В ней же, очень кстати, тянул свой срок и Риарден.
Я также изучил досье на Риардена, извлеченное из архивов «Джона Форстера». В нем содержалось очень мало фактов и черт знает сколько домыслов. Риарден сидел в тюрьме только один раз и за сравнительно незначительное преступление, но подозрения, которые он вызывал, были зловещи. Предполагалось, что он виновен во всех смертных грехах – от грабежа до контрабанды наркотиков, от вооруженного налета до тайной скупки золота. Это был весьма многосторонний персонаж, комок нервов и интеллекта, чьи непредсказуемые и внезапные смены преступной деятельности позволяли избегать провалов. Из него вышел бы хороший разведчик.
Вероятно, Макинтош прав, подумал я с улыбкой, сравнивая меня с Риарденом. Я не питал никаких иллюзий относительно себя и своей работы. Я занимался грязным делом, в котором не существовало запретов и было слишком мало чести, и я делал его хорошо, как делал бы его хорошо Риарден, если бы кто-нибудь сообразил привлечь его. Мы все были одного поля ягоды – Макинтош, Риарден и Станнард.
Макинтош работал на верхних этажах – нажимал на пружины. Судя по тому, как люди прыгали под его пальцами, словно марионетки, премьер-министр действительно предоставил ему, как он выразился, определенные возможности. Это была контрразведка на дипломатическом уровне, и я мог только гадать, какого рода там шел обмен и что такого мы сделали для южноафриканцев, что нас обслуживали по высшему классу и не задавали при этом никаких вопросов.
Постепенно я превращался в Риардена. Новая прическа сильно изменила мою внешность, и я прилежно постигал трансваальский акцент Я изучал фотографии Риардена и старался подражать его манере одеваться и вести себя. К сожалению, фильмами о нем мы не располагали, а то, как человек движется, значит очень много. Но здесь приходилось идти на риск.
* * *
Однажды я сказал Макинтошу:
– Вы утверждаете, что я вряд ли встречу кого-либо из приятелей Риардена в Англии, поскольку погуляю на свободе недолго. Все это прекрасно, но у меня гораздо больше шансов столкнуться с ними в тюрьме, чем на Оксфорд-стрит.
Макинтош призадумался.
– Это верно, – сказал он. – Я вот что могу сделать. Я организую проверку всех, кто находится в тюрьме, и если кто-то из них бывал в Южной Африке, то добьюсь его перевода в другое место. Думаю, таких будет не много, риск сведется к минимуму.
Все это время он безжалостно дрессировал меня.
– Как звали вашего отца?
– Джозеф Риарден.
– Занятие?
– Шахтер на пенсии.
– Имя матери?
– Маргрит.
– Девичье имя?
– Ван дер Остхейзен.
– Где вы родились?
– Бракпен.
– Дата?
– 28 мая 1934 г.
– Где вы были в июле 1968 г.?
– Э ... э... в Кейптауне.
– В каком отеле останавливались?
– "Артурз сит".
Макинтош сунул мне под нос свой палец.
– Неправильно. То было в ноябре того же года. Надо лучше учить.
– Я выкручусь с этим, если понадобится.
– Может быть, но надо работать без швов. Никаких трещин, которые надо залеплять.
И я снова по уши погружался в бумаги, хотя и с некоторой досадой. Господи, разве должен человек помнить каждую минуту своей жизни? Но, в сущности, Макинтош был прав. Чем больше я буду знать о Риардене, тем лучше.
Наконец, все было кончено, и Макинтош возвращался в Англию. Он сказал:
– Местные полицейские несколько встревожены по вашему поводу. Они не понимают, почему выбрали для этой работы вас и зачем я подцепил австралийского иммигранта и заставил его изображать Риардена. Боюсь, вам не придется вновь вернуться сюда.
– А они не проболтаются?
– Нет, не будет никаких разговоров, – заверил меня Макинтош. – Во-первых, о вас знают всего лишь несколько человек из высшего командования и они понятия не имеют, в чем вообще дело. Именно это их и беспокоит. Но они прекрасно понимают, что все совершенно секретно, на дипломатическом уровне и связано с государственной безопасностью. Что касается среднего и низшего звена полиции, – что ж, они будут удивлены, когда им сообщат, что Риардена посадили в Англии, но это принесет им только облегчение, и на время они вычеркнут его из своих списков.
– Если вы правы относительно «Скарперов», то они ведь проведут тщательное расследование здесь, в Южной Африке.
– Ничего не найдут, – сказал он с уверенностью. – Что ж, вы здорово поработали, Станнард. – Он улыбнулся. – Когда все будет позади, вы, возможно, получите медаль. Со страховой компанией, которую мы собираемся ограбить, втихую уладят, принесут им извинения, и на вашей репутации не останется никакого пятна.
– Если дело выгорит, – заметил я. – Если нет, я буду висеть на этом треклятом дереве. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Хотел бы я получить некоторую страховку... Я понимаю, что вы помешаны на секретности, и это правильно. Вы организовали все так, что только три человека знают об этой операции – вы, я и еще один. Я хочу знать, кто этот «еще один» – на случай, если что-то случится с вами. Представляете, в каком положении я окажусь, если вы попадете под автобус?
– Это справедливо, – подумав, сказал он. – Это моя секретарша.
– Ваша секретарша, – механически повторил я.
– О, миссис Смит очень хорошая секретарша, – сказал он. – Очень деловая. Она сейчас вовсю занимается этой операцией.
Я кивнул.
– Еще кое-что. Я сейчас перебирал в уме всякие возможности. Что будет, если меня извлекут из тюрьмы, а Слэйда нет?
– Тогда вы, разумеется, выходите на «Скарперов».
– А если Слэйда извлекут, а меня нет?
Макинтош пожал плечами.
– В этом вашей вины не будет. Придется передать дело обыкновенным властям. Не скажу, что мне нравится такая перспектива.
– А теперь скажите-ка вот что. Предположим и я, и Слэйд убегаем из тюрьмы. Что дальше?
– Ага, – сказал он. – Я понимаю, что вы имеете в виду.
– Надеюсь, что да. Что важнее? Нанести удар по «Скарперам» или затолкать Слэйда обратно в тюрьму?
Он помолчал с минуту.
– Слэйд, несомненно, более важен, хотя в идеале мне бы хотелось, чтобы вам удалось решить обе проблемы. Что касается возвращения Слэйда в тюрьму – смотрите сами. Если он вдруг ... умрет, я плакать по нему не буду. Самое главное, чтобы он не вышел на свободу.
– Он бросил на меня быстрый взгляд своих голубых глаз. – Мертвые не говорят.
Значит, дело обстояло так. Приказано убить Слэйда – на мое усмотрение. Я начал понимать премьер-министра, у которого было особое мнение насчет Макинтоша. Иметь приближенного палача, действительно, довольно неловко ...
На следующий день Макинтош уехал в Англию. Я последовал за ним два месяца спустя, получив еще одно письмо от Люси. Преступление было подготовлено.
Глава шестая
1
Погруженный в свои размышления, я держал в руке стакан и задумчиво смотрел на бренди, но не выпил ни капли. Время выпивок прошло, настало время раздумий. И думать мне надо было очень о многом.
Все произошло так, как планировал Макинтош. Преступление, суд, тюрьма, Слэйд – и «Скарперы». Но потом пошло наперекосяк. «Скарперы» оказались чрезвычайно хорошо организованной бандой и не менее внимательной к вопросам секретности, чем любая профессиональная шпионская группа. И вот я находился внутри нее, но был так же далек от того, чтобы расколоть ее, как если бы оставался в Южной Африке.
И все из-за этого проклятого шприца в трайлере, которого я не ожидал, как не ожидал и этого заключения. Впрочем, в чем-то я мог их понять. Они работали по принципу: «знай только то, что нужно». А тому, кто совершал побег, знать в подробностях, как это произошло – не нужно. Освободился – и все тут. Эти ребята оказались профессионалами высокого класса.
И я потерял Слэйда.
Это было хуже всего, и Макинтош выпустит мне кишки, если удастся когда-нибудь прошмыгнуть мимо Пончика. Полученные мной указания были, хотя и не прямыми, но ясными: при малейшей опасности того, что Слэйд окажется на свободе, его следовало убить. Я мог перерезать ему горло бритвой, когда он спал, или задушить его электрическим шнуром от лампы. Я не сделал ни того, ни другого.
Разумеется, если бы я однажды ночью убил Слэйда, то уже утром был бы покойником. Но я медлил вовсе не поэтому. Поразмыслив, я сделал ряд заключений: что мы со Слэйдом будем перемещаться вместе: что у меня сохранялся шанс убежать отсюда, захватив с собою Слэйда; что моя легенда все еще надежна. Ни одно из этих заключений не оправдалось, и ситуация, в которой я пребывал, оказалась скверной.
Я лежал на кровати, сцепив на затылке руки и недоумевал, как же все-таки они просекли подмену. Пончик пытался уверить меня, что я не Риарден на основании отпечатков пальцев, извлеченных из его досье на «Джон Форстер Сквер». Это была гнусная ложь, потому что я сам лично под наблюдением Макинтоша подменил отпечатки пальцев Риардена своими. Если Пончик знал, что я не Риарден, то, безусловно, не из-за отпечатков пальцев. Тогда почему он пытался обмануть меня?
Я напряженно думал, строя одну гипотезу за другой Допустим, Пончик только подозревает, что я не Риарден и берет меня на пушку. Но я не поддался и потребовал предъявить мне отпечатки пальцев, которые у него, скорее всего, отсутствовали, а если и были, то вполне соответствовали моим.
В конечном счете все сводилось к дилемме: либо Пончик точно знал, что я не Риарден, либо подозревал это. В обоих случаях проблема состояла в том, чтобы понять, как он дошел до этого. Где я допустил ошибку?
Я перебрал в голове все свои действия, начиная с прибытия в Англию, и не обнаружил никаких промахов. Я не совершил ничего такого – ни словом, ни делом, что поставило бы под сомнение мою легенду, и это привело меня к жуткой мысли, что где-то произошла утечка информации.
Я стал думать о Макинтоше. Вот вам крутой, безжалостный, целеустремленный негодяй, который продаст на мыло свою бабушку, если этим мылом понадобиться смазать подшипники государственной машины. Я беспокойно замотал головой. Пожалуй, я зашел в своих рассуждениях слишком далеко – должно быть, от усталости. Хотя в принципе все это верно. Если Макинтош сочтет необходимым нарушить секретность в отношении меня, то сделает это без колебаний.
Я обдумал такую возможность со всех сторон, но отверг ее, так как не видел в ней смысла. Значит, оставалось сверхэнергичная Люси Смит, которой Макинтош так доверял. Возникали и другие предположения, связанные с нарушением секретности, – скажем, его кабинет прослушивался какой-нибудь третьей стороной и тому подобное.
Я прошел в ванную комнату и подставил лицо под холодную воду. Черт с ним, с Макинтошем, и его путанными ходами. Главное сейчас выбраться из этой ловушки.
Я насухо вытер лицо, вернулся в спальню и, сев за стол, решил прикинуть, какое у меня в распоряжении имеется оружие. Подготовленный человек, должен уметь использовать в качестве оружия то, что имеется у него под рукой. К примеру, три раза в день мне приносили еду и к ней перец. В кармане у меня уже накопилось его достаточно, чтобы временно ослепить человека, если в этом возникнет необходимость и подвернется удобный случай.
Поразмыслив, я вынул из гардероба носок и наполовину наполнил его сырой землей из цветочных горшков, стоявших на подоконнике. Из каждого – понемногу. Я покрутил носок в воздухе и стукнул им себя по ладони. Удар получился приличным. Конечно, мешочек с песком был бы потяжелее, но и этот мог сойти. Есть много способов выбраться из запертой комнаты. Можно выстрелами выбить замок, но для этого нужен пистолет. Можно устроить пожар, но тут есть риск не успеть вовремя, и последствия могут быть чудовищными, – я всегда вспоминал историю Чарльза Лэмба о сожженном поросенке. Можно использовать обман в разных вариантах, но вряд ли этих ребят легко обмануть. Я уже пытался выманить у Пончика разрешение на прогулку, но он не поддался на мою уловку. Я стал думать о Пончике и о том, как он приходит ко мне в комнату. Он был очень осторожен. Дверь открывалась, он входил закрывал ее за собой, а человек снаружи запирал. Пончик всегда держался лицом ко мне. Я немного поэкспериментировал с ним – попытался очутиться позади него, но он ни разу этого не допустил. У него всегда был при себе пистолет. Когда дело идет о жизни, обращаешь внимание на малейшие детали, и как бы хорошо ни был скроен костюм, даже едва заметные выпуклости видны.
В общем, моей задачей было оказаться позади Пончика и стукнуть его наполненным влажным черноземом носком. А он должен был поверить в то, что я перед ним, а не позади него. Заставить его поверить можно было разве что гипнозом, но я все же нашел способ решить проблему.
Я отправился в ванную и осмотрел унитаз. Вода в нем спускалась с помощью короткой ручки в бачке. Требовался шнур. Его у меня не было, значит, надо его придумать!
Выключатель в ванной находился под потолком, и от него свисала крепкая нить. Она дала мне четыре фута. Настольная лампа на тумбочке имела провод с вилкой. Провод с пластиковым покрытием состоял из двух перекрученных жил. Когда я разделил их, мой шнур заметно удлинился. Лампа на туалетном столике добавила еще, но все же не хватило длины, так что пришлось изыскивать другие ресурсы. В дело пошел пояс от халата, который пришлось разъять на несколько полосок. Сплетя их вместе, я получил, наконец, то, что нужно. Теперь у меня было достаточно материала, чтобы соорудить еще и удавку, хотя для нее лучше подошла бы рояльная струна. Но жаловаться было не кому.
Я сделал петельку на конце шнура и насадил ее на рычаг унитаза; затем провел шнур за ванной вдоль стены спальни к двери. Сейчас мне очень бы пригодились небольшие шкивные колесики. За неимением их, я воспользовался скобками, которые прижимали электропровод к плинтусу, в надежде, что они выдержат.
Но они не выдержали.
Легкое потягивание не дало никакого результата. Более сильный рывок – и одна скоба вылетела из плинтуса ...
Я вернулся в ванную и еще раз обследовал систему спуска воды. Рычаг двигался довольно туго, и мне стало ясно, что моим импровизированным шнуром его не повернешь. Тогда я снял крышку с бачка и осмотрел внутренний механизм – клапанный поплавок и связанное с ним устройство, изобретенное непризнанным гением Томасом Круппером. Опускание рычага вниз поднимало шток с резиновой затычкой. Поскольку для этого требовалось довольно значительное усилие, я решил отъединить шток от рычага и шнур привязать прямо к нему.
Полчаса спустя я был готов к новой проверке. Я удлинил шнур за счет полосы, оторванной от простыни. Она была, конечно, очень заметна, но в ванной это не имело значения. Я вышел из ванной, оставив дверь в нее чуть-чуть приоткрытой, и прошел на свой пост на другом конце шнура. Взяв его в руку, я внутренне помолился и потянул.
Туалет ответил долгожданным громким клокотаньем. Я выпустил из руки шнур и внимательно осмотрел комнату. Все должно быть на своих местах и выглядеть, как обычно, чтобы Пончик не мог раскрыть мой замысел. Затем я разодрал уже начатую простыню на полосы – они могли мне пригодиться в дальнейшем, – и аккуратно застелил кровать.
Кое-что еще оставалось сделать. Я открыл гардероб и осмотрел его содержимое. Там висели приличный темно-серый костюм, спортивная куртка с неподходящими к ней брюками, и стояли коричневые туфли. Я не знал, где нахожусь, и – в какой стране, в городе или в деревне, и заколебался в выборе одежды. Если в городе, то костюм – подходящая одежда. Если же в сельской местности – я буду виден в нем за милю. Менее формальная спортивная одежда показалась мне в любом случае более подходящей. И я выбрал куртку. Кроме того, взял шляпу и плащ.
Мне доводилось бывать в бегах и раньше и наиболее трудной проблемой в этой ситуации является умывание и вообще соблюдение гигиены. Если на щеках появится борода другого цвета, нежели волосы, я сразу же стану объектов пристального внимания окружающих, – та блондинка предупредила меня, что нужно бриться дважды в день. Недаром полицейские в поисках сбежавших преступников частенько наведываются в общественные туалеты на вокзалах и в отелях.
Следовательно, нужны бритва, кусок мыла, два полотенца – личное и банное. Все это удобно расположилось в карманах плаща и не особенно выпирало. Я взял изготовленную мной удавку и свернул ее в кольцо. Конечно, любой сколько-нибудь толковый полицейский, увидев это приспособление, сразу поймет, что оно значит, и отправит меня в тюрьму немедленно. Поэтому на случай возможного обыска я решил затолкать ее подальше, под кожаную ленту внутри шляпы.
Это относилось и к пистолету – если мне удастся им завладеть. Возник еще один вопрос: насколько оправдано применение оружия, если в этом возникнет необходимость?
Преклонение перед Джеймсом Бондом породило массу ерунды. Не существует никаких агентов под номерами с двойными нулями, никаких лицензий на убийство. Насколько я знаю, у меня никакого номера не было, если не считать номера на папке с документами как в любой канцелярии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Я также изучил досье на Риардена, извлеченное из архивов «Джона Форстера». В нем содержалось очень мало фактов и черт знает сколько домыслов. Риарден сидел в тюрьме только один раз и за сравнительно незначительное преступление, но подозрения, которые он вызывал, были зловещи. Предполагалось, что он виновен во всех смертных грехах – от грабежа до контрабанды наркотиков, от вооруженного налета до тайной скупки золота. Это был весьма многосторонний персонаж, комок нервов и интеллекта, чьи непредсказуемые и внезапные смены преступной деятельности позволяли избегать провалов. Из него вышел бы хороший разведчик.
Вероятно, Макинтош прав, подумал я с улыбкой, сравнивая меня с Риарденом. Я не питал никаких иллюзий относительно себя и своей работы. Я занимался грязным делом, в котором не существовало запретов и было слишком мало чести, и я делал его хорошо, как делал бы его хорошо Риарден, если бы кто-нибудь сообразил привлечь его. Мы все были одного поля ягоды – Макинтош, Риарден и Станнард.
Макинтош работал на верхних этажах – нажимал на пружины. Судя по тому, как люди прыгали под его пальцами, словно марионетки, премьер-министр действительно предоставил ему, как он выразился, определенные возможности. Это была контрразведка на дипломатическом уровне, и я мог только гадать, какого рода там шел обмен и что такого мы сделали для южноафриканцев, что нас обслуживали по высшему классу и не задавали при этом никаких вопросов.
Постепенно я превращался в Риардена. Новая прическа сильно изменила мою внешность, и я прилежно постигал трансваальский акцент Я изучал фотографии Риардена и старался подражать его манере одеваться и вести себя. К сожалению, фильмами о нем мы не располагали, а то, как человек движется, значит очень много. Но здесь приходилось идти на риск.
* * *
Однажды я сказал Макинтошу:
– Вы утверждаете, что я вряд ли встречу кого-либо из приятелей Риардена в Англии, поскольку погуляю на свободе недолго. Все это прекрасно, но у меня гораздо больше шансов столкнуться с ними в тюрьме, чем на Оксфорд-стрит.
Макинтош призадумался.
– Это верно, – сказал он. – Я вот что могу сделать. Я организую проверку всех, кто находится в тюрьме, и если кто-то из них бывал в Южной Африке, то добьюсь его перевода в другое место. Думаю, таких будет не много, риск сведется к минимуму.
Все это время он безжалостно дрессировал меня.
– Как звали вашего отца?
– Джозеф Риарден.
– Занятие?
– Шахтер на пенсии.
– Имя матери?
– Маргрит.
– Девичье имя?
– Ван дер Остхейзен.
– Где вы родились?
– Бракпен.
– Дата?
– 28 мая 1934 г.
– Где вы были в июле 1968 г.?
– Э ... э... в Кейптауне.
– В каком отеле останавливались?
– "Артурз сит".
Макинтош сунул мне под нос свой палец.
– Неправильно. То было в ноябре того же года. Надо лучше учить.
– Я выкручусь с этим, если понадобится.
– Может быть, но надо работать без швов. Никаких трещин, которые надо залеплять.
И я снова по уши погружался в бумаги, хотя и с некоторой досадой. Господи, разве должен человек помнить каждую минуту своей жизни? Но, в сущности, Макинтош был прав. Чем больше я буду знать о Риардене, тем лучше.
Наконец, все было кончено, и Макинтош возвращался в Англию. Он сказал:
– Местные полицейские несколько встревожены по вашему поводу. Они не понимают, почему выбрали для этой работы вас и зачем я подцепил австралийского иммигранта и заставил его изображать Риардена. Боюсь, вам не придется вновь вернуться сюда.
– А они не проболтаются?
– Нет, не будет никаких разговоров, – заверил меня Макинтош. – Во-первых, о вас знают всего лишь несколько человек из высшего командования и они понятия не имеют, в чем вообще дело. Именно это их и беспокоит. Но они прекрасно понимают, что все совершенно секретно, на дипломатическом уровне и связано с государственной безопасностью. Что касается среднего и низшего звена полиции, – что ж, они будут удивлены, когда им сообщат, что Риардена посадили в Англии, но это принесет им только облегчение, и на время они вычеркнут его из своих списков.
– Если вы правы относительно «Скарперов», то они ведь проведут тщательное расследование здесь, в Южной Африке.
– Ничего не найдут, – сказал он с уверенностью. – Что ж, вы здорово поработали, Станнард. – Он улыбнулся. – Когда все будет позади, вы, возможно, получите медаль. Со страховой компанией, которую мы собираемся ограбить, втихую уладят, принесут им извинения, и на вашей репутации не останется никакого пятна.
– Если дело выгорит, – заметил я. – Если нет, я буду висеть на этом треклятом дереве. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Хотел бы я получить некоторую страховку... Я понимаю, что вы помешаны на секретности, и это правильно. Вы организовали все так, что только три человека знают об этой операции – вы, я и еще один. Я хочу знать, кто этот «еще один» – на случай, если что-то случится с вами. Представляете, в каком положении я окажусь, если вы попадете под автобус?
– Это справедливо, – подумав, сказал он. – Это моя секретарша.
– Ваша секретарша, – механически повторил я.
– О, миссис Смит очень хорошая секретарша, – сказал он. – Очень деловая. Она сейчас вовсю занимается этой операцией.
Я кивнул.
– Еще кое-что. Я сейчас перебирал в уме всякие возможности. Что будет, если меня извлекут из тюрьмы, а Слэйда нет?
– Тогда вы, разумеется, выходите на «Скарперов».
– А если Слэйда извлекут, а меня нет?
Макинтош пожал плечами.
– В этом вашей вины не будет. Придется передать дело обыкновенным властям. Не скажу, что мне нравится такая перспектива.
– А теперь скажите-ка вот что. Предположим и я, и Слэйд убегаем из тюрьмы. Что дальше?
– Ага, – сказал он. – Я понимаю, что вы имеете в виду.
– Надеюсь, что да. Что важнее? Нанести удар по «Скарперам» или затолкать Слэйда обратно в тюрьму?
Он помолчал с минуту.
– Слэйд, несомненно, более важен, хотя в идеале мне бы хотелось, чтобы вам удалось решить обе проблемы. Что касается возвращения Слэйда в тюрьму – смотрите сами. Если он вдруг ... умрет, я плакать по нему не буду. Самое главное, чтобы он не вышел на свободу.
– Он бросил на меня быстрый взгляд своих голубых глаз. – Мертвые не говорят.
Значит, дело обстояло так. Приказано убить Слэйда – на мое усмотрение. Я начал понимать премьер-министра, у которого было особое мнение насчет Макинтоша. Иметь приближенного палача, действительно, довольно неловко ...
На следующий день Макинтош уехал в Англию. Я последовал за ним два месяца спустя, получив еще одно письмо от Люси. Преступление было подготовлено.
Глава шестая
1
Погруженный в свои размышления, я держал в руке стакан и задумчиво смотрел на бренди, но не выпил ни капли. Время выпивок прошло, настало время раздумий. И думать мне надо было очень о многом.
Все произошло так, как планировал Макинтош. Преступление, суд, тюрьма, Слэйд – и «Скарперы». Но потом пошло наперекосяк. «Скарперы» оказались чрезвычайно хорошо организованной бандой и не менее внимательной к вопросам секретности, чем любая профессиональная шпионская группа. И вот я находился внутри нее, но был так же далек от того, чтобы расколоть ее, как если бы оставался в Южной Африке.
И все из-за этого проклятого шприца в трайлере, которого я не ожидал, как не ожидал и этого заключения. Впрочем, в чем-то я мог их понять. Они работали по принципу: «знай только то, что нужно». А тому, кто совершал побег, знать в подробностях, как это произошло – не нужно. Освободился – и все тут. Эти ребята оказались профессионалами высокого класса.
И я потерял Слэйда.
Это было хуже всего, и Макинтош выпустит мне кишки, если удастся когда-нибудь прошмыгнуть мимо Пончика. Полученные мной указания были, хотя и не прямыми, но ясными: при малейшей опасности того, что Слэйд окажется на свободе, его следовало убить. Я мог перерезать ему горло бритвой, когда он спал, или задушить его электрическим шнуром от лампы. Я не сделал ни того, ни другого.
Разумеется, если бы я однажды ночью убил Слэйда, то уже утром был бы покойником. Но я медлил вовсе не поэтому. Поразмыслив, я сделал ряд заключений: что мы со Слэйдом будем перемещаться вместе: что у меня сохранялся шанс убежать отсюда, захватив с собою Слэйда; что моя легенда все еще надежна. Ни одно из этих заключений не оправдалось, и ситуация, в которой я пребывал, оказалась скверной.
Я лежал на кровати, сцепив на затылке руки и недоумевал, как же все-таки они просекли подмену. Пончик пытался уверить меня, что я не Риарден на основании отпечатков пальцев, извлеченных из его досье на «Джон Форстер Сквер». Это была гнусная ложь, потому что я сам лично под наблюдением Макинтоша подменил отпечатки пальцев Риардена своими. Если Пончик знал, что я не Риарден, то, безусловно, не из-за отпечатков пальцев. Тогда почему он пытался обмануть меня?
Я напряженно думал, строя одну гипотезу за другой Допустим, Пончик только подозревает, что я не Риарден и берет меня на пушку. Но я не поддался и потребовал предъявить мне отпечатки пальцев, которые у него, скорее всего, отсутствовали, а если и были, то вполне соответствовали моим.
В конечном счете все сводилось к дилемме: либо Пончик точно знал, что я не Риарден, либо подозревал это. В обоих случаях проблема состояла в том, чтобы понять, как он дошел до этого. Где я допустил ошибку?
Я перебрал в голове все свои действия, начиная с прибытия в Англию, и не обнаружил никаких промахов. Я не совершил ничего такого – ни словом, ни делом, что поставило бы под сомнение мою легенду, и это привело меня к жуткой мысли, что где-то произошла утечка информации.
Я стал думать о Макинтоше. Вот вам крутой, безжалостный, целеустремленный негодяй, который продаст на мыло свою бабушку, если этим мылом понадобиться смазать подшипники государственной машины. Я беспокойно замотал головой. Пожалуй, я зашел в своих рассуждениях слишком далеко – должно быть, от усталости. Хотя в принципе все это верно. Если Макинтош сочтет необходимым нарушить секретность в отношении меня, то сделает это без колебаний.
Я обдумал такую возможность со всех сторон, но отверг ее, так как не видел в ней смысла. Значит, оставалось сверхэнергичная Люси Смит, которой Макинтош так доверял. Возникали и другие предположения, связанные с нарушением секретности, – скажем, его кабинет прослушивался какой-нибудь третьей стороной и тому подобное.
Я прошел в ванную комнату и подставил лицо под холодную воду. Черт с ним, с Макинтошем, и его путанными ходами. Главное сейчас выбраться из этой ловушки.
Я насухо вытер лицо, вернулся в спальню и, сев за стол, решил прикинуть, какое у меня в распоряжении имеется оружие. Подготовленный человек, должен уметь использовать в качестве оружия то, что имеется у него под рукой. К примеру, три раза в день мне приносили еду и к ней перец. В кармане у меня уже накопилось его достаточно, чтобы временно ослепить человека, если в этом возникнет необходимость и подвернется удобный случай.
Поразмыслив, я вынул из гардероба носок и наполовину наполнил его сырой землей из цветочных горшков, стоявших на подоконнике. Из каждого – понемногу. Я покрутил носок в воздухе и стукнул им себя по ладони. Удар получился приличным. Конечно, мешочек с песком был бы потяжелее, но и этот мог сойти. Есть много способов выбраться из запертой комнаты. Можно выстрелами выбить замок, но для этого нужен пистолет. Можно устроить пожар, но тут есть риск не успеть вовремя, и последствия могут быть чудовищными, – я всегда вспоминал историю Чарльза Лэмба о сожженном поросенке. Можно использовать обман в разных вариантах, но вряд ли этих ребят легко обмануть. Я уже пытался выманить у Пончика разрешение на прогулку, но он не поддался на мою уловку. Я стал думать о Пончике и о том, как он приходит ко мне в комнату. Он был очень осторожен. Дверь открывалась, он входил закрывал ее за собой, а человек снаружи запирал. Пончик всегда держался лицом ко мне. Я немного поэкспериментировал с ним – попытался очутиться позади него, но он ни разу этого не допустил. У него всегда был при себе пистолет. Когда дело идет о жизни, обращаешь внимание на малейшие детали, и как бы хорошо ни был скроен костюм, даже едва заметные выпуклости видны.
В общем, моей задачей было оказаться позади Пончика и стукнуть его наполненным влажным черноземом носком. А он должен был поверить в то, что я перед ним, а не позади него. Заставить его поверить можно было разве что гипнозом, но я все же нашел способ решить проблему.
Я отправился в ванную и осмотрел унитаз. Вода в нем спускалась с помощью короткой ручки в бачке. Требовался шнур. Его у меня не было, значит, надо его придумать!
Выключатель в ванной находился под потолком, и от него свисала крепкая нить. Она дала мне четыре фута. Настольная лампа на тумбочке имела провод с вилкой. Провод с пластиковым покрытием состоял из двух перекрученных жил. Когда я разделил их, мой шнур заметно удлинился. Лампа на туалетном столике добавила еще, но все же не хватило длины, так что пришлось изыскивать другие ресурсы. В дело пошел пояс от халата, который пришлось разъять на несколько полосок. Сплетя их вместе, я получил, наконец, то, что нужно. Теперь у меня было достаточно материала, чтобы соорудить еще и удавку, хотя для нее лучше подошла бы рояльная струна. Но жаловаться было не кому.
Я сделал петельку на конце шнура и насадил ее на рычаг унитаза; затем провел шнур за ванной вдоль стены спальни к двери. Сейчас мне очень бы пригодились небольшие шкивные колесики. За неимением их, я воспользовался скобками, которые прижимали электропровод к плинтусу, в надежде, что они выдержат.
Но они не выдержали.
Легкое потягивание не дало никакого результата. Более сильный рывок – и одна скоба вылетела из плинтуса ...
Я вернулся в ванную и еще раз обследовал систему спуска воды. Рычаг двигался довольно туго, и мне стало ясно, что моим импровизированным шнуром его не повернешь. Тогда я снял крышку с бачка и осмотрел внутренний механизм – клапанный поплавок и связанное с ним устройство, изобретенное непризнанным гением Томасом Круппером. Опускание рычага вниз поднимало шток с резиновой затычкой. Поскольку для этого требовалось довольно значительное усилие, я решил отъединить шток от рычага и шнур привязать прямо к нему.
Полчаса спустя я был готов к новой проверке. Я удлинил шнур за счет полосы, оторванной от простыни. Она была, конечно, очень заметна, но в ванной это не имело значения. Я вышел из ванной, оставив дверь в нее чуть-чуть приоткрытой, и прошел на свой пост на другом конце шнура. Взяв его в руку, я внутренне помолился и потянул.
Туалет ответил долгожданным громким клокотаньем. Я выпустил из руки шнур и внимательно осмотрел комнату. Все должно быть на своих местах и выглядеть, как обычно, чтобы Пончик не мог раскрыть мой замысел. Затем я разодрал уже начатую простыню на полосы – они могли мне пригодиться в дальнейшем, – и аккуратно застелил кровать.
Кое-что еще оставалось сделать. Я открыл гардероб и осмотрел его содержимое. Там висели приличный темно-серый костюм, спортивная куртка с неподходящими к ней брюками, и стояли коричневые туфли. Я не знал, где нахожусь, и – в какой стране, в городе или в деревне, и заколебался в выборе одежды. Если в городе, то костюм – подходящая одежда. Если же в сельской местности – я буду виден в нем за милю. Менее формальная спортивная одежда показалась мне в любом случае более подходящей. И я выбрал куртку. Кроме того, взял шляпу и плащ.
Мне доводилось бывать в бегах и раньше и наиболее трудной проблемой в этой ситуации является умывание и вообще соблюдение гигиены. Если на щеках появится борода другого цвета, нежели волосы, я сразу же стану объектов пристального внимания окружающих, – та блондинка предупредила меня, что нужно бриться дважды в день. Недаром полицейские в поисках сбежавших преступников частенько наведываются в общественные туалеты на вокзалах и в отелях.
Следовательно, нужны бритва, кусок мыла, два полотенца – личное и банное. Все это удобно расположилось в карманах плаща и не особенно выпирало. Я взял изготовленную мной удавку и свернул ее в кольцо. Конечно, любой сколько-нибудь толковый полицейский, увидев это приспособление, сразу поймет, что оно значит, и отправит меня в тюрьму немедленно. Поэтому на случай возможного обыска я решил затолкать ее подальше, под кожаную ленту внутри шляпы.
Это относилось и к пистолету – если мне удастся им завладеть. Возник еще один вопрос: насколько оправдано применение оружия, если в этом возникнет необходимость?
Преклонение перед Джеймсом Бондом породило массу ерунды. Не существует никаких агентов под номерами с двойными нулями, никаких лицензий на убийство. Насколько я знаю, у меня никакого номера не было, если не считать номера на папке с документами как в любой канцелярии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26