Как только одежда высохнет, она ее свернет и положит в два пластиковых мешка для грязного белья, предоставленные отелем, запихнет в дальний угол шкафа и будет очень надеяться, что до конца недели они не начнут пахнуть, как моллюски, умершие пять дней назад.Или, может, отстирать все в раковине?Нет. У нее каникулы. Никто не занимается стиркой на каникулах.Джейн постояла еще две минуты, пока чистюля не победила, и пошла на компромисс. Она отмоет нижнее белье бесплатным шампунем.Она постирала трусики, лифчик и колготки, потом быстро простирнула белую рубашку Джона и слила воду из раковины.— Ты там все? — послышался голос Джона, когда она заполняла раковину во второй раз, наливая остатки шампуня и размешивая его, чтобы появилась пена.— Можешь войти. Дверь не заперта, — она выключила воду и сдернула его черные трусы с перекладины.— Ну-ка дай сюда, — Джон выхватил трусы у нее из рук. — На хрена ты это делаешь?Она тяжко вздохнула.— Джон, да ты не стесняйся. Я годами стирала, сушила и складывала белье отца. Подумаешь, кусок хлопка и эластика.— Да, — он скомкал трусы и огляделся, не зная, куда их положить. — Но это мои хлопок и эластик.Джон посмотрел на душевую перекладину, на свою белую рубашку, которую Джейн повесила сушиться, подложив полотенце, чтобы не капало, стащил рубашку, затем схватился за брюки. Потом забрал и носки, один за другим.— Мое, — произнес он медленно и отчетливо. — Твое, — добавил он, показывая на лифчик с трусиками. — Стой здесь.Она покачала головой, стараясь не улыбаться, и подождала, когда он вернется в ванную. Джон принес один из пластиковых мешков, в котором уже лежало его белье.— Вот, положи свои вещи сюда, и мы позвоним, чтобы кто-нибудь это забрал. Знаешь, почему, Джейн? Потому что это мешок для грязного белья, туда мы его и кладем.— Но они сдерут втридорога за…— Я плачу! — перебил Джон, сдергивая ее платье с перекладины и запихивая в мешок, затем потянулся за лифчиком, но быстро опустил руку. — Давай, клади сюда, — он бросил ей мешок для белья и вышел.Джейн опять осталась одна, кусая губы, чтобы не смеяться. Большой и Ужасный Джон? Легко Краснеющий Джон, скорее так.Он такой замечательный.И деликатный. Он знал, что ей понравились поцелуи, но не торопил, не пытался затащить ее в постель тем же вечером.Он не спешил, как джентльмен, и это, пожалуй, самое замечательное…Джейн нахмурилась. Может, с ней что-то не так? Она не возбуждает, не заводит его? Он поцеловал ее два раза, остался холоден и решил просто остановиться на этом?Он мог бы заказать в номер клубнику со сливками, например, и бутылку вина. Но нет, он взял пиццу.Не слишком романтично.Джейн вынула затычку из раковины, выпрямилась и посмотрела на себя в зеркало. Великолепные ломтики на месте, их слегка освежило яркое летнее солнце. На носу и щеках несколько веснушек, но это ее не портит. Глаза сияют, на щеках естественный румянец. На ней юбка от розового костюма, и она надела белый топик вместо черного, потому что еще утро. Ничего белого до Дня поминовения или после Дня труда, и ничего черного до полудня, если не идешь на похороны. Это бабушкины правила.Она выглядела молодой и свежей. Тщательно ухоженной. Ей идет розовый, как сказал Ангел. Она выглядела… она выглядела… О боже, она выглядела невинной!Как раз той, кем была — хорошей славной девочкой.А Джон — джентльмен. В этом проблема. Он джентльмен.И сегодня понедельник. И они уедут отсюда в субботу, проспав все ночи в одной комнате.Если этот человек не святой, а он им ни в коем случае не является, значит, она его не привлекает… Или он джентльмен.Надо позвонить Молли. Молли знает, как читать «знаки». Она объяснит, значат ли что-нибудь вчерашние поцелуи Джона. Но Молли сидит в «Беззаботном детстве» и, скорее всего, занята по горло, в понедельник всегда утреннее сумасшествие.Она позвонит потом.— Я повторяю, хотя уже спрашивал… ты все?— Ой, извини, Джон. — Джейн быстро запихнула одежду в мешок и вышла из ванной. — Можешь заходить.— Я не хочу заходить, — Джон вздохнул. — Я просто не хотел кричать через дверь. Сядь, Джейн. Пора составить стратегический план.Она взглянула на часы, сказала, что ей нужно поспешить, потому что уже четверть, девятого, и начала убирать посуду после завтрака, перекладывая металлические крышки, которые они положили на постель, сворачивая тканевые салфетки…— Перестань! — Джон выхватил у нее салфетку так же, как вырвал трусы. — Я потом все сделаю, обещаю.Джейн сцепила руки, чтобы удержаться от соблазна и не переставить стакан из-под апельсинового сока на переносной столик, принесенный горничной.— Прости. Я начинаю аккуратничать, когда нервничаю.— Я заметил. Почему ты нервничаешь?Она отвела взгляд, посмотрела на свои новые туфли цвета слоновой кости, те, что с ремешком на подъеме ноги. Она любит эти туфли. Будет думать о туфлях.— Джейн, ты из-за вчерашнего вечера? Из-за пляжа?Она глубоко вздохнула и подняла на него глаза. Он такой высокий, такой большой, она чувствовала себя такой защищенной, когда он обнимал ее своими ручищами. Он — как новый континент, который она мечтала исследовать, дюйм за дюймом.Джейн кивнула.— Я так и думал, — его голос прозвучал невероятно грустно. — Я не должен был этого делать. Мы так хорошо проводили время, а я все испортил.— Испортил?Как это — испортил?Он провел рукой по волосам — интересно, он расстроен или нервничает? Предположим, нервничает. Это хорошо. По крайней мере, тогда они на равных.— Зря я полез к тебе. Ты здесь потому, что твоя кузина на испытательном сроке, и живешь в этой комнате, потому что я накололся со своим чудачеством и «кроликом». Ты хочешь приключения. Ты действительно хороша. Чертовски привлекательна, и я чертовски увлечен. Но…— Но ты не хочешь, чтобы тебя использовали? — перебила Джейн, чувствуя, как ее щеки начинают гореть. — Это так? Ты думаешь, я тебя использую, чтобы у меня получилось приключение?Он почесал за левым ухом.— Это не похоже на правду, да?— Нет, Джон, это совершенно точно не похоже на правду. Хочешь попробовать еще раз?— Может, потом, когда выясню, что тут творится, потому что, ясен пень, тут что-то творится, — он глуповато улыбнулся.Ха! Ей не надо звонить Молли. Она сама не дура. Он хочет ее! Ну, Большой и Ужасный Джон, сегодня ночью пора к мамочке, и если гора не пойдет к ней, она пойдет к горе.Потом она ощутила, что краснеет еще сильнее. К мамочке? Может, она перегрелась на солнце или наглоталась морской воды? Потому что на самом деле решила соблазнить этого мужчину.— Я знаю, трудно сделать то, о чем я хочу сейчас сказать. Но, может, попробуешь еще раз подлизаться к Диллону Холмсу?Это вернуло Джейн на землю.— Ты хочешь, чтобы я сделала — что? Теперь он начал переставлять посуду, наводя еще больший беспорядок. У него талант.— Мы здесь из-за этого, Джейн, помнишь? Твоя задача — выяснить, баллотируется сенатор или нет, а моя — выставить его ублюдком, чтобы он не смог выдвинуть свою кандидатуру.— Невероятно, — Джейн взяла сумку и синюю папку. — Ты действительно хочешь, чтобы я клеилась к Диллону? После того, как я рассказала, что он разозлился на меня вчера вечером? Кроме того… — Она остановилась, пока не сказала глупость вроде: «Кроме того, я не хочу его, я хочу тебя».— Я наброшу лишнюю тысячу, Джейн. Потратишь ее на оборудование для детской площадки или на что-нибудь еще.Глаза Джейн расширились от гнева. Он, наверное, видит, как они вылезают из орбит. Она моргнула, чтобы глаза не выскочили наружу.— О, черт, Джейни, не смотри на меня так, я не прошу тебя ложиться к нему в постель. Я просто хочу, чтобы ты заручилась его расположением.— Хорошо, — Джейн прижала папку к груди. — Будь по-твоему. Я обольщу его. Я буду милой. Я заставлю Диллона выложить все секреты. Ха! Как будто он это сделает. А в это время ты можешь спуститься вниз и попросить другую комнату для себя и своего большого, жирного тупо… тупоумия!— Ты разозлилась, — Джон шагнул ей навстречу. — Я должен был знать, что ты выйдешь из себя. Прости, Джейн. Я обычно хорошо обхожусь с женщинами.— В самом деле? Ты мог и обдурить меня, — бросила Джейн и вылетела из комнаты, хлопнув дверью. А Джон звал ее и просил, чтобы она подождала, что ему нужно еще кое-что сказать.Она не хотела этого слышать.— Диллон, — произнес сенатор, поднимая глаза от газеты. Он все еще был в пижаме — бордовый шелк с золотым кантом на швах — и таком же халате. Он сидел за огромным обеденным столом, положив ногу на ногу, одна тапочка болталась на мыске. — Ты какой-то нервный.— У нас проблема, — сказал Диллон, наливая себе кофе.— Да, но она вот-вот уйдет, — невозмутимо ответил Харрисон и приложил палец к губам. Из спальни сенатора, на ходу застегивая блузку, вышла рыжеволосая официантка из клуба, где они были вчера вечером. — Доброе утро, дорогуша.— Обри, ванная потрясная. Такое чудесное ретро, — высокая и сильно накрашенная молодая женщина, подчеркнуто виляя бедрами, подошла к столу и чмокнула великого человека в белоснежную шевелюру. Она указала на металлическую крышку одного из блюд. — Это мне?— О, извини, дорогуша, — немолодое, но все еще красивое лицо сенатора стало грустным и виноватым. — Увы, нет. У нас с Диллоном тут встреча, всего через несколько минут. Диллон, поторопись и доешь, пока люди не пришли, будь добр.Женщина надула губы, но Харрисон встал, обнял ее и повел к дверям, ловко подцепив ее сумочку со стула.— Позволь дать тебе денег на такси. Мне очень жаль. Мы наверстаем все сегодня вечером, дорогуша, обещаю. Около одиннадцати, рядом с твоим заведением?— Правда, Обри? — слегка капризно спросила девушка, взяла полтинник и засунула его в лифчик. — Я приду.— Хорошо. Очень, очень хорошо. И запомни, это наш секрет, — сенатор поцеловал, девушку в лоб, повесил сумку ей на плечо, провел ладонями по ее рукам и аккуратно выставил за дверь.Диллон бросил сложенную газету, которую до этого читал.— Ты снова собираешься с ней? Одного раза более чем достаточно. Сколько ей? Двадцать два, двадцать три? Если кто-то из прессы, кому не следует, пронюхает об этом… черт, я позвоню ей и передам твои извинения. Как ее зовут?— Ни малейшего понятия, племянничек. Именно поэтому я зову их всех «дорогуша». Так намного проще, — сенатор опустился на стул, расправил на коленях льняную салфетку цвета слоновой кости и посмотрел через стол на Диллона, который наконец присел. — Ну, в чем проблема?— Кроме того, что в один прекрасный день наши друзья из прессы не смогут скрыть, что ты лезешь под каждую юбку? Ей хотя бы есть двадцать один? Не похоже, даже с косметикой. Не хватало, дядюшка, несовершеннолетней потаскушки. Кроме того, ты и так слишком много должен твоим друзьям-журналистам за молчание. Что ты дашь им в следующий раз, ключи от Овального зала?— Они все этого ждут, верно? И не знают, что я уже передал их тебе. Президент Холмс. Вся власть, но не титул. Неприятно, да, племянничек? Я надеюсь. Ну, так что же ты разнервничался, а?Диллон положил ложку сахара в кофе, рука его заметно тряслась.— Не заливай, дядюшка. Что ты будешь с ней делать? Это ведь просто копия.Сенатор Харрисон положил локти на стол и сложил руки, водрузив на них подбородок.— Я вижу, у тебя есть причина для нытья, Диллон. Может, ты и мне расскажешь?— Распечатка, черт ее побери, — Диллон отодвинул стул так, что тот опрокинулся. Он положил ладони на стол и пристально посмотрел на дядю. — Она лежала на видном месте, тут, на письменном столе. Я положил ее сюда сразу после того, как показал тебе. Куда ты ее дел?Обри Харрисон сидел очень тихо, двигалось только адамово яблоко, верх и вниз, когда он сглатывал… с трудом.— Какая распечатка?— Та самая, Обри. Та самая. Она пропала. Харрисон поднялся и направился в спальню Диллона, полы халата развевались на ходу.— Ты уверен, что она пропала? Тут все раскидано. Словно кто-то включил тут пропеллер. Ты говорил, на столе. Ты проверил весь стол? Где еще ты искал?Он повернулся к племяннику с побелевшим лицом.— Черт тебя побери, где она? Диллон протопал к столу.— Она лежала здесь, прямо наверху, — он ткнул в башню бумаг. Это привело в действие силу притяжения, и вся пачка соскользнула на пол. — О, черт. Неважно, ее все равно здесь нет. Я смотрел, два раза.— Ах ты, сукин… — Сенатор обследовал переполненную корзину для бумаг с уничтожителем документов сверху. — Ты порезал ее?Диллон начал массировать себе плечи обеими руками.— Вряд ли… Нет. Зачем мне это делать?— И точно. Ты ведь машешь ею перед моим носом каждый раз, когда чего-то хочешь от меня. Ты напыщенный, самонадеянный, испорченный садист.— Помолчи, это делу не поможет. Вчера тут была толпа народу. Ее кто-нибудь видел? Кто-нибудь брал? Нам необходимо найти эту распечатку.Сенатор оглядел загроможденную комнату.— Ты ждешь, что я буду рыться в этом свинарнике?— Я уже порыскал. Черт побери, я не спал всю ночь, или ты не заметил, что я даже не переоделся, не принял душ, не побрился?— Честно говоря, я никогда тобой особо не интересовался, чтобы замечать такие вещи. Так, значит, ты посмотрел везде?— Везде. Но у меня есть мысль…— Перерезать себе горло? Блестяще, Диллон.— Нет, нет. Та баба, Джейни Престон. Она была здесь вчера вечером. Сказала, что зашла за своей папкой с материалами конференции, но разве я могу быть уверен? Она казалась чертовски виноватой, когда я застал ее.Возвращаясь в гостиную люкса, сенатор произнес:— А ведь мы решили, что Романовски безопасен. Думаешь, он открылся ей?Диллон плюхнулся на кушетку и потер утреннюю щетину, едва заметную.— Думаю ли я, что они спелись, хочешь сказать? Да, теперь я так считаю. Он хорошо играет, но я наблюдал за ним в тот первый вечер. Он где-то ожидал, что ты его узнаешь. Может, и надо было его узнать, извиниться, полюбезничать. В таком духе. Нужно было что-то сделать. Я принял его за очередного слюнтяя, но мог и ошибиться.— Гм. Отродье Мэри-Джо опасен? Он прислал мне однажды письмо, много лет назад, когда был еще подростком. Написал, что Мэри-Джо умерла. Я отправил полную корзину лилий. Кто мог подумать, что этот длинный неотесанный парень станет Дж.П. Романом?— Да уж. Тебе нужно следить, на кого наступаешь, дядюшка, потому что иногда они вырастают и отвечают тем же.— Ты о себе?— Я обо всех. Я думал об этом хлыще Дж.П. Романе с тех самых пор, как мы получили его данные и сообразили, что к чему. Он пишет о тебе уже много лет, — сообщил Диллон, сдирая галстук, который болтался под воротничком всю ночь. — Недостаточно для судебного дела по клевете, но мы оба знаем, что он делает. И сейчас, если я прав, он во всеоружии. Ты можешь сесть в тюрьму, дядюшка. Ты можешь…— Ты же знаешь, что я не…— Знаю? Откуда я это знаю?— Знаешь, потому что именно ты…— Оставь это для зала суда, дядюшка. Нам обоим конец, если это всплывет. Могу только надеяться, что она не догадается, что к ней попало.— Никаких имен на распечатке? Лицо Диллона стало очень бледным.— Кто угодно может написать имена. Это может быть чем угодно. Сценой из кино, диалогом из книги… Мы можем сказать, что это написал Романовски и пытается пропихнуть как наше. Я не знаю, мне надо подумать. Лучшее, на что я могу надеяться, — сучка подобрала распечатку случайно и даже не знает, что она у нее. Мне нужна эта ее папка. Она всегда носит ее с собой.Харрисон оживился:— Ты прав, Диллон. Вычеркиваем ту женщину на сегодняшний вечер. Я займусь нашей юной мисс Престон.— После того щипка? Она не подпустит тебя ближе чем на пятьдесят футов. Нет, я ею займусь. Если поспешить, я спущусь как раз к концу первых заседаний. Кроме того, нужно встретиться с нашим человеком. Прошлым вечером я приказал ему проверить комнату Романовски. Может, он уже все провернул.— Диллон, — позвал сенатор, когда тот направился в свою спальню, уже снимая рубашку.— Что еще?— Не провали дело. Или, клянусь, я скормлю тебя собакам.— Меня? Они будут так сыты тобой, что от меня откусят совсем чуть-чуть.Харрисон сел за обеденный стол и закрыл глаза. Несмотря ни на что, ему нужно избавиться от Диллона Холмса. Он не может быть самым могущественным человеком на свете и терпеть Диллона, который угрожает этой чертовой пленкой…Телефон зазвонил, как только Джон закончил осмотр комнаты и убедился, что все в таком же порядке, какой оставила Джейн.Он ничего не нашел. Ничего лишнего, ничего пропавшего.Он проверил компьютер три раза, просто чтобы доказать себе, что он не сошел с ума, что файлы кто-то просмотрел, пока они с Джейн целовались на пляже.В процессе поисков Джон сделал несколько выводов. Первый — сегодня утром он повел себя с Джейн как болван, и второй — пришло время рассказать ей всю правду.О том, кто он.Это для затравки.О том, что он испытывает к ней.Это сложнее. Разогнавшись, трудно остановиться. Джон выяснил это еще в старшей школе. Он не мог бессовестно «поматросить и бросить», поэтому сторонился женщин, встречаясь только с теми, которые знали, что почем, и понимали — он не из тех, кто мечтает жениться и завести детишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27