Дьявол, он хотел эту женщину, невероятно сильно хотел, однако не было никаких причин предполагать, что это желание сохранится и потом, после того как он утолит свою страсть один раз. Так чего же он ждал? Почему не взял ее, чтобы покончить с мыслями о ней раз и навсегда? По тому, как Лаура каждый раз отвечала на его поцелуи, Бен не сомневался, что она станет возражать. Он заколебался и уже готов был подойти к постели и обнять ее.
Лаура пошевелилась прежде, чем он успел сделать первый шаг, села в кровати, старательно прикрывая простыней грудь.
— Прости, если я заставила себя ждать. Я проспала?
— Вовсе нет. Просто я сегодня рано проснулся. Сейчас всего лишь семь часов.
Его ответ звучал отрывисто, резче, чем он хотел, потому что от чувств, которые она в нем пробуждала, ему было не по себе. Нежность. Желание защитить. Желание душевной близости, а не только физической. Бен подумал, с оттенком сожаления, что встревожен. Подобное чувство он испытывал впервые. Если они с Лаурой когда-нибудь займутся любовью, вдруг он не сумеет после этого обратиться к ней с небрежной улыбкой и парой любезных слов благодарности. Он очень сильно боялся, что эта робкая женщина со смеющимися глазами и отсутствием опыта в любовных играх затронет гораздо большую часть его души, чем он хотел. А его эмоции, напомнил он себе, были строго регламентированы. Именно поэтому ему надо было сохранить их отношения дружескими и практичными, как он и намеревался.
Он одарил ее широкой улыбкой, одной из своих стандартных улыбок Гаррисона Бранда, улыбкой, которая появилась на его лице словно сама по себе от напряжения, сгустившегося в комнате.
— Твое семейство улетает в час. Ты не хочешь вернуться в дом и позавтракать вместе с ними? У нас нет причин задерживаться в отеле, а тебе, вероятно, будет приятнее провести время, оставшееся до их отъезда, со своими родными.
— Спасибо. Позавтракать со своим семейством — великолепная идея.
— Надеюсь, дорога будет почти свободна, в это время в нашем направлении движется мало машин, и мы уже минут через двадцать будем дома. — Бен изобразил на лице еще одну улыбку из арсенала Гаррисона Бранда. Если он забудет про осторожность, у него треснут челюсти. — Кстати, ванная комната уже свободна.
— Хорошо. — Без всякого предупреждения она отбросила одеяло и зевнула, вытянув руки над головой. Радужный шелк сорочки натянулся у нее на груди, и соски — эти проклятые соски, которые стояли перед его глазами всю ночь — вызывающе торчали под бледно-зеленым кружевом.
Бен подавил стон. Самые благородные намерения рушились. Не говоря ни слова, он сбежал в гостиную.
Самолет, увозивший семейство Форбсов назад в Айову, вылетел из денверского аэропорта «Стаплтон» почти на час позже, и к тому времени, когда Лаура и Бен прибыли домой в Черри-Хиллз, Кристи уже вернулась из школы. К облегчению Лауры, они с Беном почти весь день не оставались наедине и таким образом были избавлены от необходимости разговаривать на личные темы.
Было восемь часов вечера, когда они закончили обед, состоявший из салата, восхитительно приготовленного блюда из куриных грудок и мусса из свежей клубники. Кристи, слава Богу, ела вместе с ними.
— Кофе подано в гостиную, — объявила экономка. — Со взбитыми сливками для дам и ирландским виски, как вы любите, мистер Логан.
— Спасибо, Бекки, вы подумали обо всем. Они направились в гостиную, и Кристи, казавшаяся весьма довольной собой, пристроилась на валике дивана. Она явно неправильно понимала причину неестественной сдержанности взрослых.
— По-моему, у вас обоих совершенно пропал аппетит, — с усмешкой заявила она. — Я заметила, что вы почти не притронулись к обеду.
— Все было восхитительно, — скованно отозвалась Лаура. — Бекки замечательно готовит.
— Пока что она работает неполный день, — заметил Бен. — Если хочешь, она будет оставаться подольше.
— Возможно, это неплохая мысль, поскольку у меня такой неровный рабочий день.
— Я поговорю с ней завтра. — Бен налил дымящийся кофе в тонкую фарфоровую чашку. — А ты не хочешь кофе по-ирландски? Бекки, кажется, немало потрудилась, взбивая сливки и жаря пончики.
— Благодарю, это было бы неплохо. Кристи засмеялась.
— Эй, почему вы оба такие чертовски вежливые друг с другом? Зачем? Ведь мы же теперь одна семья.
Бен взъерошил ее волосы.
— Да я просто слышал, что нет таких правил, чтобы люди в семье разговаривали друг с другом грубо. Вот, Лаура. А уж сахар сама добавишь по вкусу.
— Спасибо, Бен.
Кристи взглянула на обоих, затем демонстративно зевнула.
— Что-то мне хочется спать, а еще надо сделать кучу уроков. Пожалуй, я пойду к себе в комнату. — Она ухмыльнулась. — Надеюсь, что вы, старики, придумаете себе какое-нибудь развлечение на этот вечер. — Кристи направила каждому из них воздушный поцелуй и вышла из комнаты, оставив за собой томительное молчание.
Лаура прихлебывала горячий кофе по-ирландски и жалела, что это не чистый виски или, пожалуй, даже чистый яд.
Теоретически она должна была бы испытывать восторг, оказавшись наедине с Беном. На практике же оцепенела от невероятной робости и растерянности, не зная, что же ей делать дальше. И как только женщины соблазняют мужчин, которые им нравятся? Может быть, ей надо откинуться на подушки дивана, закинув ногу на ногу и подчеркнув соблазнительную линию бедра? «А вдруг, — с ужасом подумала она, — ему вовсе не покажется соблазнительным мое бедро? Или как бы невзначай расстегнуть пару верхних пуговиц на блузке?» Но как трудно делать что-либо как бы невзначай, когда твои пальцы трясутся так сильно, что едва удается держать кофейную чашечку.
Родители и братья твердили ей, что порядочные девушки сами не пристают к мужчинам, а ее опыт с женихом лишь подкрепил их совет. Русс был бы в ужасе, если бы она посягнула на его мужские прерогативы и сама назначила одно из их нечастых любовных свиданий. И все же ей было уже двадцать семь лет, и предполагалось, что она уже давным-давно преодолела все эти предрассудки. И сейчас был крайне неудобный момент, чтобы обнаружить, что шесть лет подписки на журнал «М-с» не смогли развеять воспитанные у нее за двадцать два года до этого привычки.
Жалобными глазами она смотрела, как Бен отнес свой кофе в противоположный бару угол, где в ряды книжных полок была встроена стереосистема. Он пощелкал несколькими тумблерами.
— Странный вопрос, какой мужу не подобает задавать жене, но тебе нравится классическая музыка?
— Кое-что нравится, особенно органная музыка.
— Баха на лазерном диске стоит послушать. Что скажешь насчет мессы си-минор?
Ей она нравилась и создавала соответствующее настроение на Пасху, в церкви, но музыка эта мало подходила для того, чтобы упражняться в роли коварной соблазнительницы.
— А если послушать что-нибудь менее серьезное? — предложила она. — Может, какой-нибудь мюзикл?
— Не желаешь послушать новую запись «Вестсайдской истории»?
— Это было бы здорово.
Энергичные аккорды увертюры зазвучали в комнате. А Лауре казалось, что эта мелодия, полная страсти, лишь подчеркивает и увеличивает расстояние между ними.
Музыка продолжала звучать. Бен лениво перебирал свои диски и казался напряженным, пресыщенным и очень сильно походил на своего телевизионного героя. Теперь уже Лаура знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он всего лишь надевал маску Гаррисона Бранда, когда ему хотелось скрыть свои истинные чувства. А что ему надо было скрывать от нее? Невероятную скуку? Или что-то все-таки более для нее лестное?
— А ты видел фильм, к которому написана эта музыка? — поинтересовалась она, отчаянно пытаясь нарушить висевшее между ними молчание.
— Не фильм, а сам спектакль на сцене. Родители водили меня на Бродвей, когда мне было лет двенадцать. Помню, что я был просто потрясен эмоциональной энергией, которую излучали актеры. Когда спектакль закончился, я заявил родителям, что обязательно стану актером, когда вырасту. Моего отца это не обрадовало.
— Я удивляюсь, что он принял твои слова всерьез.
— Отец у меня был необычным человеком. Склонным верить, что если ты что-то сказал, значит, так оно и есть, даже если тебе всего лишь двенадцать лет. Весьма редкая привычка, если подумать.
— Что ж, верно. А чем занимался твой отец?
— Он был семейным доктором, еще той, старой школы. Мои родители поздно поженились, и я был единственным ребенком, так что всегда существовало негласное решение, что я направлюсь по его стопам. У него не было особых возражений против увлечения театром других людей, но он определенно не ожидал, что его единственный ребенок потратит свою жизнь на такую несерьезную профессию, как актерская.
— А он простил тебя, когда ты добился успеха?
— К несчастью, они с матерью умерли, когда я еще делал первые шаги в артистической карьере и снимался в какой попало рекламе, но мы научились прекрасно понимать друг друга еще задолго до этого.
Он вернулся к столику, стоящему возле дивана, и поставил на него свою чашку.
— Хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо.
Вот они провели десять мучительных минут, обмениваясь репликами, и вернулись опять к тому же, с чего и начинали. Кофе. Еще один подобный успех, и они обнаружат, что обсуждают что-нибудь действительно интимное, к примеру, погоду.
Лаура поставила на стол свою чашку и встала. Она заставила себя взглянуть на него в упор, однако его глаза оставались бесстрастными и не обнаруживали ни его чувств, ни его мыслей. И все-таки Лаура инстинктивно знала, что он не был таким безразличным, каким казался. Где-то под этими тяжелыми веками и холодной улыбкой бурлили эмоции.
Она набрала в грудь воздуха, ее руки бессильно повисли вдоль тела.
— Я хочу заниматься с тобой любовью, Бен.
— Лаура, я не могу. Это будет неразумным шагом для нас обоих.
— Ты уверен? — Она медленно направилась к нему, жар пульсировал у нее прямо под кожей. Она зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад, да к тому же она теперь была уверена, что он хотел ее. Боже мой, он и вправду хотел ее. Но если она ошибается…
— Поцелуй меня, Бен, — прошептала она. Он поглядел на нее с высоты своего роста, и его глаза, все еще полуприкрытые тяжелыми веками, больше не казались невозмутимыми. Желание горело в них, откровенное и страстное, но он не шевельнулся, не протянул к ней руку.
— Секс без взаимных обязательств не для тебя, Лаура. И мы оба это понимаем.
На свой лад, поняла она, Бен Логан вел себя крайне порядочно. Он предостерегал, что возьмет ее, если она будет соблазнять его и дальше, но ничего не обещал, кроме физической близости их тел.
Лаура отвернулась бы от него, если бы могла, однако способность управлять собственным телом была потеряна ею некоторое время назад. Возможно даже, что в ту ночь, когда она согласилась выйти за него замуж. Лаура протянула руку и легко дотронулась до его губ, испытав первозданное торжество женского триумфа, когда его тело содрогнулось в ответ на это прикосновение.
Бен схватил ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ей ладонь.
— Я хочу тебя, — почему-то шепотом произнес он. — Ты представить себе не можешь, как я хочу тебя.
— Я… я хочу тебя тоже. — Лучше, уже намного лучше, не надо смущать их обоих, говоря то, что она на самом деле ощущала.
Он больше ничего не сказал, просто подхватил на руки и направился к двери.
— Я сделаю все, чтобы тебе было со мной хорошо, Лаура. Чтобы ты запомнила эту ночь.
Бен даже не поцеловал ее, однако она уже боялась, что он говорил чистую правду.
11
Бен щелкнул выключателем, когда они вошли в его спальню. Зажглась лампа, осветив комнату неярким, ровным светом. Он донес Лауру до кровати и бережно опустил на мягкое пуховое одеяло. Она дрожала, больше от возбуждения, чем от вечерней прохлады, и он крепче прижал ее к себе, так что она ощутила жесткий напор его эрекции. Все, казалось, происходило слишком буднично, слишком бурно, слишком торопливо. В ее фантазиях все происходило более нежно и романтично. Желание и паника боролись в ней, но Бен не оставил ей времени для колебаний, обхватил ее лицо руками, легко поцеловал в лоб, и растерянность растаяла в волнах любви. Ей ужасно хотелось ласкать его, засунуть руки под рубашку и провести пальцами по его плечам и рукам. Но Лаура слишком робела. Ей хотелось погладить полоску волос, которая углом спускалась от груди по животу, но ее сковывали внушенные пуританским воспитанием запреты. «О Боже, — с отчаянием подумала она. — Что получится, если она может всего лишь лежать в постели, вялый комок скучной женской плоти. Может, Русс был прав? Может быть, она принадлежит к тем женщинам, которые тают от поцелуя, но потом замирают, словно на них нападает столбняк, когда мужчина пытается двинуться дальше? Может быть, она вообще фригидна? Иначе почему же тогда она прожила последние пять лет, будучи лучшим другом всех мужчин и ничьей любовницей?
По крайней мере Бен не ожидал от нее моментальной готовности принять его. Лаура по-прежнему ощущала его твердую плоть возле своих бедер, однако его синие глаза оказались неожиданно нежными, когда он легко целовал ее в губы.
— Не нужно так напрягаться, — шепнул он, проводя пальцами по ее щеке. — У нас масса времени. Вся ночь, если захочешь.
— Ну а ты? Он усмехнулся.
— Я глубоко дышу и горжусь своим превосходным самоконтролем.
Это звучало многообещающе, но не казалось ей особенно подходящим для мужчины, который, по слухам, занимался любовью с самыми роскошными женщинами в мире.
— Я надеюсь, что это пройдет, — заметила она, нервничая. — Дело в том, Бен… ну, ты уже, вероятно, догадался, что я не слишком опытная.
Он легонько поцеловал кончик ее носа.
— Тем лучше для моего ego. Ты можешь сравнивать меня всего лишь с несколькими мужчинами. Когда мы со всем покончим, я лягу на спину с самодовольным видом, а ты расскажешь мне, какой я потрясающий любовник.
Она молчала слишком долго, и он отодвинулся от нее.
— Лаура, не хочешь ли ты мне сказать… Боже милостивый, да ты случаем не девственница ли, а?
В его голосе прозвучал такой испуг, что она и вправду улыбнулась.
— Не беспокойся, Бен, даже если бы я и была ею, это незаразно. Но вообще-то, мы с Руссом были любовниками. — «Или, по крайней мере, — мысленно признала она, — мы находились в сексуальной связи несколько не слишком запоминающихся раз».
— Что, ты хочешь сказать мне, что Русс был твоим единственным любовником?
— Ну да. — Она отвернулась, смущенная тем, что во время полной сексуальной раскрепощенности какая-то женщина сумела дожить до двадцати семи лет, имея на своем счету лишь одного любовника.
— Эти денверские легавые, вероятно, ходят с закрытыми глазами, — пробормотал Бен. — Не беспокойся, Лаура, это будет замечательно для нас обоих.
Звук его голоса окончательно успокоил ее. Немного скованно она выполнила его просьбу и положила голову ему на сгиб руки. «Как это нелепо, — подумала она. — После стольких ночей, проведенных в мечтах о том, как я запылаю от страсти от первых же прикосновений Бена, вот я лежу рядом с ним, чувствительная к его ласкам не более чем лист фанеры».
— Мне было семнадцать лет, когда я впервые познал близость в женщиной, — сказал Бен, чьи пальцы беззаботно играли прядями ее волос. — Если бы рядом случайно оказалась камера, я думаю, что получился бы один из самых грандиозных фильмов о катастрофах. Она засмеялась.
— Так плохо все было, да?
— И даже еще хуже. Моя несчастная партнерша была, вероятно, единственной персоной, достигшей подходящего возраста, кто знал о том, что надо делать, еще меньше моего. Мы сталкивались носами каждый раз, когда пытались целоваться.
Лаура с улыбкой взглянула на него, и иен наклонился, взял ее лицо в ладони и стал покрывать нежными поцелуями веки и уголки рта. Тепло разлилось по всему телу Лауры, заставив ее расслабиться.
— С тех пор ты достиг в общении с женщинами невероятного прогресса, — судорожно хватая ртом воздух, выговорила она.
— Поверь мне, оно просто никак уже не могло сделаться хуже.
Бен придвинул ее к себе чуть ближе и начал гладить спину, скользя ладонями то вниз к бедрам, то снова поднимаясь вверх по позвоночнику до нежных завитков на затылке.
Лаура издала тихий вздох, постепенно теряя ощущение реальности. Его знакомство с ее телом приобретало все более интимный характер, становилось более требовательным, но ей уже больше не хотелось крикнуть, чтобы он остановился. Медленное, уверенное движение его рук приводило ее в экстаз. «Наконец-то, — лениво подумала она, — наконец-то я поняла, что такое сексуальное наслаждение».
Бен посмотрел на нее и слегка улыбнулся. Словно прочитав ее мысли, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, раздвинул ей губы медленными сильными движениями языка, заставившими ее прильнуть к нему, тяжело дыша, дрожа и все-таки до боли желая получить еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Лаура пошевелилась прежде, чем он успел сделать первый шаг, села в кровати, старательно прикрывая простыней грудь.
— Прости, если я заставила себя ждать. Я проспала?
— Вовсе нет. Просто я сегодня рано проснулся. Сейчас всего лишь семь часов.
Его ответ звучал отрывисто, резче, чем он хотел, потому что от чувств, которые она в нем пробуждала, ему было не по себе. Нежность. Желание защитить. Желание душевной близости, а не только физической. Бен подумал, с оттенком сожаления, что встревожен. Подобное чувство он испытывал впервые. Если они с Лаурой когда-нибудь займутся любовью, вдруг он не сумеет после этого обратиться к ней с небрежной улыбкой и парой любезных слов благодарности. Он очень сильно боялся, что эта робкая женщина со смеющимися глазами и отсутствием опыта в любовных играх затронет гораздо большую часть его души, чем он хотел. А его эмоции, напомнил он себе, были строго регламентированы. Именно поэтому ему надо было сохранить их отношения дружескими и практичными, как он и намеревался.
Он одарил ее широкой улыбкой, одной из своих стандартных улыбок Гаррисона Бранда, улыбкой, которая появилась на его лице словно сама по себе от напряжения, сгустившегося в комнате.
— Твое семейство улетает в час. Ты не хочешь вернуться в дом и позавтракать вместе с ними? У нас нет причин задерживаться в отеле, а тебе, вероятно, будет приятнее провести время, оставшееся до их отъезда, со своими родными.
— Спасибо. Позавтракать со своим семейством — великолепная идея.
— Надеюсь, дорога будет почти свободна, в это время в нашем направлении движется мало машин, и мы уже минут через двадцать будем дома. — Бен изобразил на лице еще одну улыбку из арсенала Гаррисона Бранда. Если он забудет про осторожность, у него треснут челюсти. — Кстати, ванная комната уже свободна.
— Хорошо. — Без всякого предупреждения она отбросила одеяло и зевнула, вытянув руки над головой. Радужный шелк сорочки натянулся у нее на груди, и соски — эти проклятые соски, которые стояли перед его глазами всю ночь — вызывающе торчали под бледно-зеленым кружевом.
Бен подавил стон. Самые благородные намерения рушились. Не говоря ни слова, он сбежал в гостиную.
Самолет, увозивший семейство Форбсов назад в Айову, вылетел из денверского аэропорта «Стаплтон» почти на час позже, и к тому времени, когда Лаура и Бен прибыли домой в Черри-Хиллз, Кристи уже вернулась из школы. К облегчению Лауры, они с Беном почти весь день не оставались наедине и таким образом были избавлены от необходимости разговаривать на личные темы.
Было восемь часов вечера, когда они закончили обед, состоявший из салата, восхитительно приготовленного блюда из куриных грудок и мусса из свежей клубники. Кристи, слава Богу, ела вместе с ними.
— Кофе подано в гостиную, — объявила экономка. — Со взбитыми сливками для дам и ирландским виски, как вы любите, мистер Логан.
— Спасибо, Бекки, вы подумали обо всем. Они направились в гостиную, и Кристи, казавшаяся весьма довольной собой, пристроилась на валике дивана. Она явно неправильно понимала причину неестественной сдержанности взрослых.
— По-моему, у вас обоих совершенно пропал аппетит, — с усмешкой заявила она. — Я заметила, что вы почти не притронулись к обеду.
— Все было восхитительно, — скованно отозвалась Лаура. — Бекки замечательно готовит.
— Пока что она работает неполный день, — заметил Бен. — Если хочешь, она будет оставаться подольше.
— Возможно, это неплохая мысль, поскольку у меня такой неровный рабочий день.
— Я поговорю с ней завтра. — Бен налил дымящийся кофе в тонкую фарфоровую чашку. — А ты не хочешь кофе по-ирландски? Бекки, кажется, немало потрудилась, взбивая сливки и жаря пончики.
— Благодарю, это было бы неплохо. Кристи засмеялась.
— Эй, почему вы оба такие чертовски вежливые друг с другом? Зачем? Ведь мы же теперь одна семья.
Бен взъерошил ее волосы.
— Да я просто слышал, что нет таких правил, чтобы люди в семье разговаривали друг с другом грубо. Вот, Лаура. А уж сахар сама добавишь по вкусу.
— Спасибо, Бен.
Кристи взглянула на обоих, затем демонстративно зевнула.
— Что-то мне хочется спать, а еще надо сделать кучу уроков. Пожалуй, я пойду к себе в комнату. — Она ухмыльнулась. — Надеюсь, что вы, старики, придумаете себе какое-нибудь развлечение на этот вечер. — Кристи направила каждому из них воздушный поцелуй и вышла из комнаты, оставив за собой томительное молчание.
Лаура прихлебывала горячий кофе по-ирландски и жалела, что это не чистый виски или, пожалуй, даже чистый яд.
Теоретически она должна была бы испытывать восторг, оказавшись наедине с Беном. На практике же оцепенела от невероятной робости и растерянности, не зная, что же ей делать дальше. И как только женщины соблазняют мужчин, которые им нравятся? Может быть, ей надо откинуться на подушки дивана, закинув ногу на ногу и подчеркнув соблазнительную линию бедра? «А вдруг, — с ужасом подумала она, — ему вовсе не покажется соблазнительным мое бедро? Или как бы невзначай расстегнуть пару верхних пуговиц на блузке?» Но как трудно делать что-либо как бы невзначай, когда твои пальцы трясутся так сильно, что едва удается держать кофейную чашечку.
Родители и братья твердили ей, что порядочные девушки сами не пристают к мужчинам, а ее опыт с женихом лишь подкрепил их совет. Русс был бы в ужасе, если бы она посягнула на его мужские прерогативы и сама назначила одно из их нечастых любовных свиданий. И все же ей было уже двадцать семь лет, и предполагалось, что она уже давным-давно преодолела все эти предрассудки. И сейчас был крайне неудобный момент, чтобы обнаружить, что шесть лет подписки на журнал «М-с» не смогли развеять воспитанные у нее за двадцать два года до этого привычки.
Жалобными глазами она смотрела, как Бен отнес свой кофе в противоположный бару угол, где в ряды книжных полок была встроена стереосистема. Он пощелкал несколькими тумблерами.
— Странный вопрос, какой мужу не подобает задавать жене, но тебе нравится классическая музыка?
— Кое-что нравится, особенно органная музыка.
— Баха на лазерном диске стоит послушать. Что скажешь насчет мессы си-минор?
Ей она нравилась и создавала соответствующее настроение на Пасху, в церкви, но музыка эта мало подходила для того, чтобы упражняться в роли коварной соблазнительницы.
— А если послушать что-нибудь менее серьезное? — предложила она. — Может, какой-нибудь мюзикл?
— Не желаешь послушать новую запись «Вестсайдской истории»?
— Это было бы здорово.
Энергичные аккорды увертюры зазвучали в комнате. А Лауре казалось, что эта мелодия, полная страсти, лишь подчеркивает и увеличивает расстояние между ними.
Музыка продолжала звучать. Бен лениво перебирал свои диски и казался напряженным, пресыщенным и очень сильно походил на своего телевизионного героя. Теперь уже Лаура знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он всего лишь надевал маску Гаррисона Бранда, когда ему хотелось скрыть свои истинные чувства. А что ему надо было скрывать от нее? Невероятную скуку? Или что-то все-таки более для нее лестное?
— А ты видел фильм, к которому написана эта музыка? — поинтересовалась она, отчаянно пытаясь нарушить висевшее между ними молчание.
— Не фильм, а сам спектакль на сцене. Родители водили меня на Бродвей, когда мне было лет двенадцать. Помню, что я был просто потрясен эмоциональной энергией, которую излучали актеры. Когда спектакль закончился, я заявил родителям, что обязательно стану актером, когда вырасту. Моего отца это не обрадовало.
— Я удивляюсь, что он принял твои слова всерьез.
— Отец у меня был необычным человеком. Склонным верить, что если ты что-то сказал, значит, так оно и есть, даже если тебе всего лишь двенадцать лет. Весьма редкая привычка, если подумать.
— Что ж, верно. А чем занимался твой отец?
— Он был семейным доктором, еще той, старой школы. Мои родители поздно поженились, и я был единственным ребенком, так что всегда существовало негласное решение, что я направлюсь по его стопам. У него не было особых возражений против увлечения театром других людей, но он определенно не ожидал, что его единственный ребенок потратит свою жизнь на такую несерьезную профессию, как актерская.
— А он простил тебя, когда ты добился успеха?
— К несчастью, они с матерью умерли, когда я еще делал первые шаги в артистической карьере и снимался в какой попало рекламе, но мы научились прекрасно понимать друг друга еще задолго до этого.
Он вернулся к столику, стоящему возле дивана, и поставил на него свою чашку.
— Хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо.
Вот они провели десять мучительных минут, обмениваясь репликами, и вернулись опять к тому же, с чего и начинали. Кофе. Еще один подобный успех, и они обнаружат, что обсуждают что-нибудь действительно интимное, к примеру, погоду.
Лаура поставила на стол свою чашку и встала. Она заставила себя взглянуть на него в упор, однако его глаза оставались бесстрастными и не обнаруживали ни его чувств, ни его мыслей. И все-таки Лаура инстинктивно знала, что он не был таким безразличным, каким казался. Где-то под этими тяжелыми веками и холодной улыбкой бурлили эмоции.
Она набрала в грудь воздуха, ее руки бессильно повисли вдоль тела.
— Я хочу заниматься с тобой любовью, Бен.
— Лаура, я не могу. Это будет неразумным шагом для нас обоих.
— Ты уверен? — Она медленно направилась к нему, жар пульсировал у нее прямо под кожей. Она зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад, да к тому же она теперь была уверена, что он хотел ее. Боже мой, он и вправду хотел ее. Но если она ошибается…
— Поцелуй меня, Бен, — прошептала она. Он поглядел на нее с высоты своего роста, и его глаза, все еще полуприкрытые тяжелыми веками, больше не казались невозмутимыми. Желание горело в них, откровенное и страстное, но он не шевельнулся, не протянул к ней руку.
— Секс без взаимных обязательств не для тебя, Лаура. И мы оба это понимаем.
На свой лад, поняла она, Бен Логан вел себя крайне порядочно. Он предостерегал, что возьмет ее, если она будет соблазнять его и дальше, но ничего не обещал, кроме физической близости их тел.
Лаура отвернулась бы от него, если бы могла, однако способность управлять собственным телом была потеряна ею некоторое время назад. Возможно даже, что в ту ночь, когда она согласилась выйти за него замуж. Лаура протянула руку и легко дотронулась до его губ, испытав первозданное торжество женского триумфа, когда его тело содрогнулось в ответ на это прикосновение.
Бен схватил ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ей ладонь.
— Я хочу тебя, — почему-то шепотом произнес он. — Ты представить себе не можешь, как я хочу тебя.
— Я… я хочу тебя тоже. — Лучше, уже намного лучше, не надо смущать их обоих, говоря то, что она на самом деле ощущала.
Он больше ничего не сказал, просто подхватил на руки и направился к двери.
— Я сделаю все, чтобы тебе было со мной хорошо, Лаура. Чтобы ты запомнила эту ночь.
Бен даже не поцеловал ее, однако она уже боялась, что он говорил чистую правду.
11
Бен щелкнул выключателем, когда они вошли в его спальню. Зажглась лампа, осветив комнату неярким, ровным светом. Он донес Лауру до кровати и бережно опустил на мягкое пуховое одеяло. Она дрожала, больше от возбуждения, чем от вечерней прохлады, и он крепче прижал ее к себе, так что она ощутила жесткий напор его эрекции. Все, казалось, происходило слишком буднично, слишком бурно, слишком торопливо. В ее фантазиях все происходило более нежно и романтично. Желание и паника боролись в ней, но Бен не оставил ей времени для колебаний, обхватил ее лицо руками, легко поцеловал в лоб, и растерянность растаяла в волнах любви. Ей ужасно хотелось ласкать его, засунуть руки под рубашку и провести пальцами по его плечам и рукам. Но Лаура слишком робела. Ей хотелось погладить полоску волос, которая углом спускалась от груди по животу, но ее сковывали внушенные пуританским воспитанием запреты. «О Боже, — с отчаянием подумала она. — Что получится, если она может всего лишь лежать в постели, вялый комок скучной женской плоти. Может, Русс был прав? Может быть, она принадлежит к тем женщинам, которые тают от поцелуя, но потом замирают, словно на них нападает столбняк, когда мужчина пытается двинуться дальше? Может быть, она вообще фригидна? Иначе почему же тогда она прожила последние пять лет, будучи лучшим другом всех мужчин и ничьей любовницей?
По крайней мере Бен не ожидал от нее моментальной готовности принять его. Лаура по-прежнему ощущала его твердую плоть возле своих бедер, однако его синие глаза оказались неожиданно нежными, когда он легко целовал ее в губы.
— Не нужно так напрягаться, — шепнул он, проводя пальцами по ее щеке. — У нас масса времени. Вся ночь, если захочешь.
— Ну а ты? Он усмехнулся.
— Я глубоко дышу и горжусь своим превосходным самоконтролем.
Это звучало многообещающе, но не казалось ей особенно подходящим для мужчины, который, по слухам, занимался любовью с самыми роскошными женщинами в мире.
— Я надеюсь, что это пройдет, — заметила она, нервничая. — Дело в том, Бен… ну, ты уже, вероятно, догадался, что я не слишком опытная.
Он легонько поцеловал кончик ее носа.
— Тем лучше для моего ego. Ты можешь сравнивать меня всего лишь с несколькими мужчинами. Когда мы со всем покончим, я лягу на спину с самодовольным видом, а ты расскажешь мне, какой я потрясающий любовник.
Она молчала слишком долго, и он отодвинулся от нее.
— Лаура, не хочешь ли ты мне сказать… Боже милостивый, да ты случаем не девственница ли, а?
В его голосе прозвучал такой испуг, что она и вправду улыбнулась.
— Не беспокойся, Бен, даже если бы я и была ею, это незаразно. Но вообще-то, мы с Руссом были любовниками. — «Или, по крайней мере, — мысленно признала она, — мы находились в сексуальной связи несколько не слишком запоминающихся раз».
— Что, ты хочешь сказать мне, что Русс был твоим единственным любовником?
— Ну да. — Она отвернулась, смущенная тем, что во время полной сексуальной раскрепощенности какая-то женщина сумела дожить до двадцати семи лет, имея на своем счету лишь одного любовника.
— Эти денверские легавые, вероятно, ходят с закрытыми глазами, — пробормотал Бен. — Не беспокойся, Лаура, это будет замечательно для нас обоих.
Звук его голоса окончательно успокоил ее. Немного скованно она выполнила его просьбу и положила голову ему на сгиб руки. «Как это нелепо, — подумала она. — После стольких ночей, проведенных в мечтах о том, как я запылаю от страсти от первых же прикосновений Бена, вот я лежу рядом с ним, чувствительная к его ласкам не более чем лист фанеры».
— Мне было семнадцать лет, когда я впервые познал близость в женщиной, — сказал Бен, чьи пальцы беззаботно играли прядями ее волос. — Если бы рядом случайно оказалась камера, я думаю, что получился бы один из самых грандиозных фильмов о катастрофах. Она засмеялась.
— Так плохо все было, да?
— И даже еще хуже. Моя несчастная партнерша была, вероятно, единственной персоной, достигшей подходящего возраста, кто знал о том, что надо делать, еще меньше моего. Мы сталкивались носами каждый раз, когда пытались целоваться.
Лаура с улыбкой взглянула на него, и иен наклонился, взял ее лицо в ладони и стал покрывать нежными поцелуями веки и уголки рта. Тепло разлилось по всему телу Лауры, заставив ее расслабиться.
— С тех пор ты достиг в общении с женщинами невероятного прогресса, — судорожно хватая ртом воздух, выговорила она.
— Поверь мне, оно просто никак уже не могло сделаться хуже.
Бен придвинул ее к себе чуть ближе и начал гладить спину, скользя ладонями то вниз к бедрам, то снова поднимаясь вверх по позвоночнику до нежных завитков на затылке.
Лаура издала тихий вздох, постепенно теряя ощущение реальности. Его знакомство с ее телом приобретало все более интимный характер, становилось более требовательным, но ей уже больше не хотелось крикнуть, чтобы он остановился. Медленное, уверенное движение его рук приводило ее в экстаз. «Наконец-то, — лениво подумала она, — наконец-то я поняла, что такое сексуальное наслаждение».
Бен посмотрел на нее и слегка улыбнулся. Словно прочитав ее мысли, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, раздвинул ей губы медленными сильными движениями языка, заставившими ее прильнуть к нему, тяжело дыша, дрожа и все-таки до боли желая получить еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20