— Как вспомню воду эту холодную, до сих пор руки сводит… — Она поглядела удивленно:
— Слушай, вот что странно. Вода-то холодная была!
— Остыла за такое долгое время, — неуверенно возразила я.
— Допустим, в коридоре остыла, — протянула Ираида, — но ведь в ванной тоже холодная была… И пара на зеркале не было.
— Тебя и ванну допустили?
— Сама вошла: воду-то надо собрать. Ой, Сашка, не дай Господи такого конца!
— Да успокойся ты, не вспоминай, если тяжко! — пожалела я ее, но слова из Ираиды полились неудержимым потоком. И то сказать: я еще первую рюмку ликера не допила, а она уже четвертую наливает. А черносливовый ликер крепостью сорок пять градусов — штука серьезная!
— У нас с Алевтиной были одинаковые краны… Там открутишь горячую воду, а она через несколько минут снова холодная. Все время прибавлять надо. И еще: в ванной ни халата, ни полотенца купального. Вот ты когда мыться идешь.., а впрочем, тебе мать может подать.
Это верно, я вечно забываю то полотенце, то губку и потом ору на всю квартиру мамуле, чтобы принесла.
— А когда одна живешь, — тяжело вздохнула Ираида, — надеяться не на кого. Поэтому сама все должна заранее положить, чтобы потом в мокром виде голышом по квартире не скакать. Так вот что я тебе скажу: ни фига у нее в ванной не лежало, одно полотенчико крошечное для рук на крючке висит… И тапочки…
— Что — тапочки? — не выдержала я. — Раз начала, то уж говори!
— Тапочки я нашла не в ванной, а на кухне, — выпалила Ираида.
— Уплыли, — усмехнулась я.
— Не-а, вся вода из ванной в коридор вылилась, а на кухне ничего и не было. И не могли они уплыть, за порог в ванной бы зацепились…
— Ираида, — я отодвинула подальше ополовиненную бутылку ликера, — ты меня извини, но ты не путаешь свою соседку с Мишель Пфайффер? Это ее в том фильме утопить пытались. А про соседку ты сама говорила, что никому ее смерть не нужна была.., ты не придумала все эти улики — так, для разговора?
— С чего это мне выдумывать? — рассердилась Ираида.
Вместо ответа я красноречиво взглянула на бутылку. Ираида перехватила мой взгляд и обидчиво поджала губы.
— Если все так, — наконец нарушила я затянувшееся молчание, — то почему же ты милиции ничего не рассказала?
— А кто меня спрашивал? — закричала Ираида и снова сбросила столбик сигаретного пепла в несчастную монстеру. — К тому же я тогда в таком состоянии была.., а теперь все думаю про эту историю и мелкие подробности вспоминаю.
От ликера ли, от грустных мыслей или от сегодняшних переживаний в кафе у меня зверски разболелась голова. Проводив Ираиду, я выпила две таблетки шипучего упсарина и улеглась спать, на время выбросив из больной головы все неприятное.
* * *
Утром в отделе Мишка Котенкин встретил меня, исполнив на губах туш, и с шутовским подобострастием приветствовал:
— Здравствуйте, Александра Юрьевна, светоч и надежда российской журналистики!
Не прикажете ли кофейку подать?
У меня не было настроения поддерживать Мишкин шутовской тон, вчерашние события не шли из головы. Однако я подсела к его столу, согласившись выпить кофе, и шепотом рассказала о трагическом завершении встречи с директором «Домовенка». Мишка присвистнул и вполголоса, уже совершенно серьезным тоном, сказал:
— Значит, действительно в этом агентстве делались какие-то темные дела, и когда директор пошел на встречу с тобой, его устранили, чтобы не выболтал чего-нибудь.
— Да кто его устранил? — возразила я, невольно повысив голос. — Я же рядом с ним сидела, никто его не убивал, от расстройства с мужиком инфаркт случился. Или инсульт.
Я не врач, в таких делах не разбираюсь. А довела его я, своей статьей дурацкой! Выдумала неизвестные махинации, чтобы имя себе сделать, а человека на тот свет отправила!
Последние слова я произнесла так громко, что Кап Капыч, с унылым пыхтеньем трудившийся в своем углу над злополучным эротическим рассказом, откликнулся:
— Не знаю, кого ты там отправила на тот свет, но если ты мне не поможешь с этой эротической фигней, то будешь виновата в моем самоубийстве. Я сделаю харакири прямо посреди отдела и оставлю записку: «В моей смерти прошу винить Сашу П.».
— Лучше сделай харакири у Гюрзы в кабинете, — машинально ответила я, — и напиши «Прошу винить Анфису С.». По крайней мере, принесешь пользу обществу.
— Ну, Сашунчик, хоть финальную фразу подскажи!
В голосе Кап Капыча звучало неподдельное страдание.
— Она закатила глаза, — по-прежнему машинально, думая о своем, ответила я, — и забилась в пароксизме оргазма.
— Как-как? — изумленно переспросил Кап Капыч. — В пароксизме оргазма? Ну, мать, ты даешь!
Мишка Котенкин тем временем уже бубнил вполголоса:
— Если ты считаешь, что директор агентства недвижимости может так вот запросто загнуться от расстройства, что его в газете облаяли, я, дорогая, просто поражен твоей наивностью! Торговля недвижимостью — это почти как наркобизнес, там такие волки трудятся — только зубы щелкают! А ты его этакой слабонервной курсисткой изображаешь!
— Но факт остается фактом — он умер на моих глазах!
— Ты ведь только что справедливо заметила, — ехидно прервал меня Мишка, — что ты не врач. Откуда же ты знаешь, что он умер? Ты ведь удрала из кафе, не дождавшись милиции и «скорой помощи». Может быть, его откачали, а ты себя уже в убийцы записала?
— Да брось ты. Мишка, — с горечью возразила я, — если бы ты его видел, ты бы не сомневался. Живой человек так выглядеть не может.
— Все-таки мы проверим.
Мишка достал телефонный справочник и, перелистывая его, проговорил:
— Ближе всего бывшая Куйбышевская больница, но надо бы узнать, какая вчера была дежурной и куда могли отвезти на «скорой»…
Через пять минут он уже все узнал и набрал номер справочной.
— Скажите, пожалуйста, это ведь к вам в больницу вчера привезли Бориса Борисовича Ахтырского? Кто я? Я его родственник… Ах, какое горе! А какая причина смерти? Девушка, милая, я понимаю, что не имеете права говорить об этом по телефону, но мы, его родственники, так волнуемся, так волнуемся… Ах, вот как? Ну ладно, большое вам спасибо.
Повесив трубку, Мишка задумчиво посмотрел на меня и сказал:
— Ахтырский действительно умер. То есть уже мертвым к ним поступил.
— Ну вот видишь? — вклинилась я и приготовилась к новому потоку самообвинений.
— Да погоди ты! — придержал меня Мишка. — Я спросил у нее, какая причина смерти.
Она сначала отказалась говорить — не имеет права отвечать на такие вопросы по телефону неизвестно кому, — но все-таки обмолвилась, что какому-то их профессору очень не понравился внешний вид трупа, и обязательно будут делать вскрытие. Так что подожди обвинять себя в его смерти. Мне мое журналистское чутье подсказывает, что с ним не все так просто. А на твоем месте я бы в темпе готовил следующую статью — от тебя ведь ждут сенсации, и смерть Ахтырского тебе очень на руку…
— Ох, Мишка, ну не стервятники ли мы после этого! — простонала я.
— Работа у нас такая, — возразил Мишка.
Я пересела за свой стол. Мишка прав, нужно писать новую статью, оправдывать, так сказать, доверие руководства.
Ахтырский — ладно, с Ахтырским еще не все ясно, можно пока подождать, что покажет вскрытие, да и вообще обдумать ситуацию, но вот о том, что мне рассказала Ираида про обстоятельства смерти своей соседки, — об этом надо писать немедленно, это покажет события в новом свете.
Я достала блокнот с записями, которые сделала со слов Ираиды, включила компьютер и начала:
"Город потрясен очередным громким заказным убийством. Выстрелом в голову убит заместитель начальника КУГИ Антонов. Я не стану в худших традициях бульварной журналистики радостно восклицать: "Вот видите!
Я же об этом говорил! Я это предсказывал!"
Я сокрушаюсь вместе с вами, дорогие читатели: и потому, что человеческая смерть — это всегда трагедия, и потому, что наш город, как это ни печально, снова доказывает свое право именоваться криминальной столицей России.
Теперь уже ни у кого не возникает сомнений в том, что сфере недвижимости происходит серьезный передел влияния, настоящая война. Конечно, я хочу держать вас в курсе событий, но, к сожалению, милиция не подпускает журналистов к убийству Антонова, на все наши вопросы отвечает, что в интересах следствия информация по этому делу закрыта.
Обещаю вам, дорогие читатели, что постараюсь разрушить это заговор молчания и в ближайших выпусках нашей газеты рассказать вам о подробностях и подоплеке этого убийства.
Но сейчас, пока над этим преступлением еще не рассеялась дымовая завеса таинственности, я хочу напомнить о той цепочке событий, кульминацией которой стали выстрелы на Заячьем переулке.
Первое событие, на которое я обратил ваше внимание, — похищение компьютера из офиса агентства недвижимости «Домовенок». Незначительное, на первый взгляд, происшествие, как айсберг, имело свою подводную часть, тайную цель: злоумышленники хотели получить доступ к файлам «Домовенка», к информации о происходивших сделках.
Второе действие этой драмы было уже куда серьезнее: погибла женщина, сотрудница КУГИ. Ее смерть была обставлена как несчастный случай: одинокая женщина якобы задремала в ванне и захлебнулась.
С самого начала у меня возникли сомнения в достоверности такой версии. Слишком уж вовремя умерла Алевтина Ивановна.
Как говорится, время подтвердило мою правоту. Сегодня обнаружились новые факты, по-иному освещающие смерть Алевтины Ивановны Фадеевой. Мне удалось получить эксклюзивное интервью у соседки покойной, которая попала в ее квартиру вместе со слесарем, взломавшим дверь, и участковым уполномоченным.
Эта женщина, попросившая меня не называть ее имя, рассказала, что, войдя в квартиру и убедившись в смерти своей соседки, она стала тряпкой собирать воду с пола в коридоре и ванной комнате, поскольку эта вода протекала к ней в квартиру. Так вот, эта вода была холодной. Допустим, вода на полу в коридоре могла остыть за несколько часов, но такой же холодной была вода в ванной комнате, и зеркало над раковиной не запотело, как оно запотевает обычно, если в ванной долго льется горячая или хотя бы теплая вода.
«В такой воде Алевтина Ивановна не могла бы заснуть», — сказала эта наблюдательная женщина, и мы не можем с ней не согласиться. Да, дорогие читатели, в холодной воде не задремлешь!
«У меня в ванной стоят такие же краны, как у Алевтины Ивановны, — сказала соседка покойной в своем интервью для „Невского вестника“, — и я знаю их характер. Сначала отрегулируешь воду, несколько минут она идет теплая, а потом становится все холоднее и холоднее, и нужно заново регулировать».
Такое свидетельство сразу ставит под сомнение версию о несчастном случае. Быстро остывающая вода не дала бы Фадеевой задремать, она бы проснулась от холода. Но если вам, дорогие читатели, это соображение кажется недостаточно убедительным, вот вам еще одно замечание наблюдательной соседки:
«Я заглянула в ванную, чтобы собрать воду с пола и увидела, что нет полотенца. Если я собираюсь мыться, я заранее приношу чистое белье, купальное полотенце.., а у Алевтины Ивановны полотенца-то в ванной и не было. Только маленькое для рук на крючке висело. И тапочек не было в ванной, они почему-то на кухне стояли».
Представьте себе, дорогие читатели, такую картину. Одинокая аккуратная немолодая женщина собирается принять ванну — и почему-то забывает принести полотенце. Она знает, что в квартире никого нет, кроме нее, что ей некого попросить об услуге и что ей придется мокрой идти через всю квартиру за полотенцем… Не вяжется это с образом аккуратной хозяйственной женщины. И тапочки…
Почему она оставила их на кухне и пошла в ванную босиком?
Нет, все это слишком, простите меня, напоминает инсценировку, причем неуклюжую инсценировку. Если это так очевидно нам с вами, почему же этого не заметила милиция, поспешив оформить это дело как несчастный случай? Неужели только для того, чтобы не вешать на себя еще один «глухарь»?
Итак, при внимательном взгляде на события становится ясно, что убийство в Заячьем переулке — это не первое звено в цепи преступлений, связанных с переделом сфер влияния в городской коммерческой недвижимости, и даже не первое убийство в этой цепи.
Правда, есть и существенные отличия: если убийство Алевтины Ивановна Фадеевой было тщательно замаскировано под несчастный случай, то Иван Андреевич Антонов застрелен среди белого дня вместе со своей женой характерным для заказных убийств выстрелом в голову.
Это может быть объяснено двояко: либо тем, что к человеку такого ранга слишком трудно подобраться незаметно, чтобы инсценировать несчастный случай, либо тем, что убийцы Антонова хотели добиться устрашающего эффекта, хотели продемонстрировать свою силу и показать, кто в городе настоящий хозяин…"
Поставив выразительное многоточие, я еще раз пообещала читателям вернуться к этой теме в следующих номерах газеты и положила статью на стол Гюрзы. На душе у меня было скверно. Все это мне ужасно не нравилось.
И то, что совершенно случайно, наугад копнув, я наткнулась на такой клубок змей, разворошила настоящее осиное гнездо. И то, что люди вокруг меня мрут как мухи. И то, что, трубя на каждом углу о своем воображаемом источнике, я в действительности совершенно не понимаю, что происходит.
И больше всего мне не нравилась смерть Бориса Борисовича Ахтырского. Я никак не могла отделаться от мысли, что она на моей совести.
Подошел Мишка Котенкин, присел рядом и погладил меня по плечу.
— Слушай, — не выдержала я, — у тебя что — своих дел совсем нету?
— Дел у меня куча, — ответил он, ничуть не обидевшись, — но я за тебя волнуюсь. Как бы не наломала ты, Александра, дров.
Он очень редко называет меня Александрой, в самых серьезных случаях.
— Ты на себя-то в зеркало посмотри.
В глазах — тоска, руки трясутся как после хорошего перепоя… Худая, как велосипед, ничего не ешь, только кофе пьешь…
— Что ты выдумываешь? — возмутилась я. — Ничего у меня руки не трясутся. И в глазах не тоска, а волнение. Допускаю, что немного похудела от переживаний, но ведь не каждый день на твоих глазах умирает человек.
Попил кофейку — и помер!
— Моя жена всегда говорит, что кофе вреден, — согласился Мишка. — Но, — он глядел на меня очень серьезно, — вот что тебе не дает покоя. Совестливая ты очень, Александра, в журналистике так нельзя.
— Много ты понимаешь в журналистике, — фыркнула я и тут же опомнилась:
— Извини, не хотела с тобой ссориться. Но Миша, ты пойми: если бы Ахтырский помер после того, как мы с ним поговорили, все выяснили, то я бы не так переживала. А тут сиди и мучайся: то ли я его довела до инфаркта, то ли кто-то ему рот хотел заткнуть, чтобы он мне ничего не рассказал…
— Ты уж за что-нибудь одно беспокойся, — усмехнулся Мишка, — либо он от твоих статей помер, тогда, значит, никто за ним не стоит, либо его убили, и тогда ты в его смерти не виновата.
— Как бы это узнать? — пробормотала я.
— Конечно, если сидеть за столом и вздыхать, то ничего не узнаешь, — съехидничал Мишка, — едем сейчас туда.
— Куда?
— В морг, вот куда! — крикнул Мишка, так что Гюрза даже выглянула из кабинета и спросила, с чего это мы так разорались.
Я сделала вид, что не расслышала, и пошла надевать куртку. Услышав змеиное шипение из кабинета, Мишка мгновенно испарился, как будто его и не было.
— Петухова! — крикнула Гюрза, очевидно, пароксизма вежливости хватило у нее только на один вчерашний день. — Тебе не кажется, что ты должна ставить меня в известность по поводу своих отлучек? Как продвигается расследование?
— Виталий Андреич не предупреждал меня, что я должна ставить в известность кого-то, кроме него, — холодно заметила я и направилась к выходу.
Положив руку на ручку двери, я оглянулась. Глаза у начальницы были такие выпученные, а физиономия такая красная, как будто ее обварили кипятком. Она шумно дышала с присвистом. Интересно, у пресмыкающихся бывает инфаркт?
* * *
Мишка ждал меня у выхода в своей старенькой «пятерке». Всю дорогу мы молчали, только у самой Куйбышевской больницы он сказал, чтобы я помалкивала и делала расстроенный вид.
— Впрочем, у тебя и так вид — краше в гроб кладут, — неделикатно высказался он, — так что в морг мы как раз кстати.
Внезапно перед самой больницей с боковой улицы перед нами выскочил какой-то нахальный серый «опель». Мишка, чертыхнувшись, вдавил педаль тормоза в пол. Машина резко остановилась.
— Пускают же на дорогу всяких уродов! — в сердцах воскликнул он. — Хорошо, только что колодки поменял, тормоза хорошие, а то бы врезались…
На территорию больницы пускали только труповозки и медицинские «рафики», так что мы с Мишкой пошли пешком.
Небольшое здание морга стыдливо пряталось за кустами сирени, которые сейчас, в октябре, еще были покрыты зелеными листьями. Я заметила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25