.
– Мы едем на Армори-плейс? – поинтересовался я.
Фонтейн велел мне заткнуться. Рация трещала и плевалась словами, но Фонтейн не обращал на нее внимания. Мы ехали молча, пока Фонтейн не свернул на, шоссе восток-запад. Машина неслась сквозь поток других машин, игнорируя отчаянные гудки и крики водителей. Несколько раз мы чуть не врезались в соседние автомобили. Я с трудом сдерживал желание закрыть лицо руками.
Фонтейн жал на акселератор, пока скорость не достигла семидесяти пяти миль. Когда красная «тойота» отказалась уступить нам дорогу, Фонтейн сверкнул фарами и жал на гудок до тех пор, пока перепуганный водитель не перестроился в другой ряд.
Я спросил, куда мы едем.
Фонтейн посмотрел на меня с каменным лицом.
– Я везу вас к Бобу Бандольеру. Сделайте одолжение, держите язык за зубами, пока мы не доберемся до места.
Когда на горизонте показался стадион, Фонтейн включил мигалку и тут же перестроился в другой ряд. Он продолжал двигаться по диагонали к потоку движения, пока не оказался у обочины. Тогда, нажав на гудок, Пол проехал на красный свет. Мы свернули к югу, промчались мимо стадиона, и Фонтейн сбавил скорость лишь тогда, когда мы подъехали к кладбищу Пайн-Нолл.
Заехав в ворота, Фонтейн свернул к сторожке.
– Вылезайте, – сказал он, выключив двигатель.
– Где я встречусь с ним, в лучшей жизни? – спросил я.
Но Фонтейн молча вылез из машины и стоял, подставив лицо солнечным лучам, пока я не последовал его примеру, а потом пошел по усыпанной гравием дорожке к той части кладбища, где были похоронены мои родители и сестра. Я успел пожалеть о своей шутке про лучшую жизнь. Фонтанчики не работали, а сторож явно уходил на ночь домой. Мы были единственными людьми на кладбище. Фонтейн двигался уверенно, даже не оглядываясь на стену слева от нас.
Он свернул с дорожки футов за тридцать от того места, которое я посетил по приезде, и повел меня мимо ряда могил с небольшими белыми надгробиями, некоторые из которых были украшены увядшими розами и лилиями. Фонтейн остановился возле очередного белого камня. Я встал рядом и прочел высеченную на нем надпись.
Роберт С. Бандольер 21 сентября 1919 – 22 марта 1972
– Вы хотите что-то сказать?
– Он был Девой. Это очень важно.
Мне показалось, что Фонтейн сейчас ударит меня. Руки его сжались в кулаки, лицо напряглось, сейчас Пол вовсе не походил на шута. Он посмотрел в землю, потом снова на меня.
– Боб Бандольер мертв уже двадцать лет. Он не мог поджечь емкости с пропаном в доме в Элм-хилл.
– Не мог, – согласно кивнул я.
– Этот жалкий старик никого не интересует, – продолжал Фонтейн. – Вы не сможете доказать, что он был убийцей «Голубой розы». Ни вы и никто другой. Дело было закончено в пятидесятом году. Вот так. Даже если бы мы захотели дорасследовать его, что само по себе абсурдно, то наверняка пришли бы к тем же заключениям, что и тогда. И еще. Если вы будете ездить по городу, волнуя его мирных граждан, я вышлю вас в Нью-Йорк первым же самолетом. Или лично арестую за нарушение общественного спокойствия. Это понятно?
– Могу я задать вам несколько вопросов?
– Это понятно? Вы поняли меня?
– Да. А теперь моту я спросить вас кое о чем?
– Если считаете нужным, – пожав плечами, Пол пошел впереди меня по дорожке.
– Вы слышали то, что имели сообщить о Бандольере супруги Санчана?
– К сожалению, да.
– Вам не пришло в голову, что все-таки существует вероятность, что они правы?
Фонтейн поморщился, словно от головной боли.
– Следующий вопрос.
– Откуда вы узнали, где искать его могилу?
Повернув голову, Пол внимательно посмотрел на меня. Грудь его мерно вздымалась и опадала.
– Хороший вопрос. Но это не ваше дело. Все?
– Полиция Элм-хилл по-прежнему считает, что взрыв в доме Санчана был несчастным случаем?
– Это тоже не ваше дело.
Я не мог задавать ему вопросы, ответы на которые действительно очень хотел получить. И тут мне в голову пришел совсем вроде бы безобидный вопрос.
– Вы не знаете, второе имя Бандольера было не Кейзмент? – сказав это, я тут же осознал, что косвенно выдал свою осведомленность об «Элви холдингс».
Фонтейн закатил глаза. Начинало темнеть, и в нашу сторону плыли тяжелые серые тучи, края которых были красными от лучей заходящего солнца. Фонтейн вздохнул.
– Вторым именем Бандольера действительно было Кейзмент. Так написано в его свидетельстве о смерти. Он умер от опухоли мозга. Теперь все или у вас припасена еще парочка бессмысленных вопросов?
Я покачал головой, Пол засунул руки в карманы и направился к машине.
– А имя Белински для вас что-нибудь значит? – крикнул я ему вслед. – Эндрю Белински.
Фонтейн остановился и резко обернулся.
– Хотя это тоже не ваше дело, но так мы называли начальника отдела по расследованию убийств, когда я только перебрался в Миллхейвен. Один из лучших людей, которых я знал. Он взял на работу почти всех теперешних сотрудников.
– Как вы называли его? – переспросил я.
Фонтейн поддел ногой камушек, уже сожалея, что ответил на мой вопрос.
– Его фамилия была Белин, но мать его приехала из Польши, вот его и называли Белински. Сначала это была шутка, а потом так и прилипло. Вы идете со мной или хотите возвращаться пешком?
Я пошел за Фонтейном, разглядывая надгробия и размышляя над тем, что он только что мне сообщил. И тут на разбитом надгробии я увидел вдруг знакомое имя и поспешил перечитать его еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.
Хайнц Фридрих Штенмиц, 1892-1950. Вот и все. Надгробие было не просто разбито, от него были целенаправленно отколоты куски, словно кто-то поработал молотком. Несколько секунд я смотрел на разбитый камень, чувствуя себя немым и усталым, потом пошел вслед за Фонтейном к машине. Пол как раз заводил мотор.
Забравшись обратно в машину, я понял вдруг, что Фи Бандольер должен был служить полицейским в Миллхейвене – он знал имя, известное только полицейским.
21
К тому моменту, когда Фонтейн снова вывернул на шоссе, тучи затянули все небо. Температура упала градусов на двадцать. Взглянув в зеркало заднего вида на едущий сзади грузовик, Фонтейн перестроился в другой ряд. Я закрыл окно – неожиданно стало холодно – и внимательно посмотрел на него. Пол вел себя так, словно меня не было рядом. Я откинулся на спинку стула, и мы в тишине и покое доехали до центра города.
Капля размером с куриное яйцо упала на стекло с моей стороны, еще одна – на лобовое стекло.
– Вы собираетесь улетать в Нью-Йорк, Андерхилл?
Вопрос удивил меня.
– Возможно, через какое-то время, – ответил я.
– Все мы совершаем ошибки, – помолчав немного, Фонтейн сказал: – Не знаю, зачем вам болтаться здесь теперь. – Капли дождя барабанили по крыше и стеклам.
– Вы сомневались когда-нибудь в городской полиции? – вдруг спросил я.
– Что? – Фонтейн подозрительно посмотрел в мою сторону.
Казалось, облака прорвало окончательно, и на машину буквально хлынул водный поток. Фонтейн включил щетки и несколько секунд беспомощно вглядывался в темноту, пока они не заработали. Затем он зажег фары.
– Я, наверное, не так выразился...
– У меня есть большие сомнения насчет вас, и вы должны об этом знать. Вы не очень хорошо понимаете полицейских.
– Я знаю, что вы хороший детектив, – сказал я. – У вас замечательная репутация.
– Оставьте меня в покое, что бы ни было у вас на уме.
– Вы никогда не слышали о...
– Стоп, – сказал Фонтейн. – Остановитесь.
* * *
* * *
* * *
Секунд через тридцать дождь стал потише, теперь он просто мерно стучал по крыше, выливаясь из облаков видимыми глазу серыми линиями. Из-под колес машин летели фонтаны брызг. Фонтейн небрежно держал руку на руле. Мы ехали со скоростью не больше тридцати пяти миль в час.
– Ну хорошо, – сказал он. – Ради моей замечательной репутации – спрашивайте, о чем вы хотели спросить.
– Я хотел поинтересоваться, слышали ли вы об «Элви холдингс корпорейшн».
Я впервые заметил на лице Пола выражение подлинного любопытства.
– Знаете, меня тоже интересует один вопрос – в Нью-Йорке все такие или вы – особый случай.
– Мы все полны бессмысленных вопросов, – ответил я.
По рации, которая всю дорогу продолжала трещать и пищать, передали какое-то непонятное сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Я должен сказать вам правду. Такое случается постоянно.
– Дело в том, что из всей семьи остались только я и мой сын.
– В таком случае все, что вы мне скажете, будет иметь только большую ценность. Вы сказали, что Фи уехал в Танжент, Огайо, когда вы обнаружили, что беременны.
– Да, я была беременна Джимми.
– Вы отослали его потому, что боялись не справиться с двумя детьми?
– Не совсем, – последовала пауза. – Я могла бы вырастить двоих, но Фи был мальчиком, которого обычному человеку трудно было понять. Он был совсем ребенком, но таким замкнутым. Мог сидеть и смотреть часами прямо перед собой. Или вдруг закричать среди ночи и перебудить весь дом. Но никогда не говорил, что увидел во сне. Он был таким скрытным. Но и это было не худшее.
– Продолжайте, – сказал Том.
– Если все, что вы говорите, правда, мой Джимми мог бы использовать эти деньги для первого взноса.
– Понимаю.
– Это не для меня. Но деньги могут остаться в семье, если Фи действительно не совсем благополучен?
– Мы поступим в соответствии с условиями полиса, мадам.
– Ну что ж. Однажды Фи взял из моего кухонного стола нож и вышел с ним на улицу, а в тот же день сосед нашел мертвой свою собаку. Ей перерезали горло. Я нашла нож под кроваткой Фи. Он был весь заляпан грязью. Конечно, мне и не пришло в голову, что собаку убил Фи – он был таким маленьким мальчиком. Я даже не связала эту историю с пропажей ножа. Но вскоре в квартале от нашего дома были убиты кошка и собака. Я прямо спросила Фи, не он ли это сделал, и он сказал «нет». Я приготовилась вздохнуть с облегчением, но тогда он спросил: «Из кухни ведь не пропадал нож, правда, мама?» – Он называл нас с мужем мама и папа. После этого я всегда чувствовала себя неуютно рядом с Фи. Может, я была не права, но я не могла принести ребенка в дом, пока в нем жил Фи. Поэтому я позвонила Хэнку и Уилде.
– Вы поделились с ними своими сомнениями?
– Я не смогла. Я чувствовала себя ужасно, оттого что так плохо отношусь к сынишке моей покойной сестры. Я сказала Хэнку, что, хотя Фи больше не кричит по ночам – что было чистой правдой, – он все-таки может помешать ребенку. А потом пошла и поговорила с Фи. Он поплакал, но недолго, и я сказала ему, что в Танженте он должен быть хорошим мальчиком. Он должен был вести себя хорошо, иначе Хэнк отправил бы его в сиротский приют. Это звучало ужасно, но мне хотелось помочь мальчику.
– Ив Танженте он вел себя хорошо?
– Замечательно. Но когда мы приезжали туда на праздники, Фи никогда не смотрел на меня – не взглянул ни разу.
– Понимаю.
– Мне это казалось странным.
– Понимаю, – повторил Том.
– Нет, сэр. Не думаю, что вы понимаете. Вы сказали, что звоните из Миллхейвена?
– Из нашего офиса в Миллхейвене, мэм.
– Этот Уолтер Драгонетт был на первых страницах газет по всему Азуре. И когда я впервые услышала о нем, меня просто затрясло. Не могла даже есть и спать. Но потом по телевизору показали его фотографию – я поняла, что он намного моложе, и успокоилась. – Том ничего не сказал. – И все же я поступила правильно. В один дом с ним нельзя было приносить новорожденного.
– Что ж, мы перезвоним вам, если не сможем найти наследника.
Даже не попрощавшись, Джуди повесила трубку.
19
Откинувшись на спинку стула и заложив руки за голову, Том смотрел в потолок. Он был похож на скучающего биржевого маклера, ждущего, когда на его компьютере появится новое сообщение. Наклонившись вперед, я налил в чистый стакан воду из стоявшего на столе кувшина и отметил про себя, что у Тома очень довольный вид.
– Странные географические названия в штате Огайо, – сказал он. – Азуре, Танжент. Цинциннати. В духе Набокова. Замечательные названия.
– Это имеет отношение к делу или ты просто развлекаешься?
Том закрыл глаза.
– В этом деле все необычно. Фи Бандольер необычен. Эта женщина, Джуди Лезервуд, тоже необычна. Она точно знала, что представляет собой ее племянник, но не хотела себе в этом признаваться. Она пыталась защитить мальчика – ведь он был сыном ее сестры. Она сказала ему, что он должен вести себя как хороший мальчик. И этот неправдоподобный ребенок справился с поставленной задачей.
– Не слишком ли много предположений?
– Предположения – это то, с чем мне приходится работать. И мне это иногда нравится. Знаешь, что по-настоящему необычно?
– Кажется, сейчас ты скажешь мне об этом.
Том улыбнулся, не открывая глаз.
– Этот город. Мэр и шеф полиции приходят на похороны Эйприл Рэнсом, чтобы рассказать нам, что мы живем в царствии законности и порядка, в то время как среди нас живут два жестоких серийных убийцы – один неорганизованного типа, которого лишь недавно поймали, а другой организованного типа, который разгуливает на свободе. – Открыв глаза, он сложил руки в замок, обняв колено. – Вот это действительно необычно.
– Ты думаешь, что Фи убил Эйприл Рэнсом и Гранта Хоффмана?
– Я думаю, он убил очень много людей.
– Ты торопишь события, – сказал я. – Не знаю, почему ты так в этом уверен.
– Помнишь, ты сказал мне, почему Уолтер Драгонетт решил, что должен убить свою мать?
– Она нашла его дневник, куда он записывал детали.
– Это часто случается с такими людьми. Они хотят иметь возможность помнить о том, что сделали.
– Действительно, – кивнул я.
Том загадочно улыбнулся.
– И ты бы не хотел, чтобы кто-нибудь нашел список твоих дел, верно?
– Конечно, нет.
– А если бы у тебя была такая летопись, ты позаботился бы о том, чтобы надежно ее спрятать.
– Как можно надежнее.
По-прежнему улыбаясь, Том ждал, пока до меня дойдет его мысль.
– Где-нибудь вроде подвала «Зеленой женщины»? – сообразил я.
Том улыбнулся еще шире.
– Ты видел отпечатки двух коробок. Предположим, он описывал подробно убийство каждой жертвы. Сколько надо таких описаний, чтобы заполнить две коробки? Пятьдесят? Сто?
Я достал из кармана рубашки сложенный листок.
– Ты можешь связаться с полицией Аллентауна? Мы должны узнать, не там ли убита та женщина Джейн Райт. Мы знаем даже примерную дату. Семьдесят седьмой, май.
– Могу только поискать ее имя на страницах газет Аллентауна. – Он встал и стал ходить, заложив за спину руки. Наверное, это была утренняя зарядка Тома Пасмора. – Это займет пару часов. Хочешь подождать здесь или съездишь посмотришь, какую еще информацию удастся раздобыть?
Посмотрев на часы, я увидел, что уже около шести.
– Джон наверняка снова выйдет из себя. – Сказав это, я зевнул во весь рот. – Извини. Кажется, я устал.
Том положил руку мне на плечо.
– Возвращайся к Джону и отдохни.
20
Пол Фонтейн вылез из синего «седана», припаркованного возле дома Рэнсома, как раз в тот самый момент, когда я шел к дому от того места, где оставил «понтиак». Я остановился.
– Идите сюда, Андерхилл, – глаза сыщика буквально горели от гнева.
Расстегнув мешковатый пиджак, Фонтейн отошел от машины. Я улыбнулся ему, но Полу было сегодня явно не до улыбок. Как только я подошел, он прыгнул на меня сзади и толкнул так, что я упал на машину, едва успев подставить руки.
– Стойте так, – сказал Фонтейн, проводя руками по моей спине, груди, пояснице, а потом даже по ногам.
Я сказал ему, что не ношу оружия.
– Не двигайтесь и не говорите, пока я вас не спрошу, – послышалось в ответ.
В окне дома напротив замаячило чье-то лицо. Это была та женщина, которая принесла кофе репортерам на следующий день после того, как Эйприл Рэнсом была убита в Шейди-Маунт. Сейчас ей представилась неплохая возможность поразвлечься.
– Я сижу здесь уже полчаса, – сказал Фонтейн. – Где вы, черт побери, были? Где Рэнсом?
– Я катался на машине. А Джон, наверное, куда-нибудь вышел.
– Вы очень много катаетесь сегодня, не так ли? Можете встать.
Я поднялся с машины и повернулся к Фонтейну лицом. Гнев его немного поутих, но сыщик по-прежнему выглядел взбешенным.
– Разве я не говорил с вами утром? Или вы считаете, что я хотел вас просто позабавить?
– Конечно, нет, – сказал я.
– Тогда что же вы вытворяете?
– Я только поговорил кое с кем.
Лицо Пола стало вдруг багрово-красным.
– Сегодня днем нам позвонили из полиции Элм-хилл. Черт побери, вместо того чтобы помогать мне, вы с вашим приятелем поехали туда и наделали глупостей. Послушайте – у вас нет своей роли в событиях, происходящих в Миллхейвене. Вы поняли? Последнее, что нам сейчас надо, это куча дерьма из-за какого-то... – Он был слишком зол, чтобы продолжать. – В машину, – Пол ткнул в меня указательным пальцем.
Глаза его сверкали.
Я направился к задней дверце «седана».
– Не сюда, – буркнул Фонтейн. – Садись вперед.
Открыв дверцу, он молча смотрел, как я забираюсь в машину. Затем он рванул машину с места и, проигнорировав стоп-сигнал на Берлин-авеню, свернул налево.
– Мы едем на Армори-плейс? – поинтересовался я.
Фонтейн велел мне заткнуться. Рация трещала и плевалась словами, но Фонтейн не обращал на нее внимания. Мы ехали молча, пока Фонтейн не свернул на, шоссе восток-запад. Машина неслась сквозь поток других машин, игнорируя отчаянные гудки и крики водителей. Несколько раз мы чуть не врезались в соседние автомобили. Я с трудом сдерживал желание закрыть лицо руками.
Фонтейн жал на акселератор, пока скорость не достигла семидесяти пяти миль. Когда красная «тойота» отказалась уступить нам дорогу, Фонтейн сверкнул фарами и жал на гудок до тех пор, пока перепуганный водитель не перестроился в другой ряд.
Я спросил, куда мы едем.
Фонтейн посмотрел на меня с каменным лицом.
– Я везу вас к Бобу Бандольеру. Сделайте одолжение, держите язык за зубами, пока мы не доберемся до места.
Когда на горизонте показался стадион, Фонтейн включил мигалку и тут же перестроился в другой ряд. Он продолжал двигаться по диагонали к потоку движения, пока не оказался у обочины. Тогда, нажав на гудок, Пол проехал на красный свет. Мы свернули к югу, промчались мимо стадиона, и Фонтейн сбавил скорость лишь тогда, когда мы подъехали к кладбищу Пайн-Нолл.
Заехав в ворота, Фонтейн свернул к сторожке.
– Вылезайте, – сказал он, выключив двигатель.
– Где я встречусь с ним, в лучшей жизни? – спросил я.
Но Фонтейн молча вылез из машины и стоял, подставив лицо солнечным лучам, пока я не последовал его примеру, а потом пошел по усыпанной гравием дорожке к той части кладбища, где были похоронены мои родители и сестра. Я успел пожалеть о своей шутке про лучшую жизнь. Фонтанчики не работали, а сторож явно уходил на ночь домой. Мы были единственными людьми на кладбище. Фонтейн двигался уверенно, даже не оглядываясь на стену слева от нас.
Он свернул с дорожки футов за тридцать от того места, которое я посетил по приезде, и повел меня мимо ряда могил с небольшими белыми надгробиями, некоторые из которых были украшены увядшими розами и лилиями. Фонтейн остановился возле очередного белого камня. Я встал рядом и прочел высеченную на нем надпись.
Роберт С. Бандольер 21 сентября 1919 – 22 марта 1972
– Вы хотите что-то сказать?
– Он был Девой. Это очень важно.
Мне показалось, что Фонтейн сейчас ударит меня. Руки его сжались в кулаки, лицо напряглось, сейчас Пол вовсе не походил на шута. Он посмотрел в землю, потом снова на меня.
– Боб Бандольер мертв уже двадцать лет. Он не мог поджечь емкости с пропаном в доме в Элм-хилл.
– Не мог, – согласно кивнул я.
– Этот жалкий старик никого не интересует, – продолжал Фонтейн. – Вы не сможете доказать, что он был убийцей «Голубой розы». Ни вы и никто другой. Дело было закончено в пятидесятом году. Вот так. Даже если бы мы захотели дорасследовать его, что само по себе абсурдно, то наверняка пришли бы к тем же заключениям, что и тогда. И еще. Если вы будете ездить по городу, волнуя его мирных граждан, я вышлю вас в Нью-Йорк первым же самолетом. Или лично арестую за нарушение общественного спокойствия. Это понятно?
– Могу я задать вам несколько вопросов?
– Это понятно? Вы поняли меня?
– Да. А теперь моту я спросить вас кое о чем?
– Если считаете нужным, – пожав плечами, Пол пошел впереди меня по дорожке.
– Вы слышали то, что имели сообщить о Бандольере супруги Санчана?
– К сожалению, да.
– Вам не пришло в голову, что все-таки существует вероятность, что они правы?
Фонтейн поморщился, словно от головной боли.
– Следующий вопрос.
– Откуда вы узнали, где искать его могилу?
Повернув голову, Пол внимательно посмотрел на меня. Грудь его мерно вздымалась и опадала.
– Хороший вопрос. Но это не ваше дело. Все?
– Полиция Элм-хилл по-прежнему считает, что взрыв в доме Санчана был несчастным случаем?
– Это тоже не ваше дело.
Я не мог задавать ему вопросы, ответы на которые действительно очень хотел получить. И тут мне в голову пришел совсем вроде бы безобидный вопрос.
– Вы не знаете, второе имя Бандольера было не Кейзмент? – сказав это, я тут же осознал, что косвенно выдал свою осведомленность об «Элви холдингс».
Фонтейн закатил глаза. Начинало темнеть, и в нашу сторону плыли тяжелые серые тучи, края которых были красными от лучей заходящего солнца. Фонтейн вздохнул.
– Вторым именем Бандольера действительно было Кейзмент. Так написано в его свидетельстве о смерти. Он умер от опухоли мозга. Теперь все или у вас припасена еще парочка бессмысленных вопросов?
Я покачал головой, Пол засунул руки в карманы и направился к машине.
– А имя Белински для вас что-нибудь значит? – крикнул я ему вслед. – Эндрю Белински.
Фонтейн остановился и резко обернулся.
– Хотя это тоже не ваше дело, но так мы называли начальника отдела по расследованию убийств, когда я только перебрался в Миллхейвен. Один из лучших людей, которых я знал. Он взял на работу почти всех теперешних сотрудников.
– Как вы называли его? – переспросил я.
Фонтейн поддел ногой камушек, уже сожалея, что ответил на мой вопрос.
– Его фамилия была Белин, но мать его приехала из Польши, вот его и называли Белински. Сначала это была шутка, а потом так и прилипло. Вы идете со мной или хотите возвращаться пешком?
Я пошел за Фонтейном, разглядывая надгробия и размышляя над тем, что он только что мне сообщил. И тут на разбитом надгробии я увидел вдруг знакомое имя и поспешил перечитать его еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.
Хайнц Фридрих Штенмиц, 1892-1950. Вот и все. Надгробие было не просто разбито, от него были целенаправленно отколоты куски, словно кто-то поработал молотком. Несколько секунд я смотрел на разбитый камень, чувствуя себя немым и усталым, потом пошел вслед за Фонтейном к машине. Пол как раз заводил мотор.
Забравшись обратно в машину, я понял вдруг, что Фи Бандольер должен был служить полицейским в Миллхейвене – он знал имя, известное только полицейским.
21
К тому моменту, когда Фонтейн снова вывернул на шоссе, тучи затянули все небо. Температура упала градусов на двадцать. Взглянув в зеркало заднего вида на едущий сзади грузовик, Фонтейн перестроился в другой ряд. Я закрыл окно – неожиданно стало холодно – и внимательно посмотрел на него. Пол вел себя так, словно меня не было рядом. Я откинулся на спинку стула, и мы в тишине и покое доехали до центра города.
Капля размером с куриное яйцо упала на стекло с моей стороны, еще одна – на лобовое стекло.
– Вы собираетесь улетать в Нью-Йорк, Андерхилл?
Вопрос удивил меня.
– Возможно, через какое-то время, – ответил я.
– Все мы совершаем ошибки, – помолчав немного, Фонтейн сказал: – Не знаю, зачем вам болтаться здесь теперь. – Капли дождя барабанили по крыше и стеклам.
– Вы сомневались когда-нибудь в городской полиции? – вдруг спросил я.
– Что? – Фонтейн подозрительно посмотрел в мою сторону.
Казалось, облака прорвало окончательно, и на машину буквально хлынул водный поток. Фонтейн включил щетки и несколько секунд беспомощно вглядывался в темноту, пока они не заработали. Затем он зажег фары.
– Я, наверное, не так выразился...
– У меня есть большие сомнения насчет вас, и вы должны об этом знать. Вы не очень хорошо понимаете полицейских.
– Я знаю, что вы хороший детектив, – сказал я. – У вас замечательная репутация.
– Оставьте меня в покое, что бы ни было у вас на уме.
– Вы никогда не слышали о...
– Стоп, – сказал Фонтейн. – Остановитесь.
* * *
* * *
* * *
Секунд через тридцать дождь стал потише, теперь он просто мерно стучал по крыше, выливаясь из облаков видимыми глазу серыми линиями. Из-под колес машин летели фонтаны брызг. Фонтейн небрежно держал руку на руле. Мы ехали со скоростью не больше тридцати пяти миль в час.
– Ну хорошо, – сказал он. – Ради моей замечательной репутации – спрашивайте, о чем вы хотели спросить.
– Я хотел поинтересоваться, слышали ли вы об «Элви холдингс корпорейшн».
Я впервые заметил на лице Пола выражение подлинного любопытства.
– Знаете, меня тоже интересует один вопрос – в Нью-Йорке все такие или вы – особый случай.
– Мы все полны бессмысленных вопросов, – ответил я.
По рации, которая всю дорогу продолжала трещать и пищать, передали какое-то непонятное сообщение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79