– А в чем состоят эти проблемы?
– Я прожил здесь сорок лет, но вдруг начисто забыл, где что находится. – Он быстро взглянул на меня и отпил еще один глоток из стакана. – Когда я в последний раз выходил на улицу, я потерялся. Не мог даже вспомнить, зачем вообще вышел. А когда огляделся, не смог вспомнить, где живу. – На лице его отразились гнев и неуверенность в себе. – Не мог найти свой дом. Пробродил так несколько часов. Наконец в голове немного прояснилось, и я сообразил, что ищу не на той стороне улицы. – Дрожащими руками он поставил стакан обратно на стол. – И еще у меня слуховые галлюцинации. Все время кажется, что кто-то бродит по дому.
Я вспомнил, что видел в гараже и спросил:
– Кто-то пользуется вашим гаражом? Вы разрешили им ставить туда машину?
– Я слышал, как они пробираются туда. Они думают, что могут меня обдурить, но я знаю, что они там.
– Когда вы их слышали?
– На этот вопрос я не могу ответить. – Алану наконец-то удалось поднести стакан ко рту. – Но если это снова произойдет, я возьму свой револьвер и наделаю в них дырок. – Сделав два больших глотка, он поставил стакан на стол и облизал губы. – Сегодня праздник у всех шлюх. Та-ра-ра-бум-ди-эй. – Какой-то странный звук, лишь отдаленно напоминавший смех, сорвался с его губ. Закрыв ладонью рот, старик стал громко икать. Затем икота перешла в рыдания.
Я встал и обнял старика. Несколько секунд он сопротивлялся, потом обмяк, продолжая плакать. Когда он наконец успокоился, мы оба были мокрыми от слез.
– Алан, надеюсь, я не оскорблю вас, предположив, что вам требуется помощь.
– Мне действительно требуется помощь.
– Давайте я помогу вам помыться. И мы обязательно должны нанять вам уборщицу. И еще – я думаю, не стоит держать вот так на кухонном столе свои деньги.
Он резко выпрямился и посмотрел на меня самым суровым взглядом, какой способен был из себя выдавить.
– Мы найдем для них какое-нибудь место, которое вы хорошо запомните.
Мы направились к лестнице. Алан покорно дал мне отвести себя в ванную и, пока я наполнял ее, присел на унитаз, чтобы снять носки и кальсоны.
Справившись с последней пуговицей на рубашке, он постарался стащить ее через голову, как пятилетний мальчик. Он запутался в рубашке, и мне пришлось помогать ему.
Брукнер встал. Серебристые волосы, покрывавшие его тело, становились гуще вокруг его обмякшего члена. Он переступил через края ванны и опустился в воду.
– Приятно, – устроившись поудобнее в ванной, Алан блаженно улыбнулся.
Потом начал намыливаться. Вода стала мутной. Алан снова посмотрел на меня.
– Ведь у нас в городе есть какой-то знаменитый частный детектив или что-то в этом роде. Человек, который разыскивает преступников, не выходя из дома?
Я сказал, что такой человек есть.
– У меня ведь есть куча денег. Давайте наймем его.
– Мы с Джоном разговаривали с ним вчера.
– Хорошо, – голова его исчезла под поверхностью воды, затем снова появилась. Старик фыркал, отплевывался и протирал глаза.
– Шампунь, – попросил он.
Я нашел нужную бутылочку и протянул Алану. Он начал намыливать голову.
– Вы верите в абсолютное добро и зло?
– Нет, – сказал я.
– Я тоже. Знаете, во что я верю? В то, что и видишь и что не видишь. В понимание и невежество. Воображение и отсутствие воображения. – Пена от шампуня на его голове напоминала белый парик. – Вот так можно сформулировать шестьдесят лет раздумий над жизнью. Это имеет какой-нибудь смысл?
Я сказал, что имеет.
– Подумайте над этим. За этим стоит нечто большее.
Даже в своем плачевном состоянии Алан Брукнер, как Элайза Морган, был из тех, кто способен напомнить о человеческом величии. – Голова его снова исчезла под водой, затем снова вынырнула. – Теперь мне на пять секунд нужен душ. – Он наклонился, чтобы вынуть из ванны затычку. – Помогите встать. – Он встал, задернул занавеску и включил кран. Проверив температуру воды, он переключил на душ и вскрикнул от удовольствия, когда вода коснулась его костлявых плеч. Через несколько секунд Алан выключил воду и открыл занавеску. Теперь он весь был бело-розовым и чуть ли не дымился.
– Полотенце, – он махнул рукой в сторону вешалки. – У меня есть план.
– У меня тоже, – сказал я, передавая ему полотенце.
– Тогда говорите первый.
– Вы ведь сказали, что у вас есть какие-то деньги. – Он кивнул. – Они лежат на счете?
– Некоторая часть да.
– Позвольте мне позвонить в агентство по уборке квартир. Мы проделали кое-какую подготовительную работу, так что теперь они не завопят от ужаса, переступив порог дома. Здесь нужна хорошая уборка, Алан.
– Да, конечно, – казал старик, обвивая себя полотенцем.
– И, если вы можете себе это позволить, кто-то должен приходить каждый день хотя бы на пару часов, чтобы готовить и заботиться о вас.
– Подумаю об этом – пообещал старик. – А сейчас я хочу, чтобы вы спустились вниз, позвонили в цветочный магазин Дахлгрина на Берлин-авеню и заказали два венка. – Он повторил по буквам фамилию цветочника. – Неважно, даже если они будут стоить по сто долларов каждый. Пусть один доставят в бюро братьев Тротт, а другой сюда.
– И еще я попробую позвонить в агентство по уборке.
Он набросил полотенце на крючок и вышел из ванны. Сейчас Алан был полностью нормален. Выйдя в коридор, он медленно обернулся. Я подумал, что старик не может вспомнить дорогу в собственную спальню.
– Кстати, – сказал он. – Раз уж вы решили этим заняться позвоните еще, чтобы прислали подстричь газон.
Я спустился вниз, наговорил на автоответчики агентства по уборке и садовой службы, чтобы мне перезвонили в дом Алана Брукнера, а потом взял еще один мешок для мусора и сложил в него большую часть хлама, заполнявшего гостиную. Потом я позвонил флористам на Берлин-авеню и заказал, как просил Алан, два венка. А потом набрал номер агентства по найму медсестер и сиделок и поинтересовался, может ли Элайза Морган приступить к работе с понедельника. Затем я свалил грязную посуду в раковину, поклявшись себе, что последний раз занимаюсь домашним хозяйством Алана Брукнера.
Когда я поднялся наверх, старик сидел на кровати, пытаясь надеть на себя белую рубашку. Волосы висели вокруг его головы кудряшками.
Он, как ребенок, протянул ко мне руки, а я помог всунуть их в рукава и застегнуть рубашку спереди.
– Достаньте в гардеробе черный костюм, – велел Алан.
Я помог ему всунуть ноги в штанины и вынул из гардероба пару шелковых носков. Затем он надел пару черных туфель, быстро и аккуратно завязав их, доказав тем самым выносливость механической памяти по сравнению с логической.
– Вы когда-нибудь видели духа? – спросил он. – Призрака – или как еще это называют.
– Ну, – сказал я и улыбнулся. Я никогда ни с кем не разговаривал на эту тему.
– Когда я был маленьким мальчиком, нас с братом вырастили бабушка с дедушкой. Они были замечательными людьми, но бабушка умерла ночью в постели, когда мне было десять лет. В день ее похорон дом был полон дедушкиных друзей, а также всевозможных дядюшек и тетушек, которые приехали решить, что теперь делать с нами. Я чувствовал себя абсолютно потерянным, бесцельно слоняясь по лестницам. Дверь в спальню бабушки и дедушки была открыта, и вдруг я увидел в зеркале бабушку, лежащую в постели. Она смотрела на меня и улыбалась.
– Вы испугались?
– Нет. Я знал, она хочет сказать мне, что по-прежнему любит меня и что у меня будет хороший дом. Потом мы переехали жить к дяде с тетей, но я никогда не верил в католичество. Я знал, что нет в буквальном смысле ни рая, ни ада. И граница между живыми и мертвыми оказывается иногда призрачной. Вот на таких теориях я и сделал себе карьеру.
Он вдруг напомнил мне что-то, сказанное Полу Фонтейну Уолтером Драгонеттом.
– С тех пор я все время старался как следует примечать вещи. На все обращать внимание. Поэтому так ужасно терять память. Это просто невыносимо. И я радуюсь таким моментам как сейчас, когда я хоть немного похож на себя прежнего.
Старик оглядел себя с ног до головы – белая рубашка, черный костюм, носки, туфли. Хмыкнув, он застегнул молнию на брюках. Затем поднялся со стула.
– Надо что-то сделать с бакенбардами. Пойдемте со мной обратно в ванную.
– Что вы делаете, Алан? – спросил я, следуя за ним.
– Готовлюсь к похоронам дочери.
– Но ее похороны завтра.
– Завтра, как говорила Скарлетт, такой же день, как сегодня. – Войдя в ванную, он взял с мраморной полки электробритву.
– Сделаете одолжение?
Я рассмеялся в ответ.
– После всего, что мы прошли вместе, вы еще спрашиваете!
Он включил бритву, надев на нее специальную насадку для бритья щек.
– Побрейте меня под подбородком и на шее. В общем, сбрейте все, что покажется лишним, а потом я справлюсь с остальным в доступных местах.
Он вытянул вперед голову, и я начал сбривать тонкие серебристые волоски. Некоторые из них прилипали к его брюкам и рубашке. Я прошелся два раза по каждой щеке. Когда все было кончено, я отступил на шаг назад, любуясь работой.
Алан посмотрел в зеркало и сказал:
– Налицо следы явного улучшения. – Он поводил еще немного электробритвой. – Сносно. Вполне сносно. Хотя не мешало бы еще подстричься. – Найдя на мраморной полке расческу, он погрузил ее в серебристое облако своих волос. Через несколько секунд «облако», разделенное пробором на две части, аккуратно падало на плечи. Алан кивнул своему отражению и повернулся ко мне. – Ну как?
Он выглядел как нечто среднее между Гербертом фон Карояном и Леонардом Бернстайном.
– Сойдет, – сказал я.
Старик кивнул.
– Галстук, – сказал он.
Мы вернулись в спальню и стали обследовать висящие в гардеробе галстуки.
– А я не буду в нем выглядеть как шофер? – спросил Алан, доставая и передавая мне для осмотра черный шелковый галстук.
Я покачал головой.
Алан поднял воротничок рубашки и завязал галстук так же легко, как незадолго до этого туфли. Затем он застегнул верхнюю пуговицу и поправил узел. Снял с вешалки и протянул мне пиджак от костюма.
– Иногда возникают проблемы с рукавами.
Я подержал пиджак, пока он засовывал руки в рукава.
– Кстати, – сказал Алан, стряхивая волосок с брюк. – Вы звонили в цветочный магазин?
Я кивнул.
– Почему вы заказали два венка?
– Увидите, – он достал из тумбочки возле кровати связку ключей, расческу, черную перьевую ручку и разложил все это по карманам.
– Как вы думаете, смогу я выйти на улицу и не потеряться?
– Абсолютно в этом уверен.
– Может быть, я поставлю эксперимент после того, как объявится Джон. Знаете, он ведь в общем-то хороший парень. Если бы я застрял в Аркхэме так, как он, я бы тоже был несчастлив.
– Но ведь вы провели в Аркхэме всю жизнь.
– Я не был к нему привязан. – Я вышел вслед за Аланом из спальни. – Джон всегда был моим ассистентом. Мы работали вместе над некоторыми книгами, но он ничего не сделал самостоятельно. Он хороший преподаватель, но я не уверен, что его станут держать в Аркхэме после моего ухода. Только не говорите ему об этом. Я все пытаюсь найти способ довести это до сведения Джона, не задев его.
Мы стали спускаться по лестнице. На середине Алан обернулся и посмотрел на меня в упор.
– Я буду хорошо держаться на похоронах Эйприл, – пообещал он. – Постараюсь оставаться вменяемым. – Протянув руку, он коснулся моей груди. – А я ведь кое-что знаю о вас.
Я чуть не отшатнулся от неожиданности.
– С вами что-то происходило, когда я рассказывал о своей бабушке. Вы подумали о чем-то – вы увидели что-то. И не удивились, что я видел призрак своей бабушки, потому что... – он все сильнее вдавливал палец мне в грудь. – Потому что вы тоже видели чей-то призрак.
Кивнув мне, он продолжил спускаться по лестнице.
– Я всегда считал, что не надо пропускать интересные вещи. Знаете, что я говорил своим студентам? Я говорил, что существует другой мир, и это наш мир.
Мы спустились вниз и стали ждать Джона, который так и не появился. Мне удалось убедить Алана рассовать лежавшие на столе деньги по карманам пиджака. Оставив его в гостиной, я вернулся на кухню, положил в карман револьвер Брукнера и вышел из дома.
Вернувшись на Эли-плейс, я положил револьвер на журнальный столик и поднялся наверх к своей рукописи. Джон оставил на столе записку, в которой сообщалось, что с ним все в порядке, но он слишком устал, чтобы идти к Алану, и поэтому сразу ложится спать.

Часть шестая
Ральф и Марджори Рэнсом
1
В начале второго я припарковал «понтиак» Джона у дома на Виктория-террас. Человек на газонокосилке размером с трактор умело объезжал огромные дубы, а подросток с садовыми ножницами подстригал изгородь вдоль дорожки, ведущей к улице. На подстриженной части лужайки стояли в ряд высокие черные мешки. Сощурившись от яркого света, Джон покачал головой и в буквальном смысле слова заскрипел зубами.
– По-моему, за ним лучше сходить тебе, Тим, – сказал Джон. – Так будет быстрее. А я останусь с родителями.
Ральф и Марджори Рэнсом, сидящие на заднем сиденье, разразились вдруг градом претензий. Всю дорогу от аэропорта в салоне царила атмосфера натянутой вежливости. Джон довел машину до аэропорта, но когда мы встретили мистера и миссис Рэнсом – оба были здоровыми загорелыми людьми в одинаковых серебристо-черных тренировочных костюмах, – Джон попросил сесть за руль меня. Ральф Рэнсом тут же заявил, что это машина Джона и за рулем должен сидеть он, а не кто-то другой.
– Но я хочу, чтобы это сделал Тим, папа, – сказал Джон.
Вмешалась Марджори Рэнсом, которая стала объяснять мужу, что Джон устал, ему хочется поговорить с родителями, и разве не замечательно, что его друг из Нью-Йорка согласен сесть за руль. Мать Джона была небольшого роста и немного напоминала песочные часы пышным бюстом и бедрами. Темные очки закрывали всю верхнюю половину ее лица. У нее были точно такие же седые серебристые волосы, как и у мужа.
Но Ральф Рэнсом стоял на своем: за рулем должен сидеть Джон – и все тут. Отец Джона выглядел гораздо стройнее, чем я предполагал. Он напоминал морского офицера в отставке, серьезно увлекающегося гольфом. Белозубая улыбка очень шла к его загорелому лицу.
– Там, откуда я приехал, мужчина всегда сам сидит за рулем собственного автомобиля, – заявил он. – Мы сможем поговорить и так. Садись за руль – и вперед.
Джон, нахмурившись, все-таки передал мне ключи.
– Мне запрещено садиться за руль, – сказал он. – Полицейские приостановили действие моей лицензии.
Джон посмотрел на меня виновато и одновременно сердито. Ральф изумленно смотрел на сына.
– Приостановили? А что случилось?
– Какое это имеет значение? – снова вмешалась Марджори. – Давайте сядем наконец в машину.
– Ты что, вел машину в нетрезвом состоянии? – не унимался Ральф.
– Просто у меня тяжелый период, – сказал Джон. – В общем, ничего страшного. Ведь сейчас я могу ходить пешком. А до наступления холодов с лицензией все будет в порядке.
– Хорошо, что ты никого не убил, – сказал его отец, а Марджори сердито воскликнула:
– Ральф!
* * *
* * *
* * *
С утра мы с Джоном перенесли мои вещи в его кабинет, чтобы родители могли занять комнату для гостей. Джон облачился в элегантный серый двубортный костюм, я вытащил из дорожной сумки черный костюм в стиле Йоши Ямомото, который купил как-то в Нью-Йорке, находясь в авантюрном расположении духа, обнаружил там же серую шелковую рубашку, которую даже не помнил, как паковал, и через несколько минут мы оба были готовы ехать в аэропорт за его родителями.
Сейчас мы отнесли вещи четы Рэнсомов в комнату для гостей и оставили их, чтобы они могли переодеться. Я прошел вслед за Джоном в кухню, где он снова достал из холодильника все, что необходимо для сэндвичей.
– Что ж, теперь я понимаю, почему ты ходишь везде пешком, – заметил я.
– Этой весной я дважды неудачно дыхнул в трубочку. Ерунда все это, но создает массу неудобств, как и многое другое в этой жизни.
Джон казался вымотанным до предела, он стал каким-то почти прозрачным, так что сквозь тонкую оболочку взгляда мне видно было кипевшее внутри его отчаяние. Джон понял, что я заметил его состояние, и попытался спрятать его от меня, словно тлеющий уголек под грудой золы. Спустившись вниз, его родители накинулись на сэндвичи и завели разговор о погоде.
– В Таксоне температура воздуха была сто десять градусов. Но там везде, куда ни пойдешь, обязательно есть кондиционеры. И можно поиграть в гольф начиная с восьми утра. Ты, Джо, честно говоря, стал тяжеловат. Тебе надо купить несколько клюшек и заняться гольфом.
– Я подумаю об этом, – пообещал Джон. – Но с такой тушей, как я, это немного рискованно. Если выпустить меня на поле для гольфа в стоградусную жару, моту там же и умереть от коронарной недостаточности.
– Что ты, что ты, я вовсе не хотел...
– Джон, ты ведь знаешь, твой отец только...
– Извини, я ...
Все трое Рэнсомов замолчали так же неожиданно, как начали разговор. Марджори повернулась к окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79