А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Казалось, пришельцы были совершенно глухи к крикам несчастной жертвы. Несмотря на льющуюся из ран кровь, они вонзали кусачки в его руки и ноги снова и снова.
Маркусом овладела паника. Движимый первым порывом, он побежал в направлении палаток и снова оказался в центре лагеря. Там к нему бросился его старый знакомый: одной рукой он крепко вцепился в рубашку на груди Гарвея, а на ладони другой протягивал ему три камешка, целых три. И тут, наконец, до Маркуса дошло, из какого материала делали свои деньги тектоны.
– Отпусти меня! – умолял Маркус. – Отпусти!
Дыхание тектона жгло его ухо, и Гарвей не знал, как от этого избавиться. Ему не удавалось ничего сделать. И вдруг неожиданно голова тектона разлетелась на тысячу кусочков, как спелый арбуз, который падает на асфальт с большой высоты. Маркус с ужасом увидел, что его рубашка совершенно промокла от крови убитого.
Уильям проснулся последним, но начал действовать первым. И, естественно, в своей обычной манере. Он шел с револьвером в руке и расстреливал всех тектонов, которые имели неосторожность оказаться неподалеку. Казалось, младший Кравер шагает по стрельбищу. Шаг, локоть сгибается, выстрел. Тектоны не сразу поняли, что происходит. Наверное, им не могло прийти в голову, что кто-то осмелится напасть на них. Один из тектонов даже подошел вплотную к Уильяму, вознес руки к небу и стал в негодовании кричать ему что-то визгливым голосом. Младший Кравер вложил дуло револьвера ему в рот, выстрелил и невозмутимо пошел дальше искать новые жертвы; брызги крови алели на его лице. Воодушевленный примером брата, Ричард взялся за свое ружье. И скоро в воздухе над поляной летало больше пуль, чем москитов.
В убийственном хладнокровии, которое проявил в тот день Уильям Кравер, было какое-то величие. Ни один мускул не двигался на его лице. Когда пули кончались, он, не обращая ни малейшего внимания ни на тектонов, ни на гвалт и хаос, царившие вокруг, спокойно открывал барабан револьвера, заряжал его и снова начинал упражняться в стрельбе по движущимся мишеням. Один шаг, другой, стоп. Рука вперед, прицел, бум! И тектон готов. Потом еще один и еще. Рубашка Уильяма покрывалась пятнами крови его жертв, и брюки тоже. Но младший Кравер неудержимо двигался вперед. Ему играло на руку то, что тектоны не защищались. Может быть, они не верили в происходящее, а может, слишком увлеклись грабежом. Многие из них даже не понимали, что умирают; пуля пронзала их грудь, и они падали на землю, продолжая сжимать в руках добычу. Лишь двое последних оказались умнее других и бросились наутек.
Бойня длилась всего несколько минут. Парочка тектонов продолжала бежать в сторону «муравейника», подхватив обеими руками полы длинных туник. Маркусу эта картина показалась невероятно смешной. Поэтому приказ Уильяма, обращенный к Ричарду, прозвучал особенно жестоко:
– Стреляй в них! Не дай им уйти!
У младшего Кравера кончились патроны. Его брат спокойно прицелился из своего ружья для охоты на слонов. Над ухом у одного из беглецов взметнулся красный фонтанчик крови, и тектон упал замертво. Но следующая пуля застряла в стволе ружья, и Ричард не смог повторить успех.
– Маркус! Держи его! – приказал Уильям, роясь в карманах и ища патроны.
Короткие ноги Маркуса не были созданы для того, чтобы догонять беглецов. Но тектон запутался в полах туники, и поэтому в этой гонке, можно считать, их шансы были равны.
Гарвей почти нагнал тектона. Когда беглец взбежал на насыпь у входа в «муравейник», их разделяло расстояние метра вполтора. Тектон даже не спрыгнул, а, скорее, провалился в шахту. Маркус свесил голову вниз:
– Хватайте его, пока он не смылся! – закричал он неграм в шахте. – Держите его!
Но никто не сдвинулся с места. Все сгрудились возле стен, стараясь держаться как можно дальше от пришельца. Маркус торопливо спустился по лестнице, скользя по ней, как по пожарному шесту.
Тектон уже влезал в одно из отверстий в стене. Гарвей подпрыгнул из последних сил и вцепился в щиколотку беглеца. Тот начал брыкаться, стараясь попасть Маркусу в лицо.
– Помогите! – закричал Гарвей, напоминавший сейчас трубочиста, застрявшего в дымоходе.
В конце концов пятка тектона ударила ему в нос. От боли в глазах Маркуса заплясали желтые кружки, он на секунду почти ослеп и разжал пальцы. Тектон скрылся в туннеле.
– Почему вы не остановили его? – закричал Маркус, обернувшись к неграм. Из носа у него шла кровь. – Они придут снова!
Уильям и Ричард подбежали к входу в «муравейник» несколько секунд спустя. Они опустились в шахту и стали стрелять в туннель, где скрылся тектон.
Но было уже поздно.

13

По приказу Уильяма негры вырыли большую яму и перетащили к ней тела убитых тектонов. Потом все обитатели поляны вместе сбрасывали трупы вниз и засыпали их землей. Хоронить тектонов было неприятно вдвойне, потому что их глаза еще казались живыми. Маркус говорил, что мертвые негры становятся только серыми. С подземными жителями происходило нечто подобное. Смерть очень быстро придавала их белоснежной коже оттенок восковой бледности, а чуть позже их тела начинали отливать серым перламутром. Можно было, таким образом, заключить, что перед лицом смерти все оказывались равны. Однако трупы тектонов казались почему-то отличными от трупов людей. Возможно, виной тому были полуоткрытые рты, похожие на рыбьи. Или их глаза – стекленеющий взгляд, широко раскрытые веки. Даже спустя несколько часов после смерти своего хозяина они все еще смотрели в ослепительно синее небо Конго, не желая согласиться с тем, что потеряли право видеть небеса мира людей. Когда Гарвей рассматривал напряженные черты их лиц, он начинал сомневаться в том, что эти существа действительно были мертвы, и одновременно в том, были ли они когда-нибудь живыми.
– Из земли пришли и в землю возвратились, – произнес Уильям, последний раз взмахнув лопатой.
Никто не мог знать, было ли это высказывание погребальной молитвой, ироническим комментарием или проклятием.
Пепе перевел рассказ негров: по их словам, тектоны появились из туннеля, из которого слышался шум. Они принесли с собой веревки и крюки, и с их помощью вылезли наверх по стенам.
На протяжении всего дня Пепе был еще более молчалив, чем обычно. Когда вечером Маркус встретился с ним в палатке, они оба не испытывали ни малейшего желания начать разговор.
Прежде чем закрыть глаза, Гарвей укутался одеялом, которое обычно использовал в качестве подушки. В первый раз за все время своего пребывания в тропиках ему хотелось укрыться перед сном.
– Я и не знал, что в Конго может быть холодно, – высказал он вслух свою мысль.
– Это не холод, – ответил ему Пепе. – Это страх.
Помолчав немного, он добавил:
– Мне здесь больше делать нечего. Хватит.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Маркус.
– Я ухожу, – услышал он в ответ. – Сегодня ночью. Только дождусь, когда Уильям и Ричард уснут, а потом выйду из палатки, помогу людям из шахты выбраться наружу, и мы убежим.
Маркус приподнялся на своей постели:
– Ты что, спятил? Так нельзя.
– Почему нельзя?
Маркус не нашелся, что ответить. Он снова вытянулся на матрасе, посмотрел в потолок палатки и произнес:
– Ты знал об этом раньше, правда? Тебе с самого начала все было известно. У вас, негров, наверняка есть какая-нибудь легенда об этих жителях преисподней.
Пепе посмотрел на Маркуса; казалось, предположение Гарвея развеселило его:
– Легенда? О какой легенде ты говоришь? Не знаю я никаких легенд.
Тут его разобрал смех, и он захохотал так громко, что мог разбудить Уильяма и Ричарда, несмотря на то что между палатками было значительное расстояние. Успокоившись, он стал объяснять:
– Никакая это не легенда. Я знаю только то, что рассказывал мне дед, а он много повидал. Из его слов выходило, что белые люди всегда ведут себя одинаково, откуда бы они ни появились.
Маркус слушал его с любопытством. Он приподнялся на локте и подпер голову рукой:
– Я тебя не понимаю.
– Мой дед знал, о чем говорил. У белых всегда так. Сначала приезжают миссионеры и пугают нас адом, потом приезжают торговцы и крадут все подряд. А после этого появляются солдаты. Все эти люди скверные; и те, которые появляются позже, всегда хуже предыдущих. Сначала господин Тектон хотел обратить нас в свою веру. Сегодня пришли торговцы, а завтра наступит очередь солдат. И у меня нет охоты оставаться здесь, когда они выйдут наружу.
– А как же она?
Пепе задумался.
– Чудные люди есть везде.
– Ты видел, что сделали тектоны с руками и ногами того человека? – спросил Маркус.
– Белые всегда так себя ведут, – размышлял вслух Пепе. – Они заставляют нас носить грузы и работать на шахтах. А сами богатеют. – Он вздохнул. – По крайней мере, я насолю им, потому что уведу с собой моих братьев, которые работают на прииске.
– Вот когда в тебе проснулись братские чувства, – с иронией произнес Маркус. – Хочу напомнить, что ты вместе с нами прекраснейшим образом заковывал этих людей в цепи. Не выдумывай глупостей, Пепе! До ближайшего цивилизованного места или хотя бы до какого-нибудь поселка пятьсот миль. По дороге тебе могут встретиться только деревни, которые мы разоряли по дороге сюда, а у тебя лишь старенькое ружье и пригоршня патронов. Как только жители тебя узнают, они расправятся с тобой. Если только сельва не поглотит тебя до этого. – Маркус вздохнул. – Не делай этого, Пепе. Ты говоришь, что хочешь освободить рудокопов и уйти вместе с ними. А ты уверен, что они не убьют тебя при первой же возможности? У них для этого имеется множество причин.
– Может, и так, – сказал Пепе. – Но, по крайней мере, меня убьют свои.
Из сельвы до них долетел рев какого-то животного; его мелодия поражала своей сложностью и величием. Звуки тропического леса, огонь керосиновой лампы, палатка и общество друг друга доставляли обоим большое удовольствие. И только сейчас Маркус вдруг понял, что их соседство кончается, что его друг уходит.
– Пойдем со мной, – предложил Пепе.
– Нет, я останусь здесь, – ответил Маркус.
Они потушили лампы, но уснули не сразу. Минут через пять Пепе спросил Гарвея из темноты:
– Это из-за нее, правда?
Маркус, помолчав, ответил:
– Я сегодня устал, Пепе, очень устал. Сегодня ночью я буду спать очень крепко. Так крепко, что ничего не услышу.
Они оба не спали, но притворялись спящими. Три часа спустя Пепе поднялся, взял свое старое ружье и красную феску, потом приблизил свои губы к уху Маркуса и сказал:
– Du courage, топ petit, du courage . Будь смелым, мой мальчик, будь смелым (франц.)


И ушел.
В книге я описал другую сцену прощания героев. Какую? Ту, что рассказал мне Маркус. В его истории готовый к самопожертвованию Пепе, несмотря на уговоры Маркуса, остается в лагере, сражается с тектонами, защищая друга, пока сам Гарвей, угрожая пистолетом, не вынуждает его уйти. Но я не поверил ни одному его слову. Поведение Пепе выглядело столь героическим, что напоминало карикатуру. Поэтому однажды, когда мы просматривали вместе эту главу, я оперся локтями на стол, скрестил руки и спросил его прямо: «Маркус, зачем ты меня обманываешь?» Он смотрел по сторонам, не зная, что ответить. Я впервые видел его таким смущенным и потерянным.
Ответ был мне известен. Гарвей врал, чтобы спасти доброе имя Пепе – единственного друга, которого он встретил в этом мире. Подозреваю, что кто-то может задасться вопросом: если я знал, что Маркус говорит неправду, то зачем записал ложную версию? Ответ заключался в следующем: мне до смерти надоели негры из романов доктора Флага. Хоть один раз, сказал я себе, сделай так, чтобы в книге появился черный, который расстреливает толпы белых. Мне захотелось сделать все не так, как велел мне этот мерзавец Флаг, а совсем наоборот. И, поскольку это никоим образом не нарушало структуры повествования, я позволил себе такую вольность.
Почему я был так наивен? Именно во второй версии этих событий Пепе выглядит наилучшим образом. Ведь по ней получается, что он был самым разумным существом на той поляне.
Об одиночестве приговоренных к смертной казни перед эшафотом говорилось много раз. Не столь часто речь заходит об одиночестве палачей. Маркус не мог забыть выражения лиц Уильяма и Ричарда на следующий день, когда они узнали о массовом побеге из лагеря. Они представляли себе все что угодно: покушения на их жизнь, бунт, воровство. Ричард, отправляясь спать, всегда клал рядом с собой свое длинное ружье, словно это была его любовница. Уильям прятал под подушку пистолет. Мешочки с золотом братья закапывали под палаткой Уильяма. Однако никто не захотел лишить Краверов жизни или богатства. Никто даже не мечтал им отомстить. Эти люди хотели лишь бежать с прииска, и только. И это не укладывалось в головах братьев.
Маркусу это утро запомнилось тем, что поляна совершенно обезлюдела. Черные тела не толпились в шахте. И голоса рудокопов не нарушали хора тропического леса. Рабы без хозяина превращаются в свободных людей. Хозяева без рабов – ничто. Они остались одни.
Вчерашний костер еще дымился, и умирающий огонь удивительно точно передавал настроение в опустевшем лагере. Маркус и Ричард сидели возле костра и равнодушно наблюдали, как таял в воздухе дымок. Неподалеку Уильям обнаружил фляжку Пепе. Он взвесил ее в руке, а потом яростно швырнул о землю. Маркус и Ричард не отрываясь смотрели на угольки.
– И что же теперь? – спросил самого себя Ричард.
– Теперь они всех нас убьют, – неожиданно для себя самого ответил Маркус, затягиваясь сигаретой. Он даже не предполагал, что его голос может звучать так жестко.
– Нас убьют? – удивленно спросил Ричард. Он язвительно улыбнулся. – Кто же, по-твоему, нас может сейчас убить, если все отсюда сбежали?
Гарвей поднял глаза от углей, посмотрел на старшего Кравера, а потом повернул голову в сторону прииска. Ричард понял его взгляд.
– О господи, господи! – застонал он, закрывая лицо руками.
– Что здесь происходит? – спросил Уильям, который уже забыл о фляжке Пепе.
– Ричард плачет, – Маркус ограничился одной фразой, произнесенной необычным для него жестким голосом. Уильям это почувствовал и бросил на него взгляд, который, казалось, говорил: сначала я займусь Ричардом, а потом тобой.
– Не раскисай, ты же солдат! – попытался подбодрить он брата, похлопав его по плечу. – Куда девался дух победы?
Но Ричард был не солдатом, а развалиной. Уильям настаивал:
– Ты же офицер Британской империи!
– Но это не провинция империи, – произнес наконец Ричард. – Это Конго.
Его слова понравились Уильяму. Невозможно разговаривать с тем, кто тебя не слушает. Ричард возразил ему, а если человек возражает, его можно переубедить.
– Ричард! Чему тебя учили в военной академии? Как надо поступать в таких случаях?
– Ты не хочешь этого понять, – сказал Ричард, который при всей своей ограниченности иногда проявлял необычайную ясность мыслей. – Никто из преподавателей академии не учил нас, как противостоять нашествию тектонов.
И тут Уильям закричал. В памяти Маркуса живо запечатлелся этот крик: он помнил о нем, как если бы был свидетелем неожиданного солнечного затмения. Голос младшего Кравера изменился, в нем странным образом сочетались нотки звериного рыка и призыва вождя. Это было одновременно объявление войны и утверждение права собственника. Он не уйдет отсюда и не отдаст свой прииск. Никогда и никому. Враги могут нападать, когда им будет угодно. Крик Уильяма подействовал на Ричарда, как будто его окатили ведром холодной воды.
– Ричард, – настаивал младший Кравер, – что нам надо делать? Ты инженер. Скажи, что нам предпринять.
Старший Кравер несколько раз открыл и закрыл рот, не издавая ни единого звука, однако брат был неумолим, он требовал ответа.
– Частокол, – произнес наконец Ричард, словно читая раскрытый перед ним в воздухе учебник. – Мы должны окружить «муравейник» частоколом.
– Частоколом?
– Да. Наше укрепление будет необычным: его задача будет состоять не в том, чтобы не допустить тектонов к прииску, а, наоборот, чтобы не позволить им выйти наружу.
– Ты все слышал, Маркус, – сказал Уильям, которому понравилась идея брата. – Давай рубить деревья. Нам понадобится много бревен. Вперед.
И он увел Гарвея в лес. Ричард остался возле «муравейника», чтобы сделать необходимые замеры и оживить воспоминания об уроках военной инженерии.
Уильям и Маркус начали рубить деревья. Они выбирали для строительства частокола двух– и трехметровые стволы. Деревья должны были быть не слишком толстыми, потому что иначе они бы не смогли подтащить их к «муравейнику». Уильям и Маркус работали рядом. Младший Кравер сказал ему:
– Ты уже давно настроен против нас. И не пытайся возражать мне: я в этом уверен. Только не понимаю причины. Чем ты недоволен, Маркус? Чем? Это из-за денег? Ты считаешь, что заслуживаешь большего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47