– Кто он такой? – спросил Маркус Пепе.
Голос надсмотрщика дрожал:
– Я не знаю.
Незнакомец стал внимательно разглядывать деревья, которые окружали прогалину, и его рот раскрылся от изумления. Потом он возвел глаза к небу, и его рот раскрылся еще шире. Пришелец пристально, не мигая, смотрел на светило, и Маркус подумал, что он ослепнет.
Но глаза незнакомца выдержали солнечные лучи. По его телу пробежала судорога, словно отторгая фейерверк, созданный природой, но уже через минуту он двинулся в сторону «муравейника», где сгрудились негры. Они с визгом отпрянули назад, несмотря на угрозы Пепе, который велел им оставаться на месте. И в этот момент незваный гость заговорил.
Никогда раньше в Конго не слышали такой странной речи. Казалось, во рту пришельца переворачивались камни. Если раньше он предавался наблюдению за миром, то сейчас выражал свои мысли страстно и отнюдь недружелюбно. Было совершенно очевидно, что пришелец пытался донести до людей какое-то послание. Он воздел руки вверх, широко растопырил все двенадцать пальцев и начал декламировать во всю силу своих легких. В какой-то момент он вытащил из складок одежды припрятанный предмет: полуметровый толстый металлический жезл, на верхнем конце которого были закреплены две перекрещенные палочки поменьше. Незнакомец воткнул жезл в землю и торжественным тоном продолжил высокопарную речь. Разумеется, никто не понимал ни слова. Картина была достаточно необычной: некий субъект, взявшийся неизвестно откуда, разглагольствовал теперь, вытянув руки параллельно земле. Мало-помалу к страху стало примешиваться любопытство.
– Господин Гарвей, что же нам делать?
Вопрос Пепе был весьма уместным. Работа на прииске остановилась, а негры на свободе могли наделать глупостей. Маркус спросил себя: а что бы сделал в таком случае младший Кравер? Вне всякого сомнения, он бы всадил пришельцу пулю в печенку. Но Уильяма рядом не было, а Маркус не стал бы стрелять в человека. По крайней мере, если ему не давали конкретного приказа.
Пепе повторил свой вопрос; необходимо было принять какое-то решение – они находились даже в более опасном положении, чем это могло показаться сначала. Негров было больше сотни. Впервые с того дня, как на поляне развернули лагерь, они оказались на свободе. Маркус и Пепе располагали одним ружьем на двоих. Кроме него, они могли рассчитывать только на тот безумный страх, который испытывали рудокопы перед пришельцем. В любой момент ситуация могла измениться. Пока же негры продолжали рассматривать незнакомца, раскрыв рты.
(Гарвей не мог понять, почему негров так заворожили две скрещенные палочки. Я же не видел в этом никакой загадки. Думаю, они готовы были заинтересоваться любым новым предметом, если это позволяло им хотя бы на некоторое время забыть о той жизни, на которую обрекли их братья Краверы.)
Маркус направился в центр круга, который образовали рудокопы, и приблизился к белому человеку, совершенно не представляя, что ему нужно. Он быстрым жестом вырвал из земли жезл и взвесил его в руках. Потом приблизил предмет к глазам и внимательно рассмотрел. Ничего примечательного. Предмет был именно тем, чем казался: толстым жезлом с двумя палочками на верхнем конце.
Маркус сначала робко захихикал, а потом громко расхохотался. В первые минуты рудокопы не понимали, почему он смеется. Однако Пепе сразу смекнул, в чем дело, и присоединился к Гарвею. Они взглянули друг на друга, потом на белого человека и засмеялись. В конце концов, если бы не белоснежная кожа, необычные одежды и странные разглагольствования пришельца, это был бы обычный старик. Крикливый и упрямый, поклоняющийся двум перекрещенным палочкам. И больше ничего.
Некоторые негры тоже рассмеялись, показывая пальцами на белого человека и его металлический жезл. Постепенно все новые голоса присоединялись к ним, словно все эти люди медленно пробуждались от нелепого сна. Белый человек рассердился, тон его речей стал более воинственным. Но было уже поздно. Волна хохота захлестнула всю прогалину. И чем больше рудокопы старались сдержать смех, тем стремительнее нарастало веселье.
Одни валялись на земле, корчась, словно их мучили колики, другие шлепали себя ладонями по бедрам или хватались за живот. Маркус натолкнулся на Пепе. Они обнялись и упали на колени, не разжимая объятий.
Гарвей прекрасно помнил этот взрыв смеха. Я думаю, что если веселье тот миг стало воистину всеобщим, то это случилось не только из-за странного пришельца. На протяжении нескольких месяцев эти люди, включая Маркуса, не смеялись. Даже улыбка не появлялась на их губах. У рабов в недрах сельвы просто не могло быть повода для улыбок. И вот теперь все иерархические условности, беды и горести исчезли за пеленой смеха.
Они бы могли смеяться часами. Веселье прервал звук выстрела, который раздался над поляной. Это вернулись братья Краверы. Уильям разрядил свою винтовку в воздух и шел по направлению к ним, Ричард следовал за ним на небольшом расстоянии. Беспорядок в лагере был настолько невероятным, что даже Уильям Кравер удивился. Он заговорил с Маркусом, но его вопрос предназначался всем:
– Позвольте узнать, что здесь происходит?
Уильям еще не заметил присутствия незнакомца и начал распекать Маркуса:
– Ты что, спятил? Негры вышли с прииска. И они без колодок! Ты что, пьян или…
И тут он заметил пришельца.
– Боже мой… – произнес Ричард.
Но Уильяма не так-то легко было удивить. Он направился к незнакомцу уверенной поступью, которая создавала ощущение силы и власти над окружающими, и остановился только тогда, когда между его носом и пришельцем оставалось расстояние шириной в ладонь. Кравер взглянул на него со злобным любопытством. Он был большим мастером дерзкого поведения и прекрасно умел обижать людей, не произнося при этом ни слова. Однако ему не удалось смутить незваного гостя. С появлением братьев Краверов пришелец сменил бурный поток слов на полное молчание. Присутствие братьев на поляне само по себе доказывало их власть над остальными людьми. Пришелец понял, что силы не равны, но держался со спокойным достоинством. Уильям дотронулся до него рукой. Потом тихонько толкнул незнакомца в грудь и спросил:
– Эй, ты! Откуда ты пришел? Чего тебе надо?
Но ответа младший Кравер не получил. Белый человек вертел головой, переводя взгляд с лица Уильяма на его руку. Ричард пришел брату на помощь и заорал незнакомцу в ухо:
– Кто ты такой? Отвечай немедленно! Да, да, ты! Ты! Говори!
Неожиданно Ричард угрожающе замахнулся на него прикладом своего огромного ружья. Любой другой человек пригнул бы голову, просто следуя рефлексу. Но пришелец этого не сделал. Было совершенно непонятно, чем объяснялось подобное поведение: высокомерием или крайним идиотизмом.
– Начнем с начала. Кто ты?
Незнакомец надолго задумался, но на этот раз ответил:
– Те-е-ек Тон, – произнес он. – Те-е-ек Тон.
– И что это может значить? – спросил Ричард, почесывая в затылке.
– С чего ты взял, что я это знаю? – зарычал Уильям. – Я в первый раз вижу эту белую обезьяну. – И он повернулся к Пеле: – Эй, Пепе! А ты его понимаешь?
– Нет, господин Уильям.
– Тогда, по крайней мере, пусть остальные обезьяны заткнутся.
Негры снова загалдели. С появлением Краверов юмористическая сторона этой истории исчезла. Всеобщее веселье, может, и поднимает настроение, но не решает ничего. С другой стороны, тон незнакомца при общении с Краверами стал другим: совершенно бесстрастным и гораздо более угрожающим. Он никого не собирался в чем-то убеждать, просто произносил свое имя. И это слово «тектон» превратилось в новый повод для паники.
Пепе пришлось хорошенько поработать прикладом, чтобы добиться тишины. Между тем Уильям приказал незнакомцу снять тунику, и она попала в руки Маркуса. Это была не ткань, а некое подобие мозаики из мельчайших бусинок, похожей на чешуйчатую кожу пресмыкающегося. Гарвей с восхищением смотрел на тысячи крошечных, как ноготок младенца, камешков, скрепленных нитями, которые вместе образовывали невероятно гибкую, легкую и плотную кольчугу. Создавалось впечатление, что она была создана не для защиты от колющих ударов, а для преодоления каких-то природных преград. Маркус заметил, что к камешкам кое-где пристала земля, и понюхал ее. Его ноздри пронизали знакомые ему запахи: так пах прииск.
Под туникой оказалось некое подобие пижамы из необычайно тонкой красной кожи: она плотно облегала тело пришельца. Уильям приказал ему снять и эту одежду. Обнажившаяся кожа была удивительной белизны. Маркус вдруг вспомнил белых мышей. Мускулы на груди были немного дряблыми, они еще сохраняли силу, но их уже коснулась старость; ноги казались слишком прямыми и тонкими – все говорило о том, что для этого тела уже наступила осень жизни. Никто не позволил себе сказать что-либо о его лобке, однако все взоры устремились на эти волоски, такие же белые, как его кожа.
Больше ничего в голову Уильяму не приходило. Раздевая незнакомца, он хотел умалить его достоинство, но тот был так же спокоен и горд, как раньше. Младший Кравер с минуту поколебался, а потом отвел Ричарда в сторону. Создалась весьма своеобразная ситуация. Братья шептались в двух шагах от незваного гостя, который продолжал рассматривать окружавший его мир своим пронзительным взглядом, неподвижный и невозмутимый. Пепе сжимал в руках ружье, держал незнакомца под прицелом, а Маркус, не приближаясь к нему ни на шаг, спросил:
– Тектон? Это ваше имя? Это вас так зовут? Вы господин Тектон?
Незнакомец медленно повернул голову, словно его шея была перископом, который давно не смазывали, и устремил свой взгляд в сторону голоса. Его глаза казались скорее кошачьими, чем человеческими. Маркус навсегда запомнил этот взгляд: у него создалось впечатление, что пришелец видел в нем такие черты, о существовании которых он и сам не подозревал.
– Теек Тон, – повторил странный гость, не удосужившись больше ничего добавить. Как бы то ни было, Уильям и Ричард прервали этот только что зародившийся диалог. Старший Кравер схватил незнакомца за руку, а Уильям приказал:
– Пепе, Маркус, поставьте маленькую палатку.
Они повиновались. Эта палатка была самой маленькой, и ее раньше никогда не использовали. В землю вкопали столб и поставили палатку так, что он оказался посередине. Пришельца посадили там и крепко привязали к столбу.
Уильям и Ричард восприняли происшедшее как досадное и непредвиденное событие, однако не придали ему особого значения и сосредоточили усилия на том, чтобы возобновить работу на прииске. Братья предположили, что сей неожиданный визит создаст для них определенные трудности. И они не ошиблись. Несмотря на то что незнакомец был связан, причем очень крепко, и сидел в палатке, скрытый от взоров негров, в лагере назрело некое подобие бунта: ничего подобного не случалось за все время экспедиции. Рудокопы отказывались вернуться на прииск. Сто голосов слились в едином хоре:
– Шампанское! Шампанское! Шампанское!
Это было единственное слово белых, которое выучили негры.
Пепе не знал, как прекратить этот гвалт. Но Уильям быстро нашел выход. Он подошел к самому громогласному рудокопу и разрядил в его голову револьвер. Все шесть пуль. До единой. Маркус вспомнил, как однажды его мать, поссорившись с отцом, бросила изо всех сил о пол большой арбуз. Голова бедняги точно так же разлетелась тысячью брызг.
– Они не желают возвращаться на прииск? – сказал Уильям. – Ну и прекрасно, предоставим им выходной. Пепе, Маркус, привяжите их за запястья и щиколотки к деревьям вокруг поляны. Я сам проверю каждый узел.
Ночью Маркус долго не мог заснуть. Он знал, что Пепе тоже не спит, хотя они давно уже задули керосиновую лампу. Он повернулся к нему и спросил:
– Пепе, что ты об этом думаешь?
– Я изо всех сил стараюсь ни о чем не думать, – ответил ему голос из темноты.
– Мы предполагали, что эти края безлюдны. – Тут Маркус вздохнул. – Но, может быть, где-то там далеко, за следующим холмом, живет племя белых людей. – И он перевернулся на другой бок.
Но Пепе вдруг уточнил:
– Он пришел не издалека, а из глубины.
– Что? Я тебя не понимаю.
– Я сам видел, как он появился, потому что нес караул, – невозмутимо сказал Пепе. – Негры стали кричать. Когда я подошел узнать, в чем дело, и заглянул в яму, он уже был там, внизу, среди рудокопов, которые в ужасе пытались от него спрятаться. Пришелец стряхивал с одежды комочки земли, которые к ней пристали.
– Если это правда, – прервал его Маркус, – то откуда же он взялся?
– Мне стало жаль рудокопов, и я разрешил им вылезти из ямы. Я сам спустил им лестницу. Когда они поднялись наверх, никому не пришло в голову убрать ее. Негры хотели только одного: убежать от белого человека как можно дальше. Мне пришлось следить за тем, чтобы они не разбежались; тем временем человек поднялся по лестнице. – Пепе понизил голос, словно боялся, что Тектон мог его услышать. – Не имею понятия, откуда он взялся.
Воцарилось долгое молчание. Маркус вдруг спросил:
– А тебе его не жалко?
– Жалко? Кого?
– Господина Тектона, – уточнил Маркус. – Ведь он, в общем-то, ничего плохого не сделал. Он просто стоял там, а его взяли в плен. И только потому, что он оказался на пути Уильяма и Ричарда. Я уверен, что рано или поздно его убьют.
Пепе приподнял голову от подушки. Маркус не видел его, но угадывал его движения, чувствовал дыхание совсем близко от своего лица.
– Маркус, ты меня видишь?
– Конечно нет, Пепе, – ответил Гарвей, немного обиженный таким дурацким вопросом. – Эта ночь черным-черна. И ты тоже черный.
– Поэтому белым так трудно во всем разобраться, – произнес Пепе, снова вытягиваясь на матрасе. – Вы не различаете темные тона.
Спустя некоторое время Маркус поднялся и вышел из палатки. Когда он рассказывал мне следующий эпизод, то не переставая извинялся за каждый свой поступок. Сначала, как утверждал Гарвей, он хотел справить малую нужду на краю прогалины. Но это оказалось невозможным. У каждого дерева на границе лагеря сидел привязанный негр. Несчастные пленники тихо стонали по всему периметру прогалины. Пытаясь объясниться жестами и не рассчитывая на успех, они умоляли ослабить им веревки, которые младший Кравер нарочно затянул так, чтобы они причиняли беднягам боль. Однако Маркус не снизошел до их просьб. Если бы он пожалел одного, другие бы возмутились и подняли крик, который мог разбудить Уильяма.
Гарвей направился к палатке пришельца, поклявшись самому себе, что просто даст ему воды. За целый день никто о нем не вспомнил, а Маркус знал, что тропический зной мог быть очень жесток, если переносить его в закрытой матерчатой палатке. Оказавшись внутри, он зажег керосиновую лампу. Это было большой ошибкой, потому что в ее свете Гарвей увидел нагого человека, привязанного к столбу. И ничего больше. Господин Тектон устремил свой взор на лампу. Его глаза были совершенно круглыми, как большие монеты. От яркого света зрачки сузились, превратившись в тоненькие линии, не толще волоса. Пленник молчал. Беззащитный, связанный, лишенный возможности демонстрировать свое красноречие, как это было утром, сейчас он казался другим человеком. Прежде чем Маркус смог отдать себе отчет в своих действиях, он уже развязал путы господина Тектона. Почему Гарвей так поступил? Из жалости.
Белый гость не стал его благодарить, он не произнес ни слова. Маркус взял его под руку и вывел наружу. Когда они проходили мимо палатки Гарвея, тот знаками попросил пришельца подождать и направился за красной пижамой и туникой из камешков. Маркус искал одежду на ощупь, чтобы свет не разбудил Пепе, но это была тщетная предосторожность. В темноте сверкнули белые зрачки надсмотрщика. Несмотря на то что негр умел держать язык за зубами, Маркус все же сказал:
– Молчи.
Он вынес одежду и отвел господина Тектона к прииску. Там Гарвей попросил спутника помочь ему спустить лестницу, но тот был по-прежнему безразличен к происходящему.
В руках у Маркуса была керосиновая лампа, которая освещала прииск. Когда он поднес ее к отвесной стене, то увидел картину, напоминающую вид гигантской головки сыра «Грюйер» изнутри. В результате работ на прииске обнажилась необычная горная порода: повсюду виднелись круглые отверстия, за которыми начинались своеобразные туннели различного диаметра. В одни могло бы пройти лишь маленькое яблоко, а другие были гораздо больше, чем ствол большого дерева. Пейзаж показался Маркусу таким необычным, что он почти забыл о господине Тектоне.
– Возьмите ваши вещи, – сказал Маркус.
Он передал пришельцу одежду и снова принялся рассматривать многочисленные дырки в стенах. Вероятно, ему не стоило поворачиваться к своему спутнику спиной. Если бы он этого не сделал, то увидел бы, как одежда помогает человеку восстановить утраченное достоинство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47