Они добрались до вершины отлогого утеса, плавно переходившего в морской берег. Сколько раз он спускался к морю по этому утесу с тех пор, как выучился ходить! Сначала надо было двигаться просто по наклонной, по ровному такому отрогу, который заканчивался широкой плоской площадкой, где он любил посидеть. Но потом тропа резко обрывалась вниз, виляя сначала влево, потом вправо, хотя эти крутые повороты и были вполне по силам всякому, кто умеет ходить на своих двоих.
Когда-то ему очень нравилось это местечко. А вот теперь он вцепился в колеса кресла-коляски и испуганно оглядывался. Клочок пляжа у самого моря теснили скалистые утесы, подступавшие с двух сторон, так что получалась замечательная ловушка для глупцов, вовремя не заметивших начала прилива. Песок усеян был валунами И острыми камнями, что наводило на мысли о языческих капищах и кровавых жертвоприношениях. Океан жадно облизывал кромку берега, прямо-таки всасываясь в сушу.
— До чего же красиво!
Конечно, это она не ему сказала, просто не могла удержаться, вот и выдохнула свой восторг. Но он-то ее услышал. Потому и глянул на нее — солнце било прямо в глаза, и пришлось сощуриться.
Силван сделала шаг вперед и застыла в восхищении.
— Так бы стояла и глядела. До бесконечности.
Он посмотрел на нее и понял, что тоже мог бы глядеть до бесконечности. В особенности благодаря ветру. Тонкая хлопчатобумажная ткань ее платья достаточно хорошо облегала тело, но с каждым порывом ветра все выпуклости и округлости проступали уж совсем отчетливо. Она походила на эльфа или, скорее, на фею, которую как-то трудно было вообразить себе пьянствующей с пациентами. Более того, его идеал грезился Ранду примерно в таком вот грациозном облике. Невысокая, хрупкая, верхушкой головы она едва достала бы до подбородка Ранда — если бы, конечно, он мог стоять.
Но, однако, совсем не костлявая. И не худая. Приятные такие округлости. Да и хорошенькая, пожалуй. Не писаная красавица, но чем-то задевает. На лице ее застыло сейчас спокойное, даже умиротворенное выражение, но все равно было заметно, что нрав у его обладательницы — веселый, судя по тоненьким лучикам вокруг пухлых губ и больших глаз. А вот волосы — в самом ли деле она белокура или просто кажется блондинкой на фоне бурого обрыва?
— Сколько вам лет? — требовательно спросил он.
— Двадцать семь, — ответила Силван с холодком в голосе и тут же спросила в свою очередь:
— А вам?
Тут Ранд вспомнил, что вообще-то, кажется, не принято интересоваться возрастом дамы, да еще так, в лоб. Он как-то отвык от этих светских тонкостей и с трудом мог припомнить, когда в последний раз был любезен с кем бы то ни было. Так долго его ничуть не заботило мнение окружающих, что даже такое элементарное правило вежливости как-то улетучилось из его памяти, но не извиняться же теперь за свои промах. В эти несколько месяцев он позволял себе куда худшие поступки, причем в отношении тех, кого любил.
— Мне — тридцать шесть. Дело идет к столетию.
— У всех нас так. Разве нет?
Ветер спугнул стайку птиц, и они шумно взлетели в воздух. Силван следила за ними взглядом, а он тем временем продолжал наблюдать за ней. Да, ее волосы можно было счесть белокурыми. Кожа девушки отсвечивала, как та жемчужина в диковинной оправе, которую мать Ранда надевала только по особому случаю. В больших зеленых глазах проскакивали искорки, словно она готова была смеяться всю жизнь, но вот однажды почему-то смех сменили слезы, прорезавшие в нежной коже тоненькие лучики, предательски свидетельствующие о былых горестях.
— Давайте спустимся туда. — Силван указала на плоскую площадку под первым уступом.
— Нет.
— Там мы будем за скалой, И она укроет нас от ветра.
— А о том, что вам назад меня тащить придется, вы подумали?
Она смерила своего подопечного медленным взглядом.
— С такими-то мускулами вы и сами наверх заберетесь.
Ранд озадаченно нахмурился. И тут вдруг до него дошло, что ветер не только ему дал возможность чужими выпуклостями да округлостями любоваться, но и его самого во всей красе представил. Черт его дернул это представление устраивать, своим полуголым видом щеголять! Вот и наказан теперь, сидит тут, на фоне скал, в своем балахоне и чувствует себя последним идиотом.
Ранд потуже запахнул халат и стянул шнур на поясе. И тут вдруг почувствовал толчок — коляска двинулась вперед, его мучительница катила ее вниз, туда, куда показывала.
— Не сметь!
Он потянулся было к колесам кресла-коляски, но она строго прикрикнула:
— Не мешайте! А то я потеряю контроль над ситуацией.
«Потеряю контроль над ситуацией». Господи, что за кошмарный язык. Где она только набралась таких словечек? Он оцепенело застыл в кресле, спускавшемся вниз по плавному уклону. Доехав до плоского каменного пятачка, они остановились. Потом Силван слегка подала коляску вбок и назад, задвигая в выемку скалы, куда ветер почти не забирался. После этого она сбросила свою мантилью и, аккуратно сложив ее, положила на землю, а сама уселась на ступеньку коляски.
И все это без единого слова. Так и молчали оба. Ранду не по себе как-то было: слишком открытое место, внизу океан — плоский камень почти висел над волнами. И дико все кругом, пустынно. Даже мурашки по коже побежали, и в груди перехватило.
Но взгляд Силван был безмятежно спокоен. Неуместные на ее лице морщинки разгладились, глаза не отрывались от океана. Она глядела так, Что можно было подумать, будто где-то там, в Пучине волн Атлантики, сокрыто ее спасение.
Это она ради его безопасности так села — на подножку кресла-коляски. Чтобы та невзначай сама по себе вперед не двинулась. Она спасала его. Спасала от него самого.
В былые времена он часто приходил сюда, ища спокойствия и утешения. Если жизнь становилась совсем уж безумной, он надеялся, что суровый, дикий пейзаж умиротворит его раздираемую неистовыми порывами душу. Вот и теперь ритмичность волн, мерно ударяющих о берег, мало-помалу успокоила его. Крики чаек, солоноватый привкус на кончике языка… Тугой комок в груди начал таять. Впервые за долгие месяцы он не думал, не переживал, не копался в ощущениях, а просто был.
Спутница его, похоже, испытывала те же чувства, и, как ни странно. Ранду это было приятно.
Но в ее взгляде, искоса брошенном на него. Ранд заметил жалость.
Чем-чем, а сочувствием он был сыт по горло.
Снова захотелось разозлить ее.
— Имя-то, будь оно неладно, у вас есть? — спросил он прежним требовательным тоном.
— Силван.
— Силван, а дальше.
— Силван Майлз.
Звучало вроде бы знакомо, и он пристально поглядел на нее.
— Слушайте, мы что, встречались раньше? По ее лицу заплясали темные и светлые блики, как бывает на земле под низким, затянутым клочковатыми тучами небом. Уже сама нарочитая бесстрастность, какая-то невыразительность в ее голосе насторожила его.
— Мы когда-то танцевали вместе. Подступившие воспоминания опять разбередили душу.
В Брюсселе они встречались, накануне Ватерлоо, куда она прикатила, подобно множеству других английских дам. Своими приемами и вечеринками они превратили величайшую битву в истории Европы в сущее посмешище, а Силван крутилась в самой гуще этого балагана, заигрывая с каждым встречным и покоряя всех, кто под руку попадется, блистая своими сногсшибательными нарядами, своими прекрасными лошадьми ., своими танцами.
О да, это он прекрасно помнит.
— Боже милостивый. — Ранд ударил кулаком по подлокотнику кресла-качалки. — Вы же тогда с Хиббертом были, графом Мейфилдом. Вы — любовница Хибберта.
Ее безмятежность как ветром сдуло. Она вскочила на ноги.
— Как вы смеете?
— А что я такого сказал? Разве это не правда?
— Нет, это… — Силван на мгновение закрыла глаза, и голос ее дрогнул. — Этого не было.
Ага, вот и попалась. Задевают ее, значит, Намеки на прошлое, да еще как.
— Выходит, вы — такая же, как и всякая иная медсестра или сиделка женского пола, — произнес он тягуче, чуть ли не нараспев, как бы смакуя каждое слово. — Нравы, как бы это сказать, вольные. Но ведь когда вы с Хиббертом время проводили, вы медсестрой еще не были. — Похлопывая по ручке кресла, Ранд продолжал самым оскорбительным тоном, на который только был способен:
— Жены у него не было, и он вообще ни с одной женщиной дела не имел, пока не появились вы.
Она посмотрела на него исподлобья.
— Хибберт был мне самым близким другом, и я не собираюсь выслушивать от вас всякую клевету про него.
— А с чего вы взяли, что я стану клеветать на Хибберта? Мне он нравился. К тому же он погиб, как герой. На поле боя у Ватерлоо.
— То есть совершил нечто большее, чем вы. — Силван тоже сумела добавить в свой голос яду. Видя, что он весь передернулся, она ехидно добавила:
— Кстати, ваш брат тоже ни разу еще женат не был, а ему уж, наверно, под сорок. К тому же он — герцог, ему нужно думать о наследнике.
Ого! Вот все и прояснилось. Охотница за состоянием, значит. Не одна такая уже интересовалась поместьем Клэрмонт-курт. Ну ничего, он ее быстро отвадит.
Ранд откинулся на спинку кресла.
— Так вы сюда явились, чтобы на герцога поохотиться? Я угадал? Хочу вас предупредить…
— Нет, это я вас предупреждаю. — Она помедлила. — Довольно. Слышать вас больше не желаю.
— Я не позволю вам изуродовать жизнь моему брату. Гарт узнает от меня всю правду — то, что вы — шлюха, каких еще поискать надо.
Развернувшись, Силван двинулась по тропе с вверх, а он глядел ей вслед и торжествовал. Все-таки он прогнал ее, эту потаскушку. Да, но…
— Эй, подождите!
Она оглянулась, на губах жесткая усмешка.
— Не бросите же вы меня здесь.
— Почему же?
— Черт побери! — Он крутанул свою коляску, описав ею полукруг. — Сам-то я назад не выберусь.
— Неужели?
— Вы прекрасно понимаете, что я не смогу.
— Вам бы следовало подумать об этом несколько раньше. Прежде, чем оскорблять меня. — Она подобрала подол юбки, чтобы легче было взбираться в гору. — Увидимся в доме.
Ранда едва удар не хватил. Приступ необузданной ярости. И страха.
— В аду я вас увижу.
— Мне уже знакомо это место. И дорогу я туда знаю, — кивнула она ему в тон. — Но учтите, если суждено нам встретиться в преисподней, я и там от вас не отстану, допекать буду и мучить, так что ад вам горше в сто раз покажется. — И гордо зашагала прочь.
Ай да мисс Силван Майлз! Ловко она его в дураках оставила. Что ему теперь делать? Только наблюдать, как она уходит прочь. Одна радость — в последний раз приятными округлостями полюбоваться: ветер помогал платью плотнее прилегать к телу, да она вдобавок юбку, пальчиками придерживала, еще сильнее натягивая ткань. Но разве это утешение? И все же он не без удовольствия глазел на удалявшуюся в направлении его отчего дома стройную фигурку.
Ну а почему бы и нет? Если уж он решится на то, на что должно ему решиться, это очаровательное видение превратится в его самое последнее воспоминание.
Снова крутанув коляску, он глянул на море. В самом деле, разве можно найти место, более подходящее для того, чтобы один безумец навеки рассчитался со своей неудавшейся жизнью?
Силван чувствовала на себе обжигающий взгляд Ранда. Платье, казалось, должно было воспламениться от той пылкости, с которой ее подопечный, пользующийся содействием ветра, старался увидеть то, чему надлежало оставаться надежно укрытым от всякого нескромного любопытства. Она знала об этом, хотя заставляла себя не оглядываться, быстро шагая к дому. Ее подстегивала злость. Что этот Ранд Малкин себе позволяет? Пусть раз и навсегда усвоит, что она не потерпит оскорблений и наглость его терпеть не намерена. Хорошо, что представилась такая прекрасная возможность проучить его.
Да, но что, если он и в самом деле не сумеет подняться по крутому склону?
Силван даже шаги замедлила, так ей вдруг не по себе стало.
Что, если на него опять приступ бешенства накатит и он в ярости решит с собой покончить? Или, наоборот, начнет вверх карабкаться, а коляска соскользнет с уступа и рухнет в океан?
Эти страшные мысли молниями вспыхивали в голове. Ноги не слушались, так и подмывало посмотреть назад. Но тут Силван представила себе, что будет, если она побежит к нему или хотя бы обернется. Вспомнила его неприязнь, эту брезгливую враждебность, которую она буквально чувствовала всем телом, как будто к ней прикасались чьи-то липкие пальцы. И вообще, что это она себе всякие страхи вообразила? Характер у Ранда, конечно, отвратительный, но вряд ли, чтобы ей досадить, он решится свести счеты с собственной жизнью. Нет, все она правильно сделала.
Силван не хотелось возвращаться в дом, и она направилась к небольшой лужайке с редко растущими деревьями.
Она поняла, что Ранд, должно быть, потерял ее из виду. Пронизывающий взгляд больше не буравил ей спину, а услужливый ветерок превратился из прохладного в просто холодный. Силван хотела было накинуть мантилью, И тут вспомнила, что оставила ее там, у коляски Ранда. Теперь она заколебалась: какой хороший повод вернуться — мол, я за накидкой. А заодно и состояние клиента проверить. Нет! Тем самым она разрушит все до сих пор — и с таким трудом — достигнутое.
— Силван!
Она поглядела в ту сторону, откуда раздался голос, нахмурив брови. К ней спешил Ранд.
Ранд? Нет, конечно. Гарт. Она приложила руку к груди — ни с того, ни с сего вдруг сильно забилось сердце. До сих пор девушка как-то не замечала, что братья разительно похожи друг на друга.
А может, это ей показалось? Роста, правда, они были почти одинакового, но Гарт успел обзавестись небольшим брюшком, чего Ранд, несмотря на вынужденную неподвижность, избежал. Чертами лица братья тоже почти не отличались друг от друга, но карие глаза Гарта взирали на мир спокойно и вполне миролюбиво.
Вот эта его доброжелательность, наверно, и заманила Силван в Клэрмонт-курт. Не встречала она прежде человека, с которым ей было бы так легко и просто. К тому же он сразу понял, что в семье у нее не все ладно, и, не выспрашивая подробностей, просто предложил помощь.
— А я вас поджидаю. А где же Ранд? Что, в гору — совсем не так, как под гору, да? Вы не смогли катить коляску вверх? Не беспокойтесь, Силван, сейчас я за ним пошлю.
Он говорил, не умолкая, этот самый человек, который произвел на нее впечатление именно своей немногословной флегматичностью, добродушным спокойствием, и Силван поняла, что за этой его непривычной болтливостью скрывается тревога за брата.
Она перебила его:
— Я оставила лорда Ранда на утесе.
— Что вы сказали? — Его мягкая улыбка исчезла. — Вы оставили его… Зачем?
— Он вел себя со мной дерзко и грубо. — Силван решительно подошла к Гарту, взяла его под руку и попыталась увлечь к дому. — Ему необходимо понять, что оскорблять меня нельзя.
Гарт нехотя последовал за ней, все время оглядываясь в сторону моря, словно рассчитывая, что вот-вот на дорожке покажется Ранд.
— Он со всеми так себя ведет, с тех пор как его ранило на войне. Я же предупреждал вас…
— Ничего подобного. — Она возмущенно посмотрела на герцога. — Вы говорили о павшем духом человеке, который думает только о своем увечье.
Гарт пожал плечами.
— Если уж стремиться к точности, вы тоже не правы. Ничего конкретного о состоянии Ранда я вам не говорил. Вы просто истолковали мой рассказ подобным образом, а я вас вовремя не поправил.
Вспоминая ту беседу, в которой они обговаривали условия приезда Силван в Клэрмонт-курт, девушка вынуждена была признать правоту его нынешних слов. Тогда Гарт больше говорил намеками, а рассказа как такового она и не услышала, так, пара фраз, дававших волю воображению.
Да, герцог Клэрмонтский не так прост, как ей показалось вначале. Но и она себя в обиду не даст.
— Хорошо, как бы то ни было — теперь я приехала и готова приложить все силы, чтобы помочь вам и лорду Ранду. Вы хотите, чтобы ваш брат преодолел свою обиду на весь свет? Мне кажется, что я смогу — во всяком случае, я буду очень стараться, — вернуть его к жизни нормального, деятельного человека. Но при одном условии, что руки у меня будут развязаны. Помните, вы обещали мне это?
— От своих обещаний я не отказываюсь, но мне и в голову не могло прийти, что вы способны бросить несчастного на всю ночь на волю стихий.
— У меня тоже в мыслях этого не было, но в отчаянных обстоятельствах требуются отчаянные меры.
Они упрямо глядели друг на друга. Никто не хотел уступать.
— Я не позволю вам издеваться над ним, — не сдавался Гарт.
— Уверяю вас, это наказание для него не чрезмерно. — Гарт сокрушенно вздохнул, а она продолжала настойчиво убеждать его:
— Вам вовсе незачем терпеть склоки, ругань и мучиться, наблюдая за тем, как ваш брат по своей воле превращается в озлобленного калеку.
— Да при чем тут мое желание? Мне нужен мой брат, все равно, хорош он или никуда не годится.
Теперь ей стало понятно, почему он так ловко, едва ли не обманом, заманил ее в Клэрмонт-курт. Он из кожи вон лез, чтобы заполучить ее в поместье, потому что на все был готов ради брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43