Кренч сказал Комину:
- Лучше позвольте мне осмотреть ваше плечо.
Плечо оказалось не так уж плохо, потому что мускулы Комина были
тренированы и смогли защитить кости. Но ему следовало немного полежать.
К тому времени, как Комин смог снова пользоваться рукой, он был готов
сойти с ума от бездействия, от неслышимого воя дрели, от неподвижности -
время тащилось жутко медленно.
Он посмотрел на часы, но время не имело значения. Хронометры стали
насмешкой. Земля осталась на годы и столетия позади, а звезда Барнарда не
становилась ни больше, ни ярче. У экипажа начало расти чувство, что они
потерялись где-то в пространстве и времени и не найдут дорогу назад.
Возникали вспышки истерии, и у доктора Кренча было много работы. Один
человек совсем сломался и был заперт в своей каюте, связанный.
- Мы все будем там, - пробормотал Кренч, - если скоро не найдем
выхода.
- Мы уже готовы переключить двигатель, - сказал Питер. Лицо его было
как слоновая кость, и он стал больше походить на старого Джона и на
индейца, чем прежде. - Мы вернемся в нормальное пространство - завтра.
Он поколебался, прежде чем произнести это слово, бывшее лишь
произвольным символом чего-то несуществующего.
Если сумеем, подумал Комин. В нем тоже сидел страх. Это был чуждый,
доселе неведомый страх. Приходилось сидеть, ждать и думать, смогут ли они
выбраться из этой ловушки.
Заговорил Стенли:
- Не волнуйтесь, Баллантайн и остальные проделали то же, что и мы, и
они вышли из этого нормально. Они уже совершили это.
У него был теперь документ, подписанный и с печатью. О том, что
случилось, он знал больше, чем остальные. Но даже он боялся. Он был словно
присыпан серой пылью, его ободряющие слова были только словами и ничем
больше. Никто ему не ответил. Теперь с ним говорили редко.
Ему не доверяли, не из-за его деловой этики, а просто потому, что не
считали его мужчиной, кроме как по половым признакам. Он больше не был
розовым и процветающим, но по-прежнему оставался исполнительным мальчиком
на побегушках, носящимся по чужим приказам. Они знали способ, каким он
одержал свою победу, и это не внушало никакого доверия.
- Как только мы выключим двигатель, - сказал Стенли Питеру, - я дам
тебе координаты нашего места назначения.
Инженеры теперь приклеились к своим приборам. Шло время, или иллюзия
времени, отмеряемая хронометрами. Люди бродили, ничего не делая, или
сидели и обливались потом. Они уже прошли через это раз, и это было
достаточно плохо. Но на этот раз было еще хуже. Комин почувствовал
внутренность корабля как внутренность готовой взорваться бомбы. Красный
глаз звезды Барнарда наблюдал за ними с экрана и не менялся.
Замигали смутные лампы. В каютах и коридорах зазвенел звонок. Первое
предупреждение. Кренч закончил делать уколы.
- Все в порядке, - сказал Питер. - Все на своих местах. - Голос его
скрежетал, как у старика. В рубке пилоты привязались к креслам, готовые
принять управление. Мигали индикаторы, писк луча радара становился все
выше и выше. На пульте управления горели, как звезды, лампочки. Инженеры
были, как роботы, с застывшими глазами и покрытыми испариной лицами.
Астронавигаторы были более стойкими.
Кто-то сказал:
- Что, если они ошиблись в расчетах? Что, если мы появимся прямо в
звезде Барнарда?
Комин вернулся к себе в каюту и лег. Его тошнило. Хотелось напиться
сильнее, чем за всю жизнь, но выпить было нечего. Он покатал медный
привкус страха на языке и собрался с силами. Тусклые лампы все еще мигали.
Зазвенел звонок - второе предупреждение.
Комин ждал. Укол был поддержкой натянутым нервам, позволял легче
перенести шок. У него не было чувства притупления. Он боялся, что шок
придет, но еще больше боялся, что он не придет. Предположим, они не выйдут
из этого пространства?
Тусклые лампы мигали. Это было трудно переносить глазам, нервам. Писк
и визг двигателя был теперь почти слышен. Комин ждал, а время все тянулось
и тянулось.
Что-то не в порядке, двигатель подвел, и они но вышли в нормальное
пространство. Они будут вечно лететь и лететь в этом не-пространстве, пока
не сойдут с ума и не умрут, и даже их смерть не остановит корабль...
Лампы перестали мигать. Они засветились ярким устойчивым светом, и
затем зазвучало третье предупреждение, на этот раз не звонок, а сирена,
чтобы не было никакой ошибки. Бешеный гул пронесся по кораблю, волосы
Комина поднялись дыбом, на теле выступил холодный пот. Лампы погасили, и
наступила тишина.
Тьма. Черное молчание могилы. Он напрягал слух, но не мог уловить
даже мучительного ультразвукового визга двигателя. Голубые "ведьмины огни"
вспыхнули на всех металлических поверхностях корабля, а затем началось:
неуловимое скольжение, раскручивание и переворачивание охватило каждый
атом тела и повлекло его в новом направлении. Комин попытался закричать,
но так и не смог понять, удалось это или нет. На какое-то призрачное
мгновение ему показалось, что он видит растворяющуюся ткань самого
корабля, и что он больше не человек и вокруг него нет ничего реального. И
затем его швырнуло в пустоту беспамятства.

9
Первое, что он услышал, был знакомый гул и пульсация вспомогательных
двигателей. Этот гул помог ему вспомнить свое имя. Комин открыл глаза и
сел. Вокруг была каюта, а под ним койка. Он чувствовал себя нормально.
Ощущение корабля изменилось. Это было обычное ощущение тормозящего
космического корабля.
Он поднялся и вышел в коридор. Лампы снова горели. Люди выходили из
своих кают. Интересно, подумал он, я выгляжу так же, как они, - как
выкопанные из могилы и воскрешенные? Ноги плохо работали, и он пошатнулся,
когда попытался бежать. Но все шатались, и никто не заметил этого.
Нарастал гул голосов. Корабль становился похожим на курятник на рассвете.
Комин вошел в кают-компанию. Он увидел лица со слезами, бегущими по
щекам, не узнал их, но это не волновало его. Иллюминаторы были открыты.
Впервые за миллион лет пустые стены распахнулись. Комин подскочил к
ближайшему иллюминатору. Люди наступали ему на пятки, шумели их голоса, но
он ничего не слышал и не чувствовал. Он прильнул к толстому кварцевому
стеклу и уставился на прекрасную голубую черноту внешнего пространства. Он
увидел звезды, которые больше не были извивающимися червяками света, но
яркими солнцами, сверкающими голубым, красным, золотистым и зеленым. Они
висели группами, цепочками или пылающими облаками на фоне первобытной
ночи.
Кто-то сказал на одном долгом дрожащем дыхании:
- Мы сделали это, о Боже, мы сделали это, мы вышли назад!
Комин попытался унять дрожь. Он оглядел помещение, но людей, которых
он хотел увидеть, здесь не было, и он пошел на мостик. Тормозные взрывы
сотрясали плиты палубы под ногами, и это поднимало настроение. Они вышли
назад. Они движутся. Все в порядке.
Питер, Симон и Стенли были на мостике. Здесь тоже были открыты
иллюминаторы, и впереди мертвый космос украшала далекая звезда цвета
ржавого железа - мрачный огонь, горящий в темноте. Приподнятое настроение
Комина улетучилось. Они совершили второй Большой Прыжок, и теперь она
ждала их под светом сумасшедшей, бешено летящей звезды - планета и судьба,
которая ждала и Баллантайна в конце его долгого полета.
Стенли держал большой лист бумаги, покрытый вычислениями. Он протянул
его навигатору.
- Вот наше место назначения, - сказал он.
Навигатор расправил лист на своем рабочем пульте и нахмурился над
ним. Наконец он сказал:
- Вы даете мне слишком много, мистер. Планетарные координаты вроде бы
в порядке, и орбитальная скорость, и уравнения гравиконстанты, и скорость
приземления. Но вся эта мешанина здесь - расчеты относительного движения
корабля Баллантайна и звезды Барнарда...
Комин выхватил листок из рук вздрогнувшего человека и отступил,
игнорируя гневные слова, внезапно вылившиеся на него.
Он спросил Стенли:
- Вы запомнили все это?
- Конечно, - ответил Стенли и сделал попытку выхватить лист. - Будь
ты проклят, Комин!
- Да, вы запомнили, - сказал Комин и порвал лист.
Бешеные крики вырвались сразу из нескольких глоток, и Комин сунул
обрывки в карман. Затем улыбнулся Стенли:
- Можете написать снова.
Питер неприлично выругался.
- Что вы пытаетесь доказать, Комин? Разве все не достаточно трудно
без...
- Он запомнил все это, - сказал Комин. - У него хорошая память. Он
может запоминать трехмерные координаты, орбитальные скорости, скорости
приземления и так далее. Дайте ему бумагу и ручку. Он сможет написать Это
снова.
В глазах Питера мелькнули проблески понимания.
- Конечно, - сказал он. - Дай ему бумагу, Симон. Извини за эту
случайность, Билл, но ничего не потеряно, кроме капельки труда.
- Капельки труда... - сказал Стенли. Он поглядел на Комина, как кобра
на жертву, которую не может ужалить. Он произнес безобразные слова, но
Комин не уделил им внимания. Он заметил внезапную перемену в Стенли.
- В чем дело? - спросил он. - Минуту назад вы были важны, как свинья
на льду, а сейчас выглядите гораздо хуже. У вас ослабла память?
Вернулся Симон с карандашом и бумагой и нетерпеливо протянул их
Стенли.
- Вот, займитесь. У нас нет времени на творчество.
- Времени, - сказал Стенли. - Если бы не вмешался Комин...
- Случилась очень странная штука, - медленно проговорил Питер. - Мне
начинает нравиться Комин. У нас с ним много общего.
Стенли бросил карандаш на пол.
- Я не могу работать здесь, - заявил он. - И никто бы не смог. Я
пойду в свою каюту. Это займет немного времени. Не мешайте. Если
кто-нибудь мне помешает, вы все заплатите за это.
Он быстро вышел. Никто не проронил ни слова, пока он не ушел. Затем
Комин нарушил молчание.
- Не произошло ничего непоправимого. Если что-то пойдет не так,
листок можно снова сложить. Я порвал его аккуратно.
Симон сказал:
- У него нет с собой вахтенных журналов. Я сам обыскал весь багаж.
- Не сами книги, - сказал Комин, - а парочка микрофильмов, которые
можно сунуть в сигаретную пачку или завернуть в носки.
- Ну, - сказал Симон, - идемте.
- Дай ему немного времени, - сказал Питер. - Пусть начнет. Мне нужна
отмычка. Металлические двери сломать не так-то просто.
Они немного подождали, затем втроем очень тихо прошли через
кают-компанию, где люди толпились у иллюминаторов, и прошли по коридору к
каюте Стенли. Питер кивнул и вставил ключ в замок.
Дверь отворилась. Лишь несколько секунд потребовалось, чтобы, открыть
ее, но Стенли, должно быть, сидел с рефлексами на спусковом крючке,
прислушиваясь, боясь, не зная, медлить ему или спешить, и не осмеливаясь
ни на то, ни на другое. На столе была большая пепельница с горевшим в ней
огоньком, и Комин засек последнее движение, очевидно, начавшееся с первым
прикосновением ключа к замку. Рулончик микрофильма упал в огонь, вспыхнул
и исчез, и Стенли уже хватал второй, с которого снимал копию. Но это было
не так-то легко, поскольку тот находился под маленькими, но очень сильными
линзами.
Комин рванулся вперед, Питер и Симон за ним. Они ударили Стенли почти
одновременно, сдернули со стула и швырнули на пол, в шесть рук вынимая
крошечный снимок, который Стенли зажал в кулаке. Комин сжал Стенли
запястье, Питер сказал: "Эй, не порви!", а Стенли пытался сбросить их
свободной рукой и ногами. Он всхлипывал, как женщина, и ругался черными
словами. Наконец, Симон ударил его по лицу. На секунду он обмяк, пальцы
разжались, и Питер схватил микрофильм.
Они откатились в сторону и поднялись, оставив Стенли сидеть на полу,
держась за лицо. Краешек рта был выпачкан кровью. Питер взглянул вниз, на
него. Он тяжело дышал, и глаза были жестокие. Он сказал Симону:
- Забери у него документ.
Симон стал грубо обыскивать его. Стенли сказал высоким голосом: "Нет"
и начал барахтаться. Он поймал голову Симона, тут же упустил, и Симон
снова ударил его, на этот раз открытой ладонью, презрительно и сильно.
- Прекрати, - сказал он, - или я сломаю тебе челюсть.
Питер встал позади Стенли и схватил его за руки. Симон нашел
документ.
- Дай сюда, - сказал Питер. Он отпустил Стенли и взял листок. Огонь в
большой пепельнице еще не догорел. Он положил в нее гарантию Стенли на
империю и смотрел, как она горит.
Стенли сказал:
- Ты не можешь сделать это. Это не так-то легко. - Голос его был
визгливым. Тыльной стороной ладони он утер кровь с губ. - Второй рулончик
сгорел. Последняя книга, где говорится о Трансуранидах. Я знаю, что в ней.
Но вы это от меня не услышите.
Бумага догорела, и пепел стал серым. Питер Кохран сказал:
- Мы узнаем это, Билл. Ты не настолько сильный человек, чтобы
шантажировать нас, и сам это знаешь. Настало время прекратить валять
дурака.
- Чего ты ждешь от меня? - грубо спросил Стенли. - Чтобы я с тобой
согласился?
- Я собираюсь сделать тебе предложение, - продолжал Питер. - Я дам
тебе, на твое имя, справедливую долю "Трансурановых руд Кохранов", и не
более этот, не больше, чем остальным, добровольно отправившимся в эту
экспедицию. Кроме того, мы с Симоном согласны забыть твое нынешнее
поведение.
Стенли расхохотался.
- А ты самонадеян! Послушай, скоро вы высадитесь на Барнарде-2. И
если я не скажу вам, что было в книге, с вами случится то же, что
случилось с Роджерсом, Викри, Стрэнгом и Кисселом... и Баллантайном. Вы не
осмелитесь так рискнуть.
Комок шагнул вперед при упоминании имени Роджерса, но Питер остановил
его.
- Позвольте это сделать мне... Хорошо, Билл, значит, это случится с
нами и не случится с тобой? Где же ты будешь? Ты сможешь разделать под
орех экспедицию, захватить домик наблюдателей - и, если не останется
никого, вернуться один? Твои слова не более чем блеф.
Стенли процедил сквозь зубы:
- Это _т_в_о_и_ слова - чистый блеф. Фактически ты хочешь пойти на
уступки...
Питер схватил Стенли за ворот рубашки.
- Вбей себе в голову одно, - тихо сказал он. - Я не иду ни на какие
уступки. Я думаю о Клавдии. Благодари судьбу, что ты женился на
представительнице Кохранов, если бы не это, я бы вышвырнул тебя ко всем
свиньям собачьим.
Он оттолкнул его с такой яростью, что Стенли запнулся и почти упал на
край койки.
- Ну, маленький дешевый гаденыш, - сказал Питер, - ты хочешь вернуть
свою должность или нет?
Стенли все еще сидел на краю койки. Он неподвижно глядел на Питера и
ответил ему четырьмя непечатными словами.
Затем добавил:
- Я еще увижу тебя вляпавшимся в дерьмо. Ты узнаешь о Трансуранидах и
кое о чем еще на этой планете. Ты заплатишь за это знание и получишь то,
что получил Баллантайн.
Питер резко сказал:
- Я знаю тебя давно, Билл. Ты силен за столом, но больше нигде. Ты
возьмешь пай, который я предложу тебе, и будешь ему рад.
Он пошел к выходу. У Комина чесались кулаки, но он последовал за
Питером. Стенли яростно прокричал им вслед:
- Ты даешь мне пай в "Трансурановых рудниках Кохранов"! Это смешно,
это просто смешно. Я не знаю, какого черта ты раздаешь паи, но ты будешь,
ты будешь...
Комин захлопнул дверь. Питер уставился на рулончик микрофильма.
- Именно это старый Джон говорил о любителях, которые действуют
непредсказуемо. Но одно я знаю наверняка. Он боится, он смертельно боится
- причем не нас.
Через три дня они вышли на орбиту вокруг Барнарда-2 и стали
опускаться.

10
Спал Комин тревожно. Сны были полны голосов, слов и образов: посадка,
травянистая равнина со странными стройными золотистыми деревьями. Горы на
юге, высокие утесы и скалистые шпили, превращенные ветром и водой в формы
наклонные, скрюченные, скособочившиеся. Расколовшие их ущелья.
После посадки был день ожидания, проведенный внутри корабля, пока не
закончились бесконечные анализы. Наконец был сделан вывод: атмосфера не
заразна. Лицо Стенли было, как мрамор, губы беззвучно шептали: "Ты
заплатишь мне, Питер. Ты заплатишь".
Люди выходили наружу, нагруженные оружием и счетчиками Гейгера. Ни
радиации, ни другого заражения на равнине не было. Люди могли выйти и
дышать Это было безопасно.
Питер пристально посмотрел на горы.
- Это там?
Стенли ответил:
- Я скажу тебе, но ты заплатишь.
- Завтра...
- Если ты заплатишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14