– Как скажешь. – Он остановил машину. – Домой собрался?
Табби кивнул, вышел из машины и почти что почувствовал себя в безопасности.
Когда Брюс укатил, Табби пошел по улице, заглядывая в окна. Отца не было ни в фотостудии, ни в ювелирном магазине Хэмпстеда, ни в винном магазине. Табби пересек улицу и заглянул в лавочки на противоположной стороне. Его не было ни в маленьком магазинчике Лауры Эшли, ни в «Детском мире», ни в «Одежде». Тогда Табби вновь перешел через дорогу и вошел в магазин Анхальта, где продавали бытовые компьютеры, камеры и канцелярские принадлежности. Он даже заглянул в отдел детской литературы, но Кларка не было и здесь.
И вообще, что его отец делает в Хэмпстеде? Сегодня он должен был быть в Вудвилле, потом в Пондридже и Маунт-Киско. Табби нерешительно переминался на плетеной циновке у входа в магазин Анхальта.
Если бы он подождал достаточно долго, он бы в конце концов дождался отца. Все, что от него требовалось, это посидеть в машине, и рано или поздно его отец откуда-нибудь да выйдет… Неожиданно Табби понял, что в машине он ждать не будет. Неисследованной осталась лишь одна витрина – зеркальное стекло, на котором красными буквами было полукругом выведено: «О'Халлиган». Это был единственный бар на Мэйн-стрит.
Табби вновь проскользнул между машинами и занял выжидательную позицию через улицу, напротив дверей бара.
Он стоял на перекрестке в переулке, ведущем к парковочной стоянке, и, если он прислонится к стене, для людей, выходящих из бара, он будет незаметен.
Ему не пришлось ждать долго. Через несколько минут после того, как он удачно укрылся в узком переулке, дверь к «О'Халлигану» отворилась и его отец вышел на яркий солнечный свет. Он неуверенно прошелся по тротуару и остановился в ожидании, глядя на двери бара.
– Ох, нет, – сказал Табби.
Вслед за Кларком из дверей вышла высокая женщина с черными волосами и яркой помадой цвета электрик. На ней была белая блузка без рукавов и свободные кирпичного цвета шорты – ноги у нее, как заметил Табби, были красивые.
Потом он увидел, что шея ее и запястья были в тяжелых золотых украшениях. Шерри Стиллвен по сравнению с ней выглядела как замарашка. Эта женщина была не так пьяна, как Кларк. Она взяла его под руку и что-то прошептала на ухо. Кларк пожал плечами, потом покачал головой. Женщина притворилась, что тащит Кларка обратно в бар, и Кларк выдернул руку. Женщина показала вверх по Мэйн-стрит, сказала что-то еще, Кларк кивнул. Они пошли вверх. Куда?
К Франсуа, чтобы еще немного выпить и пообедать, а после этого в какой-нибудь из норрингтоновских мотелей?
Табби глядел, как они идут по залитой солнцем улице.
Женщина то и дело останавливалась, чтобы поглядеть на витрины, – ясно было, что они давно знают друг друга. Ну разумеется, подумал Табби. Отец и не думал ходить на работу.
Он перебрался в «Четыре Очага», купил «мерседес», о котором так долго мечтал, и «трудился», проматывая денежки Монти Смитфилда.
Табби хотелось заплакать. Он вновь побрел вниз по Мэйн-стрит, глаза у него пощипывало. Неужели он и впрямь полагал, что отец поможет ему уладить дело с Норманами?
Ложь отца, с точки зрения Табби, была так велика, что словно распространилась на все вокруг – витрины, улицу. Ложь, ложь. Табби понимал, что отец его – конченый человек, и чувствовал себя конченым тоже.
Он добрался до большой каменной хэмпстедской библиотеки на углу Пост-роад и Мэйн-стрит, как раз перед мостом через Наухэтен. Ему нужно было где-то присесть и подумать насчет отца и Шерри. Табби отворил дверь и вошел в прохладную библиотеку.
Он прошел конторку и остановился перед длинным столом. Одна из сидевших женщин поглядела на Табби с любопытством. Он мрачно прошел мимо. Он надеялся, что сможет укрыться среди стоек с журналами, потому что ему казалось, что буквально все – эти женщины, старик за подшивкой газет, библиотекарша у каталожного ящика, даже маленький мальчик, который поднимался наверх, в детскую библиотеку, – все наблюдали за ним и знали о его позоре.
Помещение вдруг стало удлиняться и расширяться, черно-белые узоры на полу, казалось, поплыли, а круглые часы за столиком, наоборот, застыли, и черная секундная стрелка остановилась между цифрами 2 и 3 так, словно ее пришпилили к циферблату.
Обложки журналов начали медленно скручиваться, точно всплывающие водоросли или горящие листья.
Он стоял в этой меняющейся библиотеке, скорее удивляясь, чем пугаясь. Весь его стыд исчез. Ему померещилось, что стены медленно выгибаются наружу. В то же время Табби понимал, что и дрожащий пол, и выгибающиеся стены – это предупреждение. Что-то должно было произойти, он знал это. Библиотека наполнилась волшебным меняющимся светом.
Ноги сами вынесли его в исторический отдел. Там стояли два длинных стеллажа, между которыми был узкий проход. Табби ступил в этот проход и услышал, как вся огромная комната гудит точно гигантское динамо. В проходе было темно – на секунду Табби, окруженному стеллажами с книгами, показалось, что из-под ног у него поднимаются клубы коричневой пыли.
Что это?
В небе появился широкий луч света и стал удлиняться, точно складной телескоп.
– Значит, мальчик тут, – сказал голос у него за спиной.
Библиотечные полки исчезли, и он стоял (прятался?) за стеной деревянного дома. Ночь была полна звуков – он слышал треск огня, громкие проклятия. Где-то лаяла собака.
– Ты должен отправиться на Фэйри-хилл, парень, вместе с остальными.
Прятался, да. Табби вытянул руку и коснулся гладкого дерева. Ноги его утопали в цветах.
– Мастер Смит, – сказал голос, – ты что, хочешь получить пулю в спину?
Табби обернулся. Он боялся, что этот человек будет ему знаком, но нет – он увидел длинное, самонадеянное и слегка безумное лицо. По подбородку стекала слюна, зубы были крупными и белыми, а глаза – цвета некрепкого чая. Глаза были самым страшным на этом лице, потому что меньше всего напоминали человеческие: они мерцали, словно фосфоресцировали.
– Твой отец на британском тюремном корабле, мастер Смит, – сказал человек, – полагаю, ему осталось недолго страдать. И тебе тоже.
В руке у мужчины был длинный мушкет. Когда ствол оказался в шести сантиметрах от груди Табби, ружье выстрелило.
Табби упал на спину в заросли цветов за домом. Боли не было, только чудовищный удар. Над ним светились чужие глаза. Рубашка Табби была присыпана порохом и опалена.
Он не почувствовал боли, потому что умер. С некоторой поспешностью Табби вышел из лежащего тела и увидел, что у мальчика было не его лицо. Однако очень похожее.
– Двое на сегодня, – сказал мужчина, его подбородок блестел от слюны. – Фермер Вильямс и парень Смитов. Они больше никуда не пойдут.
Дух, или душа, или чем там был Табби, поднялся над мужчиной и мальчиком в опаленных одеждах. Небо освещали сотни красных огней.
Табби увидел перед собой длинный белый коридор, в конце которого пульсировал прозрачный свет, который пронизывали яркие краски. Этот коридор оживил его и успокоил – он понимал, что в конце его ожидают небеса, чистые, точно музыка, и прохладные, как морская вода. И он начал двигаться по направлению к пульсирующему свету.
Потом он пришел в себя. Он, лежал на боку в неудобной позе между стеллажами исторической секции библиотеки.
Одна из книжек валялась рядом с ним, открытая, переплетом вверх. «История Патчина», Д. Б. Бах.
– Сынок, – спросила одна из женщин за конторкой, – ты в порядке?
– Да, спасибо, – автоматически ответил Табби. Он встал на колени, голова его гудела. – Просто небольшая слабость.
Сам не знаю, что случилось.
Библиотекарша наклонилась и, вместо того чтобы помочь ему подняться, как он ожидал, взяла у него из рук книжку.
– Если ты из Милловского колледжа, мальчик, то ты должен быть в школе, – сказала она.
– Сегодня нет занятий, – сказал Табби, наконец поднявшись на ноги. – Грипп.
– Похоже, и вы его подхватили, – сказала библиотекарша. – Идите домой и ложитесь в постель, молодой человек.
Нечего болтаться тут и заражать остальных.
Крепко прижимая «Историю Патчина» к себе, она вернулась к своей конторке.
Табби спотыкался, словно после солнечного удара. Он поглядел через плечо – библиотекарша махнула ему, чтобы он уходил. Он вышел и присел на крылечке, ожидая, пока голова не перестанет кружиться. Он рассеянно подобрал длинный прутик и прочертил им в пыли линию.
Потом он увидел, что линия, которую он нарисовал, наполняется красной жидкостью – кровью, словно кровь скопилась под земной поверхностью. Он нарисовал еще одну линию своим прутиком, и она тоже наполнилась красным.
Эта кровь медленно переполняла углубление и наконец выплеснулась наружу, за его пределы. Табби Уронил прутик в красную лужу и в ужасе вскочил на ноги. Он завернул за угол и бессмысленно побрел по Мэйн-стрит. Когда он добрался до маленькой пиццерии, то увидел, что за столиком возле «Деликатесов» сидит Пэтси Макклауд и что-то пишет.
Если он повернется и уйдет, она подумает, что у него нет охоты с ней встречаться, но на самом деле он не хотел навязываться. Она выглядела такой хрупкой.., интересно, если она поставит на тротуар свою стройную ногу, выступит ли из-под асфальта кровь?
Медленно, шаг за шагом, думая о том, что его присутствие, может быть, сейчас нежелательно, он прошел мимо Пэтси, но тут услышал ее тихий, мягкий голос, споткнулся и чуть не упал от охватившего его чувства благодарности.
Он застенчиво поглядел на нее: она была такой же, как и он сам.
***
– Да, я видел его лицо, – говорил он Пэтси пятью минутами позже. – Это было странное лицо, точно морда бешеной собаки. Глаза его светились, будто кто-то держал перед ними зажженную спичку. Он даже не раздумывал особо, когда стрелял в меня, – просто выстрелил, и все.
– И лицо было тебе незнакомо?
– Я его раньше никогда не видел.
– И ты думаешь, что это мог быть Гидеон Винтер?
– Да, похоже на то, верно?
– Да, – сказала Пэтси, – похоже.
На миг наступило молчание. Табби, который понятия не имел, что думать о том, что произошло с ним сегодня утром, не представлял, о чем думает Пэтси. Судя по выражению ее лица, она могла обдумывать, что пора бы помыть автомобиль или купить новые чулки.
– Что за книгу ты держал? – наконец спросила она.
– Историческую книгу. «Историю Патчина». Ее написал кто-то по фамилии Бах.
– Похоже, нам нужно раздобыть такую же, – сказала Пэтси. – Я сделаю это. – Она улыбнулась. – Мы же не хотим, чтобы ты все время падал в обмороки в библиотеках.
Он постарался ответить на ее улыбку.
– Ты поглядел в прошлое, – сказала Пэтси. – Это интересно. Ты когда-нибудь заглядывал в будущее?
– Думаю, да, – сказал Табби, покраснев. – Один раз. Когда мне было пять. Понимаете, я увидел миссис Фрайдгуд. – Он покраснел еще сильнее. – Но в основном я вижу прошлое.
– А я никогда не вижу прошлое, – сказала Пэтси, – по-моему, мы дополняем друг друга.
– Просто не могу поверить, что мы сидим тут, напротив «Деликатесов», и говорим о таких вещах, – сказал Табби. – Если честно, я вообще не могу поверить, что мы говорим об этом. – Он покачал головой. – И еще кое-что. После того как я вышел из библиотеки, я увидел, что земля кровоточит.
Правда.
Пэтси задумчиво поглядела на твердый тротуар, и Табби вспомнил, как он гадал, выступит ли на нем кровь, если она упрется в асфальт ногой.
Но тут и он, и Пэтси резко подняли головы, потому что напротив, через улицу, закричала женщина. Тут все – клерки из магазина компьютеров, мистер Бандль из антикварного магазина, прохожие, бородатые парни за соседним столиком – вскочили и начали глядеть через улицу, пытаясь найти источник этих воплей.
Потом какой-то мужчина показал, а следом Пэтси и затем Табби тоже увидели ее. Худая пожилая женщина в просторной темной одежде стояла рядом с одним из столиков на балконе французского ресторана. Руки у нее были прижаты к глазам, а рот распахнут, точно пещера. Было удивительно, что она, такая худенькая, способна кричать гораздо громче, чем можно было себе представить.
Люди из ресторана выскочили на балкон, а Табби и остальные глядели на нее снизу. Он увидел, что из внутренних помещений на балкон выбежал его отец, но, прежде чем он успел добежать до женщины, она упала.
Табби знал, что она мертва, словно понимая, что ни один человек не может выжить после таких криков. Он увидел, как его отец склонился над женщиной. Хоть крики прекратились, он все еще слышал их. Потом он увидел, как его отец поднялся, прошел мимо мертвой женщины и перегнулся через перила: он пытался понять, что произошло.
Он поглядел на тротуар под балконом, на небольшую толпу перед магазинами компьютеров и деликатесов, перед антикварным магазином. Потом глаза отца остановились на Табби.
9
Хильда дю Плесси в ужасе наблюдала, как крохотная птица упала на тротуар. Аппетит у нее пропал – она не могла есть, пока зяблик, никем не замеченный, лежал внизу под балконом.
– Вы что-нибудь заказываете, леди? – спросил за ее спиной официант.
– О.., ничего, просто салат, – сказала Хильда.
– Просто салат? Какой салат?
– Любой. Цветная капуста. Помидоры. Шпинат. Мне все равно, дурень.
– Домашний салат, – сказал официант и пробормотал себе под нос что-то, что Хильда не расслышала, но, если бы расслышала, была бы очень недовольна.
В раздражении она восседала за столиком. Позабытый «Герой в белом» лежал за тарелкой с нарезанным хлебом.
Она больше не видела Ван Хорна за стеклом витрины антикварного магазина, хотя больше всего на свете ей хотелось встретиться с ним взглядом. Если бы он заметил, что она на балконе, он улыбнулся бы и помахал ей. Может, он бы даже окликнул ее по имени. А может, если бы он не был чересчур занят, он присоединился бы к ней за столиком. В мире Флоренс М. Хобарт такие вещи происходили постоянно.
В романах Флоренс М. Хобарт птицы ворковали, птицы щебетали и гнездились, птицы чертили свои письмена в рассветном небе, но, уж точно, птицы не падали мертвыми с деревьев. Хильда поглядела вниз на тротуар, надеясь, что зяблик мог улететь, пока она разговаривала с официантом, но он все еще был там – крохотное тельце, одно крыло у него было судорожно вытянуто.
Она подхватила сумочку и уже встала, собираясь уходить.
Но в витрине антикварного магазина появился доктор Рен Ван Хорн. Он нашел то, что искал, и уже расплачивался у кассы. Вот это был правильный ход событий. Это было как раз то, что нужно для Хэмпстеда, округ Патчин, солнечным июньским утром. Лучший городской врач покупает какую-то старинную вещь… Да, это было правильно, это было изысканно, как изысканной бывает мифология или художественная проза. В такие моменты, как сказала бы Флоренс М. Хобарт или Кэрри Э. Хоскинс, чувствуется дыхание вечности.
Хильда вновь расслабилась в кресле и решила подождать салата.
И лишь несколькими секундами позже доктор Ван Хорн появился в дверях антикварного магазина. Владелец придержал дверь, и он вышел на тротуар. Он нес большое тяжелое зеркало – машина его стояла как раз напротив магазина. В белом костюме и белой шляпе доктор напоминал героя кинофильма или знаменитого писателя, либо художника. Зеркало, хотя и большое, в его руках, казалось, не имело веса. Хильда помахала доктору рукой, с замиранием сердца надеясь, что он поднимет взгляд.
Доктор Ван Хорн подошел к своему автомобилю, осторожно поставил зеркало на асфальт и придержал его, свободной рукой открывая дверь автомобиля.
– О, доктор! – воскликнула Хильда.
Он поглядел вверх. Казалось, он не понял, откуда послышался ее голос.
– Доктор Ван Хорн! – И Хильда вновь помахала ему.
Он увидел ее за столиком террасы, однако не улыбнулся.
Его лицо, глаза не отозвались на ее приветствие. Он неожиданно показался Хильде чуть ли не зловещим.
Внезапно зеркало потемнело. До этого оно отражало деревья в кадках и ступеньки у входа в ресторан Франсуа, но затем оно совершенно непостижимо начало тускнеть и затягиваться туманом. Теперь оно было абсолютно черным.
Темнота была объемной, словно коридор в овальном проеме.
Хильда сжала пальцы. Она даже не дышала.
Что-то происходило внутри зеркала, она видела это. Во мгле темного коридора мелькнуло лицо. Она видела руки, глаза, зубы. Потом увидела крохотный кусочек Мэйн-стрит в запустении и упадке: здания покосились, тенты над витринами разодраны на полосы, на ступеньках – мусор. И оттуда, из этой разрухи, на нее смотрел доктор Ван Хорн. Уши у него удлинились, и мочки болтались у плеч, брови изогнулись, нос загнулся крючком, а зубы заострились. Хильда закричала, даже не осознавая, что кричит, и поняла, что не может остановиться.
Какая-то часть в Хильде понимала, что она привлекает внимание, что позорится у всех на виду, но крики все еще вырывались у нее из горла. Они были словно сбежавшие лошади и растаскивали ее по частям.
10
Когда Кларк Смитфилд наконец добрался до дома в этот вторник вечером, он был пьянее, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Табби кивнул, вышел из машины и почти что почувствовал себя в безопасности.
Когда Брюс укатил, Табби пошел по улице, заглядывая в окна. Отца не было ни в фотостудии, ни в ювелирном магазине Хэмпстеда, ни в винном магазине. Табби пересек улицу и заглянул в лавочки на противоположной стороне. Его не было ни в маленьком магазинчике Лауры Эшли, ни в «Детском мире», ни в «Одежде». Тогда Табби вновь перешел через дорогу и вошел в магазин Анхальта, где продавали бытовые компьютеры, камеры и канцелярские принадлежности. Он даже заглянул в отдел детской литературы, но Кларка не было и здесь.
И вообще, что его отец делает в Хэмпстеде? Сегодня он должен был быть в Вудвилле, потом в Пондридже и Маунт-Киско. Табби нерешительно переминался на плетеной циновке у входа в магазин Анхальта.
Если бы он подождал достаточно долго, он бы в конце концов дождался отца. Все, что от него требовалось, это посидеть в машине, и рано или поздно его отец откуда-нибудь да выйдет… Неожиданно Табби понял, что в машине он ждать не будет. Неисследованной осталась лишь одна витрина – зеркальное стекло, на котором красными буквами было полукругом выведено: «О'Халлиган». Это был единственный бар на Мэйн-стрит.
Табби вновь проскользнул между машинами и занял выжидательную позицию через улицу, напротив дверей бара.
Он стоял на перекрестке в переулке, ведущем к парковочной стоянке, и, если он прислонится к стене, для людей, выходящих из бара, он будет незаметен.
Ему не пришлось ждать долго. Через несколько минут после того, как он удачно укрылся в узком переулке, дверь к «О'Халлигану» отворилась и его отец вышел на яркий солнечный свет. Он неуверенно прошелся по тротуару и остановился в ожидании, глядя на двери бара.
– Ох, нет, – сказал Табби.
Вслед за Кларком из дверей вышла высокая женщина с черными волосами и яркой помадой цвета электрик. На ней была белая блузка без рукавов и свободные кирпичного цвета шорты – ноги у нее, как заметил Табби, были красивые.
Потом он увидел, что шея ее и запястья были в тяжелых золотых украшениях. Шерри Стиллвен по сравнению с ней выглядела как замарашка. Эта женщина была не так пьяна, как Кларк. Она взяла его под руку и что-то прошептала на ухо. Кларк пожал плечами, потом покачал головой. Женщина притворилась, что тащит Кларка обратно в бар, и Кларк выдернул руку. Женщина показала вверх по Мэйн-стрит, сказала что-то еще, Кларк кивнул. Они пошли вверх. Куда?
К Франсуа, чтобы еще немного выпить и пообедать, а после этого в какой-нибудь из норрингтоновских мотелей?
Табби глядел, как они идут по залитой солнцем улице.
Женщина то и дело останавливалась, чтобы поглядеть на витрины, – ясно было, что они давно знают друг друга. Ну разумеется, подумал Табби. Отец и не думал ходить на работу.
Он перебрался в «Четыре Очага», купил «мерседес», о котором так долго мечтал, и «трудился», проматывая денежки Монти Смитфилда.
Табби хотелось заплакать. Он вновь побрел вниз по Мэйн-стрит, глаза у него пощипывало. Неужели он и впрямь полагал, что отец поможет ему уладить дело с Норманами?
Ложь отца, с точки зрения Табби, была так велика, что словно распространилась на все вокруг – витрины, улицу. Ложь, ложь. Табби понимал, что отец его – конченый человек, и чувствовал себя конченым тоже.
Он добрался до большой каменной хэмпстедской библиотеки на углу Пост-роад и Мэйн-стрит, как раз перед мостом через Наухэтен. Ему нужно было где-то присесть и подумать насчет отца и Шерри. Табби отворил дверь и вошел в прохладную библиотеку.
Он прошел конторку и остановился перед длинным столом. Одна из сидевших женщин поглядела на Табби с любопытством. Он мрачно прошел мимо. Он надеялся, что сможет укрыться среди стоек с журналами, потому что ему казалось, что буквально все – эти женщины, старик за подшивкой газет, библиотекарша у каталожного ящика, даже маленький мальчик, который поднимался наверх, в детскую библиотеку, – все наблюдали за ним и знали о его позоре.
Помещение вдруг стало удлиняться и расширяться, черно-белые узоры на полу, казалось, поплыли, а круглые часы за столиком, наоборот, застыли, и черная секундная стрелка остановилась между цифрами 2 и 3 так, словно ее пришпилили к циферблату.
Обложки журналов начали медленно скручиваться, точно всплывающие водоросли или горящие листья.
Он стоял в этой меняющейся библиотеке, скорее удивляясь, чем пугаясь. Весь его стыд исчез. Ему померещилось, что стены медленно выгибаются наружу. В то же время Табби понимал, что и дрожащий пол, и выгибающиеся стены – это предупреждение. Что-то должно было произойти, он знал это. Библиотека наполнилась волшебным меняющимся светом.
Ноги сами вынесли его в исторический отдел. Там стояли два длинных стеллажа, между которыми был узкий проход. Табби ступил в этот проход и услышал, как вся огромная комната гудит точно гигантское динамо. В проходе было темно – на секунду Табби, окруженному стеллажами с книгами, показалось, что из-под ног у него поднимаются клубы коричневой пыли.
Что это?
В небе появился широкий луч света и стал удлиняться, точно складной телескоп.
– Значит, мальчик тут, – сказал голос у него за спиной.
Библиотечные полки исчезли, и он стоял (прятался?) за стеной деревянного дома. Ночь была полна звуков – он слышал треск огня, громкие проклятия. Где-то лаяла собака.
– Ты должен отправиться на Фэйри-хилл, парень, вместе с остальными.
Прятался, да. Табби вытянул руку и коснулся гладкого дерева. Ноги его утопали в цветах.
– Мастер Смит, – сказал голос, – ты что, хочешь получить пулю в спину?
Табби обернулся. Он боялся, что этот человек будет ему знаком, но нет – он увидел длинное, самонадеянное и слегка безумное лицо. По подбородку стекала слюна, зубы были крупными и белыми, а глаза – цвета некрепкого чая. Глаза были самым страшным на этом лице, потому что меньше всего напоминали человеческие: они мерцали, словно фосфоресцировали.
– Твой отец на британском тюремном корабле, мастер Смит, – сказал человек, – полагаю, ему осталось недолго страдать. И тебе тоже.
В руке у мужчины был длинный мушкет. Когда ствол оказался в шести сантиметрах от груди Табби, ружье выстрелило.
Табби упал на спину в заросли цветов за домом. Боли не было, только чудовищный удар. Над ним светились чужие глаза. Рубашка Табби была присыпана порохом и опалена.
Он не почувствовал боли, потому что умер. С некоторой поспешностью Табби вышел из лежащего тела и увидел, что у мальчика было не его лицо. Однако очень похожее.
– Двое на сегодня, – сказал мужчина, его подбородок блестел от слюны. – Фермер Вильямс и парень Смитов. Они больше никуда не пойдут.
Дух, или душа, или чем там был Табби, поднялся над мужчиной и мальчиком в опаленных одеждах. Небо освещали сотни красных огней.
Табби увидел перед собой длинный белый коридор, в конце которого пульсировал прозрачный свет, который пронизывали яркие краски. Этот коридор оживил его и успокоил – он понимал, что в конце его ожидают небеса, чистые, точно музыка, и прохладные, как морская вода. И он начал двигаться по направлению к пульсирующему свету.
Потом он пришел в себя. Он, лежал на боку в неудобной позе между стеллажами исторической секции библиотеки.
Одна из книжек валялась рядом с ним, открытая, переплетом вверх. «История Патчина», Д. Б. Бах.
– Сынок, – спросила одна из женщин за конторкой, – ты в порядке?
– Да, спасибо, – автоматически ответил Табби. Он встал на колени, голова его гудела. – Просто небольшая слабость.
Сам не знаю, что случилось.
Библиотекарша наклонилась и, вместо того чтобы помочь ему подняться, как он ожидал, взяла у него из рук книжку.
– Если ты из Милловского колледжа, мальчик, то ты должен быть в школе, – сказала она.
– Сегодня нет занятий, – сказал Табби, наконец поднявшись на ноги. – Грипп.
– Похоже, и вы его подхватили, – сказала библиотекарша. – Идите домой и ложитесь в постель, молодой человек.
Нечего болтаться тут и заражать остальных.
Крепко прижимая «Историю Патчина» к себе, она вернулась к своей конторке.
Табби спотыкался, словно после солнечного удара. Он поглядел через плечо – библиотекарша махнула ему, чтобы он уходил. Он вышел и присел на крылечке, ожидая, пока голова не перестанет кружиться. Он рассеянно подобрал длинный прутик и прочертил им в пыли линию.
Потом он увидел, что линия, которую он нарисовал, наполняется красной жидкостью – кровью, словно кровь скопилась под земной поверхностью. Он нарисовал еще одну линию своим прутиком, и она тоже наполнилась красным.
Эта кровь медленно переполняла углубление и наконец выплеснулась наружу, за его пределы. Табби Уронил прутик в красную лужу и в ужасе вскочил на ноги. Он завернул за угол и бессмысленно побрел по Мэйн-стрит. Когда он добрался до маленькой пиццерии, то увидел, что за столиком возле «Деликатесов» сидит Пэтси Макклауд и что-то пишет.
Если он повернется и уйдет, она подумает, что у него нет охоты с ней встречаться, но на самом деле он не хотел навязываться. Она выглядела такой хрупкой.., интересно, если она поставит на тротуар свою стройную ногу, выступит ли из-под асфальта кровь?
Медленно, шаг за шагом, думая о том, что его присутствие, может быть, сейчас нежелательно, он прошел мимо Пэтси, но тут услышал ее тихий, мягкий голос, споткнулся и чуть не упал от охватившего его чувства благодарности.
Он застенчиво поглядел на нее: она была такой же, как и он сам.
***
– Да, я видел его лицо, – говорил он Пэтси пятью минутами позже. – Это было странное лицо, точно морда бешеной собаки. Глаза его светились, будто кто-то держал перед ними зажженную спичку. Он даже не раздумывал особо, когда стрелял в меня, – просто выстрелил, и все.
– И лицо было тебе незнакомо?
– Я его раньше никогда не видел.
– И ты думаешь, что это мог быть Гидеон Винтер?
– Да, похоже на то, верно?
– Да, – сказала Пэтси, – похоже.
На миг наступило молчание. Табби, который понятия не имел, что думать о том, что произошло с ним сегодня утром, не представлял, о чем думает Пэтси. Судя по выражению ее лица, она могла обдумывать, что пора бы помыть автомобиль или купить новые чулки.
– Что за книгу ты держал? – наконец спросила она.
– Историческую книгу. «Историю Патчина». Ее написал кто-то по фамилии Бах.
– Похоже, нам нужно раздобыть такую же, – сказала Пэтси. – Я сделаю это. – Она улыбнулась. – Мы же не хотим, чтобы ты все время падал в обмороки в библиотеках.
Он постарался ответить на ее улыбку.
– Ты поглядел в прошлое, – сказала Пэтси. – Это интересно. Ты когда-нибудь заглядывал в будущее?
– Думаю, да, – сказал Табби, покраснев. – Один раз. Когда мне было пять. Понимаете, я увидел миссис Фрайдгуд. – Он покраснел еще сильнее. – Но в основном я вижу прошлое.
– А я никогда не вижу прошлое, – сказала Пэтси, – по-моему, мы дополняем друг друга.
– Просто не могу поверить, что мы сидим тут, напротив «Деликатесов», и говорим о таких вещах, – сказал Табби. – Если честно, я вообще не могу поверить, что мы говорим об этом. – Он покачал головой. – И еще кое-что. После того как я вышел из библиотеки, я увидел, что земля кровоточит.
Правда.
Пэтси задумчиво поглядела на твердый тротуар, и Табби вспомнил, как он гадал, выступит ли на нем кровь, если она упрется в асфальт ногой.
Но тут и он, и Пэтси резко подняли головы, потому что напротив, через улицу, закричала женщина. Тут все – клерки из магазина компьютеров, мистер Бандль из антикварного магазина, прохожие, бородатые парни за соседним столиком – вскочили и начали глядеть через улицу, пытаясь найти источник этих воплей.
Потом какой-то мужчина показал, а следом Пэтси и затем Табби тоже увидели ее. Худая пожилая женщина в просторной темной одежде стояла рядом с одним из столиков на балконе французского ресторана. Руки у нее были прижаты к глазам, а рот распахнут, точно пещера. Было удивительно, что она, такая худенькая, способна кричать гораздо громче, чем можно было себе представить.
Люди из ресторана выскочили на балкон, а Табби и остальные глядели на нее снизу. Он увидел, что из внутренних помещений на балкон выбежал его отец, но, прежде чем он успел добежать до женщины, она упала.
Табби знал, что она мертва, словно понимая, что ни один человек не может выжить после таких криков. Он увидел, как его отец склонился над женщиной. Хоть крики прекратились, он все еще слышал их. Потом он увидел, как его отец поднялся, прошел мимо мертвой женщины и перегнулся через перила: он пытался понять, что произошло.
Он поглядел на тротуар под балконом, на небольшую толпу перед магазинами компьютеров и деликатесов, перед антикварным магазином. Потом глаза отца остановились на Табби.
9
Хильда дю Плесси в ужасе наблюдала, как крохотная птица упала на тротуар. Аппетит у нее пропал – она не могла есть, пока зяблик, никем не замеченный, лежал внизу под балконом.
– Вы что-нибудь заказываете, леди? – спросил за ее спиной официант.
– О.., ничего, просто салат, – сказала Хильда.
– Просто салат? Какой салат?
– Любой. Цветная капуста. Помидоры. Шпинат. Мне все равно, дурень.
– Домашний салат, – сказал официант и пробормотал себе под нос что-то, что Хильда не расслышала, но, если бы расслышала, была бы очень недовольна.
В раздражении она восседала за столиком. Позабытый «Герой в белом» лежал за тарелкой с нарезанным хлебом.
Она больше не видела Ван Хорна за стеклом витрины антикварного магазина, хотя больше всего на свете ей хотелось встретиться с ним взглядом. Если бы он заметил, что она на балконе, он улыбнулся бы и помахал ей. Может, он бы даже окликнул ее по имени. А может, если бы он не был чересчур занят, он присоединился бы к ней за столиком. В мире Флоренс М. Хобарт такие вещи происходили постоянно.
В романах Флоренс М. Хобарт птицы ворковали, птицы щебетали и гнездились, птицы чертили свои письмена в рассветном небе, но, уж точно, птицы не падали мертвыми с деревьев. Хильда поглядела вниз на тротуар, надеясь, что зяблик мог улететь, пока она разговаривала с официантом, но он все еще был там – крохотное тельце, одно крыло у него было судорожно вытянуто.
Она подхватила сумочку и уже встала, собираясь уходить.
Но в витрине антикварного магазина появился доктор Рен Ван Хорн. Он нашел то, что искал, и уже расплачивался у кассы. Вот это был правильный ход событий. Это было как раз то, что нужно для Хэмпстеда, округ Патчин, солнечным июньским утром. Лучший городской врач покупает какую-то старинную вещь… Да, это было правильно, это было изысканно, как изысканной бывает мифология или художественная проза. В такие моменты, как сказала бы Флоренс М. Хобарт или Кэрри Э. Хоскинс, чувствуется дыхание вечности.
Хильда вновь расслабилась в кресле и решила подождать салата.
И лишь несколькими секундами позже доктор Ван Хорн появился в дверях антикварного магазина. Владелец придержал дверь, и он вышел на тротуар. Он нес большое тяжелое зеркало – машина его стояла как раз напротив магазина. В белом костюме и белой шляпе доктор напоминал героя кинофильма или знаменитого писателя, либо художника. Зеркало, хотя и большое, в его руках, казалось, не имело веса. Хильда помахала доктору рукой, с замиранием сердца надеясь, что он поднимет взгляд.
Доктор Ван Хорн подошел к своему автомобилю, осторожно поставил зеркало на асфальт и придержал его, свободной рукой открывая дверь автомобиля.
– О, доктор! – воскликнула Хильда.
Он поглядел вверх. Казалось, он не понял, откуда послышался ее голос.
– Доктор Ван Хорн! – И Хильда вновь помахала ему.
Он увидел ее за столиком террасы, однако не улыбнулся.
Его лицо, глаза не отозвались на ее приветствие. Он неожиданно показался Хильде чуть ли не зловещим.
Внезапно зеркало потемнело. До этого оно отражало деревья в кадках и ступеньки у входа в ресторан Франсуа, но затем оно совершенно непостижимо начало тускнеть и затягиваться туманом. Теперь оно было абсолютно черным.
Темнота была объемной, словно коридор в овальном проеме.
Хильда сжала пальцы. Она даже не дышала.
Что-то происходило внутри зеркала, она видела это. Во мгле темного коридора мелькнуло лицо. Она видела руки, глаза, зубы. Потом увидела крохотный кусочек Мэйн-стрит в запустении и упадке: здания покосились, тенты над витринами разодраны на полосы, на ступеньках – мусор. И оттуда, из этой разрухи, на нее смотрел доктор Ван Хорн. Уши у него удлинились, и мочки болтались у плеч, брови изогнулись, нос загнулся крючком, а зубы заострились. Хильда закричала, даже не осознавая, что кричит, и поняла, что не может остановиться.
Какая-то часть в Хильде понимала, что она привлекает внимание, что позорится у всех на виду, но крики все еще вырывались у нее из горла. Они были словно сбежавшие лошади и растаскивали ее по частям.
10
Когда Кларк Смитфилд наконец добрался до дома в этот вторник вечером, он был пьянее, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43