При этой мысли Митча даже передернуло, его уязвленная гордость подсказывала ему, что надо немедленно удалиться, но он физически не мог сейчас этого сделать.
Неожиданно Джорджия зашевелилась и открыла сонные глаза. Она потянулась к нему и, устремив ему в лицо затуманенный взгляд, томно пробормотала:
– Люби меня снова, Митч. Я прошу тебя. И не принимаю никаких оправданий…
Она произнесла эти слова и вдруг ощутила в душе легкий страх и почти физически почувствовала, как трескается защитная оболочка, окружавшая ее с момента смерти тети Мей. Она поняла, что начинает возвращаться в реальную жизнь, и тайный ужас осознания этого подкрался к ней, но Митч уже поддался соблазну и вновь принялся обнимать и нежно ласкать ее, мягко направляя ее руки: он тоже просил ее о взаимности. И едва Джорджия коснулась его тела – его трепет мгновенно передался ей и заставил позабыть обо всем на свете.
Ей так хотелось познать его, запомнить руками и губами каждую часть и каждый изгиб его тела; ей нравилось получать ласки и снова дарить их, постигая вместе с ним новые пути к заветной близости мужчины и женщины.
Захлебываясь в водовороте чувств, рожденных отчаянием от потери самого близкого ей человека и заглушавших трезвый голос разума, девушка с наслаждением гладила Митча и покрывала его поцелуями с неожиданной для себя радостной и торжествующей раскованностью. Каждое его содрогание, каждое несвязное слово вызывали глубокий отклик в ее сердце и были ответом на ее действия. Ей доставляло удовольствие касаться его и сознавать, что она нарочно возбуждает его, приближая миг полного слияния, когда он возьмет ее и будет полностью обладать ею. Она еще не понимала, какая сила на самом деле вдохновляет ее, не понимала, что сражается со смертью и одиночеством, борется за свою будущую жизнь… Но как же ей было предвидеть, что их взаимная неприязнь обернется столь непреодолимым и жадным влечением, что он уступит ее мольбам и заклинаниям, что такая пылкая страсть соединит их? Откуда ей было знать, что, став жертвой своего безудержного желания, она сразу же с невероятной силой привяжется к этому мужчине?
Джорджия снова уснула, и Митч, терзаясь жуткой тоской, заставлял себя покинуть ее. Этот неподдельный восторг, нежный шепот и горячая порывистость, благодарные глаза, полные слез, предназначались не ему… хотя он едва было не поверил, что по-настоящему избран ею и никто другой не смог бы довести ее до такого исступления.
Он искал ей оправдание и пытался объяснить ее поступок потребностью отомстить бывшему возлюбленному или просто утолить необузданное желание. Но эти аргументы казались ему неубедительными. Не похоже, чтобы Джорджией руководил какой-то расчет, она выглядела такой потерянной… Иногда ее взгляд был настолько рассеянным, что он даже сомневался, сознает ли она, кто сейчас перед ней, если ее голова и сердце заняты другим мужчиной. Ему даже захотелось потрясти ее за плечи, чтобы она очнулась и поняла, с кем она сейчас и как его зовут… Но по какому праву он ее обвиняет, если сам не смог вовремя удержаться и поддался искушению, не справился со своей любовью? После всего, что произошло, ему нельзя здесь больше оставаться, да и она, скорее всего, не захочет потом его видеть. Как только утром она проснется, его лицо станет для нее самым ненавистным в мире. Если же он останется… Митч даже вздрогнул от этой мысли. Как долго он сможет продержаться? На сколько хватит его гордости и достоинства, чтобы не оказаться повергнутым?
Митч с горечью признался себе, что любит Джорджию, и выскользнул из постели, стараясь не потревожить ее. Стоя у кровати и глядя на мирно спящую девушку, он страстно хотел разбудить ее и признаться в своих чувствах… попросить ее забыть о том человеке, который не стоит и ее мизинца. Впрочем, он тут же подавил в себе этот порыв – ведь его любовь ей совсем безразлична, потому что он не тот, кто ей нужен.
Тихонько собрав одежду, Митч на цыпочках, чтобы не нарушить глубокий сон девушки, прошел в кромешной темноте в свою комнату. Там он сложил все вещи, но не смог удержаться от желания на прощание взглянуть на Джорджию и вернулся в спальню.
Склонившись над девушкой, он поцеловал ее в лоб, затем в губы, полюбовался округлым контуром груди, высвеченным лунным светом, в последний раз коснулся нежных рук.
Он никогда не забудет эту ночь. Но вряд ли Джорджия вспомнит о нем через пару дней – разве что с негодованием и обидой. Сжав зубы, он направился к двери.
Джорджия зашевелилась и что-то пролепетала во сне, на мгновение ее забытье чуть не нарушилось под гнетом страха и переживаний, затем она снова погрузилась в спасительное беспамятство.
Выйдя на улицу, Митч окинул дом прощальным взглядом, сел в машину и уехал.
В кухне на столе он оставил записку, в которой сообщал, что неотложные дела зовут его в Лондон и что, по его мнению, для них обоих будет лучше, если их уговор досрочно утратит свою силу.
Он также написал, что деньги, уплаченные им за комнату, возврату не подлежат, и пожелал Джорджии всего наилучшего. Своего адреса он не указал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Джорджии не хотелось просыпаться, она чувствовала: лишь только спадет пелена сна, черная пропасть неизвестности тут же поглотит ее. Но пробуждение уже наступило.
Она слышала за окном пение птиц и ощущала, как комнату заливает поток солнечных лучей, но эти маленькие радости совершенно не отвечали ее душевному состоянию.
Птицы не должны были петь, и солнце не должно было светить. Нынешнему дню пристало быть мрачным, как ее настроение, и небо просто обязано быть темным от свинцовых предгрозовых туч.
Тети Мей больше нет в живых – только теперь она четко осознала этот факт. Джорджия лежала с закрытыми глазами, и мучительные, неотвязные видения одолевали ее: бабушка на больничной койке держит ее за руку и разговаривает с ней, вот она теряет сознание и наступает последний предсмертный вздох. Неожиданно в мозгу всплыли совсем другие картины, не имеющие никакого отношения к долгим дежурствам в больнице, какие-то невероятные фантазии, абсолютно нереальные, но очень живые.
Джорджия приподнялась и с ужасом обнаружила, что она абсолютно голая. От резкого движения все мышцы сразу же заныли. Ее махровый халат был аккуратно сложен на стуле, и на секунду девушка успокоилась: страстная сцена с Митчем, конечно же, ей просто приснилась. Она обвела взглядом спальню, отметила, что дверь закрыта, и вдруг увидела, что вторая подушка примята; дрожащими пальцами она коснулась наволочки и уловила слабый запах мужского одеколона, который она узнала бы из тысячи.
Неужели это ей не пригрезилось? Так, значит, нынешней ночью они с Митчем на самом деле стали любовниками? И она действительно навязывалась и приставала к нему?..
Какой кошмар! Джорджия застонала, как раненый зверь, отказываясь верить в случившееся.
Вопреки ее желанию, в памяти вновь и вновь всплывали отдельные слова, прикосновения и ощущения этой роковой ночи – одни убийственнее других. Джорджия сжалась в комок от мучительных терзаний, но они не переставали преследовать ее.
И все же она не могла обвинять Митча, ведь себя не обманешь – он не был ни подстрекателем, ни инициатором их близости. Во всем виновата лишь она сама…
Поежившись, Джорджия с беспощадной ясностью припомнила все свои слова, с помощью которых понуждала Митча к действиям. Как она могла поступить подобным образом – это у нее в голове совершенно не укладывалось. Просто невероятно! Так не бывает! Но, увы, все было именно так, и никак иначе…
Да что же на нее нашло? Почему она повела себя абсолютно необъяснимо, вопреки всем своим принципам? Девушка была готова провалиться сквозь землю, когда мучительно-сладкие воспоминания снова накатились на нее: она хотела Митча, она была с ним близка и получила невероятное наслаждение. Но почему… почему? Ведь она его почти не знала… он ей даже не нравился… и все же чувственное влечение оказалось сильнее ее.
Она была отвратительна самой себе и кляла себя за столь безобразный поступок. Как можно было допустить такую выходку сразу же после бабушкиной кончины? Джорджию мутило от боли в животе. Сбросив одеяло, девушка побежала в ванную.
Когда она увидела в зеркале мертвенно-бледную физиономию с всклокоченными волосами, то чуть не содрогнулась от омерзения. Включив душ, Джорджия встала под ледяную воду и принялась мыться так тщательно, будто счищала грязь ночного кошмара.
Одевшись, она мрачно подумала, что Митч Флетчер ни в чем не виноват. Он лишь взял то, что ему предложили. Почему бы и нет? Ведь все мужчины таковы, и на его месте ни один не упустил бы свой шанс. Хотя как сказать… Она закусила губу. Если честно, по ее мнению, Митч Флетчер вовсе не был похож на тех, кому достаточно подмигнуть, чтобы заполучить в объятия. Она, конечно, полагала, что он более волевой и… проницательный, чем это оказалось на самом деле, но он действовал, исходя из ее предполагаемой неудачи с любовником.
Джорджия горько усмехнулась. У нее был один, и только один, любовник. Она закрыла глаза и, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, вдруг снова представила, как, несмотря на полную неискушенность, настойчиво и страстно призывала Митча овладеть ею, как будто кто-то подсказывал ей нужные слова… Она так сильно захотела его, что отбросила страхи и скованность, непременно сопутствующие первому сексуальному опыту, и домогалась своего избранника жадно и настойчиво.
Хорошо, что она сейчас одна. Джорджия выглянула в окно – машины Митча около дома не было. Девушка не могла представить себе, как снова увидит его. Прошедшая ночь, похоже, была временным умопомешательством, вызванным смертью бабушки, – по-другому это объяснить нельзя. Но сможет ли Митч… сможет ли он понять ее? И вообще, имеет ли это для него хоть какое-нибудь значение?
Нахмурившись, она прошла на кухню и увидела на столе сложенный лист бумаги.
Записка была адресована ей, и Джорджия развернула листок с недобрым предчувствием. Быстро пробежав глазами письмецо, она уронила его на стол, побледнела, – потом покраснела – между строк коротенького и вежливого послания она прочитала все, о чем умолчал его автор.
Она была ему отвратительна. Что и следовало ожидать. Джорджия и сама чувствовала то же самое. Ничего удивительного, что Митч решил уехать… Вся дрожа, она снова взяла записку и рассеянно расправила бумагу. Почерк был красивым и разборчивым. Джорджия поймала себя на том, что с жадностью вглядывается в буквы, образующие подпись, и водит по ним кончиком пальца так же, как гладила ночью самую чувствительную часть на теле Митча. Смутившись и ужаснувшись, она судорожно сглотнула. Ни за что на свете Джорджия не хотела бы столкнуться с ним лицом к лицу и увидеть в его глазах оценку ее поступку; но вместо того, чтобы испытать облегчение от его письма, она ощущала себя потерянной, покинутой, опустошенной и отвергнутой. Более того – осиротевшей. Джорджия придвинула стул и села. Она чувствовала сейчас то же самое, что и в больнице, когда умерла тетя Мей. Девушка поежилась. Какой-то идиотизм!.. Митч Флетчер ничего не значит в ее жизни, просто пустое место. Они едва знакомы…
Однако, помимо ее воли, в мозгу всплыли картины, предательски подсказывающие, как много она знает об этом мужчине, например: его походку, изменчивое выражение глаз, его движения… запах его тела и каково оно на ощупь.
Знания из области физиологии, с издевкой подумала Джорджия. Они не в счет.
Но ведь она знала о нем гораздо больше. Он отзывчив и заботлив. У него есть свои, твердые и четкие, принципы. Как это ни смешно, но их взгляды на жизнь во многом были схожи. Она ведь тоже считала, что мужчина и женщина должны терпеливо строить свои взаимоотношения, и если один из них дал другому обязательства, то дал их навсегда и должен выполнять, даже если пылкая любовь войдет в более спокойное русло.
Звонок телефона прервал ее мучительные размышления. Джорджия сняла трубку и, узнав медсестру, почувствовала острое разочарование – она ожидала, надеялась и безумно хотела услышать совсем другой голос.
Медсестра извинилась за беспокойство и попросила девушку приехать в больницу для выполнения необходимых формальностей.
Джорджия, нервничая, выслушала ее и поблагодарила за все советы и предложения. Она считала, что похороны должны быть скромными, ведь на новом месте они почти ни с кем не общались, да и раньше бабушка вела довольно замкнутую жизнь.
Гордостью этого маленького городка была старинная церковь, и Джорджия знала, что тетя Мей хотела быть похороненной именно здесь, на тихом кладбище рядом с храмом.
Следующая неделя прошла как в смутном сне; мысли Джорджии были все время заняты невеселыми хлопотами и приготовлениями – надо было достойно проводить бабушку в последний путь. Чувство утраты оставалось тяжелым и непреодолимым.
По ночам девушку одолевала бессонница: измученная, она лежала в постели с открытыми глазами, вспоминая детство, школьные годы… маленькие и серьезные жертвы, на которые тетя Мей шла ради нее… Если бы она только могла выразить свою благодарность бабушке…
Мысли о Митче отошли на задний план, да она бы и не вынесла столько переживаний одновременно. Знакомые отнеслись к Джорджии с состраданием и пониманием, но, несмотря на всю их доброту, девушка знала, что никто не оплакивает эту потерю так, как она. Она чувствовала, что отдаляется от людей, и чем дольше длится ее одиночество, тем сильнее становится страх. Джорджия почти физически ощущала невидимый барьер между собой и окружающими, но глубокая скорбь мешала ей преодолеть образовавшуюся вокруг пустоту.
Она потеряла не только сон, но и аппетит. Ее постоянно тошнило, и все вокруг казалось нереальным.
Медсестра убедила девушку, что подобное происходит довольно часто после смерти родственников или друзей.
– Поговори об этом с кем-нибудь, – мягко посоветовала она, – и тебе станет легче. Потеряв близких, многие замыкаются в себе, избегают упоминаний об умершем… опасаясь, что боль ослабнет. На самом же деле они нуждаются в том, чтобы рассказать о своем горе и чтобы их выслушали. У нас есть специальная служба для тех, кому особенно тяжело. Если хочешь, я могла бы…
Джорджия покачала головой.
– Нет-нет. Я сама справлюсь, – сдавленно произнесла она. – Мне нужно вернуться к работе, да и других дел накопилось полно. Разобрать бабушкину одежду… бумаги… И еще розы…
Медсестра не стала спорить, но, судя по всему, не одобрила ее слова. Джорджия всего лишь защищалась: ей не хотелось ни с кем говорить о тете Мей – ни с кем из тех, кто не знал бабушку и не испытал – на себе, как трудно терять родных.
Девушка понимала, что ведет себя неразумно, но была не в силах что-либо исправить. Каждая жилка, каждая клеточка ее организма отвергала любое общение – оно стало невыносимым.
Луиза Мейтер предложила помощь в организации похорон, но Джорджия отказалась. Это ее последний долг… последнее доказательство любви… и последнее испытание.
Джорджия не могла в эти дни рассуждать здраво и находилась во власти эмоций, а чувство вины и страхи лишь усиливались оттого, что она осуждала себя за недостойное поведение после кончины тети Мей. Воспоминания о безумной ночи с Митчем постоянно терзали девушку. Как она ни старалась стереть их из памяти, все было напрасно.
Неудивительно, что Митч изменил свои планы. Она настолько ему опротивела, что… Но с чем сравнить ее собственное отвращение к себе? Джорджия поймала себя на том, что постоянно думает о своем квартиранте и не может забыть его. В памяти все время всплывали картины их близости, и в них были не только желание и страсть, но и нежность, душевное волнение и забота… Джорджия сознавала, что это самообман – ведь Митч не мог испытывать к ней подобных чувств; просто разыгравшееся воображение несколько смягчало всю неприглядность ситуации, потому что она пыталась оправдать свою ошибку и сама придумала, будто между ними возникло взаимное доверие… которого на самом деле никогда не было.
Джорджии казалось, что она попала в ловушку, и как ни старайся, как ни вертись – выхода все равно нет. Получилось так, что физическое влечение породило душевную привязанность. Она очень скучала по Митчу, и с этим ничего нельзя было поделать… Утром в день похорон тети Мей она с горечью призналась себе, что тоскует о нем как о любимом человеке, хотя это было всего лишь случайное приключение. Поддавшись нелепому чувственному порыву, она оказалась в сетях настоящей любви.
Церемония похорон была тихой, но возвышенной и умиротворяющей и наполнила Джорджию странным ощущением, будто все в этом мире справедливо. Неожиданно для нее острая боль утраты стала притупляться.
Невзирая на возражения девушки, Луиза Мейтер настояла на своем и пришла на кладбище вместе с ней, хотя и держалась немного поодаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Неожиданно Джорджия зашевелилась и открыла сонные глаза. Она потянулась к нему и, устремив ему в лицо затуманенный взгляд, томно пробормотала:
– Люби меня снова, Митч. Я прошу тебя. И не принимаю никаких оправданий…
Она произнесла эти слова и вдруг ощутила в душе легкий страх и почти физически почувствовала, как трескается защитная оболочка, окружавшая ее с момента смерти тети Мей. Она поняла, что начинает возвращаться в реальную жизнь, и тайный ужас осознания этого подкрался к ней, но Митч уже поддался соблазну и вновь принялся обнимать и нежно ласкать ее, мягко направляя ее руки: он тоже просил ее о взаимности. И едва Джорджия коснулась его тела – его трепет мгновенно передался ей и заставил позабыть обо всем на свете.
Ей так хотелось познать его, запомнить руками и губами каждую часть и каждый изгиб его тела; ей нравилось получать ласки и снова дарить их, постигая вместе с ним новые пути к заветной близости мужчины и женщины.
Захлебываясь в водовороте чувств, рожденных отчаянием от потери самого близкого ей человека и заглушавших трезвый голос разума, девушка с наслаждением гладила Митча и покрывала его поцелуями с неожиданной для себя радостной и торжествующей раскованностью. Каждое его содрогание, каждое несвязное слово вызывали глубокий отклик в ее сердце и были ответом на ее действия. Ей доставляло удовольствие касаться его и сознавать, что она нарочно возбуждает его, приближая миг полного слияния, когда он возьмет ее и будет полностью обладать ею. Она еще не понимала, какая сила на самом деле вдохновляет ее, не понимала, что сражается со смертью и одиночеством, борется за свою будущую жизнь… Но как же ей было предвидеть, что их взаимная неприязнь обернется столь непреодолимым и жадным влечением, что он уступит ее мольбам и заклинаниям, что такая пылкая страсть соединит их? Откуда ей было знать, что, став жертвой своего безудержного желания, она сразу же с невероятной силой привяжется к этому мужчине?
Джорджия снова уснула, и Митч, терзаясь жуткой тоской, заставлял себя покинуть ее. Этот неподдельный восторг, нежный шепот и горячая порывистость, благодарные глаза, полные слез, предназначались не ему… хотя он едва было не поверил, что по-настоящему избран ею и никто другой не смог бы довести ее до такого исступления.
Он искал ей оправдание и пытался объяснить ее поступок потребностью отомстить бывшему возлюбленному или просто утолить необузданное желание. Но эти аргументы казались ему неубедительными. Не похоже, чтобы Джорджией руководил какой-то расчет, она выглядела такой потерянной… Иногда ее взгляд был настолько рассеянным, что он даже сомневался, сознает ли она, кто сейчас перед ней, если ее голова и сердце заняты другим мужчиной. Ему даже захотелось потрясти ее за плечи, чтобы она очнулась и поняла, с кем она сейчас и как его зовут… Но по какому праву он ее обвиняет, если сам не смог вовремя удержаться и поддался искушению, не справился со своей любовью? После всего, что произошло, ему нельзя здесь больше оставаться, да и она, скорее всего, не захочет потом его видеть. Как только утром она проснется, его лицо станет для нее самым ненавистным в мире. Если же он останется… Митч даже вздрогнул от этой мысли. Как долго он сможет продержаться? На сколько хватит его гордости и достоинства, чтобы не оказаться повергнутым?
Митч с горечью признался себе, что любит Джорджию, и выскользнул из постели, стараясь не потревожить ее. Стоя у кровати и глядя на мирно спящую девушку, он страстно хотел разбудить ее и признаться в своих чувствах… попросить ее забыть о том человеке, который не стоит и ее мизинца. Впрочем, он тут же подавил в себе этот порыв – ведь его любовь ей совсем безразлична, потому что он не тот, кто ей нужен.
Тихонько собрав одежду, Митч на цыпочках, чтобы не нарушить глубокий сон девушки, прошел в кромешной темноте в свою комнату. Там он сложил все вещи, но не смог удержаться от желания на прощание взглянуть на Джорджию и вернулся в спальню.
Склонившись над девушкой, он поцеловал ее в лоб, затем в губы, полюбовался округлым контуром груди, высвеченным лунным светом, в последний раз коснулся нежных рук.
Он никогда не забудет эту ночь. Но вряд ли Джорджия вспомнит о нем через пару дней – разве что с негодованием и обидой. Сжав зубы, он направился к двери.
Джорджия зашевелилась и что-то пролепетала во сне, на мгновение ее забытье чуть не нарушилось под гнетом страха и переживаний, затем она снова погрузилась в спасительное беспамятство.
Выйдя на улицу, Митч окинул дом прощальным взглядом, сел в машину и уехал.
В кухне на столе он оставил записку, в которой сообщал, что неотложные дела зовут его в Лондон и что, по его мнению, для них обоих будет лучше, если их уговор досрочно утратит свою силу.
Он также написал, что деньги, уплаченные им за комнату, возврату не подлежат, и пожелал Джорджии всего наилучшего. Своего адреса он не указал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Джорджии не хотелось просыпаться, она чувствовала: лишь только спадет пелена сна, черная пропасть неизвестности тут же поглотит ее. Но пробуждение уже наступило.
Она слышала за окном пение птиц и ощущала, как комнату заливает поток солнечных лучей, но эти маленькие радости совершенно не отвечали ее душевному состоянию.
Птицы не должны были петь, и солнце не должно было светить. Нынешнему дню пристало быть мрачным, как ее настроение, и небо просто обязано быть темным от свинцовых предгрозовых туч.
Тети Мей больше нет в живых – только теперь она четко осознала этот факт. Джорджия лежала с закрытыми глазами, и мучительные, неотвязные видения одолевали ее: бабушка на больничной койке держит ее за руку и разговаривает с ней, вот она теряет сознание и наступает последний предсмертный вздох. Неожиданно в мозгу всплыли совсем другие картины, не имеющие никакого отношения к долгим дежурствам в больнице, какие-то невероятные фантазии, абсолютно нереальные, но очень живые.
Джорджия приподнялась и с ужасом обнаружила, что она абсолютно голая. От резкого движения все мышцы сразу же заныли. Ее махровый халат был аккуратно сложен на стуле, и на секунду девушка успокоилась: страстная сцена с Митчем, конечно же, ей просто приснилась. Она обвела взглядом спальню, отметила, что дверь закрыта, и вдруг увидела, что вторая подушка примята; дрожащими пальцами она коснулась наволочки и уловила слабый запах мужского одеколона, который она узнала бы из тысячи.
Неужели это ей не пригрезилось? Так, значит, нынешней ночью они с Митчем на самом деле стали любовниками? И она действительно навязывалась и приставала к нему?..
Какой кошмар! Джорджия застонала, как раненый зверь, отказываясь верить в случившееся.
Вопреки ее желанию, в памяти вновь и вновь всплывали отдельные слова, прикосновения и ощущения этой роковой ночи – одни убийственнее других. Джорджия сжалась в комок от мучительных терзаний, но они не переставали преследовать ее.
И все же она не могла обвинять Митча, ведь себя не обманешь – он не был ни подстрекателем, ни инициатором их близости. Во всем виновата лишь она сама…
Поежившись, Джорджия с беспощадной ясностью припомнила все свои слова, с помощью которых понуждала Митча к действиям. Как она могла поступить подобным образом – это у нее в голове совершенно не укладывалось. Просто невероятно! Так не бывает! Но, увы, все было именно так, и никак иначе…
Да что же на нее нашло? Почему она повела себя абсолютно необъяснимо, вопреки всем своим принципам? Девушка была готова провалиться сквозь землю, когда мучительно-сладкие воспоминания снова накатились на нее: она хотела Митча, она была с ним близка и получила невероятное наслаждение. Но почему… почему? Ведь она его почти не знала… он ей даже не нравился… и все же чувственное влечение оказалось сильнее ее.
Она была отвратительна самой себе и кляла себя за столь безобразный поступок. Как можно было допустить такую выходку сразу же после бабушкиной кончины? Джорджию мутило от боли в животе. Сбросив одеяло, девушка побежала в ванную.
Когда она увидела в зеркале мертвенно-бледную физиономию с всклокоченными волосами, то чуть не содрогнулась от омерзения. Включив душ, Джорджия встала под ледяную воду и принялась мыться так тщательно, будто счищала грязь ночного кошмара.
Одевшись, она мрачно подумала, что Митч Флетчер ни в чем не виноват. Он лишь взял то, что ему предложили. Почему бы и нет? Ведь все мужчины таковы, и на его месте ни один не упустил бы свой шанс. Хотя как сказать… Она закусила губу. Если честно, по ее мнению, Митч Флетчер вовсе не был похож на тех, кому достаточно подмигнуть, чтобы заполучить в объятия. Она, конечно, полагала, что он более волевой и… проницательный, чем это оказалось на самом деле, но он действовал, исходя из ее предполагаемой неудачи с любовником.
Джорджия горько усмехнулась. У нее был один, и только один, любовник. Она закрыла глаза и, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, вдруг снова представила, как, несмотря на полную неискушенность, настойчиво и страстно призывала Митча овладеть ею, как будто кто-то подсказывал ей нужные слова… Она так сильно захотела его, что отбросила страхи и скованность, непременно сопутствующие первому сексуальному опыту, и домогалась своего избранника жадно и настойчиво.
Хорошо, что она сейчас одна. Джорджия выглянула в окно – машины Митча около дома не было. Девушка не могла представить себе, как снова увидит его. Прошедшая ночь, похоже, была временным умопомешательством, вызванным смертью бабушки, – по-другому это объяснить нельзя. Но сможет ли Митч… сможет ли он понять ее? И вообще, имеет ли это для него хоть какое-нибудь значение?
Нахмурившись, она прошла на кухню и увидела на столе сложенный лист бумаги.
Записка была адресована ей, и Джорджия развернула листок с недобрым предчувствием. Быстро пробежав глазами письмецо, она уронила его на стол, побледнела, – потом покраснела – между строк коротенького и вежливого послания она прочитала все, о чем умолчал его автор.
Она была ему отвратительна. Что и следовало ожидать. Джорджия и сама чувствовала то же самое. Ничего удивительного, что Митч решил уехать… Вся дрожа, она снова взяла записку и рассеянно расправила бумагу. Почерк был красивым и разборчивым. Джорджия поймала себя на том, что с жадностью вглядывается в буквы, образующие подпись, и водит по ним кончиком пальца так же, как гладила ночью самую чувствительную часть на теле Митча. Смутившись и ужаснувшись, она судорожно сглотнула. Ни за что на свете Джорджия не хотела бы столкнуться с ним лицом к лицу и увидеть в его глазах оценку ее поступку; но вместо того, чтобы испытать облегчение от его письма, она ощущала себя потерянной, покинутой, опустошенной и отвергнутой. Более того – осиротевшей. Джорджия придвинула стул и села. Она чувствовала сейчас то же самое, что и в больнице, когда умерла тетя Мей. Девушка поежилась. Какой-то идиотизм!.. Митч Флетчер ничего не значит в ее жизни, просто пустое место. Они едва знакомы…
Однако, помимо ее воли, в мозгу всплыли картины, предательски подсказывающие, как много она знает об этом мужчине, например: его походку, изменчивое выражение глаз, его движения… запах его тела и каково оно на ощупь.
Знания из области физиологии, с издевкой подумала Джорджия. Они не в счет.
Но ведь она знала о нем гораздо больше. Он отзывчив и заботлив. У него есть свои, твердые и четкие, принципы. Как это ни смешно, но их взгляды на жизнь во многом были схожи. Она ведь тоже считала, что мужчина и женщина должны терпеливо строить свои взаимоотношения, и если один из них дал другому обязательства, то дал их навсегда и должен выполнять, даже если пылкая любовь войдет в более спокойное русло.
Звонок телефона прервал ее мучительные размышления. Джорджия сняла трубку и, узнав медсестру, почувствовала острое разочарование – она ожидала, надеялась и безумно хотела услышать совсем другой голос.
Медсестра извинилась за беспокойство и попросила девушку приехать в больницу для выполнения необходимых формальностей.
Джорджия, нервничая, выслушала ее и поблагодарила за все советы и предложения. Она считала, что похороны должны быть скромными, ведь на новом месте они почти ни с кем не общались, да и раньше бабушка вела довольно замкнутую жизнь.
Гордостью этого маленького городка была старинная церковь, и Джорджия знала, что тетя Мей хотела быть похороненной именно здесь, на тихом кладбище рядом с храмом.
Следующая неделя прошла как в смутном сне; мысли Джорджии были все время заняты невеселыми хлопотами и приготовлениями – надо было достойно проводить бабушку в последний путь. Чувство утраты оставалось тяжелым и непреодолимым.
По ночам девушку одолевала бессонница: измученная, она лежала в постели с открытыми глазами, вспоминая детство, школьные годы… маленькие и серьезные жертвы, на которые тетя Мей шла ради нее… Если бы она только могла выразить свою благодарность бабушке…
Мысли о Митче отошли на задний план, да она бы и не вынесла столько переживаний одновременно. Знакомые отнеслись к Джорджии с состраданием и пониманием, но, несмотря на всю их доброту, девушка знала, что никто не оплакивает эту потерю так, как она. Она чувствовала, что отдаляется от людей, и чем дольше длится ее одиночество, тем сильнее становится страх. Джорджия почти физически ощущала невидимый барьер между собой и окружающими, но глубокая скорбь мешала ей преодолеть образовавшуюся вокруг пустоту.
Она потеряла не только сон, но и аппетит. Ее постоянно тошнило, и все вокруг казалось нереальным.
Медсестра убедила девушку, что подобное происходит довольно часто после смерти родственников или друзей.
– Поговори об этом с кем-нибудь, – мягко посоветовала она, – и тебе станет легче. Потеряв близких, многие замыкаются в себе, избегают упоминаний об умершем… опасаясь, что боль ослабнет. На самом же деле они нуждаются в том, чтобы рассказать о своем горе и чтобы их выслушали. У нас есть специальная служба для тех, кому особенно тяжело. Если хочешь, я могла бы…
Джорджия покачала головой.
– Нет-нет. Я сама справлюсь, – сдавленно произнесла она. – Мне нужно вернуться к работе, да и других дел накопилось полно. Разобрать бабушкину одежду… бумаги… И еще розы…
Медсестра не стала спорить, но, судя по всему, не одобрила ее слова. Джорджия всего лишь защищалась: ей не хотелось ни с кем говорить о тете Мей – ни с кем из тех, кто не знал бабушку и не испытал – на себе, как трудно терять родных.
Девушка понимала, что ведет себя неразумно, но была не в силах что-либо исправить. Каждая жилка, каждая клеточка ее организма отвергала любое общение – оно стало невыносимым.
Луиза Мейтер предложила помощь в организации похорон, но Джорджия отказалась. Это ее последний долг… последнее доказательство любви… и последнее испытание.
Джорджия не могла в эти дни рассуждать здраво и находилась во власти эмоций, а чувство вины и страхи лишь усиливались оттого, что она осуждала себя за недостойное поведение после кончины тети Мей. Воспоминания о безумной ночи с Митчем постоянно терзали девушку. Как она ни старалась стереть их из памяти, все было напрасно.
Неудивительно, что Митч изменил свои планы. Она настолько ему опротивела, что… Но с чем сравнить ее собственное отвращение к себе? Джорджия поймала себя на том, что постоянно думает о своем квартиранте и не может забыть его. В памяти все время всплывали картины их близости, и в них были не только желание и страсть, но и нежность, душевное волнение и забота… Джорджия сознавала, что это самообман – ведь Митч не мог испытывать к ней подобных чувств; просто разыгравшееся воображение несколько смягчало всю неприглядность ситуации, потому что она пыталась оправдать свою ошибку и сама придумала, будто между ними возникло взаимное доверие… которого на самом деле никогда не было.
Джорджии казалось, что она попала в ловушку, и как ни старайся, как ни вертись – выхода все равно нет. Получилось так, что физическое влечение породило душевную привязанность. Она очень скучала по Митчу, и с этим ничего нельзя было поделать… Утром в день похорон тети Мей она с горечью призналась себе, что тоскует о нем как о любимом человеке, хотя это было всего лишь случайное приключение. Поддавшись нелепому чувственному порыву, она оказалась в сетях настоящей любви.
Церемония похорон была тихой, но возвышенной и умиротворяющей и наполнила Джорджию странным ощущением, будто все в этом мире справедливо. Неожиданно для нее острая боль утраты стала притупляться.
Невзирая на возражения девушки, Луиза Мейтер настояла на своем и пришла на кладбище вместе с ней, хотя и держалась немного поодаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14