— Что за кент? — деловито осведомился Гоша, будто в следующую минуту он собирался схватить автомат и бежать на поиски убийцы своего вождя.— Серьезный товарищ, — сказал я. — Он был в отъезде. Теперь вернулся, сводит старые счеты…— С зоны вернулся, — моментально все сообразил Гоша. — С зоны вернулся и хочет всех к ногтю прижать. А вот хер ему! С нас и Гиви хватит, чтобы всяких стариков еще кормить! Да и Ваську я ему не прощу!— Правильный подход, — кивнул я. — У меня с ним тоже счеты. Поэтому я и пришел к вам, ребята. Вы люди серьезные, обид вы не прощаете, по себе знаю.Я забил «стрелку» с этим Николаем Николаевичем на завтра, в шесть утра, в цирке. Может, подъедете?Судя по выражению лица Гоши, такого подарка он не получал давно. Может быть, с самого детства. Он помотал стриженой головой и прочувствованно сказал мне:— Ну мужик! Ну удружил! — И он протянул мне для рукопожатия толстую ладонь. Я пожал ее, заметив, что перстней на пальцах Гоши поубавилось. Он явно побаивался таинственного нефрита. Берег здоровье.— Обязательно там будем! — пообещал он. — Всей нашей толпой подъедем и размажем этого Колю.— Сколько с ним народу будет? — поинтересовался более осторожный Сыч.— Человека три-четыре. — Я подарил Сычу успокаивающий взгляд. — Немного. Я бы мог на стороне пацанов набрать, но подумал, что вы захотите за Ваську сквитаться…Сыч подумал пару минут, а потом утвердительно кивнул головой. Не подававший до этого момента признаков жизни подрывник Ослик внезапно оторвал затылок от стола и голосом смертельно раненного бойца пропищал:— И я… тоже пойду! С вами!— Само собой! — рявкнул Гоша. Я посмотрел на бледное лицо парня и вдруг подумал о Юре Леонове. Не то чтобы они с этим Осликом были похожи, но…Нет, что вы, — сказал я. — Гляньте на парня — он на ногах не стоит. Ему теперь неделю отъедаться да отсыпаться надо. Его ветром сдует.— Точно! — удивительно легко согласился со мной Гоша. — Пусть отдохнет, а потом уже за работу… Поправляйся, Ослик.Я понял, что у этой компании после гибели Кожаного нет будущего. Гоше был нужен босс, который бы отдавал приказы и бил Гошу по толстому загривку за глупости. Гоше был нужен кто-то более умный. Сыч был слишком нерешителен для такой роли. Остальные — слишком молоды. Разве что…Дверь распахнулась, и сначала в комнате оказались обтянутые черным вельветом ягодицы Милки. Как выяснилось чуть погодя, она тащила за собой Рафика, которого только что выпустили из тюрьмы после разбирательств с незаконным хранением оружия.— А вот кого я вам привела! — завопила Милка, пятясь задом и не видя меня. Рафик, напротив, меня сразу заметил, треснул Милку по рукам, чтоб та отстала, и нахмурился.— Это у вас тут что за?.. — очень нехорошим голосом начал он. — Этот гад что здесь делает, а?!— Остынь, Рафа, — сказал Сыч. — Тут все в порядке. Это наш парень. Он притащил Ослика от Гиви, и он выведет нас на того козла, что замочил Кожаного. Все путем, Рафа. Садись, выпьем за встречу.Рафик не торопился откликаться на призыв Сыча. Он смотрел на меня, смотрел на Ослика и размышлял. Если бы он мог сосредоточиться, напрячь свою память и проанализировать все, что знал обо мне… Тогда он мог заподозрить неладное. Особенно если бы вспомнил брошенное мною когда-то: «Я ни на кого не работаю. Я работаю только на себя». И Рафик мог бы задуматься — с какой стати я вдруг стал ангелом-хранителем банды Кожаного. И даже догадался бы, что мои действия меньше всего выгодны им, а больше всего выгодны мне.Естественно. Но к его боку прижималось горячее — даже через вельвет — тело Милки, Сыч уже доставал стаканы, а на лице Гоши расплылась дурацкая и очень гостеприимная улыбка. Рафику не хотелось вспоминать и анализировать. Он слишком устал от тюрьмы. Ему хотелось расслабиться. Короче говоря, сладкий воздух свободы сыграл с Рафиком злую шутку. 29 Ну что ж, теперь я, пожалуй, представлял, как чувствует себя паук, развесивший сети и поджидающий, пока в них попадется всякая летающая мелочь.Это было приятное чувство, дававшее ощущение своей силы и превосходства, своей мудрости… Оказывается, приятно быть повелителем судеб. Старая и неумирающая страсть человечества — управлять другими людьми. То, что называется власть. Сладка, как ананасовый ликер, желанна, как восемнадцатилетняя студентка с гладкой кожей и торчащими грудями, которым не нужен бюстгальтер. К ней привыкают быстрее, чем к героину. Она прирастает к телу, и оторвать ее потом очень трудно. Практически невозможно. А если оторвешь, то лишенный ее может просто умереть от болевого шока. Но все это — не совсем мой случай. Моя власть над теми людьми, что сойдутся на арене цирка в шесть часов утра завтрашнего дня, вовсе не абсолютна. Они могут разорвать паутину, если я допущу хотя бы одно неверное движение. А значит, допускать таких движений мне нельзя.Был вечер, и я сидел в гостиничном номере, включив телевизор — калейдоскоп мужских и женских голосов, рекламных выкриков и фоновой музыки, как ни странно, успокаивал меня. Возникала иллюзия того, что ты не один. Я разбирал кучу разных бумаг, накопившихся у меня за последние недели. Копии газетных статей о жизни Валерия Абрамова. Связка Ленкиных писем. Зеленая папка, изъятая мною у Лернера. Ее, кстати, я еще не читал.Первые страницы представляли собой обычное завещание, касающееся распределения материальных ценностей после кончины Булгарина О. П. Большая часть имущества отписывалась супруге покойного, и мне оставалось только порадоваться за Евгению. К этому документу Лернер приложил руку, и это естественно. А вот на последней странице подписи Лернера не было, да и сама страница выглядела чуждым элементом — более потрепанная, немного меньший формат, другая фактура. Тем не менее она была здесь, вместе с официальным завещанием. Последняя страница содержала следующий текст:— "Я, Булгарин Олег Петрович, будучи в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что в январе — марте 1996 г., будучи на службе в городском управлении Федеральной службы безопасности, был вовлечен Н. Н. Яковлевым в преступный заговор с целью шантажа известного бизнесмена В. А. Абрамова. Яковлев организовал похищение дочери Абрамова, ее содержание в дачном домике за городской чертой. Это он использовал, чтобы потребовать от Абрамова значительную сумму денег. Когда Абрамов не захотел ее заплатить, Яковлев приказал убить его дочь, что и было выполнено. Это также не заставило Абрамова выплатить требуемую сумму.Яковлев предупредил меня и прочих участников заговора, что за его действиями стоят высокопоставленные люди, поэтому разглашение информации об акции против Абрамова недопустимо, а ослушавшихся будет ждать суровое наказание.Зная жестокость и подозрительность Яковлева, я предполагаю, что он может предпринять попытку убить меня, чтобы уничтожить свидетеля своих преступлений. В случае моей гибели прошу иметь это в виду. Н. Н. Яковлев — это тот человек, который заинтересован в моей смерти. Учитывая его опыт в подобных делах, прошу учесть, что ему ничего не стоит придать моему убийству вид несчастного случая. Прошу тех, кто прочитает данное завещание, принять меры по изобличению и наказанию Н. Н. Яковлева". Подпись и дата.Да, Олег Петрович в своем репертуаре. Он признался лишь в том, что его вовлекли в преступный заговор, а что он там делал, участвовал ли в похищении, в убийстве дочери Абрамова — непонятно. Можно было подумать, что и нет. Просто невинный агнец какой-то. Жертва происков Яковлева Н. Н.И еще: дата. Последняя страница была датирована июнем девяносто шестого года. Собственно завещание — девяносто восьмым годом. То есть до Булгарина сразу дошло, что Николай Николаевич может подстраховаться и устроить Олегу Петровичу кирпич на голову. И бумажку написал почти сразу же после завершения той истории. Хранил где-то дома. Потом занялся бизнесом, познакомился с Лернером и решил обеспечить более солидное место хранения для своих бумаг. Составил официальное завещание, присовокупил к нему старое предупреждение о Яковлеве и отдал один экземпляр на хранение Лернеру.Оставалось только поражаться, насколько Олег Петрович Булгарин заботился о своей жизни и о наказании своих возможных убийц, но при этом не задумывался о такой же ценности той жизни, что была жестоко прервана в марте девяносто шестого года в дачном домике неподалеку от Города. Хотя нет, ценность этого он представлял очень конкретно, Абрамов сказал, что заплатит Булгарину почти полмиллиона долларов за четыре имени убийц. Олег Петрович мастерски сотворил из собственного преступления капитал. Молодец, что и говорить… Только вряд ли кто теперь мог позавидовать нынешнему положению Олега Петровича. Тайное всегда становится явным, а сладкая жизнь, основанная на кровавых деньгах, внезапно приходит к концу. Олег Петрович, ау? Надеюсь, вы знаете, где находится недостроенный цирк? Не заблудитесь в предрассветных сумерках.Там будет много желающих, с вами встретиться. Поделитесь ценным опытом…Я отложил зеленую папку в сторону. Три странички в ней — вот все, что станет эпитафией Олегу Петровичу Булгарину. Негусто. Я ожидал чего-то более основательного. Хотя, если подумать, так и должно было быть. Леонов писал мемуары, чтобы заработать, привлечь к себе внимание. У Булгарина деньги уже имелись, и он ограничился краткой отпиской, очевидно, считая, что исповеди и угрызения совести — удел идиотов.Так, теперь Ленкины письма. Я снял резинку, стягивающую их в тугую пачку. Конверты без марок, она просто бросала их в почтовый ящик или отдавала оперативникам, что сидели в засаде на моей квартире. Интересно, они все еще там? Или их перебросили на более важное задание? И остался ли у меня после их дежурств кофе в шкафчике на кухне? Вот вопрос всех вопросов. Ладно, письма: я надорвал первый конверт, вытащил сложенные листки бумаги.Аккуратные буковки, складывающиеся в ровные строчки. Я вздохнул и приступил к этой тяжелой работе — чтению писем от женщины, которая сначала считала, что меня любит, потом считала, что ненавидит, потом… Ну вот, как раз узнаю последние новости.Я прочитал первую строчку, а затем остановился. Отложил письмо в сторону. Что-то мешало мне погрузиться в чтение. Будто бы у меня была аллергия на листки в клеточку, исписанные Ленкиной рукой. Я несколько раз пробовал начать сначала, но каждый раз все заканчивалось одним и тем же — я не мог это читать. Дошло до того, что я просто не понимал смысла слов.Придется отложить до лучших времен.Так я и сделал, но тут же подумал, что ни к чему мучить себя чтением всей накопившейся за прошлые недели корреспонденции. Достаточно всего лишь позвонить, чтобы Ленка в двух словах пересказала мне свои послания. То ли это раскрытие темы «Ты загубил лучшие годы моей жизни», то ли «Вернись, я все прощу». К обоим лозунгам я относился с большим сомнением. Но потрепаться с Ленкой был не прочь. Тем более что наступающий день мог принести массу сюрпризов. Весьма специфических сюрпризов. Плохо сказывающихся на здоровье.И с Ленкой стоило поговорить хотя бы из обычной вежливости — вдруг мне так понравится в недостроенном цирке, что я решу остаться там навсегда?Я бросился энергично набирать номер ее телефона, а попутно — и запоздало — подумал, что Ленки уже может и не быть в Городе. Они с мужем, вероятно, уже в Питере, обставляют новую квартиру…— Алло, — сказала Ленка. — Я слушаю.— Привет. — Я был удивлен и обрадован тем, что мои опасения не подтвердились. Я уже забыл, когда последний раз так удивлялся и радовался.Сам от себя такого не ожидал. — Привет, это я. Костя…— Костя? — Ленкин голос был взволнован и, пожалуй, напряженным. — Ты где? Я тебя просто потеряла, — быстро заговорила она. — Я ждала твоего звонка, долго, долго, просто устала ждать… Ты получил мои письма? Получил?— Получил, — ответил я. Нужно было сказать, чтобы она не переживала и не волновалась так из-за меня. Кажется, она сильно извелась за последнее время. Бедняжка. Мне стало ее жалко.— Прочитал?— Конечно, конечно, — постарался успокоить я ее. — Все прочитал. У меня тут были дела, но завтра, надеюсь, они закончатся… И я загляну к тебе.Если твой муж, конечно, не помешает. Он в Городе или уже уехал в Ленинград?— Он… — Ленка запнулась. — Неважно! — с каким-то отчаянием сказала она. — Костя, ты…— Я приду, конечно, — повторил я. — Не переживай. Завтра вечером. Будь готова.— Костя, не надо… — начала она и внезапно замолчала. Снова началось: люблю — ненавижу, приходи — не приходи. Что там в голове у этих женщин — черт знает…— Успокойся, — сказал я как можно ласковее. — Завтра вечером я приду. И мы все обсудим. Пока…Она первой повесила трубку. А я подумал, что один разговор по телефону с этой женщиной можно приравнять к часу физических упражнений. Я швырнул пачку ее писем на кровать. До лучших времен. Туда же полетели газетные статьи об Абрамове. Их можно было уже и отправлять в мусорное ведро, но…Кто знает, вдруг пригодятся. На столе передо мной остались «ТТ» с двумя запасными обоймами и старенький револьвер. Револьвер мне подарил Гоша в знак своего ко мне расположения. Я подозревал, что на револьвере висит как минимум пара преступлений, и не собирался долго таскать его с собой. Повод избавиться от оружия у меня уже наметился. Еще здесь был сотовый телефон, переданный мне Горским. Звонок по нему я уже сделал, оставалось ждать результатов. А второй звонок я сделал по гостиничному телефону. Восьмерка, московский код, семь цифр.— А не слишком поздно для таких разговоров? — мрачно отозвался в трубке племянник гариковского шефа.— Ох, извините, я забыл про разницу во времени между нашим городом и Москвой, — соврал я. На самом деле никакой разницы во времени не существовало, но за сегодняшний день я так много лгал разным людям, что не мог сразу избавиться от вредной привычки. К тому же это так весело.— Я выяснил то, что вы просили, — буркнул мой собеседник. — Чего мне это стоило — я не буду говорить, вы все равно не поймете. Короче, это был первый и последний раз. Больше мне по таким делам не звоните.— Не буду звонить, не буду писать и слать посылки, — быстро пообещал я.— И забуду, как вас зовут. Ну так что? Теперь скажете?— Теперь скажу. Десятое сентября. И долгие-долгие гудки в трубке, где, словно в бездонной бездне, исчез голос моего собеседника. 30 Волей-неволей напрашивается сравнение с неким празднеством, приглашенные на которое люди слишком воспитанны и интеллигентны, чтобы опаздывать. Уж лучше они придут на час раньше, но не на пять минут позже. Я добрался до недостроенной круглой коробки городского цирка в половине шестого, а в центре сооружения, там, где должна была располагаться арена, уже кто-то был. И этот кто-то курил. Ветер дул в мою сторону, так что я замедлил шаги, а потом и совсем остановился, присел на валун и стал ждать.В начале веселых восьмидесятых городские власти решили, что для полного счастья жителям не хватает своего постоянного цирка. Хотя лично я считаю, что сама власть бывает забавнее любого цирка. Но тогда идея пошла на ура, и были вбуханы приличные деньги в строительство. Во второй половине десятилетия оно шло все медленнее, пока совсем не сдохло. К тому времени веселья кругом хватало и без раскрашенных клоунских физиономий. В конце концов на окраине Города осталась недоделанная конструкция, без крыши и без перспективы быть доделанной, поскольку использовать сооружение для каких-то других целей было малоприемлемо в силу архитектурных особенностей. Был, правда, один энтузиаст, предлагавший построить на базе цирка всероссийский центр кик-боксинга, но потом этот деятель неудачно продал партию алюминия, и его взорвали в собственном «Мерседесе». Больше желающих заниматься судьбой цирка не нашлось. И в предрассветные темные часы это всеми покинутое и позабытое здание смотрелось весьма зловеще. Я подумал, что выяснение отношений — это как раз то, что будет весьма органично смотреться на круглой цирковой площадке. Там, где, по замыслу проектировщиков, должны были скакать лошади под сверкающими седлами, ходить вперевалку медведи и прыгать по тумбам хищники. Хищники потихоньку подтягивались к месту встречи.Я просидел на холодном валуне минут пятнадцать, когда услышал шаги приближающегося к цирку человека. Точнее, не сами шаги, а шум, производимый этим человеком при столкновении с различными естественными препятствиями, которых было столь много вокруг цирка. Строители бросили это место, словно в панике спасались от нашествия инопланетян, оставив после себя два жилых вагончика, огромные кучи мусора, незарытые ямы, битый кирпич, кое-какие инструменты и массу бутылок.Теперь по этому отнюдь не райскому ландшафту пробирался, сопровождая почти каждый свой шаг отчаянным матом, некто с чемоданом в руке. Издали он напоминал заплутавшегося командировочного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47