Где-то под Кейп-Мэй есть еще один корабль, «Атлантина» — через «н», не «Атлантида», а «Атлантина». Это был экспериментальный корабль, построенный во время Первой мировой войны. Из цемента. А потом удивлялись, почему он затонул.— Прямо как Атлантида. Ты любишь историю, правда, солнышко?— Да. А ты?— Не слишком. Может, вернемся в комнату и сотворим немного этой истории?— О, Джон, — выдохнула она.— О, Джейни, — передразнил он. — Ну и?— Хочешь заставить меня это сказать, да?— Если смущаешься, можешь просто кивнуть. Джейн кивнула, и он сгреб ее в охапку, будто она весила меньше двухлетнего ребенка, и понес к велосипедам.Корабли подождут… Они собирались творить историю.Джон пел в ванной что-то из репертуара Элвиса — возможно, из уважения к Дувоп. Элвиса он пел не лучше, чем Спрингстина, но Джейн все равно улыбалась, расчесываясь перед зеркалом.Они заказывали еду в номер ночью и утром. И если бы не запланировали встречу с Генри и Брэнди, то не выходили бы из комнаты весь день.Прошлой ночью они вышли на балкон. Джон в одних трусах, Джейн в простыне со своей кровати — им понадобились обе кровати, так или иначе, — и смотрели на фейерверк над пляжем и океаном.— Подумать только, я собиралась жечь бенгальские огни с родителями. Потом смотреть концерты по Пи-би-эс и лечь спать в одиннадцать, — произнесла она, прислоняясь к его обнаженной груди.Он ткнулся носом ей в шею и сказал, что лучшие фейерверки случаются дома, и она пропустила кульминацию на пляже, с радостью променяв ее на вспышки цвета под закрытыми веками, когда он любил ее, обнимал и показывал, что на самом деле значит «праздновать»…Джейн покраснела и отвернулась от зеркала. Надо сосредоточиться на других вещах, а не на том, что Джон не может от нее оторваться… А она не может оторваться от него.И они разговаривали. Во всяком случае, она. Он задавал такие хорошие вопросы, ему было все интересно. И она рассказывала о своем детстве, о родителях, о Молли.— Молли, — Джейн отложила расческу, схватила телефон и набрала домашний номер кузины.— Привет, можете говорить со мной. А я поговорю с вами, только позже. Дождитесь короткого…Джейн повесила трубку. До этого она оставила уже пять сообщений.Она позвонила и на мобильный, без особой надежды, но Молли ответила со второго гудка.— Молли! — Джейн буквально влезла в телефон. — Где ты? Почему не звонишь? Тебе нужно приехать сюда. Сегодня вечером, крайний срок — завтра утром.— Я не смогу, Джейни, — Молли, похоже, ее не слышала.— Что значит — не сможешь? Молли, я достала тебе сенсацию. Это больше того, что ты хотела. Гораздо больше. Пулитцер, помнишь? «Спаси меня, Джейни, спаси мою работу!» Припоминаешь, Молли? И где ты? Ты так и не сказала, где ты, — Джейн сощурилась. — Ты в Канкуне?— В Канкуне? Ты что, сейчас же не сезон. Хотя кому я это говорю — женщине, которая ездила в Диснейленд в августе. Лучше уж сразу нацепить мышиные уши, включить печку и расплавиться. И ездила ты с родителями. Помощь нужна тебе, Джейни. Серьезная помощь. Тебе надо из этого вырваться. Кстати, о «вырваться», как там препод?— Молли, — Джейн присела на край незаправленной кровати, — ты не собьешь меня своими остроумными комментариями. Где ты и почему не можешь приехать?— Я бы сказала тебе, что в Париже, но ты бы не поверила, потому что там телефон был бы недоступен.— Правда?— Черт. Какую возможность упустила. Я все время забываю, что ты живешь в стране «Фишер-прайс» «Фишер-прайс» — крупная компания, производящая товары для детей.

и ничего не знаешь о взрослых игрушках. Кстати, о «взрослых игрушках», ты не сказала — как там препод?У Джейн щелкнуло в голове, и она посмотрела на дверь ванной. Ужасное пение смолкло. Шум воды тоже. Джон вот-вот выйдет, и придется объяснять ему, что с Молли все сложно, что она просто… просто Молли.— С ним все нормально. Он… внизу, проводит семинар. Слушай, мне пора. Когда тебя ждать?— Джейни, радость моя, меня не надо ждать, — ответила Молли. — К сожалению, у меня другие планы. И я ушла из газеты. Там никакого будущего.— Ты ушла… какие планы?— Разумеется, спасти репутацию «Беззаботного детства».— А что с моей репутацией?— Я рассказала профессору, он все тебе объяснит. Я пойду на любую жертву ради моей любимой кузины Джейн.Тут Джейн окончательно запаниковала:— Жертва для тебя — это ходить две недели без педикюра. Что происходит?— Если я скажу, ты сюда примчишься, поэтому не буду. А сейчас я кладу трубку. Да, Джейни, спасибо тебе! Огромное спасибо. Мое имя чудесно засияет в огнях рампы.— Нет, подожди. В каких огнях? Молли! Молли! Черт!— Что-то случилось, солнышко? — спросил Джон. Он прикрылся только маленьким белым полотенцем, что было бы приятным зрелищем, не будь она так расстроена. — Я еще не надел линзы, поэтому ты слегка расплываешься, но, по-моему, ты нахмурилась. Очень красиво нахмурилась.— Ты говорил с Молли? Ты ничего об этом не сказал. И что она тебе сообщила?Он взъерошил мокрые волосы и искоса посмотрел на нее:— Она взяла с меня клятву держать все в секрете. Прости.Джейн приподняла трубку и снова положила ее.— Она только что освободила тебя от клятвы, так что выкладывай.Джон присел рядом и глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями.— Хорошо. Кто-то проводил собеседование с каким-то дядей, который думал, что может — ну не знаю — оставить в твоем заведении двоих племянников на две недели в июле начиная с прошлого понедельника. Но тот, кто с ним беседовал, решил, что речь об августе. Когда я говорил с Молли, она ждала, что этот дядя объявится и разнесет все здание. А что, разнес?— Но ведь мы закрыты. Она должна была сказать, что мы закрыты. Что еще она… о господи!«Я пойду на любую жертву ради моей любимой кузины Джейн».— Она не могла этого сделать, — Джейн с надеждой посмотрела на Джона. — Ведь правда же?— Не могла что?— Две недели присматривать за чужими детьми, — еле выдавила Джейн. Слова находились так же трудно, как если бы она говорила по-японски… А она не говорила по-японски. «Хонда», «мицубиси». И все.Нет, Молли так не поступит… если, конечно, ей это не выгодно. А какая тут выгода? Что она говорила про свое имя в огнях рампы?Зазвонил телефон, и Джейн схватила трубку:— Молли!— Простите. Я, наверное, не туда попала, — ответил очень приятный интеллигентный женский голос с легким южным акцентом.— Ас кем… С кем бы вы хотели поговорить, мэм? — Джейн посмотрела на Джона, который вдруг попытался выхватить у нее телефон.— Ну как же, с Джоном Патриком, конечно. Это ведь его номер? Джона Патрика Романовски? Джей-Пи?Джейн покосилась на Джона, который помахал ей рукой. Довольно вяло помахал. И очень виновато.— Джон Патрик? Я не знала, что его зовут Джон Патрик. Просто… просто Джон. Джей-Пи, вы сказали? Да, он здесь, секундочку.Она передала ему трубку, услышала, как он поздоровался со своей тетушкой Мэрион, и отошла в дальний угол.Джон Патрик. Она даже не знала его второго имени. Переспала с мужчиной, даже не зная его полного имени. Призналась в любви мужчине, не зная его полного имени. Джон Патрик?Джон Патрик Романовски.Дж.П. Романовски.Дж.П. Роман.Нет.Невозможно.«Я убью его».Джейн бросилась к шкафу, куда убрала прочитанную книгу. Опустилась на колени, открыла один чемодан, потом другой. Книги не было. Где она?— Где эта чертова книжка? — завопила Джейн, подбегая к Джону, который как раз повесил трубку.— Какая книжка? — невинно спросил он, но она уже все поняла. Теперь поняла. — Я все еще без линз, но тон у тебя убийственный. Что стряслось?Она погрозила ему пальцем.— Значит, Генри Брюстер не любит быть один на людях. Я спросила, откуда ты это знаешь, и ты ответил, что он сказал тебе по телефону.Джон пожал плечами, достал линзы и быстро их надел.— Но ведь это было разумное объяснение. Послушай, Джейни, солнышко, — он поморгал большими сине-зелеными глазами и теперь четко ее увидел. — Я собирался рассказать. Просто было не до этого. Мы с тобой были немного заняты — помнишь?Джейн жестом остановила его:— Нет. Ни слова. Говорю я.— Понял, учитель, — Джон покачал головой и снова сел. При росте шесть футов и шесть дюймов трудно выглядеть покорным, но получалось у него отменно. И это на нее никак не подействовало!Джейн зашагала по комнате, чеканя шаг.— Теперь все сходится. Профессор-чудак! Я почти попалась на удочку. Соглашение о конфиденциальности. Ты все знал о Генри. Знал о сенаторе! Все эти сведения, которые у тебя были. От студента? Вряд ли. Это не звучало правдоподобно. И самое главное. Дж.П. Роман мечтал бы разоблачить кого-нибудь вроде сенатора Харрисона.— Да, это…Она опять жестом остановила его:— Так. Я говорю, ты сидишь.— Да, мэм. Простите, мэм.— А вся эта чушь о любовном романе?— Это правда. Частично, солнышко. Спроси у Генри. Я пишу чертов любовный роман. — Джейн гневно уставилась на него. — Ладно, затыкаюсь.— Ты собирался использовать меня. Прямо как Молли. Только она удрала в очередное лягушачье путешествие, а мы… мы…Джон встал, обнял ее, прижал к груди.— А мы здесь. Ты и я. Я люблю тебя. И побаиваюсь, — недоуменно добавил он, — но все равно люблю. Простишь меня, что не успел все рассказать?Джейн подумала несколько секунд.— Прощу. Если других секретов нет, — она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Есть еще секреты?— Только один, — Джон сел и усадил ее к себе на колени. И рассказал о Мэри-Джо…— Так теперь она все знает? — спросил Генри, потягивая холодное пиво в «Синем кабане». — Хорошо. Я уже путаюсь в том, кто что знает.— Ты бы ее видел, когда позвонила тетушка Мэрион. Она маленькая, но очень сильная. Поверь мне, Джейн Престон, которая скоро станет Джейн Романовски, совсем не хрупкая.— Она правда тебя любит?— Настолько, что расплакалась, когда я рассказал о Мэри-Джо. Казалось, она хотела вломиться к Харрисону, оторвать ему голову и ему же скормить.— Отлично. Она мне нравится. Ну а теперь, когда эта Молли исчезла со сцены, в наших планах что-нибудь изменилось?— Нет. Мы можем рассчитывать на Джима Уотерса, но я не хочу делать ставку только на него.Генри кивнул:— Правильно. А то получится великое разоблачение, которого никто не увидит и. не услышит.Джон допил пиво.— Можно поменять тактику. Брэнди не будет заманивать сенатора, вместо этого мы пришлем ему записку. Пригрозим тем, что знаем. Устроим встречу в полночь, как в шпионских фильмах, возьмем диктофон…— Это называется шантаж, Джон. А еще от тридцати лет до пожизненного заключения, если мы ошиблись и эти бумаги ничего не значат. Я очень надеюсь, что они настоящие, а то Брэнди полна решимости рассказать прессе о фотографиях. — Он покачал головой. — Зря он ей рассказал, что собирается одобрить морское бурение в Калифорнии, и позвал в свою команду. Это стало для нее последней каплей.Джон тут же сменил тему:— И как Брэнди, Хэнк?Генри покраснел, от галстука-бабочки до залысин.— У нее все хорошо. А что?— Да так, ничего. — Джон откинулся на спинку стула. — Мне просто показалось, что в воздухе запахло романом.Генри принялся нервно двигать кружку, оставляя на столе узор из мокрых колец.— Вечером мы вместе поужинаем. Не здесь. Она заказала лимузин, и мы поедем в Атлантик-Сити.— Ого. Ничего себе. Правда? Хэнк, ну даешь.— Позволите присесть?Джон посмотрел на Диллона Холмса, который уже опускался на стул.— Нет. Не позволим. Проваливай.— Я бы с удовольствием, Джей-Пи, но пришло время проговорить.Джон решил не обращать внимания на «Джей-Пи».— О чем?— О вашей… подружке.Джон крепко сжал ручку пивной кружки.— Осторожно, червяк. А то я на тебя наступлю.— Да-да, — Генри нагнулся к Диллону и произнес вполголоса: — Он может, я свидетель. Он большой парень. Большие люди обычно очень кроткие, и Джон уравновешенный и добрый человек. Но что бывает, когда добрый и кроткий человек сердится? Большой, добрый и кроткий? На твоем месте я бы извинился.— Конечно, — Диллон ничуть не смутился. — Прошу прощения, Джей-Пи. Я даже уйду. Но сначала попрошу напомнить мисс Престон о фотографиях, которые все еще у меня вместе с выпиской из журнала регистрации, о номере 217.Лицо Джона осталось непроницаемым. Они с Джейн поженятся… «когда-нибудь». Фотографии ничего не будут значить. Но Диллону Холмсу необязательно об этом знать. Пусть думает, что козыри у него.— Продолжай.— А что еще сказать? Да, — он встал и отодвинул стул, — еще вот что. Я не ем виноградное желе, Джей-Пи, и не читаю местных газет. Тебе надо было взять апельсиновый мармелад и «Уолл-стрит». Неувязки в сюжете. Сущее наказание, да? Приятного дня, джентльмены.— О чем это он? — спросил Генри с недоумением. Джон подпер голову рукой.— Он знает, что мы видели бумаги и положили их на место. Мы попали.— Да, на тебя посмотреть — и правда попали, — согласился Генри. — Он все знает и будет готов. Что теперь?— Может, вернуться к плану Б и использовать Брэнди?— Нет, — твердо сказал Генри. — Я этого не позволю.— И я бы не позволил, Генри.— Так что действуем по плану А и будем надеяться, что они не смогут нас остановить.Джон мгновение подумал, поразмыслил, прикинул, словно это был сюжет книги.— Он угрожал Джейни. Значит, не боялся. Такие люди, как Холмс и Харрисон, привыкли, что им все сходит с рук. Они угрожают, и люди трусят. Они шантажируют, Генри, так было всегда. Но что случится, если мы наплюем на шантаж?— Может, спросим Джейн?— Она хочет наказать Харрисона. Сейчас она не отступится. Но ты прав. Возможно, у нас не получится провернуть все, как мы хотели, — теперь они в курсе и наверняка придумали логичное объяснение, которое выставит нас полными идиотами. Может, просто устроим анонимную утечку информации в прессу?— А на кого ссылаться? Нет, Джон. Поднимется шум, но никто никогда этого не напечатает, даже бульварные газеты. Харрисон просто затаскает их по судам.— И, может, даже выставит себя невинной жертвой. Ты прав, Генри. Действуем по плану. На провокации не поддаемся. — Он поднялся из-за стола. — А теперь, если не возражаешь, у меня свидание.— С Джейни, конечно.— Конечно. Мы собрались в местечко под названием Уайлдвуд, посмотреть Дувоп.Генри закатил глаза:— Куда же еще.— Слушай, Хэнк, кто-то едет в Атлантик-Сити, а мы в Дувоп. Потому Земля и вертится. Увидимся завтра. Пресс-конференция в пять, так что встретимся с тобой и Брэнди в четыре.— Мы придем, — согласился Генри. — Только убедись, что Джим Уотерс тоже придет.— Он купился на угрозу?Диллон Холмс прошел мимо дяди и уселся на кушетку.— Конечно, купился. Он же за хороших, помнишь? По крайней мере, так он считает. Перед таким стоит лишь хвостом махнуть, и он переворачивается на спину и прикидывается мертвым.— Опять язвишь, — Харрисон скривился. — Вполне хватило бы простого «да» или «нет». А что нам сказать, если он не остановится? Вперед, Диллон, и смотри, не ошибись.— Ошибись? Я же сам все и написал! — Диллон откинул голову на подушки и стал монотонно зачитывать: — «Мы не знаем, что это, нам тоже прислали копию по почте. Злоумышленники явно пытаются сыграть на искреннем горе сенатора, позор им. Но сейчас мы хотим заявить, что это грязная ложь, цель которой — опорочить самого честного, правдивого и высоконравственного человека, когда-либо претендовавшего на пост президента. Пора Америке отказаться от политики разрушения личности и сказать: „Довольно!“ Господи, у меня даже живот свело. Первое место. То есть ты практически изобрел политику разрушения личности, дорогой дядюшка.— К черту сарказм. Потренируйся говорить с печальным, смиренным и все же негодующим видом, и мы как-нибудь выкарабкаемся. Я все еще не могу поверить, что тебе действительно придется…— Иметь дело с этим дерьмом, дядюшка. Очень скоро ты поверишь. Только ведь мы оба знаем правду.Харрисон налил себе еще виски.— Я просто хочу, чтобы завтра уже закончилось. Хочу умотать из этого захолустного городишки, подальше от этих болтливых идиотов, их высоких идеалов и закулисных делишек. Мне нужно расслабиться.— У тебя и так это прекрасно получается, — Диллон наигранно поклонился.Харрисон повернулся к племяннику:— Еще одно. Ты говорил с той девушкой, Диллон? Ты достал ее телефон? Мне нужно расслабиться. Может, она свободна вечером…— С ума сойти, дядюшка. Потерпи еще денек. Пожалуйста. А потом мы вернемся в Вашингтон, где ты сможешь развернуться.— Ты прав, ты прав. — Харрисон залпом прикончил виски, не глядя на Диллона. Подчеркнуто не глядя на Диллона. — Еще один день. Глава 16 Рано утром в пятницу было солнечно и тепло. Снаружи.Внутри было темно… и жарко.Джон приподнял голову, посмотрел на Джейн и перевернулся на спину.— Ладно, все. Я официально проснулся.— А мне казалось, ты проснулся раньше, — она потерлась щекой о его плечо.Джейн улыбнулась, когда он провел пальцем по ее руке. Простой жест, ничего сексуального — она уже знала, каким бывает страстное прикосновение. А сейчас Джон просто лежал рядом с ней, вместе с ней.Она любила секс. Без вопросов. Но Джона любила больше, любила такие минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27