А неофициальная, значительно более впечатляющая, понемножку накапливалась в уютном тайничке, который предусмотрительная Алевтина Ивановна оборудовала у себя в подоконнике. Это подоконник был съемный и пустотелый.
Периодически, когда наступал знаменательный момент пополнения сокровищницы, Алевтина Ивановна задергивала плотные занавески, отвинчивала два потайных винта и снимала подоконник с его законного места.
Перевернув пустотелую доску, скромная сотрудница отдела нежилого фонда вытряхивала на ковер груду зеленых бумажек, пересчитывала их и прикидывала, сколько на эти деньги можно купить квартир, машин или норковых шуб, сколько месяцев или даже лет можно прожить на Канарах…
Ее согревало само наличие денег, их количество, возможность подержать их в руках, пересчитать, представить себе все открывающиеся возможности…
Алевтина Ивановна своих денег не тратила. Она боялась. Ей казалось, что стоит ей купить хоть что-то, превышающее ее официальные возможности, хоть что-то, выходящее за рамки скудного двухтысячного бюджета, как ее тут же схватят за руку, посадят в черную машину, привезут в какое-то ужасное место и потребуют ответа; откуда эти деньги?
Или еще хуже — ее скромной персоной заинтересуются бандиты и придут к ней, вооруженные паяльниками и утюгами…
Такие страшные истории Алевтина Ивановна слышала от знакомых не раз и ужасно боялась, что это может коснуться ее непосредственно.
Правда, о ее неофициальных доходах все равно знало слишком много людей: во-первых, те, кто платил ей деньги за временную слепо-глухонемоту, во-вторых, то начальство, с которым она обязана была делиться… Но об этом Алевтина Ивановна предпочитала не думать.
Жила она одна. Замужем когда-то побывала, и этот период жизни оставил у нее такие неприятные воспоминания, что повторять неудачный опыт она не захотела. Да, собственно, и желающих больше не нашлось. Детей Бог ей не дал, и она рассматривала это как большую удачу. В самом деле, какие уж тут дети при зарплате в две тысячи и при нежно лелеемом тайничке в подоконнике!
Короче, Алевтина Ивановна Фадеева работала в отделе нежилого фонда и очень дорожила своей работой.
Придя с работы домой, она в прихожей сняла осенние сапоги, с грустью подумав, что они требуют ремонта, а лучше бы купить новые, но где уж тут при зарплате в две тысячи!
Потом она включила чайник и поставила разогреваться вчера отваренные макароны.
И тут в квартире погас свет. Такое иногда случалось в их доме, когда в сильные холода .многие жильцы одновременно включали электрические обогреватели, но сейчас было совсем не холодно.
Алевтина Ивановна очень расстроилась: без электричества не только телевизор не посмотришь, но даже и поесть не удастся, поскольку в ее доме и плита, и даже чайник были электрическими.
С трудом пробравшись по темной квартире в прихожую, она открыла входную дверь, чтобы позвонить в квартиру соседей и узнать, отключился ли свет у них или авария ограничена ее квартирой, и нужно просто поменять пробки.
На лестничной площадке царила кромешная тьма. Прикрыв входную дверь, но не запирая ее — иначе пришлось бы в темноте на ощупь вставлять ключи, — Алевтина Ивановна дошла до соседской двери, нашарила кнопку звонка и надавила на нее. Звонка она не услышала. Тут же до нее дошло, что если отключили электричество, то звонок тоже не работает. Можно было, конечно, постучать в дверь, но это было неудобно, да, собственно, и не нужно, она уже получила ответ на вопрос, который хотела задать соседям: у них света тоже не было.
В это мгновение ей почудилось в темноте за спиной какое-то движение.
Алевтина Ивановна оглянулась и испуганным дрожащим голосом спросила:
— Кто здесь?
Ответа не последовало, и она, всерьез перепугавшись, сочла за лучшее вернуться в собственную квартиру. Скорее всего, свет выключен во всем доме, и десятки людей сейчас звонят в аварийную службу.
Алевтина Ивановна, стараясь не натыкаться в темноте на мебель, пробралась на кухню, с трудом нашла в ящике кухонного стола толстую хозяйственную свечу и продолжала рыться в ящике, где у нее должен был храниться коробок спичек. При этом Алевтина Ивановна мысленно пожалела, что у них в доме электрические плиты, а не газовые: был бы у нее газ, и без ужина не осталась бы, и спички лежали бы на видном месте.
В это мгновение ей снова почудилось в темноте за спиной какое-то движение. Женщина судорожно напряглась, волосы у нее на голове зашевелились от страха.
Неужели, пока она выходила на лестницу, к ней в квартиру успел забраться злоумышленник, и теперь осуществятся наяву все те ужасы, которые она так часто представляла себе, пряча в заветный тайник очередную пачку зеленых бумажек?
Наконец под руку ей попал спичечный коробок. Алевтина Ивановна схватила его, обернулась и чиркнула спичкой, чтобы хоть на мгновение осветить страшную темноту, в которой мог притаиться неизвестный, невидимый враг.
Яркое пламя вспыхнуло на мгновение, но женщина ничего не успела разглядеть, как огонек погас. Причем он погас не сам собой.
Его кто-то задул.
— Кто.., кто здесь? — проговорила Алевтина Ивановна заплетающимся от страха языком.
Ей ответило только молчание, но она больше не сомневалась в том, что на кухне кроме нее еще кто-то есть.
Трясущимися руками она снова попробовала зажечь спичку, но не удержала коробок, уронила его на пол.
Нагнуться, чтобы поднять его с пола, она не могла себя заставить. Женщина, мелко дрожа от страха, отступила к стене, пытаясь вжаться в нее, слиться со стеной, исчезнуть, раствориться во мраке…
И тут ее схватили маленькие сильные руки, и к лицу прижалась тряпка, пропитанная чем-то пахучим, душным, странно знакомым…
Алевтина Ивановна попыталась сопротивляться, но, дернувшись два-три раза, потеряла сознание и затихла.
* * *
Карина подхватила безвольно обвисшее тело женщины, включила закрепленный на головном обруче фонарик и потащила Алевтину Ивановну в ванную комнату. Здесь она раздела ее, перевалила через край ванны и уложила так, чтобы создать впечатление, что женщина задремала и захлебнулась. Затем она открыла кран и занялась окружающей обстановкой.
Разложила одежду в естественном беспорядке, поставила на видном месте открытую бутылочку с пеной для ванны. Ванна тем временем наполнилась водой. Карина нагнулась над бесчувственным телом и опустила голову Алевтины Ивановны в воду. По телу пробежала предсмертная судорога. Карина выждала для верности еще несколько минут, убедилась, что женщина не подает больше признаков жизни, и вышла из ванной.
Заказ был выполнен, причем выполнен в полном соответствии с требованиями заказчика: убийству была придана видимость естественной смерти. Алевтина Ивановна была еще жива, когда Карина топила ее в ванне, поэтому при вскрытии в ее легких будет обнаружена вода, и ни у кого не возникнет сомнений в том, что одинокая женщина задремала и захлебнулась. Такое происходит на удивление часто.
Ключи от квартиры были в дверях. Карина заперла двери снаружи и спрятала связку ключей в карман, чтобы выбросить их в безопасном месте. Здесь, конечно, было слабое звено в ее инсценировке. Лучше было бы, если бы ключи остались на месте, но изготовить копии она не успела, заказчик поставил слишком жесткие сроки. Приходилось надеяться на то, что никто не будет слишком серьезно разбираться в несчастном случае с одинокой женщиной, а также на то, что, в крайнем случае, в сумочке Алевтины Ивановны найдется запасной комплект.
На лестнице было темно, и Карина спокойно спустилась и вышла из подъезда, никого не встретив.
Через полчаса после ее ухода ванна, в которой лежала мертвая Алевтина Ивановна, переполнилась, и вода полилась на пол.
* * *
Можете себе представить мое удивление, когда на следующее утро меня разбудил разносящийся по квартире аромат кофе. Встав с дивана я, едва продрав глаза, притащилась на кухню и увидела лежавшие горкой на тарелке мои любимые пончики с вареньем, которые продаются только в «Севере» на Невском.
— Мам, неужели ты с утра пораньше смоталась в «Север»? — не веря своим глазам, спросила я.
— Ну, во-первых, сейчас уже далеко не утро, — ответила мамуля, — двенадцатый час…
Ты хоть помнишь, когда вчера вернулась?
Ну да, я вернулась вчера очень и очень поздно, потому что неожиданно случилась вечеринка у одного кинокритика. Мы познакомились с ним лет пять назад, когда ехали вместе в одном купе из Москвы, и с тех пор он изредка приглашает меня в гости. Вчера захотелось встряхнуться, тем более что Мишка Котенкин очень просил познакомить его с кинокритиком.
Зачем это ему нужно, я не поняла. Критик вообще-то довольно заурядный самодовольный тип. Но время мы провели неплохо, и Мишка завез меня в такси домой часа в два ночи.
— Мам, но сегодня же суббота, мне в редакцию не надо идти, — отмахнулась я. — А если ты сердишься, то зачем тогда пончики?
— Это Петр Ильич нас балует, — улыбнулась мамуля.
— Хм, а сам-то он где?
— Ушел по делам. И, Александра, все-таки ты достаточно грубо с ним разговариваешь…
Голос у мамули был непривычно неуверенный, так что я решила оставить ее замечание без ответа.
— Вот, смотри, — мамуля протянула мне газету, — твою статью напечатали.
— Не статью, а заметку, — машинально поправила я.
Действительно, напечатали. Слово в слово, никаких изменений. В газете статья выглядела совершенно не так, как на экране компьютера.
Слова приобрели солидность и весомость, несведущий человек, прочитав статью, не усомнился бы в ее достоверности.
Вчера Гюрза после совещания у Главного в отдел не вернулась, так что нагоняй я не получила. Что ж, напечатали так напечатали, на мой взгляд, это мало что меняет. А от Гюрзы как-нибудь отмахаюсь, не в первый раз.
Раздался звонок в дверь, и мамуля пошла открывать. Услышав из прихожей голос Ираиды, я доела пончик и положила себе на тарелку еще два: Ираида и сама поесть не дура, мигом подметет все! На такие мелкие неприятности, как прибавление нескольких килограммов, Ираида никогда не обращала внимания.
Однако сегодня Ираида была явно не в своей тарелке: ненакрашенная, непричесанная и не голодная, во всяком случае, на пончики она взглянула без всякого вожделения.
— Сашка, дай закурить! — обратилась она ко мне, забыв поздороваться. — У тебя есть, я знаю.
— Мамуля не одобряет, — протянула я.
— А мамуля мне коньячку нальет, хорошо? — обратилась Ираида к вошедшей мамуле.
— Это в двенадцать часов дня? — удивились мы с мамулей хором. — Ираида, алкоголиком станешь…
— Не успею, — отмахнулась Ираида, — девочки, мне плохо…
Тут мы всполошились по-настоящему: сколько знаю Ираиду, она всегда всем довольна и весела.
— Ты не заболела? — опасливо спросила мамуля, наливая Ираиде коньяк.
Ираида хлопнула рюмку, закусила пончиком, после чего порозовела, закурила сигарету из моей пачки и только тогда соизволила объясниться:
— Черт знает что! Соседка у меня померла. Утонула в собственной ванне.
— Да ну? — ахнули мы с мамулей. — Что, с сердцем плохо стало?
— Сердце у нее здоровое было, врач сказал, просто заснула в ванной и захлебнулась.
— Ничего себе! — вздохнула мамуля. — Вот как бывает, принимаешь себе ванну, задремлешь, а потом найдут чужие люди в голом виде…
Мамулю всегда в первую очередь будет волновать только то, как она выглядит, даже после смерти.
— Сплю я ночью, — начала рассказывать Ираида, загасив сигарету и немедленно прикурив другую, — слышу, будто капает что-то.
Прихожу в ванную — батюшки! Весь потолок мокрый, и вода льется. А на часах — полвторого ночи. Я — наверх, стучу, звоню — никто не открывает. Нету, думаю, Алевтины Ивановны, уехала куда-то, а кран забыла закрутить.
И еще ругаю ее по-всякому, потому что ремонт только что сделала, и вы знаете, сколько денег отдала!
Голос у Ираиды дрогнул, она налила себе еще коньяка и выпила залпом, как воду.
— На шум соседи выбежали, кто-то вспомнил, что видели, как Алевтина вечером домой шла. Да она вообще никуда не уезжала, всегда с работы — домой, утром — снова на работу…
— А где работала? — машинально поинтересовалась я.
— В нежилом фонде вроде бы… — неуверенно вспомнила Ираида.
— Да что ты? — заинтересовалась я. — И бабки хорошие получала?
— Ну не знаю, — задумалась Ираида, — вечно в одном и том же пальто ходила… Ой, да что об этом теперь говорить!
— А как ее нашли-то? — напомнила мамуля.
— Вот тут самый кошмар начинается! — оживилась Ираида. — Значит, вызвали мы аварийку, приехали они, а краны в подвале заело, не могут они воду закрыть. От меня уже на нижних жильцов протекло, вызвали участкового — времени восьмой час утра — и решились дверь взломать. Потому что сначала-то Алевтину все ругали, а после как-то нехорошо стало на душе: женщина она не слишком-то молодая, как бы чего не вышло. Решили жильцы, в случае чего, на новые замки скинуться.
Пришел слесарь, зашли мы в квартиру — Господи помилуй! Воды по колено, а она сама в ванне мертвая лежит… — Ираида снова потянулась было к коньяку, но под укоризненным взглядом мамули отставила бутылку подальше и закурила следующую сигарету.
— Меня, конечно, в ванную не пустили, да и, откровенно говоря, некогда было: воду с пола собирала. Вожусь с тряпкой, а сама реву, как дура, думаю, человек умер, а мне денег на ремонт жалко! Сволочи мы все, вот что!
— Не обобщай, — буркнула я, — что ты так расстраиваешься? Ну несчастный случай, бывает же…
— Все от одиночества, — всхлипнула Ираида, — жила одна, некому было разбудить…
Как видно, вспомнив про одинокую соседку, Ираида вспомнила, что в данный момент она тоже одинока, и нужно с этим срочно покончить. Она приосанилась, обвела взглядом кухню и спросила совершенно иным голосом:
— А что это вы сегодня одни? Где же наш гость, а, Елена?
Мамуле явно не понравился игривый Ираидин тон, а еще ей не понравилось местоимение «наш». Гость был только ее, и Ираиде тут ничего не обломится, говорил ее взгляд.
Я сочла за лучшее ретироваться в свою комнату. Пусть выясняют отношения на свободе, а меня ждет все тот же эротический рассказ, который нужно было сдать Кап Капычу еще вчера. Я не успела вовремя и в качестве компенсации обещала еще к воскресенью статью «Женщина и цветы».
Рассказ все не шел, как я ни старалась.
И я подумала, что, возможно, Петр Ильич прав, когда упрекает меня в бездействии, возможно, так и нужно — стремиться наверх, .чтобы заработать известность, тогда никто не заставит меня писать дурацкие эротические рассказы, в которых, если посмотреть, ничего эротического и в помине нет. Так, сладкая водичка для дам в возрасте за… дцать. Сюжет всегда один: двое познакомились и полюбили друг друга. Он должен быть обязательно богатым и красивым, а она — тоже красивая, но богатство необязательно.
Неужели всю жизнь мне придется заниматься этой ерундой?
Чтобы не раскисать, я решила перекинуться на статью, а то время идет, а дело стоит.
Ираида убралась восвояси, и мамуля тоже засобиралась уходить на свой Ленфильм. Леопольдовна по выходным не приходит, так что мамуля немного повозилась в квартире, подметая и распихивая вещи. Я была благодарна, что она не дергает меня по пустякам, и уселась писать:
"Всем своим знакомым женщинам я задаю один простой вопрос: какие цветы вы предпочитаете — гвоздики или розы? И получаю обычно такой же простой ответ: или — или. Или гвоздики, или розы, реже — ни то, ни другое. Женщина, которая любит одновременно гвоздики и розы, не существует в природе.
Женщина, которая любит гвоздики, признается в этом с охотой, она гордится этой любовью. Такая женщина манерна, искусственна, капризна, очаровательна, она мучает своих поклонников бесконечными претензиями, которые нужно воспринимать как должное. Аромату любого цветка такая женщина предпочитает аромат французских духов и различает по запаху десятки сортов французского парфюма…"
Я писала и косилась на мамулю: конечно, именно она вдохновила меня на этот глубокомысленный пассаж. Изысканная и утонченная леди, воплощение стиля, она наполняла любое помещение легким ароматом французских духов и действительно предпочитала гвоздики любым другим цветам, прекрасно в них разбиралась, выбирая какие-то особенные, «усатые», и утверждала, что некоторые гвоздики замечательно пахнут, во что я совершенно не верю.
Усмехнувшись, я закончила пассаж о гвоздиках:
«Женщины естественные, милые, женственные не любят гвоздики или совершенно равнодушны к ним».
Будем надеяться, что мамуля эту статью не прочитает.
Надо было продолжать. Я вспомнила мамулину темпераментную подругу Ираиду и застучала по клавишам компьютера:
«Женщины, обожающие темно-красные розы на длинном стебле, живут сильными страстями, эмоциями, глубокими переживаниями. Именно такая женщина способна бросить в огонь пачку денег и спокойно смотреть, как они горят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Периодически, когда наступал знаменательный момент пополнения сокровищницы, Алевтина Ивановна задергивала плотные занавески, отвинчивала два потайных винта и снимала подоконник с его законного места.
Перевернув пустотелую доску, скромная сотрудница отдела нежилого фонда вытряхивала на ковер груду зеленых бумажек, пересчитывала их и прикидывала, сколько на эти деньги можно купить квартир, машин или норковых шуб, сколько месяцев или даже лет можно прожить на Канарах…
Ее согревало само наличие денег, их количество, возможность подержать их в руках, пересчитать, представить себе все открывающиеся возможности…
Алевтина Ивановна своих денег не тратила. Она боялась. Ей казалось, что стоит ей купить хоть что-то, превышающее ее официальные возможности, хоть что-то, выходящее за рамки скудного двухтысячного бюджета, как ее тут же схватят за руку, посадят в черную машину, привезут в какое-то ужасное место и потребуют ответа; откуда эти деньги?
Или еще хуже — ее скромной персоной заинтересуются бандиты и придут к ней, вооруженные паяльниками и утюгами…
Такие страшные истории Алевтина Ивановна слышала от знакомых не раз и ужасно боялась, что это может коснуться ее непосредственно.
Правда, о ее неофициальных доходах все равно знало слишком много людей: во-первых, те, кто платил ей деньги за временную слепо-глухонемоту, во-вторых, то начальство, с которым она обязана была делиться… Но об этом Алевтина Ивановна предпочитала не думать.
Жила она одна. Замужем когда-то побывала, и этот период жизни оставил у нее такие неприятные воспоминания, что повторять неудачный опыт она не захотела. Да, собственно, и желающих больше не нашлось. Детей Бог ей не дал, и она рассматривала это как большую удачу. В самом деле, какие уж тут дети при зарплате в две тысячи и при нежно лелеемом тайничке в подоконнике!
Короче, Алевтина Ивановна Фадеева работала в отделе нежилого фонда и очень дорожила своей работой.
Придя с работы домой, она в прихожей сняла осенние сапоги, с грустью подумав, что они требуют ремонта, а лучше бы купить новые, но где уж тут при зарплате в две тысячи!
Потом она включила чайник и поставила разогреваться вчера отваренные макароны.
И тут в квартире погас свет. Такое иногда случалось в их доме, когда в сильные холода .многие жильцы одновременно включали электрические обогреватели, но сейчас было совсем не холодно.
Алевтина Ивановна очень расстроилась: без электричества не только телевизор не посмотришь, но даже и поесть не удастся, поскольку в ее доме и плита, и даже чайник были электрическими.
С трудом пробравшись по темной квартире в прихожую, она открыла входную дверь, чтобы позвонить в квартиру соседей и узнать, отключился ли свет у них или авария ограничена ее квартирой, и нужно просто поменять пробки.
На лестничной площадке царила кромешная тьма. Прикрыв входную дверь, но не запирая ее — иначе пришлось бы в темноте на ощупь вставлять ключи, — Алевтина Ивановна дошла до соседской двери, нашарила кнопку звонка и надавила на нее. Звонка она не услышала. Тут же до нее дошло, что если отключили электричество, то звонок тоже не работает. Можно было, конечно, постучать в дверь, но это было неудобно, да, собственно, и не нужно, она уже получила ответ на вопрос, который хотела задать соседям: у них света тоже не было.
В это мгновение ей почудилось в темноте за спиной какое-то движение.
Алевтина Ивановна оглянулась и испуганным дрожащим голосом спросила:
— Кто здесь?
Ответа не последовало, и она, всерьез перепугавшись, сочла за лучшее вернуться в собственную квартиру. Скорее всего, свет выключен во всем доме, и десятки людей сейчас звонят в аварийную службу.
Алевтина Ивановна, стараясь не натыкаться в темноте на мебель, пробралась на кухню, с трудом нашла в ящике кухонного стола толстую хозяйственную свечу и продолжала рыться в ящике, где у нее должен был храниться коробок спичек. При этом Алевтина Ивановна мысленно пожалела, что у них в доме электрические плиты, а не газовые: был бы у нее газ, и без ужина не осталась бы, и спички лежали бы на видном месте.
В это мгновение ей снова почудилось в темноте за спиной какое-то движение. Женщина судорожно напряглась, волосы у нее на голове зашевелились от страха.
Неужели, пока она выходила на лестницу, к ней в квартиру успел забраться злоумышленник, и теперь осуществятся наяву все те ужасы, которые она так часто представляла себе, пряча в заветный тайник очередную пачку зеленых бумажек?
Наконец под руку ей попал спичечный коробок. Алевтина Ивановна схватила его, обернулась и чиркнула спичкой, чтобы хоть на мгновение осветить страшную темноту, в которой мог притаиться неизвестный, невидимый враг.
Яркое пламя вспыхнуло на мгновение, но женщина ничего не успела разглядеть, как огонек погас. Причем он погас не сам собой.
Его кто-то задул.
— Кто.., кто здесь? — проговорила Алевтина Ивановна заплетающимся от страха языком.
Ей ответило только молчание, но она больше не сомневалась в том, что на кухне кроме нее еще кто-то есть.
Трясущимися руками она снова попробовала зажечь спичку, но не удержала коробок, уронила его на пол.
Нагнуться, чтобы поднять его с пола, она не могла себя заставить. Женщина, мелко дрожа от страха, отступила к стене, пытаясь вжаться в нее, слиться со стеной, исчезнуть, раствориться во мраке…
И тут ее схватили маленькие сильные руки, и к лицу прижалась тряпка, пропитанная чем-то пахучим, душным, странно знакомым…
Алевтина Ивановна попыталась сопротивляться, но, дернувшись два-три раза, потеряла сознание и затихла.
* * *
Карина подхватила безвольно обвисшее тело женщины, включила закрепленный на головном обруче фонарик и потащила Алевтину Ивановну в ванную комнату. Здесь она раздела ее, перевалила через край ванны и уложила так, чтобы создать впечатление, что женщина задремала и захлебнулась. Затем она открыла кран и занялась окружающей обстановкой.
Разложила одежду в естественном беспорядке, поставила на видном месте открытую бутылочку с пеной для ванны. Ванна тем временем наполнилась водой. Карина нагнулась над бесчувственным телом и опустила голову Алевтины Ивановны в воду. По телу пробежала предсмертная судорога. Карина выждала для верности еще несколько минут, убедилась, что женщина не подает больше признаков жизни, и вышла из ванной.
Заказ был выполнен, причем выполнен в полном соответствии с требованиями заказчика: убийству была придана видимость естественной смерти. Алевтина Ивановна была еще жива, когда Карина топила ее в ванне, поэтому при вскрытии в ее легких будет обнаружена вода, и ни у кого не возникнет сомнений в том, что одинокая женщина задремала и захлебнулась. Такое происходит на удивление часто.
Ключи от квартиры были в дверях. Карина заперла двери снаружи и спрятала связку ключей в карман, чтобы выбросить их в безопасном месте. Здесь, конечно, было слабое звено в ее инсценировке. Лучше было бы, если бы ключи остались на месте, но изготовить копии она не успела, заказчик поставил слишком жесткие сроки. Приходилось надеяться на то, что никто не будет слишком серьезно разбираться в несчастном случае с одинокой женщиной, а также на то, что, в крайнем случае, в сумочке Алевтины Ивановны найдется запасной комплект.
На лестнице было темно, и Карина спокойно спустилась и вышла из подъезда, никого не встретив.
Через полчаса после ее ухода ванна, в которой лежала мертвая Алевтина Ивановна, переполнилась, и вода полилась на пол.
* * *
Можете себе представить мое удивление, когда на следующее утро меня разбудил разносящийся по квартире аромат кофе. Встав с дивана я, едва продрав глаза, притащилась на кухню и увидела лежавшие горкой на тарелке мои любимые пончики с вареньем, которые продаются только в «Севере» на Невском.
— Мам, неужели ты с утра пораньше смоталась в «Север»? — не веря своим глазам, спросила я.
— Ну, во-первых, сейчас уже далеко не утро, — ответила мамуля, — двенадцатый час…
Ты хоть помнишь, когда вчера вернулась?
Ну да, я вернулась вчера очень и очень поздно, потому что неожиданно случилась вечеринка у одного кинокритика. Мы познакомились с ним лет пять назад, когда ехали вместе в одном купе из Москвы, и с тех пор он изредка приглашает меня в гости. Вчера захотелось встряхнуться, тем более что Мишка Котенкин очень просил познакомить его с кинокритиком.
Зачем это ему нужно, я не поняла. Критик вообще-то довольно заурядный самодовольный тип. Но время мы провели неплохо, и Мишка завез меня в такси домой часа в два ночи.
— Мам, но сегодня же суббота, мне в редакцию не надо идти, — отмахнулась я. — А если ты сердишься, то зачем тогда пончики?
— Это Петр Ильич нас балует, — улыбнулась мамуля.
— Хм, а сам-то он где?
— Ушел по делам. И, Александра, все-таки ты достаточно грубо с ним разговариваешь…
Голос у мамули был непривычно неуверенный, так что я решила оставить ее замечание без ответа.
— Вот, смотри, — мамуля протянула мне газету, — твою статью напечатали.
— Не статью, а заметку, — машинально поправила я.
Действительно, напечатали. Слово в слово, никаких изменений. В газете статья выглядела совершенно не так, как на экране компьютера.
Слова приобрели солидность и весомость, несведущий человек, прочитав статью, не усомнился бы в ее достоверности.
Вчера Гюрза после совещания у Главного в отдел не вернулась, так что нагоняй я не получила. Что ж, напечатали так напечатали, на мой взгляд, это мало что меняет. А от Гюрзы как-нибудь отмахаюсь, не в первый раз.
Раздался звонок в дверь, и мамуля пошла открывать. Услышав из прихожей голос Ираиды, я доела пончик и положила себе на тарелку еще два: Ираида и сама поесть не дура, мигом подметет все! На такие мелкие неприятности, как прибавление нескольких килограммов, Ираида никогда не обращала внимания.
Однако сегодня Ираида была явно не в своей тарелке: ненакрашенная, непричесанная и не голодная, во всяком случае, на пончики она взглянула без всякого вожделения.
— Сашка, дай закурить! — обратилась она ко мне, забыв поздороваться. — У тебя есть, я знаю.
— Мамуля не одобряет, — протянула я.
— А мамуля мне коньячку нальет, хорошо? — обратилась Ираида к вошедшей мамуле.
— Это в двенадцать часов дня? — удивились мы с мамулей хором. — Ираида, алкоголиком станешь…
— Не успею, — отмахнулась Ираида, — девочки, мне плохо…
Тут мы всполошились по-настоящему: сколько знаю Ираиду, она всегда всем довольна и весела.
— Ты не заболела? — опасливо спросила мамуля, наливая Ираиде коньяк.
Ираида хлопнула рюмку, закусила пончиком, после чего порозовела, закурила сигарету из моей пачки и только тогда соизволила объясниться:
— Черт знает что! Соседка у меня померла. Утонула в собственной ванне.
— Да ну? — ахнули мы с мамулей. — Что, с сердцем плохо стало?
— Сердце у нее здоровое было, врач сказал, просто заснула в ванной и захлебнулась.
— Ничего себе! — вздохнула мамуля. — Вот как бывает, принимаешь себе ванну, задремлешь, а потом найдут чужие люди в голом виде…
Мамулю всегда в первую очередь будет волновать только то, как она выглядит, даже после смерти.
— Сплю я ночью, — начала рассказывать Ираида, загасив сигарету и немедленно прикурив другую, — слышу, будто капает что-то.
Прихожу в ванную — батюшки! Весь потолок мокрый, и вода льется. А на часах — полвторого ночи. Я — наверх, стучу, звоню — никто не открывает. Нету, думаю, Алевтины Ивановны, уехала куда-то, а кран забыла закрутить.
И еще ругаю ее по-всякому, потому что ремонт только что сделала, и вы знаете, сколько денег отдала!
Голос у Ираиды дрогнул, она налила себе еще коньяка и выпила залпом, как воду.
— На шум соседи выбежали, кто-то вспомнил, что видели, как Алевтина вечером домой шла. Да она вообще никуда не уезжала, всегда с работы — домой, утром — снова на работу…
— А где работала? — машинально поинтересовалась я.
— В нежилом фонде вроде бы… — неуверенно вспомнила Ираида.
— Да что ты? — заинтересовалась я. — И бабки хорошие получала?
— Ну не знаю, — задумалась Ираида, — вечно в одном и том же пальто ходила… Ой, да что об этом теперь говорить!
— А как ее нашли-то? — напомнила мамуля.
— Вот тут самый кошмар начинается! — оживилась Ираида. — Значит, вызвали мы аварийку, приехали они, а краны в подвале заело, не могут они воду закрыть. От меня уже на нижних жильцов протекло, вызвали участкового — времени восьмой час утра — и решились дверь взломать. Потому что сначала-то Алевтину все ругали, а после как-то нехорошо стало на душе: женщина она не слишком-то молодая, как бы чего не вышло. Решили жильцы, в случае чего, на новые замки скинуться.
Пришел слесарь, зашли мы в квартиру — Господи помилуй! Воды по колено, а она сама в ванне мертвая лежит… — Ираида снова потянулась было к коньяку, но под укоризненным взглядом мамули отставила бутылку подальше и закурила следующую сигарету.
— Меня, конечно, в ванную не пустили, да и, откровенно говоря, некогда было: воду с пола собирала. Вожусь с тряпкой, а сама реву, как дура, думаю, человек умер, а мне денег на ремонт жалко! Сволочи мы все, вот что!
— Не обобщай, — буркнула я, — что ты так расстраиваешься? Ну несчастный случай, бывает же…
— Все от одиночества, — всхлипнула Ираида, — жила одна, некому было разбудить…
Как видно, вспомнив про одинокую соседку, Ираида вспомнила, что в данный момент она тоже одинока, и нужно с этим срочно покончить. Она приосанилась, обвела взглядом кухню и спросила совершенно иным голосом:
— А что это вы сегодня одни? Где же наш гость, а, Елена?
Мамуле явно не понравился игривый Ираидин тон, а еще ей не понравилось местоимение «наш». Гость был только ее, и Ираиде тут ничего не обломится, говорил ее взгляд.
Я сочла за лучшее ретироваться в свою комнату. Пусть выясняют отношения на свободе, а меня ждет все тот же эротический рассказ, который нужно было сдать Кап Капычу еще вчера. Я не успела вовремя и в качестве компенсации обещала еще к воскресенью статью «Женщина и цветы».
Рассказ все не шел, как я ни старалась.
И я подумала, что, возможно, Петр Ильич прав, когда упрекает меня в бездействии, возможно, так и нужно — стремиться наверх, .чтобы заработать известность, тогда никто не заставит меня писать дурацкие эротические рассказы, в которых, если посмотреть, ничего эротического и в помине нет. Так, сладкая водичка для дам в возрасте за… дцать. Сюжет всегда один: двое познакомились и полюбили друг друга. Он должен быть обязательно богатым и красивым, а она — тоже красивая, но богатство необязательно.
Неужели всю жизнь мне придется заниматься этой ерундой?
Чтобы не раскисать, я решила перекинуться на статью, а то время идет, а дело стоит.
Ираида убралась восвояси, и мамуля тоже засобиралась уходить на свой Ленфильм. Леопольдовна по выходным не приходит, так что мамуля немного повозилась в квартире, подметая и распихивая вещи. Я была благодарна, что она не дергает меня по пустякам, и уселась писать:
"Всем своим знакомым женщинам я задаю один простой вопрос: какие цветы вы предпочитаете — гвоздики или розы? И получаю обычно такой же простой ответ: или — или. Или гвоздики, или розы, реже — ни то, ни другое. Женщина, которая любит одновременно гвоздики и розы, не существует в природе.
Женщина, которая любит гвоздики, признается в этом с охотой, она гордится этой любовью. Такая женщина манерна, искусственна, капризна, очаровательна, она мучает своих поклонников бесконечными претензиями, которые нужно воспринимать как должное. Аромату любого цветка такая женщина предпочитает аромат французских духов и различает по запаху десятки сортов французского парфюма…"
Я писала и косилась на мамулю: конечно, именно она вдохновила меня на этот глубокомысленный пассаж. Изысканная и утонченная леди, воплощение стиля, она наполняла любое помещение легким ароматом французских духов и действительно предпочитала гвоздики любым другим цветам, прекрасно в них разбиралась, выбирая какие-то особенные, «усатые», и утверждала, что некоторые гвоздики замечательно пахнут, во что я совершенно не верю.
Усмехнувшись, я закончила пассаж о гвоздиках:
«Женщины естественные, милые, женственные не любят гвоздики или совершенно равнодушны к ним».
Будем надеяться, что мамуля эту статью не прочитает.
Надо было продолжать. Я вспомнила мамулину темпераментную подругу Ираиду и застучала по клавишам компьютера:
«Женщины, обожающие темно-красные розы на длинном стебле, живут сильными страстями, эмоциями, глубокими переживаниями. Именно такая женщина способна бросить в огонь пачку денег и спокойно смотреть, как они горят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25