Они считали, что этот состав жюри пока не пришел к нужному заключению. По миссисипским законам, чтобы вердикт считался действительным, необходимо единое мнение девяти из двенадцати присяжных. Моррисон не сомневался, что на девять голосов они пока не могут рассчитывать. Pop не слишком доверял выводам консультантов о том, что означает ерзание на стуле Лорин Дьюк, почему трет усталые глаза Джерри Фернандес и отчего старина Херман крутил головой, когда доктор такой-то читал свою лекцию. Честно говоря, Рору надоели эти эксперты-наблюдатели, а особенно надоело платить им уйму денег. Их помощь, в сущности, нужна была лишь на этапе отбора присяжных. А теперь они бессмысленно шныряют повсюду во время суда, из кожи вон лезут, чтобы составить свой ежедневный отчет и указать адвокатам, как им действовать. Pop понимал все, что происходит с присяжными, гораздо лучше любого консультанта.
Арнольд Ливайн из Майами был немногословен, но все прекрасно знали его мнение. Ему как-то довелось участвовать в процессе против "Дженерал моторс", который длился одиннадцать месяцев, - шесть недель для него все равно что ничего.
Даже если бы мнения разделились поровну, монетку здесь подбрасывать не стали бы. Задолго до начала суда все согласились, что это процесс Уэндела Рора. Он проходит в его родном городе, в его родном суде, перед лицом его судьи и в присутствии его присяжных. Демократизм адвокатского совета обвинения имел границы - у Рора было право вето, и его слово оставалось непререкаемым.
Pop принял окончательное решение поздно вечером в воскресенье, при этом самолюбие многих пострадало, но не было побеждено. Слишком много было поставлено на карту, чтобы ссориться из-за второстепенных вещей.
Глава 23
В списке дел, назначенных на утро понедельника, у судьи Харкина значилась встреча с Николасом. Он хотел поговорить с ним о пожаре и о его душевном состоянии. Они беседовали с глазу на глаз в кабинете судьи. Николас заверил Харкина, что он в полном порядке и что в мотеле у него достаточно белья и одежды, которую можно отдавать в стирку по мере необходимости Он всего-навсего студент, никаких ценных вещей у него и не было, если не считать замечательного компьютера и кое-какого видеооборудования, которое он установил в целях обеспечения собственной безопасности. Разумеется, оно, как и все прочее, застраховано не было.
С темой пожара они покончили быстро, и, воспользовавшись тем, что они были одни, Харкин спросил:
- А как настроение у остальных наших друзей?
Такая непротокольная беседа с членом жюри законом не запрещалась, но, разумеется, официальной процедурой суда и не предусматривалась. Считалось, что лучше все разговоры с присяжными вести в присутствии адвокатов и под протокол. Но Харкин хотел поболтать всего несколько минут, чтобы узнать кое-какие сплетни. Этому парню он мог доверять.
- Все замечательно, - заверил его Николас.
- Ничего необычного?
- Насколько мне известно, нет.
- А о процессе вы разговариваете?
- Нет. Надо сказать, что, собираясь вместе, мы стараемся не касаться этой темы.
- Отлично. Никаких ссор?
- Пока нет.
- Еда хорошая?
- Прекрасная.
- Личных визитов всем хватает?
- Думаю, что да. Я не слышал, чтобы кто-нибудь жаловался.
Харкину очень хотелось бы, чтобы между присяжными происходили мелкие склоки. Не потому, что это имело какое-то значение для суда, а потому, что у него была страсть к грязным подробностям.
- Хорошо. Дайте мне знать, если возникнут проблемы. И давайте сохраним наш контакт в секрете.
- Ну конечно, - согласился Николас.
Они обменялись рукопожатиями, и Николас ушел.
Харкин тепло приветствовал присяжных и объявил начало четвертой недели их работы. Все, кажется, хотели поскорее приступить к делу, чтобы как можно раньше сбросить с себя это бремя.
Встал Pop и вызвал своего следующего свидетеля - Лиона Робилио, которого ввели в зал заседаний через боковую дверь. Шаркая ногами, он прошел перед судейским столом и с помощью охранника уселся на свидетельское место. Робилио был стар и бледен, одет в темный костюм и белую рубашку без галстука. В горле у него зияло отверстие, прикрытое тонкой бинтовой повязкой и закамуфлированное льняным шейным платком. Чтобы произнести клятву, он приставил к горлу тоненький, как карандаш, микрофон. Речь его была монотонной, лишенной каких бы то ни было модуляций - типичная речь человека, перенесшего операцию на гортани по поводу раковой опухоли.
Но слова звучали разборчиво. Мистер Робилио прижимал микрофон к горлу, и звучание его голоса раздавалось по всему залу. Вот так ему приходится теперь говорить, черт возьми, чтобы его понимали.
Pop быстро перешел к делу. Мистеру Робилио было шестьдесят четыре года, восемь лет назад он перенес операцию, ему удалили опухоль из гортани, он выжил, но лишился речевого аппарата и вынужден был научиться говорить через пищевод. Он был заядлым курильщиком почти сорок лет, и это едва не доконало его. Теперь, в дополнение к последствиям онкологической операции, он страдает сердечным заболеванием и эмфиземой. И все из-за сигарет.
Присутствующие быстро приспособились к его роботоподобному, усиленному микрофоном голосу и полностью обратились в слух. Робилио сообщил, что в течение двух десятилетий занимался лоббированием интересов табачной промышленности. Он бросил работу, когда у него обнаружили рак, и он понял, что даже теперь не может бросить курить. Он физически и психологически оказался непреодолимо зависим от никотина. В течение двух лет уже после того, как ему удалили гортань и химиотерапия оказала свое пагубное действие на его организм, он продолжал курить. Бросил лишь после сердечного приступа, который едва не отправил его на тот свет.
При таком очевидно плохом состоянии здоровья он продолжал работать в Вашингтоне, но уже по другую сторону баррикад. Теперь у него была репутация яростного борца против курения. Его даже называли "партизаном".
В прежней жизни Робилио служил в Объединенном совете табачных предприятий, "который был не чем иным, как лоббирующей организацией, существующей целиком и полностью на средства табачной промышленности, - с презрением объяснял он. - В нашу задачу входило консультировать табачные предприятия по вопросам текущего законодательства и пытаться направлять их деятельность. У нас был очень солидный бюджет и практически неограниченные возможности устраивать шикарные банкеты для влиятельных политиков. Мы играли по-крупному и обучали других защитников табачного бизнеса всем тонкостям политического кулачного боя".
Являясь сотрудником этого совета, Робилио имел доступ ко всем исследованиям, касающимся воздействия сигарет и деятельности табачной индустрии. В сущности, это было одной из задач совета - злонамеренное использование результатов подобных исследований, проектов и экспериментов. Да, Робилио тоже видел гнусную докладную, о которой рассказывал Криглер, видел неоднократно, хотя у него и нет копии. В совете всем было прекрасно известно, что табачные компании поддерживают высокий уровень содержания никотина в сигаретах, чтобы усилить эффект привыкания.
"Привыкание" - это слово Робилио повторял снова и снова. Он знаком с результатами исследований, подтверждающими, что все виды животных быстро привыкают к никотину. Он сам участвовал в сокрытии результатов исследования, безоговорочно доказывающего, что среди тех, кто начал курить в подростковом возрасте, вероятность отказа от дурной привычки гораздо ниже. Такие люди обычно курят уже всю жизнь.
Pop предъявил свидетелю Робилио для опознания целый ящик толстых папок с докладами. Это были отчеты о разнообразных исследованиях, признанные вещественными доказательствами. Присяжным предоставлялась возможность при желании ознакомиться с десятью тысячами страниц этих докладов перед тем, как принять решение относительно вердикта.
О многом, содеянном в годы работы в совете, сожалел Робилио; он сам помогал хитроумно отводить обвинения в том, что табачные компании с помощью изощренной рекламы соблазняют курением подростков, считал это самым страшным своим грехом. И теперь каждый Божий день разоблачал такого рода преступную деятельность.
- Никотин вызывает привыкание. Привыкание приносит прибыль. Процветание табачной индустрии возможно лишь при том, что каждое новое поколение будет подхватывать пагубную привычку у предыдущего. Реклама вводит детей в заблуждение. Компании затрачивают миллиарды на то, чтобы представить процесс курения как нечто бодрящее, восхитительное и абсолютно безобидное. Дети легче попадаются на крючок и дольше остаются на нем. Поэтому необходимо ловитв именно их. - Робилио удалось передать горечь своих сожалений даже с помощью своего искусственного голоса. При этом он бросал гневные взгляды на адвокатов защиты и теплые - на адвокатов обвинения. - Мы тратили миллионы на изучение подростков. Мы знали, какие три наиболее активно рекламируемых сорта сигарет предпочитают девяносто процентов курящих подростков до восемнадцати лет. И что же делали компании по нашему совету? Усиливали рекламу.
- Вы знали, сколько денег зарабатывали компании на продаже сигарет подросткам? - спросил Pop, заранее уверенный в ответе.
- Около двухсот миллионов долларов в год. Это только на продаже сигарет подросткам до восемнадцати лет. Конечно, мы знали. Мы из года в год изучали этот вопрос, наши компьютеры были забиты соответствующей информацией. Мы все тогда знали. - Он сделал паузу и, махнув правой рукой в сторону адвокатов защиты, взглянул на них, как на прокаженных. - А эти знают и сейчас. Они знают, что ежедневно начинают курить три тысячи подростков, и могут точно сказать вам, какие сорта сигарет те предпочитают. Они знают, что практически все взрослые курильщики начали курить в подростковом возрасте. Повторяю, они заинтересованы в том, чтобы подцепить на крючок следующие поколения. И они знают, что приблизительно треть из тех трех тысяч подростков, которые начнут курить сегодня, в конце концов погибнут от этой вредной привычки.
Присяжные слушали Робилио как завороженные. Pop листал какие-то бумаги, чтобы не разрушать драматического эффекта. Он сделал несколько шагов назад, потом снова подошел к своей кафедре, словно ему нужно было размять ноги, потом поскреб подбородок, посмотрел в потолок и наконец спросил:
- Когда вы служили в Объединенном совете, каким контраргументом вы пользовались, чтобы оспорить тезис о привыкании к никотину?
- У табакопроизводителей есть согласованная линия на этот счет, я помогал сформулировать ее. Приблизительно так: курильщики сознательно делают свой выбор. Это дело их доброй воли. Сигареты не вызывают привыкания, но даже если бы вызывали, никто ведь никого не неволит. Человек делает выбор сам. В те времена я умел облечь все это в очень убедительную форму. Сегодня тоже есть люди, которые это умеют. Беда лишь в том, что это ложь.
- Почему вы думаете, что это ложь?
- Потому, что речь идет о физической зависимости, а зависимый человек не может делать свободный выбор. Дети же попадают в такую зависимость быстрее, чем взрослые.
На этот раз Pop удержался от вечной адвокатской привычки - многократно повторять эффектные сцены. Робилио и так уже достиг нужного воздействия на присяжных. Но усилия, которые ему приходилось затрачивать на то, чтобы его услышали и поняли, слишком утомили его за эти полтора часа. Pop передал его Кейблу для перекрестного допроса, и судья Харкин, которому хотелось выпить кофе, объявил перерыв.
Хоппи Дапри впервые посетил судебное заседание в понедельник утром. Он проскользнул в зал в середине выступления Робилио. Милли заметила его во время одной из пауз и разволновалась. Ее тревожил его внезапный интерес к процессу. Накануне вечером он ни о чем другом не мог говорить.
После двадцатиминутного перерыва на кафедру взошел Кейбл и вцепился в Робилио. Голос у него был скрипучий, почти злобный, словно он считал свидетеля предателем и ренегатом. Кейбл немедленно сделал разоблачительное предположение: Робилио заплатили за то, чтобы он выступил в качестве свидетеля обвинения. Его услуги оплачивались истцами и в ходе двух других процессов против табачных компаний.
- Да, мне заплатили за то, чтобы я сюда приехал, мистер Кейбл, так же, как и вам, - сказал Робилио. Это был типичный в такой ситуации ответ человека, собаку съевшего на судебных тяжбах, однако на фоне блеска монет образ борца несколько потускнел.
Кейбл заставил свидетеля признаться, что тот начал курить в возрасте двадцати пяти лет, когда был уже женат, имел двоих детей и, следовательно, едва ли мог считаться неразумным подростком, соблазненным хитроумной деятельностью рекламных фирм с Мэдисон-авеню. Робилио умел сохранять самообладание, в чем адвокаты убедились пять месяцев назад, во время его двухдневного судебного марафона, однако Кейбл намеревался вывести его из себя. Вопросы быстро следовали один за другим и были резкими и провокационными.
- Сколько у вас детей? - спросил Кейбл.
- Трое.
- Кто-нибудь из них курил постоянно?
- Да.
- Сколько?
- Все трое.
- В каком возрасте они начали курить?
- По-разному.
- В среднем?
- Ближе к двадцати.
- Какую рекламу вы вините в том, что они пристрастились к курению?
- Точно не помню.
- Значит, вы не можете сказать присяжным, какая именно реклама повинна в том, что ваши дети приобрели привычку к курению?
- Этой рекламы было столько! Да и сейчас недостатка нет.
Невозможно выделить одну, две или пять, которые сыграли решающую роль.
- Но все же виновата реклама?
- Я уверен, что она имела большое значение. И имеет.
- Но были и другие виновники?
- Я не поощрял курения.
- Вы в этом уверены? Вы пытаетесь доказать присяжным, что дети человека, чьей профессией на протяжении двадцати лет было способствовать тому, чтобы как можно больше людей в мире пристрастить к сигаретам, закурили только под влиянием рекламы?
- Я уверен, что реклама этому способствовала. В этом ее смысл.
- Вы курили дома, на глазах у детей?
- Да.
- А ваша жена?
- Да.
- Вы когда-нибудь запрещали гостям курить у вас в доме?
- Нет.
- Значит, можно сказать, что в вашем доме была обстановка, благоприятствующая курению?
- Да. Тогда - да.
- И все же ваши дети закурили лишь под влиянием хитроумной рекламы? Вы в этом хотите убедить присяжных?
Робилио сделал глубокий вдох, медленно сосчитал про себя до пяти, потом сказал:
- Как бы мне хотелось вернуть прошлое, мистер Кейбл, многое я делал бы теперь совсем иначе. Я бы никогда не взял в руки ту первую сигарету.
- Ваши дети бросили курить?
- Двое, с огромным трудом. Третий пытается вот уже десять лет, но безуспешно.
Последний вопрос возник у Кейбла спонтанно, и на секунду он пожалел, что задал его. Пора двигаться дальше. Кейбл нажал на газ:
- Мистер Робилио, известно ли вам, какие усилия предпринимают табачные компании, чтобы удерживать подростков от курения?
Робилио хмыкнул - послышалось усиленное микрофоном бульканье.
- Это несерьезно, - сказал он.
- В прошлом году на программу "Дети не курят" ими затрачено сорок миллионов долларов.
- Скажите, пожалуйста! Лапочки да и только!
- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают запрет устанавливать автоматы для продажи сигарет вблизи от тех мест, где собираются дети?
- Да, я что-то слышал об этом. Очень мило с их стороны, не правда ли?
- А слышали ли вы о том, что в прошлом году табачная индустрия выделила штату Калифорния десять миллионов долларов на осуществление программы, целью которой является предупреждение об опасности курения в раннем возрасте?
- Нет. А как насчет курения в позднем возрасте? Они сообщили своим маленьким друзьям, что после восемнадцатого дня рождения можно курить? Наверное, сообщили.
Кейблу было приятно вычеркивать в своем вопроснике те вопросы, от ответов на которые свидетель уклонился.
- Известно ли вам, что табачная промышленность в Техасе поддерживает законопроект о запрете курения во всех закусочных, которые посещаются подростками?
- Да, а вы знаете, с какой целью они это делают? Я вам скажу. Чтобы иметь возможность нанимать таких людей, как вы, для того, чтобы рассказывать таким присяжным, как эти, подобные истории. Это единственная причина - в суде звучит недурно.
- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за продажу табачных изделий детям в магазинах?
- Да, об этом я тоже что-то слышал. Это все витрина. Они кидают пару монет туда, пару - сюда, чтобы выглядеть поприличнее, попрезентабельнее, пореспектабельнее. И делают они это потому, что знают правду, а правда состоит в том, что два миллиарда долларов, ежегодно вкладываемых в рекламу, все равно гарантируют им, что следующее поколение американцев пристрастится к курению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Арнольд Ливайн из Майами был немногословен, но все прекрасно знали его мнение. Ему как-то довелось участвовать в процессе против "Дженерал моторс", который длился одиннадцать месяцев, - шесть недель для него все равно что ничего.
Даже если бы мнения разделились поровну, монетку здесь подбрасывать не стали бы. Задолго до начала суда все согласились, что это процесс Уэндела Рора. Он проходит в его родном городе, в его родном суде, перед лицом его судьи и в присутствии его присяжных. Демократизм адвокатского совета обвинения имел границы - у Рора было право вето, и его слово оставалось непререкаемым.
Pop принял окончательное решение поздно вечером в воскресенье, при этом самолюбие многих пострадало, но не было побеждено. Слишком много было поставлено на карту, чтобы ссориться из-за второстепенных вещей.
Глава 23
В списке дел, назначенных на утро понедельника, у судьи Харкина значилась встреча с Николасом. Он хотел поговорить с ним о пожаре и о его душевном состоянии. Они беседовали с глазу на глаз в кабинете судьи. Николас заверил Харкина, что он в полном порядке и что в мотеле у него достаточно белья и одежды, которую можно отдавать в стирку по мере необходимости Он всего-навсего студент, никаких ценных вещей у него и не было, если не считать замечательного компьютера и кое-какого видеооборудования, которое он установил в целях обеспечения собственной безопасности. Разумеется, оно, как и все прочее, застраховано не было.
С темой пожара они покончили быстро, и, воспользовавшись тем, что они были одни, Харкин спросил:
- А как настроение у остальных наших друзей?
Такая непротокольная беседа с членом жюри законом не запрещалась, но, разумеется, официальной процедурой суда и не предусматривалась. Считалось, что лучше все разговоры с присяжными вести в присутствии адвокатов и под протокол. Но Харкин хотел поболтать всего несколько минут, чтобы узнать кое-какие сплетни. Этому парню он мог доверять.
- Все замечательно, - заверил его Николас.
- Ничего необычного?
- Насколько мне известно, нет.
- А о процессе вы разговариваете?
- Нет. Надо сказать, что, собираясь вместе, мы стараемся не касаться этой темы.
- Отлично. Никаких ссор?
- Пока нет.
- Еда хорошая?
- Прекрасная.
- Личных визитов всем хватает?
- Думаю, что да. Я не слышал, чтобы кто-нибудь жаловался.
Харкину очень хотелось бы, чтобы между присяжными происходили мелкие склоки. Не потому, что это имело какое-то значение для суда, а потому, что у него была страсть к грязным подробностям.
- Хорошо. Дайте мне знать, если возникнут проблемы. И давайте сохраним наш контакт в секрете.
- Ну конечно, - согласился Николас.
Они обменялись рукопожатиями, и Николас ушел.
Харкин тепло приветствовал присяжных и объявил начало четвертой недели их работы. Все, кажется, хотели поскорее приступить к делу, чтобы как можно раньше сбросить с себя это бремя.
Встал Pop и вызвал своего следующего свидетеля - Лиона Робилио, которого ввели в зал заседаний через боковую дверь. Шаркая ногами, он прошел перед судейским столом и с помощью охранника уселся на свидетельское место. Робилио был стар и бледен, одет в темный костюм и белую рубашку без галстука. В горле у него зияло отверстие, прикрытое тонкой бинтовой повязкой и закамуфлированное льняным шейным платком. Чтобы произнести клятву, он приставил к горлу тоненький, как карандаш, микрофон. Речь его была монотонной, лишенной каких бы то ни было модуляций - типичная речь человека, перенесшего операцию на гортани по поводу раковой опухоли.
Но слова звучали разборчиво. Мистер Робилио прижимал микрофон к горлу, и звучание его голоса раздавалось по всему залу. Вот так ему приходится теперь говорить, черт возьми, чтобы его понимали.
Pop быстро перешел к делу. Мистеру Робилио было шестьдесят четыре года, восемь лет назад он перенес операцию, ему удалили опухоль из гортани, он выжил, но лишился речевого аппарата и вынужден был научиться говорить через пищевод. Он был заядлым курильщиком почти сорок лет, и это едва не доконало его. Теперь, в дополнение к последствиям онкологической операции, он страдает сердечным заболеванием и эмфиземой. И все из-за сигарет.
Присутствующие быстро приспособились к его роботоподобному, усиленному микрофоном голосу и полностью обратились в слух. Робилио сообщил, что в течение двух десятилетий занимался лоббированием интересов табачной промышленности. Он бросил работу, когда у него обнаружили рак, и он понял, что даже теперь не может бросить курить. Он физически и психологически оказался непреодолимо зависим от никотина. В течение двух лет уже после того, как ему удалили гортань и химиотерапия оказала свое пагубное действие на его организм, он продолжал курить. Бросил лишь после сердечного приступа, который едва не отправил его на тот свет.
При таком очевидно плохом состоянии здоровья он продолжал работать в Вашингтоне, но уже по другую сторону баррикад. Теперь у него была репутация яростного борца против курения. Его даже называли "партизаном".
В прежней жизни Робилио служил в Объединенном совете табачных предприятий, "который был не чем иным, как лоббирующей организацией, существующей целиком и полностью на средства табачной промышленности, - с презрением объяснял он. - В нашу задачу входило консультировать табачные предприятия по вопросам текущего законодательства и пытаться направлять их деятельность. У нас был очень солидный бюджет и практически неограниченные возможности устраивать шикарные банкеты для влиятельных политиков. Мы играли по-крупному и обучали других защитников табачного бизнеса всем тонкостям политического кулачного боя".
Являясь сотрудником этого совета, Робилио имел доступ ко всем исследованиям, касающимся воздействия сигарет и деятельности табачной индустрии. В сущности, это было одной из задач совета - злонамеренное использование результатов подобных исследований, проектов и экспериментов. Да, Робилио тоже видел гнусную докладную, о которой рассказывал Криглер, видел неоднократно, хотя у него и нет копии. В совете всем было прекрасно известно, что табачные компании поддерживают высокий уровень содержания никотина в сигаретах, чтобы усилить эффект привыкания.
"Привыкание" - это слово Робилио повторял снова и снова. Он знаком с результатами исследований, подтверждающими, что все виды животных быстро привыкают к никотину. Он сам участвовал в сокрытии результатов исследования, безоговорочно доказывающего, что среди тех, кто начал курить в подростковом возрасте, вероятность отказа от дурной привычки гораздо ниже. Такие люди обычно курят уже всю жизнь.
Pop предъявил свидетелю Робилио для опознания целый ящик толстых папок с докладами. Это были отчеты о разнообразных исследованиях, признанные вещественными доказательствами. Присяжным предоставлялась возможность при желании ознакомиться с десятью тысячами страниц этих докладов перед тем, как принять решение относительно вердикта.
О многом, содеянном в годы работы в совете, сожалел Робилио; он сам помогал хитроумно отводить обвинения в том, что табачные компании с помощью изощренной рекламы соблазняют курением подростков, считал это самым страшным своим грехом. И теперь каждый Божий день разоблачал такого рода преступную деятельность.
- Никотин вызывает привыкание. Привыкание приносит прибыль. Процветание табачной индустрии возможно лишь при том, что каждое новое поколение будет подхватывать пагубную привычку у предыдущего. Реклама вводит детей в заблуждение. Компании затрачивают миллиарды на то, чтобы представить процесс курения как нечто бодрящее, восхитительное и абсолютно безобидное. Дети легче попадаются на крючок и дольше остаются на нем. Поэтому необходимо ловитв именно их. - Робилио удалось передать горечь своих сожалений даже с помощью своего искусственного голоса. При этом он бросал гневные взгляды на адвокатов защиты и теплые - на адвокатов обвинения. - Мы тратили миллионы на изучение подростков. Мы знали, какие три наиболее активно рекламируемых сорта сигарет предпочитают девяносто процентов курящих подростков до восемнадцати лет. И что же делали компании по нашему совету? Усиливали рекламу.
- Вы знали, сколько денег зарабатывали компании на продаже сигарет подросткам? - спросил Pop, заранее уверенный в ответе.
- Около двухсот миллионов долларов в год. Это только на продаже сигарет подросткам до восемнадцати лет. Конечно, мы знали. Мы из года в год изучали этот вопрос, наши компьютеры были забиты соответствующей информацией. Мы все тогда знали. - Он сделал паузу и, махнув правой рукой в сторону адвокатов защиты, взглянул на них, как на прокаженных. - А эти знают и сейчас. Они знают, что ежедневно начинают курить три тысячи подростков, и могут точно сказать вам, какие сорта сигарет те предпочитают. Они знают, что практически все взрослые курильщики начали курить в подростковом возрасте. Повторяю, они заинтересованы в том, чтобы подцепить на крючок следующие поколения. И они знают, что приблизительно треть из тех трех тысяч подростков, которые начнут курить сегодня, в конце концов погибнут от этой вредной привычки.
Присяжные слушали Робилио как завороженные. Pop листал какие-то бумаги, чтобы не разрушать драматического эффекта. Он сделал несколько шагов назад, потом снова подошел к своей кафедре, словно ему нужно было размять ноги, потом поскреб подбородок, посмотрел в потолок и наконец спросил:
- Когда вы служили в Объединенном совете, каким контраргументом вы пользовались, чтобы оспорить тезис о привыкании к никотину?
- У табакопроизводителей есть согласованная линия на этот счет, я помогал сформулировать ее. Приблизительно так: курильщики сознательно делают свой выбор. Это дело их доброй воли. Сигареты не вызывают привыкания, но даже если бы вызывали, никто ведь никого не неволит. Человек делает выбор сам. В те времена я умел облечь все это в очень убедительную форму. Сегодня тоже есть люди, которые это умеют. Беда лишь в том, что это ложь.
- Почему вы думаете, что это ложь?
- Потому, что речь идет о физической зависимости, а зависимый человек не может делать свободный выбор. Дети же попадают в такую зависимость быстрее, чем взрослые.
На этот раз Pop удержался от вечной адвокатской привычки - многократно повторять эффектные сцены. Робилио и так уже достиг нужного воздействия на присяжных. Но усилия, которые ему приходилось затрачивать на то, чтобы его услышали и поняли, слишком утомили его за эти полтора часа. Pop передал его Кейблу для перекрестного допроса, и судья Харкин, которому хотелось выпить кофе, объявил перерыв.
Хоппи Дапри впервые посетил судебное заседание в понедельник утром. Он проскользнул в зал в середине выступления Робилио. Милли заметила его во время одной из пауз и разволновалась. Ее тревожил его внезапный интерес к процессу. Накануне вечером он ни о чем другом не мог говорить.
После двадцатиминутного перерыва на кафедру взошел Кейбл и вцепился в Робилио. Голос у него был скрипучий, почти злобный, словно он считал свидетеля предателем и ренегатом. Кейбл немедленно сделал разоблачительное предположение: Робилио заплатили за то, чтобы он выступил в качестве свидетеля обвинения. Его услуги оплачивались истцами и в ходе двух других процессов против табачных компаний.
- Да, мне заплатили за то, чтобы я сюда приехал, мистер Кейбл, так же, как и вам, - сказал Робилио. Это был типичный в такой ситуации ответ человека, собаку съевшего на судебных тяжбах, однако на фоне блеска монет образ борца несколько потускнел.
Кейбл заставил свидетеля признаться, что тот начал курить в возрасте двадцати пяти лет, когда был уже женат, имел двоих детей и, следовательно, едва ли мог считаться неразумным подростком, соблазненным хитроумной деятельностью рекламных фирм с Мэдисон-авеню. Робилио умел сохранять самообладание, в чем адвокаты убедились пять месяцев назад, во время его двухдневного судебного марафона, однако Кейбл намеревался вывести его из себя. Вопросы быстро следовали один за другим и были резкими и провокационными.
- Сколько у вас детей? - спросил Кейбл.
- Трое.
- Кто-нибудь из них курил постоянно?
- Да.
- Сколько?
- Все трое.
- В каком возрасте они начали курить?
- По-разному.
- В среднем?
- Ближе к двадцати.
- Какую рекламу вы вините в том, что они пристрастились к курению?
- Точно не помню.
- Значит, вы не можете сказать присяжным, какая именно реклама повинна в том, что ваши дети приобрели привычку к курению?
- Этой рекламы было столько! Да и сейчас недостатка нет.
Невозможно выделить одну, две или пять, которые сыграли решающую роль.
- Но все же виновата реклама?
- Я уверен, что она имела большое значение. И имеет.
- Но были и другие виновники?
- Я не поощрял курения.
- Вы в этом уверены? Вы пытаетесь доказать присяжным, что дети человека, чьей профессией на протяжении двадцати лет было способствовать тому, чтобы как можно больше людей в мире пристрастить к сигаретам, закурили только под влиянием рекламы?
- Я уверен, что реклама этому способствовала. В этом ее смысл.
- Вы курили дома, на глазах у детей?
- Да.
- А ваша жена?
- Да.
- Вы когда-нибудь запрещали гостям курить у вас в доме?
- Нет.
- Значит, можно сказать, что в вашем доме была обстановка, благоприятствующая курению?
- Да. Тогда - да.
- И все же ваши дети закурили лишь под влиянием хитроумной рекламы? Вы в этом хотите убедить присяжных?
Робилио сделал глубокий вдох, медленно сосчитал про себя до пяти, потом сказал:
- Как бы мне хотелось вернуть прошлое, мистер Кейбл, многое я делал бы теперь совсем иначе. Я бы никогда не взял в руки ту первую сигарету.
- Ваши дети бросили курить?
- Двое, с огромным трудом. Третий пытается вот уже десять лет, но безуспешно.
Последний вопрос возник у Кейбла спонтанно, и на секунду он пожалел, что задал его. Пора двигаться дальше. Кейбл нажал на газ:
- Мистер Робилио, известно ли вам, какие усилия предпринимают табачные компании, чтобы удерживать подростков от курения?
Робилио хмыкнул - послышалось усиленное микрофоном бульканье.
- Это несерьезно, - сказал он.
- В прошлом году на программу "Дети не курят" ими затрачено сорок миллионов долларов.
- Скажите, пожалуйста! Лапочки да и только!
- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают запрет устанавливать автоматы для продажи сигарет вблизи от тех мест, где собираются дети?
- Да, я что-то слышал об этом. Очень мило с их стороны, не правда ли?
- А слышали ли вы о том, что в прошлом году табачная индустрия выделила штату Калифорния десять миллионов долларов на осуществление программы, целью которой является предупреждение об опасности курения в раннем возрасте?
- Нет. А как насчет курения в позднем возрасте? Они сообщили своим маленьким друзьям, что после восемнадцатого дня рождения можно курить? Наверное, сообщили.
Кейблу было приятно вычеркивать в своем вопроснике те вопросы, от ответов на которые свидетель уклонился.
- Известно ли вам, что табачная промышленность в Техасе поддерживает законопроект о запрете курения во всех закусочных, которые посещаются подростками?
- Да, а вы знаете, с какой целью они это делают? Я вам скажу. Чтобы иметь возможность нанимать таких людей, как вы, для того, чтобы рассказывать таким присяжным, как эти, подобные истории. Это единственная причина - в суде звучит недурно.
- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за продажу табачных изделий детям в магазинах?
- Да, об этом я тоже что-то слышал. Это все витрина. Они кидают пару монет туда, пару - сюда, чтобы выглядеть поприличнее, попрезентабельнее, пореспектабельнее. И делают они это потому, что знают правду, а правда состоит в том, что два миллиарда долларов, ежегодно вкладываемых в рекламу, все равно гарантируют им, что следующее поколение американцев пристрастится к курению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52