Но мне всегда казалось, что она немного понимает по-французски. Однажды она даже случайно обмолвилась, что у нее была французская гувернантка.
– Надо же, а я думала, что Нассара всегда была к вам добра, вы же обе европейки.
– Добра? – иронически усмехнулась Мари-Клер. – Вряд ли Нассара знает, что это такое. Но она всегда справедлива и воздает здешним женщинам по заслугам. Если ты будешь соблюдать правила, ты заслужишь ее благосклонность. Если же попытаешься эти правила нарушать, твоя жизнь превратится в ад. Послушай совета той, что потратила много сил на борьбу с неизбежностью. Свыкнись с гаремной жизнью, Шарлотта. Почитай Нассару. Это облегчит жизнь и тебе, и твоей тетушке.
Мари-Клер явно смутилась, поняв, что слишком расчувствовалась. Она поспешно хлопнула в ладоши и что-то отрывисто приказала девушке, которая мигом прибежала на ее зов.
– Служанка принесет нам чаю и сладостей, а я расскажу вам об эмире и его сыне, – Мари-Клер говорила медленно, чтобы леди Аделина сумела понять ее без перевода. – Наши женщины обожают разговоры про принца Карима. Они считают его красавцем.
– Но откуда они знают, как он выглядит, если их не выпускают из гарема? – спросила на ломаном французском леди Аделина.
– До того как три года назад принц Карим уехал в заморские страны, он жил здесь, со своим отцом. А нам дозволяется подглядывать из-за ширм за торжественными церемониями, так что мы часто имеем возможность видеть мужчин, оставаясь сами невидимыми. Кроме того, женщины из гарема принца посещают баню одновременно с нами, и мы можем насплетничаться вволю. Бедняжки так тосковали, когда принц уехал!
Одна из наложниц, во всяком случае, Шарлотта приняла ее за наложницу, ибо женщина была молода, хороша собой и одета в изысканный вышитый кафтан, что-то сказала Мари-Клер, и все, кто это слышал, покатились со смеху.
– Ханна говорит, в гареме принца сегодня большая радость. Его наложницы не раз уверяли нас, что о таком любовнике, как Карим, можно только мечтать. Счастливица, которая разделит с ним ложе, познает экстаз.
Шарлотта изо всех сил старалась представить себе, как мужчина вводит женщину в экстаз, но, увы, ей не хватало ни знаний, ни воображения. Конечно, когда «мистер Александр» поцеловал ее в карете по пути в Лондон, у нее в груди что-то странно екнуло, но как может это превратиться в экстаз? Непонятно… Наверное, поцелуй должен быть более долгим… Но тогда ей будет нечем дышать…
– О чем тебе рассказывала Мари-Клер? – поинтересовалась леди Аделина, обладавшая поразительным чутьем: она всегда просила Шарлотту перевести именно то, о чем племянница предпочла бы умолчать. – Иногда она говорит так быстро, что я не понимаю.
– Все счастливы, что сын эмира после длительного отсутствия благополучно возвратился в Стамбул, – на ходу сочинила Шарлотта.
– Гм… Мы были бы куда счастливей, если бы он вообще не уезжал отсюда, – пробормотала леди Аделина. – А что она сказала раньше про какую-то шестидесятилетнюю женщину?
– Ничего особенного, – торопливо ответила Шарлотта.
– Ну а они тебе объяснили, с какой стати «мистер Александр» рыскал по Англии, угодил в лапы к разбойникам и навлек на нас такую беду?
– Нет еще, но я спрошу, – откликнулась Шарлотта, которой и самой безумно хотелось побольше узнать о принце. Она повернулась к Мари-Клер. – А почему принц Карим столько путешествовал по Европе? Его послал отец?
– Не совсем. – Довольная ролью рассказчицы, Мари-Клер поудобнее устроилась на подушках. – Пенелопа, мать принца, была самой большой любовью эмира Ибрагима. Они поженились по здешним обычаям. Пенелопа была из греческого рода Фанариотов, правившего Валахией от имени султана. То есть она считалась принцессой. Здесь, в Турции, мужчина платит выкуп за невесту, а в Греции, как и в остальных европейских странах, принято наоборот: жена должна принести мужу приданое. И Пенелопа получила в приданое большой земельный надел.
– Это была валахская земля?
– Нет, греческая. Эмир Ибрагим остался очень доволен, так как получил новые возможности для морской торговли. Когда он вступал в брак, им двигал весьма прозаический расчет, но затем вспыхнула страстная любовь. За семь лет Пенелопа подарила мужу трех дочерей, двух сыновей – это были близнецы, они умерли от кори – и, наконец, принца Карима Александра. Последние роды оказались тяжелыми, и после них она уже не могла иметь детей.
Вспомнив свой разговор с сэром Клайвом на борту корабля, Шарлотта сказала:
– А я думала, титулы в Оттоманской империи не передаются по наследству.
– Это действительно так. Принц Карим получил свой титул от родственников по материнской линии. Многие считают проявлением непозволительной слабости то, что эмир позволил Пенелопе дать сыну иностранный титул и греческое имя. Дескать, он плясал под ее дудку. А другие расценивают как слепую преданность эмира Пенелопе и то, что он послал Карима за море продолжать образование, когда принцу исполнилось шестнадцать лет. Однако я уверена, что это решение принял сам эмир, а не его супруга. Эмиру Ибрагиму хотелось, чтобы у султана были советники, обучавшиеся в Европе. Он считает, что Оттоманская империя погибнет, если в ближайшем будущем здесь не изменится политическое устройство.
– И многие члены правительства разделяют его точку зрения?
– Нет, отнюдь. Султан хочет перемен, но ему мешают устаревшие традиции. Да и потом, султану трудно узнать, что творится в мире. В каком-то смысле его свобода еще больше ограничена, чем свобода женщин в гареме. Мы хотя бы можем сплетничать, можем узнавать новости от соседок, которые порой приходят к нам в гости. Советники же султана не позволяют ему даже словом перемолвиться с людьми, которые не разделяют их старомодных взглядов. Принц Карим – один из немногих людей, не получивших религиозного образования, кто мог встречаться и беседовать с султаном. Муллы, учителя ислама, не одобряют европейских обычаев, и великий визирь не желает выпускать из рук власть.
– Принц занимает какой-нибудь пост в оттоманском правительстве?
– Он считался официальным советником султана, но я не уверена, что так будет теперь. Принц слишком долго отсутствовал. Султан прислушивается к голосу эмира Ибрагима, но великий визирь всячески старается преуменьшить его власть.
– Может, Карим покинул Стамбул по поручению султана?
– Не думаю. Общеизвестно, что он уехал из-за разногласий с отцом. Карим проучился в Европе шесть лет, но, вернувшись, все еще безоговорочно подчинялся воле отца. Правда, даже в те времена уже ходили слухи, будто бы он крестился в веру своей матери, но, приехав в Стамбул, принц Карим не отрекся от мусульманства. Он женился на девушке, которую предложил ему отец, и поселился здесь, во дворце, как принято по исламским обычаям. Вот только дома принц бывал гораздо меньше, чем бывают обычно молодожены, однако всем говорилось, что он проводит много времени у султана, докладывая ему о положении дел в Европе.
– Ну, и почему же они с отцом стали ссориться?
– Мы узнали о разногласиях принца с отцом, только когда жена Карима умерла при родах. Карим отказался взять новую жену, и между ним и отцом вспыхнули яростные споры. Они так кричали, что даже нам здесь, в гареме, было слышно. А затем вместо того, чтобы утешаться с наложницами, принц решил поехать в Грецию, во владения своей матери. Карим сказал отцу, что турки-управляющие чудовищно разорили тот край, а он снова сделает его благодатным. Дескать, хозяева земли не смеют доводить народ до голодной смерти. Принц покинул Стамбул вопреки воле отца и до сегодняшнего дня тут не показывался. Может быть, он, наконец, решил подчиниться отцу и взять новую жену. Эмир опечален тем, что его единственный сын не желает подарить ему внука.
Мари-Клер умолкла, потому что по залу внезапно пробежал возбужденный шепоток. В дверях появился главный евнух. Игнорируя взволнованных наложниц, он направился к Шарлотте и леди Аделине. При его появлении все женщины гарема встали. Он что-то тихо сказал им, после чего обратился к пожилой француженке.
Мари-Клер почтительно склонила голову и повернулась к Шарлотте и леди Аделине. В ее взгляде читалось сочувствие, смешанное с тайной завистью.
– Эмир Ибрагим призывает вас в свои личные покои, – промолвила она. – Следуйте за главным евнухом. Он подготовит вас к великой чести, ибо предстать перед нашим повелителем – это великая честь.
Шарлотта взглянула в бесстрастное лицо главного евнуха, и ей безумно захотелось упасть в обморок. Но, увы, опыт повторить не удалось; как Шарлотта ни старалась, сознание ее оставалось предельно ясным.
– Поторопись, – услышала она шепот Мари-Клер. – Не раздумывай, Шарлотта, иди – и все тут. Ты не должна заставлять эмира ждать. Леди Аделина одернула кафтан.
– Шарлотта, милая, что она теперь тебе сказала? Господи, ну почему Мари-Клер не может говорить поразборчивей!
Во рту Шарлотты пересохло, так что она с трудом ворочала языком.
– Нас хочет видеть эмир, – еле вымолвила девушка.
– Слава Богу! Давно пора! – оживилась леди Аделина. – Наконец-то нам кто-нибудь поможет выбраться из передряги, в которую мы попали из-за сэра Клайва! Вот злодей! Он мне сразу не понравился.
И не успела изумленная племянница опомниться от столь неожиданного известия, как леди Аделина набрала полную грудь воздуха, приосанилась и похлопала главного евнуха по плечу.
– Ну что, дружище? Чего ты ждешь? Веди нас к своему хозяину.
Глава 12
За последние несколько часов леди Аделина и Шарлотта претерпели столько испытаний, что они даже не возмутились, когда главный евнух принялся их осматривать. А ведь еще недавно его дотошность показалась бы им оскорбительной!
По-видимому, удостоверившись, что новенькие его не опозорят, главный евнух позвал двух вездесущих служаночек, которые закутали леди Аделину и Шарлотту с ног до головы в шелковые покрывала и закололи тонкую ткань булавками, усыпанными драгоценными камнями.
Довольно хмыкнув, главный евнух слегка расправил складки бледно-розового покрывала, накинутого на Шарлотту, и властным жестом приказал женщинам идти за ним по узкому коридору. Шествие замыкали служанки. Зачем? На случай побега пленниц? Шарлотта сочла эту меру предосторожности излишней. Коридоры дворца напоминали лабиринт, да и ворота, выходившие во внешний мир, наверняка были наглухо закрыты и зорко охранялись, так что улизнуть им бы все равно не удалось. Не говоря уж о том, что у них с тетушкой не было денег, и они понятия не имели, куда надо бежать, так как совершенно не знали города.
Коридор упирался в массивную деревянную дверь, красиво украшенную блестящей медью. Главный евнух поднял жезл, постучал им в дверь и, не дожидаясь ответа, заглянул внутрь.
Голоса. Мужские голоса. Стало быть, эмир не один. Может, это хороший знак?.. Сердце Шарлотты забилось так гулко и часто, что ей пришлось усилием воли задерживать дыхание, иначе она могла бы задохнуться. Главный евнух подтолкнул жезлом ее и леди Аделину к порогу, приказывая им встать за своей спиной. Затем схватил их за головы и заставил смотреть прямо перед собой, недвусмысленно давая понять, чтобы они не смели глазеть по сторонам.
– Бог с ним, не будем расстраивать этого неотесанного чурбана, – пробормотала леди Аделина, покорно плетясь за главным евнухом. – Прибережем жалобы до встречи с эмиром. Он единственный, кто может нам помочь.
Шарлотта гораздо меньше уповала на добрую волю эмира, но возмущаться поведением евнуха тоже не стала, так как уже научилась не заострять внимания на более или менее безобидных мелочах. Она молча следовала за тетушкой, глядя вперед. Ноги ее ступали по мраморному мозаичному полу почти бесшумно, поскольку Шарлотте выдали сафьяновые туфли с загнутыми носками, в которых она чувствовала себя страшно неуклюжей.
– Будем надеяться, что эмир говорит по-английски, – возбужденно проговорила леди Аделина. – А то мне до смерти надоел французский и этот… как его… османский. Что то, что другое – не язык, а тарабарщина какая-то!
«Господи, какая разница, на каком языке говорит эмир? – с тоской подумала Шарлотта. – Надо молиться лишь об одном: чтобы у него было сегодня несварение желудка. Тогда ему будет ночью не до пленных девственниц».
Господи, а что если… что если эмир решит позвать на ложе сразу двух англичанок? Неужели ее заставят смотреть, как он будет бесчестить тетушку? Боже правый, если б она хотя бы знала, что это такое, как мужчина бесчестит девственницу! Может, этого нельзя сделать сразу с двумя?! Да, наверное, такое вряд ли возможно…
Мысли Шарлотты скакали с пятого на десятое. Она вдруг осознала, что служанки куда-то исчезли. Их место заняли двое мужчин, оба чернокожие и почти такие же высокие, как главный евнух. Впрочем, неудивительно. Они ведь уже не в гареме, на женской половине дворца, а на мужской, и тут прислуживают мужчины. Только главному евнуху, этому ненастоящему мужчине, вероятно, позволяется переходить из одного крыла здания в другое.
Процессия остановилась возле возвышения, подобного тому, которое имелось в главном зале гарема. Евнух отошел в сторону, и Шарлотта подняла взор. В эту минуту она почти радовалась, что на нее напялили покрывало. По крайней мере, благодаря этому не было видно, что все ее тело сотрясала дрожь.
На возвышении находилось трое мужчин, и взор Шарлотты, естественно, прежде всего, устремился на того, кто был ей знаком. Сэр Клайв Боттомли сидел в резном кресле. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Рядом с сэром Клайвом возлежал на подушках, положенных на некое подобие громадного лонгшеза, пожилой человек – по-видимому, эмир. В ногах у него сидел мальчик, державший в руках серебряный кубок. По меньшей мере с полдюжины роскошно одетых слуг выстроились вдоль стен по обеим сторонам от помоста.
Однако ни эмир, ни сэр Клайв не приковали надолго внимания Шарлотты. Взгляд ее обратился на высокого, угрюмого турка, стоявшего подле эмира. Он не шевелился и не произносил ни звука, но чувствовалось, что этот человек царит в зале. На мужчине было алое одеяние, расшитое драгоценными каменьями, а на голове – тюрбан, увенчанный павлиньими перьями. Надменно взглянув на Шарлотту и ее тетушку, турок всего на миг задержал на них взор и, слегка подняв подбородок, равнодушно уставился вдаль.
Сердце Шарлотты сперва застыло, а потом затрепыхалось в груди – того и гляди вырвется наружу.
«Боже! Боже! – почти теряя сознание, подумала она. – Мужчина, стоящий за эмиром, это же принц! Принц Карим Александр!»
Сердце забилось медленней, каждый его удар причинял теперь Шарлотте боль. Кровь словно застывала в жилах, девушкой все больше овладевало отчаяние. Только теперь Шарлотта поняла, какие огромные надежды она возлагала на то, что принц вызволит ее с тетушкой из беды. Хотя «мистер Александр» вел себя на корабле далеко не лучшим образом, ей все же не верилось, что он способен бросить на произвол судьбы женщин, которые спасли ему жизнь.
Теперь же она осознала всю глубину своего заблуждения. Сэр Клайв сидел в кресле – первом кресле, которое Шарлотта увидела во дворце эмира. Следовательно, он тут почетный гость, а разве эмир принимал бы сэра Клайва с почетом, если бы тот и вправду похитил принца, как казалось вначале? А коли никакого похищения не было, неминуемо напрашивается вывод, что сэр Клайв и «мистер Александр» действовали заодно. И, стало быть, «мистер Александр» предал ее с тетушкой самым что ни на есть подлым образом.
И все же Шарлотту невольно притягивал холодный аристократический профиль человека, который неподвижно, как изваяние, застыл подле возлежавшего на подушках эмира. Казалось, лицо принца высечено из шотландского гранита. В этом лице не было ни малейшего сходства с тем, кого Шарлотта знала как «мистера Александра». Даже не верится, что этого сурового, надменного аристократа она выхаживала, словно ребенка, у которого был жар. И что он цеплялся за ее руку и умолял не покидать его. И уж совсем невозможно себе представить, что однажды солнечным, погожим днем они поехали на прогулку, любовались английским сельским пейзажем, радовались, отыскав документы, и весело хохотали, спрятав свою находку от пронырливого архидиакона.
«Так мне и надо! Нечего было обманывать священнослужителя!» – мрачно подумала Шарлотта.
Разве она оказалась бы сейчас в таком плачевном положении, если бы вовремя призналась во всем архидиакону? Нет! Скорее всего, она бы уже обручилась с ним и выбирала бы себе приданое, на радость своим братьям и их женам.
Шарлотту начал душить истерический смех. Да, если тебе предлагается на выбор стать наложницей шестидесятилетнего эмира с непроницаемым, как у древнего идола, лицом или благопристойно выйти замуж за сорокалетнего ханжу-архидиакона, замужество начинает казаться прямо-таки заветной мечтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Надо же, а я думала, что Нассара всегда была к вам добра, вы же обе европейки.
– Добра? – иронически усмехнулась Мари-Клер. – Вряд ли Нассара знает, что это такое. Но она всегда справедлива и воздает здешним женщинам по заслугам. Если ты будешь соблюдать правила, ты заслужишь ее благосклонность. Если же попытаешься эти правила нарушать, твоя жизнь превратится в ад. Послушай совета той, что потратила много сил на борьбу с неизбежностью. Свыкнись с гаремной жизнью, Шарлотта. Почитай Нассару. Это облегчит жизнь и тебе, и твоей тетушке.
Мари-Клер явно смутилась, поняв, что слишком расчувствовалась. Она поспешно хлопнула в ладоши и что-то отрывисто приказала девушке, которая мигом прибежала на ее зов.
– Служанка принесет нам чаю и сладостей, а я расскажу вам об эмире и его сыне, – Мари-Клер говорила медленно, чтобы леди Аделина сумела понять ее без перевода. – Наши женщины обожают разговоры про принца Карима. Они считают его красавцем.
– Но откуда они знают, как он выглядит, если их не выпускают из гарема? – спросила на ломаном французском леди Аделина.
– До того как три года назад принц Карим уехал в заморские страны, он жил здесь, со своим отцом. А нам дозволяется подглядывать из-за ширм за торжественными церемониями, так что мы часто имеем возможность видеть мужчин, оставаясь сами невидимыми. Кроме того, женщины из гарема принца посещают баню одновременно с нами, и мы можем насплетничаться вволю. Бедняжки так тосковали, когда принц уехал!
Одна из наложниц, во всяком случае, Шарлотта приняла ее за наложницу, ибо женщина была молода, хороша собой и одета в изысканный вышитый кафтан, что-то сказала Мари-Клер, и все, кто это слышал, покатились со смеху.
– Ханна говорит, в гареме принца сегодня большая радость. Его наложницы не раз уверяли нас, что о таком любовнике, как Карим, можно только мечтать. Счастливица, которая разделит с ним ложе, познает экстаз.
Шарлотта изо всех сил старалась представить себе, как мужчина вводит женщину в экстаз, но, увы, ей не хватало ни знаний, ни воображения. Конечно, когда «мистер Александр» поцеловал ее в карете по пути в Лондон, у нее в груди что-то странно екнуло, но как может это превратиться в экстаз? Непонятно… Наверное, поцелуй должен быть более долгим… Но тогда ей будет нечем дышать…
– О чем тебе рассказывала Мари-Клер? – поинтересовалась леди Аделина, обладавшая поразительным чутьем: она всегда просила Шарлотту перевести именно то, о чем племянница предпочла бы умолчать. – Иногда она говорит так быстро, что я не понимаю.
– Все счастливы, что сын эмира после длительного отсутствия благополучно возвратился в Стамбул, – на ходу сочинила Шарлотта.
– Гм… Мы были бы куда счастливей, если бы он вообще не уезжал отсюда, – пробормотала леди Аделина. – А что она сказала раньше про какую-то шестидесятилетнюю женщину?
– Ничего особенного, – торопливо ответила Шарлотта.
– Ну а они тебе объяснили, с какой стати «мистер Александр» рыскал по Англии, угодил в лапы к разбойникам и навлек на нас такую беду?
– Нет еще, но я спрошу, – откликнулась Шарлотта, которой и самой безумно хотелось побольше узнать о принце. Она повернулась к Мари-Клер. – А почему принц Карим столько путешествовал по Европе? Его послал отец?
– Не совсем. – Довольная ролью рассказчицы, Мари-Клер поудобнее устроилась на подушках. – Пенелопа, мать принца, была самой большой любовью эмира Ибрагима. Они поженились по здешним обычаям. Пенелопа была из греческого рода Фанариотов, правившего Валахией от имени султана. То есть она считалась принцессой. Здесь, в Турции, мужчина платит выкуп за невесту, а в Греции, как и в остальных европейских странах, принято наоборот: жена должна принести мужу приданое. И Пенелопа получила в приданое большой земельный надел.
– Это была валахская земля?
– Нет, греческая. Эмир Ибрагим остался очень доволен, так как получил новые возможности для морской торговли. Когда он вступал в брак, им двигал весьма прозаический расчет, но затем вспыхнула страстная любовь. За семь лет Пенелопа подарила мужу трех дочерей, двух сыновей – это были близнецы, они умерли от кори – и, наконец, принца Карима Александра. Последние роды оказались тяжелыми, и после них она уже не могла иметь детей.
Вспомнив свой разговор с сэром Клайвом на борту корабля, Шарлотта сказала:
– А я думала, титулы в Оттоманской империи не передаются по наследству.
– Это действительно так. Принц Карим получил свой титул от родственников по материнской линии. Многие считают проявлением непозволительной слабости то, что эмир позволил Пенелопе дать сыну иностранный титул и греческое имя. Дескать, он плясал под ее дудку. А другие расценивают как слепую преданность эмира Пенелопе и то, что он послал Карима за море продолжать образование, когда принцу исполнилось шестнадцать лет. Однако я уверена, что это решение принял сам эмир, а не его супруга. Эмиру Ибрагиму хотелось, чтобы у султана были советники, обучавшиеся в Европе. Он считает, что Оттоманская империя погибнет, если в ближайшем будущем здесь не изменится политическое устройство.
– И многие члены правительства разделяют его точку зрения?
– Нет, отнюдь. Султан хочет перемен, но ему мешают устаревшие традиции. Да и потом, султану трудно узнать, что творится в мире. В каком-то смысле его свобода еще больше ограничена, чем свобода женщин в гареме. Мы хотя бы можем сплетничать, можем узнавать новости от соседок, которые порой приходят к нам в гости. Советники же султана не позволяют ему даже словом перемолвиться с людьми, которые не разделяют их старомодных взглядов. Принц Карим – один из немногих людей, не получивших религиозного образования, кто мог встречаться и беседовать с султаном. Муллы, учителя ислама, не одобряют европейских обычаев, и великий визирь не желает выпускать из рук власть.
– Принц занимает какой-нибудь пост в оттоманском правительстве?
– Он считался официальным советником султана, но я не уверена, что так будет теперь. Принц слишком долго отсутствовал. Султан прислушивается к голосу эмира Ибрагима, но великий визирь всячески старается преуменьшить его власть.
– Может, Карим покинул Стамбул по поручению султана?
– Не думаю. Общеизвестно, что он уехал из-за разногласий с отцом. Карим проучился в Европе шесть лет, но, вернувшись, все еще безоговорочно подчинялся воле отца. Правда, даже в те времена уже ходили слухи, будто бы он крестился в веру своей матери, но, приехав в Стамбул, принц Карим не отрекся от мусульманства. Он женился на девушке, которую предложил ему отец, и поселился здесь, во дворце, как принято по исламским обычаям. Вот только дома принц бывал гораздо меньше, чем бывают обычно молодожены, однако всем говорилось, что он проводит много времени у султана, докладывая ему о положении дел в Европе.
– Ну, и почему же они с отцом стали ссориться?
– Мы узнали о разногласиях принца с отцом, только когда жена Карима умерла при родах. Карим отказался взять новую жену, и между ним и отцом вспыхнули яростные споры. Они так кричали, что даже нам здесь, в гареме, было слышно. А затем вместо того, чтобы утешаться с наложницами, принц решил поехать в Грецию, во владения своей матери. Карим сказал отцу, что турки-управляющие чудовищно разорили тот край, а он снова сделает его благодатным. Дескать, хозяева земли не смеют доводить народ до голодной смерти. Принц покинул Стамбул вопреки воле отца и до сегодняшнего дня тут не показывался. Может быть, он, наконец, решил подчиниться отцу и взять новую жену. Эмир опечален тем, что его единственный сын не желает подарить ему внука.
Мари-Клер умолкла, потому что по залу внезапно пробежал возбужденный шепоток. В дверях появился главный евнух. Игнорируя взволнованных наложниц, он направился к Шарлотте и леди Аделине. При его появлении все женщины гарема встали. Он что-то тихо сказал им, после чего обратился к пожилой француженке.
Мари-Клер почтительно склонила голову и повернулась к Шарлотте и леди Аделине. В ее взгляде читалось сочувствие, смешанное с тайной завистью.
– Эмир Ибрагим призывает вас в свои личные покои, – промолвила она. – Следуйте за главным евнухом. Он подготовит вас к великой чести, ибо предстать перед нашим повелителем – это великая честь.
Шарлотта взглянула в бесстрастное лицо главного евнуха, и ей безумно захотелось упасть в обморок. Но, увы, опыт повторить не удалось; как Шарлотта ни старалась, сознание ее оставалось предельно ясным.
– Поторопись, – услышала она шепот Мари-Клер. – Не раздумывай, Шарлотта, иди – и все тут. Ты не должна заставлять эмира ждать. Леди Аделина одернула кафтан.
– Шарлотта, милая, что она теперь тебе сказала? Господи, ну почему Мари-Клер не может говорить поразборчивей!
Во рту Шарлотты пересохло, так что она с трудом ворочала языком.
– Нас хочет видеть эмир, – еле вымолвила девушка.
– Слава Богу! Давно пора! – оживилась леди Аделина. – Наконец-то нам кто-нибудь поможет выбраться из передряги, в которую мы попали из-за сэра Клайва! Вот злодей! Он мне сразу не понравился.
И не успела изумленная племянница опомниться от столь неожиданного известия, как леди Аделина набрала полную грудь воздуха, приосанилась и похлопала главного евнуха по плечу.
– Ну что, дружище? Чего ты ждешь? Веди нас к своему хозяину.
Глава 12
За последние несколько часов леди Аделина и Шарлотта претерпели столько испытаний, что они даже не возмутились, когда главный евнух принялся их осматривать. А ведь еще недавно его дотошность показалась бы им оскорбительной!
По-видимому, удостоверившись, что новенькие его не опозорят, главный евнух позвал двух вездесущих служаночек, которые закутали леди Аделину и Шарлотту с ног до головы в шелковые покрывала и закололи тонкую ткань булавками, усыпанными драгоценными камнями.
Довольно хмыкнув, главный евнух слегка расправил складки бледно-розового покрывала, накинутого на Шарлотту, и властным жестом приказал женщинам идти за ним по узкому коридору. Шествие замыкали служанки. Зачем? На случай побега пленниц? Шарлотта сочла эту меру предосторожности излишней. Коридоры дворца напоминали лабиринт, да и ворота, выходившие во внешний мир, наверняка были наглухо закрыты и зорко охранялись, так что улизнуть им бы все равно не удалось. Не говоря уж о том, что у них с тетушкой не было денег, и они понятия не имели, куда надо бежать, так как совершенно не знали города.
Коридор упирался в массивную деревянную дверь, красиво украшенную блестящей медью. Главный евнух поднял жезл, постучал им в дверь и, не дожидаясь ответа, заглянул внутрь.
Голоса. Мужские голоса. Стало быть, эмир не один. Может, это хороший знак?.. Сердце Шарлотты забилось так гулко и часто, что ей пришлось усилием воли задерживать дыхание, иначе она могла бы задохнуться. Главный евнух подтолкнул жезлом ее и леди Аделину к порогу, приказывая им встать за своей спиной. Затем схватил их за головы и заставил смотреть прямо перед собой, недвусмысленно давая понять, чтобы они не смели глазеть по сторонам.
– Бог с ним, не будем расстраивать этого неотесанного чурбана, – пробормотала леди Аделина, покорно плетясь за главным евнухом. – Прибережем жалобы до встречи с эмиром. Он единственный, кто может нам помочь.
Шарлотта гораздо меньше уповала на добрую волю эмира, но возмущаться поведением евнуха тоже не стала, так как уже научилась не заострять внимания на более или менее безобидных мелочах. Она молча следовала за тетушкой, глядя вперед. Ноги ее ступали по мраморному мозаичному полу почти бесшумно, поскольку Шарлотте выдали сафьяновые туфли с загнутыми носками, в которых она чувствовала себя страшно неуклюжей.
– Будем надеяться, что эмир говорит по-английски, – возбужденно проговорила леди Аделина. – А то мне до смерти надоел французский и этот… как его… османский. Что то, что другое – не язык, а тарабарщина какая-то!
«Господи, какая разница, на каком языке говорит эмир? – с тоской подумала Шарлотта. – Надо молиться лишь об одном: чтобы у него было сегодня несварение желудка. Тогда ему будет ночью не до пленных девственниц».
Господи, а что если… что если эмир решит позвать на ложе сразу двух англичанок? Неужели ее заставят смотреть, как он будет бесчестить тетушку? Боже правый, если б она хотя бы знала, что это такое, как мужчина бесчестит девственницу! Может, этого нельзя сделать сразу с двумя?! Да, наверное, такое вряд ли возможно…
Мысли Шарлотты скакали с пятого на десятое. Она вдруг осознала, что служанки куда-то исчезли. Их место заняли двое мужчин, оба чернокожие и почти такие же высокие, как главный евнух. Впрочем, неудивительно. Они ведь уже не в гареме, на женской половине дворца, а на мужской, и тут прислуживают мужчины. Только главному евнуху, этому ненастоящему мужчине, вероятно, позволяется переходить из одного крыла здания в другое.
Процессия остановилась возле возвышения, подобного тому, которое имелось в главном зале гарема. Евнух отошел в сторону, и Шарлотта подняла взор. В эту минуту она почти радовалась, что на нее напялили покрывало. По крайней мере, благодаря этому не было видно, что все ее тело сотрясала дрожь.
На возвышении находилось трое мужчин, и взор Шарлотты, естественно, прежде всего, устремился на того, кто был ей знаком. Сэр Клайв Боттомли сидел в резном кресле. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Рядом с сэром Клайвом возлежал на подушках, положенных на некое подобие громадного лонгшеза, пожилой человек – по-видимому, эмир. В ногах у него сидел мальчик, державший в руках серебряный кубок. По меньшей мере с полдюжины роскошно одетых слуг выстроились вдоль стен по обеим сторонам от помоста.
Однако ни эмир, ни сэр Клайв не приковали надолго внимания Шарлотты. Взгляд ее обратился на высокого, угрюмого турка, стоявшего подле эмира. Он не шевелился и не произносил ни звука, но чувствовалось, что этот человек царит в зале. На мужчине было алое одеяние, расшитое драгоценными каменьями, а на голове – тюрбан, увенчанный павлиньими перьями. Надменно взглянув на Шарлотту и ее тетушку, турок всего на миг задержал на них взор и, слегка подняв подбородок, равнодушно уставился вдаль.
Сердце Шарлотты сперва застыло, а потом затрепыхалось в груди – того и гляди вырвется наружу.
«Боже! Боже! – почти теряя сознание, подумала она. – Мужчина, стоящий за эмиром, это же принц! Принц Карим Александр!»
Сердце забилось медленней, каждый его удар причинял теперь Шарлотте боль. Кровь словно застывала в жилах, девушкой все больше овладевало отчаяние. Только теперь Шарлотта поняла, какие огромные надежды она возлагала на то, что принц вызволит ее с тетушкой из беды. Хотя «мистер Александр» вел себя на корабле далеко не лучшим образом, ей все же не верилось, что он способен бросить на произвол судьбы женщин, которые спасли ему жизнь.
Теперь же она осознала всю глубину своего заблуждения. Сэр Клайв сидел в кресле – первом кресле, которое Шарлотта увидела во дворце эмира. Следовательно, он тут почетный гость, а разве эмир принимал бы сэра Клайва с почетом, если бы тот и вправду похитил принца, как казалось вначале? А коли никакого похищения не было, неминуемо напрашивается вывод, что сэр Клайв и «мистер Александр» действовали заодно. И, стало быть, «мистер Александр» предал ее с тетушкой самым что ни на есть подлым образом.
И все же Шарлотту невольно притягивал холодный аристократический профиль человека, который неподвижно, как изваяние, застыл подле возлежавшего на подушках эмира. Казалось, лицо принца высечено из шотландского гранита. В этом лице не было ни малейшего сходства с тем, кого Шарлотта знала как «мистера Александра». Даже не верится, что этого сурового, надменного аристократа она выхаживала, словно ребенка, у которого был жар. И что он цеплялся за ее руку и умолял не покидать его. И уж совсем невозможно себе представить, что однажды солнечным, погожим днем они поехали на прогулку, любовались английским сельским пейзажем, радовались, отыскав документы, и весело хохотали, спрятав свою находку от пронырливого архидиакона.
«Так мне и надо! Нечего было обманывать священнослужителя!» – мрачно подумала Шарлотта.
Разве она оказалась бы сейчас в таком плачевном положении, если бы вовремя призналась во всем архидиакону? Нет! Скорее всего, она бы уже обручилась с ним и выбирала бы себе приданое, на радость своим братьям и их женам.
Шарлотту начал душить истерический смех. Да, если тебе предлагается на выбор стать наложницей шестидесятилетнего эмира с непроницаемым, как у древнего идола, лицом или благопристойно выйти замуж за сорокалетнего ханжу-архидиакона, замужество начинает казаться прямо-таки заветной мечтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34