Я поглядел на Табби, потом вновь на Пэтси и увидел, что они похожи. Казалось, я смотрю на два негатива – двух людей, которые светлые там, где остальные люди темные, и у которых тьма там, где у остальных свет. Я чувствовал жалость, любовь и страх – страх, потому что появление двух таких людей на одной квадратной миле земли означало, что должно случиться что-то по-настоящему ужасное, что-то вроде землетрясения, или извержения вулкана, или канзасского смерча. Тогда я не знал ничего про Теда Вайса и ДРК-16.
И потом мир подсказал мне, что я не ошибся. Никто из остальных этого не видел, все они глядели на бедного пьяного Леса и его пушку, но я поглядел вверх и увидел, как с неба валится птица. Мертвая. Она упала на лужайке рядом с моим почтовым ящиком – маленький комочек пуха.
– Убирайся с дороги! – вопил Лес, и мне пришлось двинуться. Я заслонил Табби. Потому что, раз уж должно было случиться нечто ужасное, то мне лучше умереть, как вот этой птице, чем жить и наблюдать это. Да и в любом случае лучше я, чем этот юный Смитфилд, который не знал ничего из того, что знал или подозревал я начиная с 1924 года. Этот мой поступок был вызван скорее трусостью, чем храбростью, и я вовсе не собираюсь пыжиться по этому поводу. Я даже начал отвлекать Леса, говоря, что его жена уже бежит за ним.
Пистолет поднялся, но даже я видел, что Лес вовсе не собирается застрелить кого-либо. Он держал эту свою пушку под углом сорок пять градусов кверху. Чего я боялся, так это того, что этот здоровенный полицейский Бобо Фарнсворт с перепугу пришьет Леса, но тот оставался спокойным. Его пистолет – гораздо более серьезное оружие, чем пистолет Леса, – был вытащен из кобуры, но и все. Бобо в основном хотел увериться, что Лес не попытается ничего сделать своей жене. Лес скоро сломался и его утащили домой.
Я обнял парня за плечи – Бобо как раз ушел разбираться с Макклаудами. Мальчик дрожал – я его пугал точно так же, как и Лес.
– Ты особенный человек, Табби, – сказал я, – похоже, ты нам всем вскоре понадобишься.
– Это я обработал тот почтовый ящик, – сказал он. – Не ваш. Его.
Он кивнул на этих троих, которые удалялись по улице.
Лес по-прежнему отмахивался от Пэтси, которая пыталась его успокоить.
– Ну и держи свой рот на замке, – посоветовал я ему. – И насчет всего остального тоже. Я расскажу тебе об этом, и ты поймешь, почему это случилось.
– Но это случилось, – сказал Табби так, словно он еще был не уверен. – В лодке.
Он вырвался и взглянул на меня испуганно и подозрительно.
– Конечно, это случилось. Но я объясню тебе почему.
Теперь Бобо и Пэтси шли нам навстречу, так что я заткнулся. Я поглядел на бесформенный комочек пуха и вспомнил Барб Зиммер и задыхающийся голос Гарри, когда он говорил мне о ее смерти по телефону.
Тогда Пэтси Тейлор и Табби увидели друг друга. Пэтси начала говорить что-то насчет чашки кофе, она была тем, что мы называем «хорошим игроком», поскольку держалась так, словно появление Леса, размахивающего пистолетом, было чем-то вполне нормальным. Но когда она поглядела на нас, вся ее бравада исчезла. На меня она едва глядела – она не отрывала глаз от Табби. Она даже не шевелилась.
Я знал, что парень был частью того, что она видела на дороге на всей Бич-трэйл он сейчас был единственным, кто интересовал ее. У ее бабки часто бывал такой взгляд, когда она заходила в магазин и видела там кого-нибудь, кто должен был недели через две умереть от инфаркта. Это было просто узнавание, но именно в этой простоте и заключался весь ужас. Табби тоже просто стоял, и все. У него тоже была эта сила.
Ничто не бывает независимым друг от друга, ничто не происходит случайно все взаимосвязано, и я вспомнил, как стоял над телом Норма Хугхарта в его дурацком маленьком садике. Я вспомнил блаженную улыбку Чарли Антолини.
Вот дерьмо, подумал я.
Бобо, конечно, подумал, что у Пэтси просто реакция на то, что произошло, и он начал подталкивать ее по направлению к нам. Теперь, поскольку убийство нам больше не грозило, ему хотелось поскорее отделаться от нее.
Эти спириты правы – мы ничего не знаем, но случайностей не бывает.
– Не можете ли вы на полчасика взять на себя заботу о леди? – спросил Бобо. – Я хочу попробовать поймать вот этих…
Он указал на мой несчастный почтовый ящик.
– У меня есть кофе, – сказал я. – Хороший, крепкий.
Я прослежу, чтобы мальчик добрался домой, офицер.
Пэтси теперь смотрела под ноги, точно для того, чтобы убедиться, что земля не разверзнется.
– Скажите Лесу, чтобы он пришел в участок со своим разрешением, – сказал Бобо, и она кивнула. Потом вновь поглядела на Табби. Я обнял их. Пэтси была только на пару сантиметров выше мальчика, и я почти чувствовал, как у нее колотится сердце. Я возвышался над ними точно какой-нибудь древний птеродактиль.
2
Через пять минут я уже ковылял по своей кухне, притворяясь рассеянным старым маразматиком, который не может найти три чистые чашки. Хотя это правда: я был рассеянным, после того как поглядел на встречу Пэтси и Табби.
Между ними возникло такое напряжение, что тарелки могли бы вибрировать в сушильном шкафу. Они столько видели друг в друге, что им не было нужды говорить. Они даже не знали, с чего начать – настолько много у них было общего.
Словно двое любовников, расставшиеся несколько десятилетий назад, или двое сообщников, однажды совершившие убийство… Я стеснялся на них смотреть – ведь им приходилось скрывать от всех свою непохожесть. А теперь каждый из них встретился с человеком, который до конца понимал другого. И особенно трудно это было для Пэтси – она дольше прожила со своим даром.
Я больше не мог это выносить.
– Мы можем и поговорить, – сказал я и поставил три чашки на почерневший поднос.
Они замерли на стульях и сделали вид, что рассматривают поцарапанную поверхность деревянного стола.
Я поставил перед ними кофе. Табби пробормотал слова благодарности, а Пэтси ограничилась кивком.
– Вы оба знаете, что представляете собой, – сказал я, – и если вы не хотите говорить об этом при мне, ладно. Тем не менее я тоже кое-что об этом знаю, по крайней мере достаточно, чтобы узнать это, когда вижу. – Табби живо поглядел на меня, а Пэтси сидела, не поднимая глаз от чашки. – И я знал вашу бабушку, Пэтси. Я помню, какая она была и что могла делать, хоть девяносто процентов жителей города думали, что она просто красивая женщина, но со странностями.
Пэтси глянула на меня.
– Она была привлекательной? Я никогда не видела ее до того, как она.., раньше…
– Такая же привлекательная, как и вы, – сказал я. – И она решила удалиться от мира, можно и так это выразить. Никто не отсылал ее насильно. Она хотела быть там – я думаю, что во внешнем мире она видела слишком много зла и больше не могла выносить его.
– Зло, да… – сказала Пэтси, впервые расслабившись. – Боюсь, и я уже встречалась с таким злом.
Она бросила вопросительный взгляд на мальчика, молчаливо и застенчиво задавая вопрос. Я думаю, что впервые за много лет она подумала, что ее дар может быть кем-то разделен, что в нем есть не только ужас, но и что-то хорошее.
Табби сказал:
– Я тоже что-то видел. Даже когда был маленьким. Один раз. Или два. Я не помню.
– А может, три, – сказал я. – Не забудь про меня и Бейтса Крелла в лодке.
Табби сглотнул, а Пэтси глядела на него так, точно он собирался шагнуть в пламя.
– Ну и что вы видели? – спросил я ее.
Она, пораженная, подняла голову.
– Вы говорите, что знали мою бабушку. Что она видела?
– Она знала, когда люди должны умереть, – сказал я невыразительно. – Во всяком случае, я так понял.
– Я хочу домой, – сказал Табби.
– Ты тоже знал, когда люди должны умереть? – шепотом спросила Пэтси.
– Что вы имеете в виду? Я один раз увидел, как парня зарезали в баре, где работал мой отец.
Значит, его отец был буфетчиком. Монти, должно быть, с ума сходил от ярости, подумал я.
– Но ведь ты знаешь, что я имел в виду, Табби. Ты видел что-нибудь до того, как это происходило?
Он неохотно кивнул.
– Ну ладно, если вам нужно знать. Я видел кое-что, когда мне почти исполнилось пять. Это была женщина, эта миссис Фрайдгуд, ее убивали.
– Ты видел, кто это сделал? – спросил я, пытаясь оставаться спокойным. Я устал как собака, а грудь болела – я начинал понимать, сколько всего непредставимого нам еще предстоит.
– Вроде бы.
Я продолжал глядеть на него, и он уткнулся в чашку.
– Это было давно. – Он глянул на меня с задором пятнадцатилетнего. – А что вы вообще об этом знаете?
На секунду я подумал, что он вот-вот заплачет. Должно быть, он вновь вернулся в тот миг, когда он был с отцом и дедом в аэропорту, но он не хотел показывать нам свою слабость. Я снова почувствовал его сопротивление.
– Это все здорово неприятно. Вы что, думаете, это забавно, если у вас в голове что-то вроде этого?
Пэтси сопровождала это выступление короткими кивками.
Миссис Фрайдгуд, возможно, сказала бы, что она знает и кое-что похуже, чуть не сказал я, но не сказал. Атмосфера в комнате была необычной. Наконец-то Пэтси и Табби объединились, пусть даже и против меня. Они нашли друг друга и должны были признать друг перед другом этот факт.
– Он прав, – сказала Пэтси и потянулась через стол, чтобы взять Табби за руку.
– До известных пределов.
– Что вы об этом знаете? Вы знаете, что значит чувствовать все это, – так и с ума можно сойти.
– Примерно то же я чувствовал, когда в первый раз увидел Бейтса Крелла, – сказал я. – И когда вышел во двор Загородного клуба с женой Джона Сэйра и увидел, что Джон лежит в траве мертвый, а в руке у него пистолет. – Они сидели передо мной такие красивые, такие беззащитные, что я чуть не заплакал. – Я расскажу вам об этом, потому что должен это сделать. Есть вещи, которые вам нужно знать.
– Зачем? – спросил Табби. Поддержка Пэтси здорово придала ему нахальства.
– Зачем? – мягко откликнулся я. – Во-первых, потому, что Джонни Сэйр был достойным и храбрым человеком.
И его дух заслужил, чтобы вы знали то, что, как я думаю, было настоящей причиной его самоубийства. А во-вторых, потому, что мы трое связаны вместе. Связаны историческими событиями, о которых я немного знаю, по крайней мере о тех, которые происходили в этом уголке мира. – Я улыбнулся им. – Я мог бы рассказать вам об этом, но я лучше покажу вам.
– Покажете?
– Как насчет короткой прогулки? И вы тоже, Пэтси?
Это отнимет всего пять минут, даже для меня.
– Я не пойду в тот дом, – сказал Табби. Он заморгал, Догадавшись, что я не понимаю, о чем он говорит. – Я имею в виду дом Фрайдгудов.
– Нет. – Я понял. Ведь он уже видел его. В день убийства? Само убийство? Я начал бояться за него, да и за Пэтси и за себя тоже. Я верил ему, но нет гарантии, что он поверит той безумной истории, которую я собираюсь ему рассказать, тем более что весь мой рассказ был основан главным образом на догадках и разрозненных фактах. – Вы когда-нибудь слышали о Драконе?
На меня уставились две пары непонимающих глаз.
– И, я полагаю, ты не знал, что тебя не всегда звали Смитфилд, – сказал я Табби.
Он покачал головой: он уже мне не верил.
– Я только возьму фонарь, – сказал я.
3
Англичане называют фонарь «факелом». Это мне напомнил Ричард Альби, когда просматривал эти страницы, и мой фонарь был действительно похож на факел, когда мы спустились по Бич-трэйл на Маунт-авеню в середине ночи.
Я думал о настоящих факелах, которые покачивались над дорогой, но те двое – нет. Они нетерпеливо шли впереди, пытаясь поторопить меня и мечтая поскорее оказаться дома.
На углу мы услышали, как шумит море, как бьется оно о частные пляжи на Грейвсенд-бич. Несколько тусклых фонарей сияли в тумане, освещая прилегающий к морю участок Маунт-авеню. Внизу, там, где размещался дом Ван Хорна, стояло одинокое дерево – из тьмы был выхвачен лишь кусочек ствола, а круглая крона терялась в черном небе.
– Еще немножко спустимся? – спросил я.
Я даже почувствовал себя моложе: грудь перестала болеть, а спина выпрямилась, словно для того чтобы напомнить, что это значит – быть молодым. Но я нуждался в большем, если все, о чем я думал, было правдой.
– У Дракона было имя, – сказал я, стараясь говорить бесстрастно, и повел их вдоль высокой ограды по направлению к Академии.
Среди зеленой поросли мой «факел» нашел бронзовую табличку в граните. «Бич-трэйл» – гласила первая строчка.
– Пять или шесть лет назад Историческое общество установило тут эту штуку, – сказал я. – Никто, разумеется, даже не останавливается, чтобы прочесть ее. Ничего страшного, поскольку здесь всего десятая часть того, что происходило на самом деле. Но поглядите на имена. Прочтите их вслух.
Пэтси про себя прочитала список имен первых поселенцев этого края и, когда она дошла до списка фермеров, перечислила их вслух: Эбенизер Вильямс, Джозия Грин и Бенджамин Тейлор.
– Верно, – сказал я. – Вы – Тейлор. Я – Вильямс. А Табби – это Смит. Они поменяли имя где-то в тысяча восемьсот восьмидесятом, когда Смит скупил здесь всю землю, – он думал, что Смитфилд звучит получше, я полагаю. Его внук тут все продал во время Гражданской войны, а потом землю скупили Вандербильты и построили то здание, в котором теперь находится Академия. Но имя осталось.
– Ну и что?
– Ну, во-первых, мы – последние представители всех этих семейств. Это важно. Я думаю, что какой-нибудь потомок Гринов тоже должен быть тут, в городе.
– Да, он тут, – сказала Пэтси. – Сегодня вечером я обедала с ним и его женой. Ричард Альби. Он купил дом напротив вашего.
– У него есть дети?
– Его жена беременна, – сказала Пэтси.
Это были те люди, которых я видел на въезде к дому Сэйра.
– Но тут есть и другое имя, – сказал Табби, наклонившись, чтобы прочесть затененную надпись. – Это…
– Это Дракон, – сказал я, – так они его называли.
Табби прочел вслух:
– В тысяча шестьсот сорок пятом году к этим четырем фермерам присоединился пятый, по имени Гидеон Винтер.
– Не знаю, назвали ли они его так потому, что о чем-то Догадывались, – сказал я. – Но, даже если это и было непредумышление", Гидеон Винтер все же был человеком – во всяком случае, тем, что под этим понимают. Он был рожден таким же, как и остальные, разве что более честолюбивым.
Или просто жадным. Ну, может, не «просто». Может, с ним ничего не было «просто».
А темнота вокруг освещенной фонариком надписи отчаянно напоминала мне о том, чего я не знаю и никогда не узнаю насчет Гидеона Винтера, и я включил дополнительную подсветку. По другую сторону домов шумело, ударяясь об утесы, море.
– Через два года после того, как там поселился Гидеон Винтер, – рассказывал я им, – случился неурожай. Поскольку не сохранилось записей о том, сколько было продано скота, я думаю, что практически весь скот погиб. – Я видел Пэтси и Табби, они были смутно освещенными силуэтами на фоне Грейвсенд-бич. Был туман, и ночь была очень холодной. Они все еще не поняли. – За эти три года погибли и почти все дети. Первая церковь была построена на холме – Лесопильным холмом он назывался тогда, а теперь никак не называется, – там и были похоронены дети. Это, должно быть, поблизости от твоего дома – на Эрмитаж-роад. Вспомни, что в те времена семьи были большие – пять-восемь детей в семье считалось обычным явлением. А в тысяча шестьсот сорок восьмом нашим семьям повезло, если у них остались один-два ребенка. А Гидеон Винтер овладел почти всем Гринбанком. У него не было детей, по крайней мере законных. Так что Винтер овладел почти всеми землями. И они назвали его Драконом. Я могу показать, это записано в книгах. – Я вновь почувствовал себя очень усталым: мое недолгое омоложение закончилось. Я тяжело дышал, и мне хотелось присесть.
– Что случилось с Гидеоном Винтером? – спросила Пэтси.
– Думаю, они в конце концов убили его, – сказал я. – Решили, что это был Дьявол в образе человека, и убили.
Мне так хотелось присесть, а еще лучше – улечься в постель. Двадцать пять лет назад я бы вытащил из кармана фляжку и глотнул хорошего коньяку.
– Но это не было преступлением, это был самосуд разъяренных, необразованных фермеров. Настоящее преступление – это то, что сделала с ними их жертва.
– Но как он мог это сделать – чтобы умерли растения и животные? И дети? – спросил Табби. Он не выглядел потрясенным, но в его голосе я услышал заинтересованность, которая подсказывала, что он готов мне поверить.
– Надеюсь, мы никогда этого не узнаем, – ответил я. – Я и не думаю, что сможем. Мы – люди двадцатого столетия. А они – люди семнадцатого столетия, и жили они на краю бесконечного леса. Они верили в магию, и в ведьм, и в демонов.
Я секунду помолчал – пусть они решат сами, во что верить.
– Но вот один факт для вас. Пэтси, вы с мужем давно сюда переехали? Восемь-девять месяцев назад?
Она кивнула.
– А твой дедушка, Табби, умер три месяца назад. Так что ты живешь в «Четырех Очагах» около двух недель?
Он тоже кивнул.
– А сын Мэри Грин вернулся в Хэмпстед лишь несколько дней назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
И потом мир подсказал мне, что я не ошибся. Никто из остальных этого не видел, все они глядели на бедного пьяного Леса и его пушку, но я поглядел вверх и увидел, как с неба валится птица. Мертвая. Она упала на лужайке рядом с моим почтовым ящиком – маленький комочек пуха.
– Убирайся с дороги! – вопил Лес, и мне пришлось двинуться. Я заслонил Табби. Потому что, раз уж должно было случиться нечто ужасное, то мне лучше умереть, как вот этой птице, чем жить и наблюдать это. Да и в любом случае лучше я, чем этот юный Смитфилд, который не знал ничего из того, что знал или подозревал я начиная с 1924 года. Этот мой поступок был вызван скорее трусостью, чем храбростью, и я вовсе не собираюсь пыжиться по этому поводу. Я даже начал отвлекать Леса, говоря, что его жена уже бежит за ним.
Пистолет поднялся, но даже я видел, что Лес вовсе не собирается застрелить кого-либо. Он держал эту свою пушку под углом сорок пять градусов кверху. Чего я боялся, так это того, что этот здоровенный полицейский Бобо Фарнсворт с перепугу пришьет Леса, но тот оставался спокойным. Его пистолет – гораздо более серьезное оружие, чем пистолет Леса, – был вытащен из кобуры, но и все. Бобо в основном хотел увериться, что Лес не попытается ничего сделать своей жене. Лес скоро сломался и его утащили домой.
Я обнял парня за плечи – Бобо как раз ушел разбираться с Макклаудами. Мальчик дрожал – я его пугал точно так же, как и Лес.
– Ты особенный человек, Табби, – сказал я, – похоже, ты нам всем вскоре понадобишься.
– Это я обработал тот почтовый ящик, – сказал он. – Не ваш. Его.
Он кивнул на этих троих, которые удалялись по улице.
Лес по-прежнему отмахивался от Пэтси, которая пыталась его успокоить.
– Ну и держи свой рот на замке, – посоветовал я ему. – И насчет всего остального тоже. Я расскажу тебе об этом, и ты поймешь, почему это случилось.
– Но это случилось, – сказал Табби так, словно он еще был не уверен. – В лодке.
Он вырвался и взглянул на меня испуганно и подозрительно.
– Конечно, это случилось. Но я объясню тебе почему.
Теперь Бобо и Пэтси шли нам навстречу, так что я заткнулся. Я поглядел на бесформенный комочек пуха и вспомнил Барб Зиммер и задыхающийся голос Гарри, когда он говорил мне о ее смерти по телефону.
Тогда Пэтси Тейлор и Табби увидели друг друга. Пэтси начала говорить что-то насчет чашки кофе, она была тем, что мы называем «хорошим игроком», поскольку держалась так, словно появление Леса, размахивающего пистолетом, было чем-то вполне нормальным. Но когда она поглядела на нас, вся ее бравада исчезла. На меня она едва глядела – она не отрывала глаз от Табби. Она даже не шевелилась.
Я знал, что парень был частью того, что она видела на дороге на всей Бич-трэйл он сейчас был единственным, кто интересовал ее. У ее бабки часто бывал такой взгляд, когда она заходила в магазин и видела там кого-нибудь, кто должен был недели через две умереть от инфаркта. Это было просто узнавание, но именно в этой простоте и заключался весь ужас. Табби тоже просто стоял, и все. У него тоже была эта сила.
Ничто не бывает независимым друг от друга, ничто не происходит случайно все взаимосвязано, и я вспомнил, как стоял над телом Норма Хугхарта в его дурацком маленьком садике. Я вспомнил блаженную улыбку Чарли Антолини.
Вот дерьмо, подумал я.
Бобо, конечно, подумал, что у Пэтси просто реакция на то, что произошло, и он начал подталкивать ее по направлению к нам. Теперь, поскольку убийство нам больше не грозило, ему хотелось поскорее отделаться от нее.
Эти спириты правы – мы ничего не знаем, но случайностей не бывает.
– Не можете ли вы на полчасика взять на себя заботу о леди? – спросил Бобо. – Я хочу попробовать поймать вот этих…
Он указал на мой несчастный почтовый ящик.
– У меня есть кофе, – сказал я. – Хороший, крепкий.
Я прослежу, чтобы мальчик добрался домой, офицер.
Пэтси теперь смотрела под ноги, точно для того, чтобы убедиться, что земля не разверзнется.
– Скажите Лесу, чтобы он пришел в участок со своим разрешением, – сказал Бобо, и она кивнула. Потом вновь поглядела на Табби. Я обнял их. Пэтси была только на пару сантиметров выше мальчика, и я почти чувствовал, как у нее колотится сердце. Я возвышался над ними точно какой-нибудь древний птеродактиль.
2
Через пять минут я уже ковылял по своей кухне, притворяясь рассеянным старым маразматиком, который не может найти три чистые чашки. Хотя это правда: я был рассеянным, после того как поглядел на встречу Пэтси и Табби.
Между ними возникло такое напряжение, что тарелки могли бы вибрировать в сушильном шкафу. Они столько видели друг в друге, что им не было нужды говорить. Они даже не знали, с чего начать – настолько много у них было общего.
Словно двое любовников, расставшиеся несколько десятилетий назад, или двое сообщников, однажды совершившие убийство… Я стеснялся на них смотреть – ведь им приходилось скрывать от всех свою непохожесть. А теперь каждый из них встретился с человеком, который до конца понимал другого. И особенно трудно это было для Пэтси – она дольше прожила со своим даром.
Я больше не мог это выносить.
– Мы можем и поговорить, – сказал я и поставил три чашки на почерневший поднос.
Они замерли на стульях и сделали вид, что рассматривают поцарапанную поверхность деревянного стола.
Я поставил перед ними кофе. Табби пробормотал слова благодарности, а Пэтси ограничилась кивком.
– Вы оба знаете, что представляете собой, – сказал я, – и если вы не хотите говорить об этом при мне, ладно. Тем не менее я тоже кое-что об этом знаю, по крайней мере достаточно, чтобы узнать это, когда вижу. – Табби живо поглядел на меня, а Пэтси сидела, не поднимая глаз от чашки. – И я знал вашу бабушку, Пэтси. Я помню, какая она была и что могла делать, хоть девяносто процентов жителей города думали, что она просто красивая женщина, но со странностями.
Пэтси глянула на меня.
– Она была привлекательной? Я никогда не видела ее до того, как она.., раньше…
– Такая же привлекательная, как и вы, – сказал я. – И она решила удалиться от мира, можно и так это выразить. Никто не отсылал ее насильно. Она хотела быть там – я думаю, что во внешнем мире она видела слишком много зла и больше не могла выносить его.
– Зло, да… – сказала Пэтси, впервые расслабившись. – Боюсь, и я уже встречалась с таким злом.
Она бросила вопросительный взгляд на мальчика, молчаливо и застенчиво задавая вопрос. Я думаю, что впервые за много лет она подумала, что ее дар может быть кем-то разделен, что в нем есть не только ужас, но и что-то хорошее.
Табби сказал:
– Я тоже что-то видел. Даже когда был маленьким. Один раз. Или два. Я не помню.
– А может, три, – сказал я. – Не забудь про меня и Бейтса Крелла в лодке.
Табби сглотнул, а Пэтси глядела на него так, точно он собирался шагнуть в пламя.
– Ну и что вы видели? – спросил я ее.
Она, пораженная, подняла голову.
– Вы говорите, что знали мою бабушку. Что она видела?
– Она знала, когда люди должны умереть, – сказал я невыразительно. – Во всяком случае, я так понял.
– Я хочу домой, – сказал Табби.
– Ты тоже знал, когда люди должны умереть? – шепотом спросила Пэтси.
– Что вы имеете в виду? Я один раз увидел, как парня зарезали в баре, где работал мой отец.
Значит, его отец был буфетчиком. Монти, должно быть, с ума сходил от ярости, подумал я.
– Но ведь ты знаешь, что я имел в виду, Табби. Ты видел что-нибудь до того, как это происходило?
Он неохотно кивнул.
– Ну ладно, если вам нужно знать. Я видел кое-что, когда мне почти исполнилось пять. Это была женщина, эта миссис Фрайдгуд, ее убивали.
– Ты видел, кто это сделал? – спросил я, пытаясь оставаться спокойным. Я устал как собака, а грудь болела – я начинал понимать, сколько всего непредставимого нам еще предстоит.
– Вроде бы.
Я продолжал глядеть на него, и он уткнулся в чашку.
– Это было давно. – Он глянул на меня с задором пятнадцатилетнего. – А что вы вообще об этом знаете?
На секунду я подумал, что он вот-вот заплачет. Должно быть, он вновь вернулся в тот миг, когда он был с отцом и дедом в аэропорту, но он не хотел показывать нам свою слабость. Я снова почувствовал его сопротивление.
– Это все здорово неприятно. Вы что, думаете, это забавно, если у вас в голове что-то вроде этого?
Пэтси сопровождала это выступление короткими кивками.
Миссис Фрайдгуд, возможно, сказала бы, что она знает и кое-что похуже, чуть не сказал я, но не сказал. Атмосфера в комнате была необычной. Наконец-то Пэтси и Табби объединились, пусть даже и против меня. Они нашли друг друга и должны были признать друг перед другом этот факт.
– Он прав, – сказала Пэтси и потянулась через стол, чтобы взять Табби за руку.
– До известных пределов.
– Что вы об этом знаете? Вы знаете, что значит чувствовать все это, – так и с ума можно сойти.
– Примерно то же я чувствовал, когда в первый раз увидел Бейтса Крелла, – сказал я. – И когда вышел во двор Загородного клуба с женой Джона Сэйра и увидел, что Джон лежит в траве мертвый, а в руке у него пистолет. – Они сидели передо мной такие красивые, такие беззащитные, что я чуть не заплакал. – Я расскажу вам об этом, потому что должен это сделать. Есть вещи, которые вам нужно знать.
– Зачем? – спросил Табби. Поддержка Пэтси здорово придала ему нахальства.
– Зачем? – мягко откликнулся я. – Во-первых, потому, что Джонни Сэйр был достойным и храбрым человеком.
И его дух заслужил, чтобы вы знали то, что, как я думаю, было настоящей причиной его самоубийства. А во-вторых, потому, что мы трое связаны вместе. Связаны историческими событиями, о которых я немного знаю, по крайней мере о тех, которые происходили в этом уголке мира. – Я улыбнулся им. – Я мог бы рассказать вам об этом, но я лучше покажу вам.
– Покажете?
– Как насчет короткой прогулки? И вы тоже, Пэтси?
Это отнимет всего пять минут, даже для меня.
– Я не пойду в тот дом, – сказал Табби. Он заморгал, Догадавшись, что я не понимаю, о чем он говорит. – Я имею в виду дом Фрайдгудов.
– Нет. – Я понял. Ведь он уже видел его. В день убийства? Само убийство? Я начал бояться за него, да и за Пэтси и за себя тоже. Я верил ему, но нет гарантии, что он поверит той безумной истории, которую я собираюсь ему рассказать, тем более что весь мой рассказ был основан главным образом на догадках и разрозненных фактах. – Вы когда-нибудь слышали о Драконе?
На меня уставились две пары непонимающих глаз.
– И, я полагаю, ты не знал, что тебя не всегда звали Смитфилд, – сказал я Табби.
Он покачал головой: он уже мне не верил.
– Я только возьму фонарь, – сказал я.
3
Англичане называют фонарь «факелом». Это мне напомнил Ричард Альби, когда просматривал эти страницы, и мой фонарь был действительно похож на факел, когда мы спустились по Бич-трэйл на Маунт-авеню в середине ночи.
Я думал о настоящих факелах, которые покачивались над дорогой, но те двое – нет. Они нетерпеливо шли впереди, пытаясь поторопить меня и мечтая поскорее оказаться дома.
На углу мы услышали, как шумит море, как бьется оно о частные пляжи на Грейвсенд-бич. Несколько тусклых фонарей сияли в тумане, освещая прилегающий к морю участок Маунт-авеню. Внизу, там, где размещался дом Ван Хорна, стояло одинокое дерево – из тьмы был выхвачен лишь кусочек ствола, а круглая крона терялась в черном небе.
– Еще немножко спустимся? – спросил я.
Я даже почувствовал себя моложе: грудь перестала болеть, а спина выпрямилась, словно для того чтобы напомнить, что это значит – быть молодым. Но я нуждался в большем, если все, о чем я думал, было правдой.
– У Дракона было имя, – сказал я, стараясь говорить бесстрастно, и повел их вдоль высокой ограды по направлению к Академии.
Среди зеленой поросли мой «факел» нашел бронзовую табличку в граните. «Бич-трэйл» – гласила первая строчка.
– Пять или шесть лет назад Историческое общество установило тут эту штуку, – сказал я. – Никто, разумеется, даже не останавливается, чтобы прочесть ее. Ничего страшного, поскольку здесь всего десятая часть того, что происходило на самом деле. Но поглядите на имена. Прочтите их вслух.
Пэтси про себя прочитала список имен первых поселенцев этого края и, когда она дошла до списка фермеров, перечислила их вслух: Эбенизер Вильямс, Джозия Грин и Бенджамин Тейлор.
– Верно, – сказал я. – Вы – Тейлор. Я – Вильямс. А Табби – это Смит. Они поменяли имя где-то в тысяча восемьсот восьмидесятом, когда Смит скупил здесь всю землю, – он думал, что Смитфилд звучит получше, я полагаю. Его внук тут все продал во время Гражданской войны, а потом землю скупили Вандербильты и построили то здание, в котором теперь находится Академия. Но имя осталось.
– Ну и что?
– Ну, во-первых, мы – последние представители всех этих семейств. Это важно. Я думаю, что какой-нибудь потомок Гринов тоже должен быть тут, в городе.
– Да, он тут, – сказала Пэтси. – Сегодня вечером я обедала с ним и его женой. Ричард Альби. Он купил дом напротив вашего.
– У него есть дети?
– Его жена беременна, – сказала Пэтси.
Это были те люди, которых я видел на въезде к дому Сэйра.
– Но тут есть и другое имя, – сказал Табби, наклонившись, чтобы прочесть затененную надпись. – Это…
– Это Дракон, – сказал я, – так они его называли.
Табби прочел вслух:
– В тысяча шестьсот сорок пятом году к этим четырем фермерам присоединился пятый, по имени Гидеон Винтер.
– Не знаю, назвали ли они его так потому, что о чем-то Догадывались, – сказал я. – Но, даже если это и было непредумышление", Гидеон Винтер все же был человеком – во всяком случае, тем, что под этим понимают. Он был рожден таким же, как и остальные, разве что более честолюбивым.
Или просто жадным. Ну, может, не «просто». Может, с ним ничего не было «просто».
А темнота вокруг освещенной фонариком надписи отчаянно напоминала мне о том, чего я не знаю и никогда не узнаю насчет Гидеона Винтера, и я включил дополнительную подсветку. По другую сторону домов шумело, ударяясь об утесы, море.
– Через два года после того, как там поселился Гидеон Винтер, – рассказывал я им, – случился неурожай. Поскольку не сохранилось записей о том, сколько было продано скота, я думаю, что практически весь скот погиб. – Я видел Пэтси и Табби, они были смутно освещенными силуэтами на фоне Грейвсенд-бич. Был туман, и ночь была очень холодной. Они все еще не поняли. – За эти три года погибли и почти все дети. Первая церковь была построена на холме – Лесопильным холмом он назывался тогда, а теперь никак не называется, – там и были похоронены дети. Это, должно быть, поблизости от твоего дома – на Эрмитаж-роад. Вспомни, что в те времена семьи были большие – пять-восемь детей в семье считалось обычным явлением. А в тысяча шестьсот сорок восьмом нашим семьям повезло, если у них остались один-два ребенка. А Гидеон Винтер овладел почти всем Гринбанком. У него не было детей, по крайней мере законных. Так что Винтер овладел почти всеми землями. И они назвали его Драконом. Я могу показать, это записано в книгах. – Я вновь почувствовал себя очень усталым: мое недолгое омоложение закончилось. Я тяжело дышал, и мне хотелось присесть.
– Что случилось с Гидеоном Винтером? – спросила Пэтси.
– Думаю, они в конце концов убили его, – сказал я. – Решили, что это был Дьявол в образе человека, и убили.
Мне так хотелось присесть, а еще лучше – улечься в постель. Двадцать пять лет назад я бы вытащил из кармана фляжку и глотнул хорошего коньяку.
– Но это не было преступлением, это был самосуд разъяренных, необразованных фермеров. Настоящее преступление – это то, что сделала с ними их жертва.
– Но как он мог это сделать – чтобы умерли растения и животные? И дети? – спросил Табби. Он не выглядел потрясенным, но в его голосе я услышал заинтересованность, которая подсказывала, что он готов мне поверить.
– Надеюсь, мы никогда этого не узнаем, – ответил я. – Я и не думаю, что сможем. Мы – люди двадцатого столетия. А они – люди семнадцатого столетия, и жили они на краю бесконечного леса. Они верили в магию, и в ведьм, и в демонов.
Я секунду помолчал – пусть они решат сами, во что верить.
– Но вот один факт для вас. Пэтси, вы с мужем давно сюда переехали? Восемь-девять месяцев назад?
Она кивнула.
– А твой дедушка, Табби, умер три месяца назад. Так что ты живешь в «Четырех Очагах» около двух недель?
Он тоже кивнул.
– А сын Мэри Грин вернулся в Хэмпстед лишь несколько дней назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43