Итак, я получил работу. Хорошо оплачиваемую работу. Не особенно хлопотную, потому что расследование касалось уже мертвых людей, а с ними обычно куда меньше проблем, чем с живыми. Правда, и поговорить с ними уже нельзя.Короче говоря, моя задача была проста — сделать работу и остаться в живых. Ничего нового в этом не было. Сколько я уже занимаюсь своим ремеслом, а все сводится к одному и тому же: сделать работу и уцелеть. Сложность нынешней ситуации заключалась лишь в том, что опасность исходила не от расследуемого дела, опасность существовала сама по себе.Я ехал на автобусе сорок шестого маршрута, полученные деньги оттягивали мне карман плаща, а за окном начинался дождь. Все как обычно. Все в порядке вещей. Как ни странно, но, договорившись с Орловой о работе, я практически перестал думать о нанятом по мою душу убийце, словно он не имел права мешать мне теперь, когда я проводил расследование. Какое-то спокойствие охватило меня. Вот вам еще один рецепт душевного спокойствия а-ля Карнеги: как перестать беспокоиться о наемных убийцах и начать жить. Просто взвалить на себя расследование двух несчастных случаев, которые могут оказаться убийствами.Я-то перестал беспокоиться о наемном убийце, а вот перестал ли он беспокоиться обо мне — это уже другой вопрос, не имевший ответа до тех пор, пока господин Ф лично не заявит о себе. Любым возможным способом. 5 Капитан Панченко вернулся с обеденного перерыва в добродушном настроении, он что-то весело насвистывал, идя по коридору в сторону своего кабинета, и поигрывал связкой ключей.А я сидел на той же самой лавке, что и Юра Леонов несколько дней назад.Юра хотел, чтобы его выслушали. Он хотел, чтобы к нему прислушались.Возможно, именно на этой лавке и рождалось то самое безудержное отчаяние, что позже заставило парня встать на табурет и дотянуться до крюка под потолком.— Константин Сергеевич? — Панченко широко улыбнулся, словно встретил старого друга. — Какими судьбами?— Хотел с вами проконсультироваться… — Я тоже улыбнулся, но про свою-то улыбку я точно знал, что она неискренна. Про улыбку Панченко я мог только догадываться.— Вот как? — продолжал излучать благодушие и доброжелательность Панченко. Просто какой-то дядя Степа-милиционер. — Ну, с удовольствием, с удовольствием… Проходите, прошу.Я прошел. Я сел на тот же стул, что и в прошлый раз. Я подождал, пока Панченко повесит пиджак на спинку стула, поправит рубашку и пригладит ладонью ежик темных волос на круглой голове. Когда все процедуры были закончены, Панченко посмотрел на меня и жизнерадостно поинтересовался:— По какому вопросу вы хотели проконсультироваться? Знаете, нам буквально на днях поставили такую задачу — установить контакты с частными детективными агентствами, провести совместные мероприятия, чтобы поднять профессиональный уровень этих самых агентств…Так что вы очень кстати, Константин. И я отметил в своем рапорте ваше содействие в расследовании обстоятельства гибели Леонова.— Значит, программа сотрудничества с частными детективными агентствами у вас выполняется? — вежливо спросил я и этим вопросом очень порадовал Панченко.— Конечно, — сказал он. — Надеюсь, и в дальнейшем…— Я пришел по поводу смерти Юрия Леонова, — перебил я, и добродушия на лице Панченко слегка поубавилось. Через несколько секунд он сумел-таки изобразить на своем лице деловито-скорбное выражение.— Да-да, — сказал он. — Ведь вы как раз ко мне приходили в тот день, когда этот парнишка сидел в коридоре, караулил меня… Да, — последовал тяжелый вздох. — Кто же мог подумать… Вы могли, Константин?— Нет, — ответил я. — Как раз поэтому я и пришел. Мать Юрия Леонова попросила меня выяснить все об обстоятельствах смерти ее сына.— Выяснить? — Панченко удивленно развел руками. — А что тут выяснять?Самоубийство на почве нервного расстройства. Есть заключение медэксперта…— Насчет нервного расстройства?— Нет… Насчет самоубийства. То есть никаких телесных повреждений, не связанных с самоубийством, на теле Леонова не было. И матери об этом сообщили, так что пусть она не мутит воду и не загружает вас бессмысленной работой, Константин. — Подведя меня к такому выводу, Панченко вновь улыбнулся, правда, не так широко, как прежде. — Это дело закрыто. Тут нечего выяснять.— Дело закрыто, — повторил я. — Вероятно, у вас высокий процент раскрываемости преступлений?— Второе место в городе, — гордо сообщил Панченко. — Но вы же понимаете, Константин Сергеевич, что в случае с Леоновым-младшим даже и расследовать-то было нечего. Трагический случай, бывает и такое. Передайте матери покойного мои соболезнования…Фраза Орловой о том, что соболезнования — это лишь пустые слова, пришлась бы сейчас как нельзя кстати. Однако я промолчал.— Надо же, какая трагедия, — сокрушался Панченко. — Сначала муж, потом сын. Бедная женщина! Немудрено, что в голову лезут всякие мысли… Объясните ей, Константин, ладно?— Постараюсь, — сказал я и сделал вид, что полученные объяснения меня полностью устроили. Я откинулся на спинку стула и весело спросил:— Кстати, где ваш белобрысый помощник? Мне не хватает его искрометного юмора…— Вы про Серегу? — засмеялся Панченко — Да, парень еще тот. Ему тоже в голову разные мысли лезут. Как он вас тогда хотел на чистую воду вывести, а?Неглупый парень этот Серега, но молодой, слишком рьяный, отсюда и все проблемы…— Передавайте ему привет, — сказал я. — А то как ни приду к вам, его все нет и нет. Гоняете молодежь, да?— Не без этого, — признался Панченко, чуть потупив взгляд, словно я изобличил его в чем-то постыдном. Он играл в добродушного простого дядю, и его игра была близка к совершенству. Старый трюк — они с белобрысым Серегой составляли пару «хороший милиционер — злой милиционер», чтобы при допросе запуганный «злым» спешил открыться «хорошему». Но это было всего лишь игрой, подобием театра. И как в театре, роль и истинная суть человека не совпадали.Сомневаюсь, что в нерабочее время Панченко столь же часто улыбался.Вероятно, мышцам лица давался отдых.Но беда состояла не в том, что Панченко изображал из себя вечно улыбающегося добряка. Беда была в том, что он поторопился сдать оба дела в архив. И я видел, что никаких сомнений в правильности этого решения он не испытывает. У него имелся стимул — первое место по раскрываемости дел. Я не стал портить ему настроение и говорить еще какие-то слова о гибели отца и сына Леоновых.Я оставил его сидеть за рабочим столом с улыбкой на губах. Он, вероятно, посчитал, что я внял его доводам.А может быть, даже записал в какую-нибудь специальную тетрадь пару строчек о проведенной с сотрудником частного детективного агентства беседе по проблемам «координации совместных правоохранительных действий». Все было просто и ясно в кабинете капитана Панченко. Только за пределами кабинета эта ясность почему-то исчезла.Я бросил взгляд на пустую скамью у стены. Парень был прав: здесь нечего ловить. Точнее, нечего ловить под дверями кабинета Панченко. Но в помещении двенадцатого отделения милиции были и другие места. Там я еще не был.— Можно вас на минутку? — спросил я, глядя на Серегу сквозь заполнивший курилку табачный дым. — По делу.— Ну… — удивленно произнес Серега, затянулся напоследок и бросил окурок в урну — Ну, попробуйте.— Выйдем на улицу, — предложил я.— Зачем? А тут что, нельзя поговорить? — продолжал он удивляться.— У меня астма, аллергия на никотин и клаустрофобия, — пояснил я. — Пошли скорее, пока приступ не начался.— И как это вы работаете с такими болезнями? — Он и вправду был очень молодым, этот Серега. На улицу вслед за мной он все-таки вышел. — А что это вы в отделении делаете?— Пришел с повинной. Решил признаться во всех своих восемнадцати убийствах.— Да ну? — недоверчиво спросил Серега. — Врете, поди. Мозги компостируете. Нехорошо. А я за вами потащился…— Думаешь, я не могу убить кого-нибудь? Скажем, тещу?— Тещу — это не убийство, — заявил Серега с видом специалиста. — Это самозащита. Сам живу с женой и тещей в однокомнатной квартире.— Не дают молодым сотрудникам отдельную жилплощадь? — сочувственно спросил я.— Не дают, — подтвердил Серега.— Надо продвигаться по службе, — посоветовал я. — Добиваться успехов в борьбе с преступностью.— Открыл Америку! — фыркнул Серега. — Так что тебя… то есть, вас…Что вас сюда привело?— Ты в курсе самоубийства Юрия Леонова?— Допустим, — осторожно ответил Серега, — только вам-то что? Или вы и с ним перед этим пили всю ночь?— Угадал. Не так много, как с его отцом, но в кафе мы вместе посидели.— Ничего себе, — уставился на меня Серега. — Вы это специально делаете?Выпьете с кем-нибудь, а к утру этот кто-то дает дуба…— Пойдем, выпьем, — предложил я, — проверим твою теорию.— Спасибо, на работе не пью, — заявил Серега. — А если серьезно? Что вам нужно?— У меня сегодня был разговор с матерью Юры Леонова, — сообщил я. — Она не верит, что ее сын покончил самоубийством. Она хочет все проверить.— Ну и что? Пусть идет к Панченко, он ей покажет бумажки.— Она была у него. И я у него только что был.— И что? Он вам показал акт медэкспертизы?— Серега, — сказал я и посмотрел милиционеру в глаза. — Ты сам знаешь, что из себя представляет Панченко.— Что вы имеете в виду? — возмутился Серега. " — Что еще за намеки?— У капитана Панченко есть отдельная квартира, — сказал я. — У него есть капитанские погоны. У него есть ты и другие ребята, чтобы делать черную работу. У него уже есть все, чего он может достичь. Если у него будет хорошая отчетность, он еще и майорские погоны получит. Вот что представляет из себя Панченко. Может быть, он классный мужик, с которым здорово пить водку и ездить на рыбалку. Не знаю, не пил и не ездил. Но капитану Панченко не нужны лишние хлопоты. Самоубийство так самоубийство, сдать в архив и забыть. Так проще, так спокойнее, так удобнее для отчетности.— Ну и что? — спросил Серега, глядя куда-то в сторону. — Это его право.Вам-то что?— Я говорил с этим мальчиком. Он вовсе не собирался вешаться. Он не был психически больным. Здесь что-то более сложное, чем то, что записано в официальном заключении о причинах смерти Юрия Леонова.— Его мать заплатила вам, чтобы вы доказали факт убийства? — догадался Серега.— Она попросила меня узнать правду, — ответил я. — Да не крути ты головой, Панченко не увидит, что мы с тобой разговариваем. Он сейчас сидит в своем кабинете, а там окна выходят на другую сторону.— Мне-то что, увидит, не увидит, — буркнул Серега. — Ну ладно. Это ваше право — думать, что парень не повесился, а кто-то ему помог повеситься. А я-то здесь при чем?— Тебе нужно делать карьеру, — напомнил я. — Нужно продвигаться по службе. Вот тебе шанс. Если ты знаешь что-то, не стыкующееся с официальной версией, то — То Панченко мне ноги оторвет, — негромко сказал Серега — Тут таким продвижением по службе запахнет!— Так что, есть какие-то нестыковки? — быстро спросил я.— Вы что, не слышите, о чем я говорю? Панченко меня со свету сживет…— Тебе что важнее — Панченко или правда?— Ха! — Серега покачал головой. — Детские вопросы… Ясное дело, Панченко. Из правды квартиры не построишь.— Быстро ты освоил основы милицейской службы.— Не надо! Не надо меня лечить, — поморщился Серега. — Правда — это тоже хорошо, особенно когда она не мешает в жизни.— Хреновая это будет жизнь… — бросил я, но потом успокоился, собрался с мыслями и заявил более спокойным, рассудительным голосом:— Слушай, Серега. Если ты поможешь с этим делом, если дашь какую-то информацию…— Нет никакой информации, — тусклым голосом сказал Серега.Безжизненность интонаций и наморщенный лоб делали его похожим на старика, уставшего от жизни и не верящего в возможность перемен к лучшему.— Если ты это сделаешь, то я тебе гарантирую, что Панченко не сможет тебя сожрать. Тебе ничего не будет.— Врать — нехорошо, — сказал Серега. — Вас не учили в школе? У нас президент — гарант Конституции, и то в стране бардак. А уж если вы беретесь гарантировать… Нет, спасибо.— Мать Юры Леонова — директор крупной фирмы.— Ну и что?— У нее есть деньги, связи…— Рад за нее. У меня нет ни денег, ни связей.— Если Панченко будет на тебя наезжать, она сможет тебя прикрыть.— Каким макаром она меня прикроет? — недоверчиво спросил Серега.— У нее есть связи, она сможет надавить на начальство ГУВД…— Лучше продумайте свое вранье, — презрительно бросил Серега. — Если бы она и вправду могла там на кого-то надавить, вам не надо было бы меня обхаживать. Из ГУВД позвонили бы начальнику отделения, и все дела. Хватит мне тут лапшу вешать…— У нее есть собственная охранная служба. Сам понимаешь, деньги там платят приличные. Перспективы тоже солидные. Я думаю, она сможет дать тебе хорошую должность, если тебя начнут выдавливать отсюда.— Это вы сейчас придумали? — спросил Серега.— Да, — признался я. — Но это недалеко от истины. Я просто еще не говорил с ней о такой возможности…— Ну так поговорите. Сначала поговорите. А потом уже будем вспоминать нестыковки в этом деле.— Утром деньги, вечером стулья, — перевел я. — Так?— Вроде того, — Серега оглянулся на здание двенадцатого отделения. — Слушайте, давайте сворачивать эти переговоры, не дай Бог засекут… Вопросов потом не оберешься — про что говорили, зачем… — Он напряженно ссутулился, развернулся от меня и, по всей видимости, приготовился бежать как черт от ладана. — Все, договорились?— В общем и целом, — сказал я. — Одно маленькое уточнение: а тебе есть о чем рассказать? В деле действительно были нестыковки? Или это просто треп?— Треп — это у вас, насчет гарантий и прочего, — обиженно заметил Серега.— Есть там нестыковки или нет?— Если бы их не было, — тихо, но отчетливо произнес Серега, — я бы с вами вообще не разговаривал. 6 Чем дольше тянулось служебное разбирательство вокруг событий на складе, тем хуже выглядел Гарик. В какой-то момент он начал мне напоминать персонажа Стивена Кинга, который после цыганского проклятия каждый день терял вес, пока не превратился в ходячий скелет.Гарик двигался в том же направлении, причем безо всяких цыган.Мне надоело наблюдать за этим, и я едва ли не насильно вытащил Гарика на прогулку. Вид умирающей осенней природы произвел на него еще более тягостное впечатление. Он насупился, разглядывая подмерзшие за ночь лужицы, и пробормотал что-то насчет своего желания набить морду тому идиоту, который придумал зиму. Гарика всегда обуревают нескромные желания.После этого он разом потерял интерес к общению и лишь однажды заметил мне, что я, должно быть, совсем свихнулся, раз вылез из гостиницы и шатаюсь по центру Города средь белого дня. Я стал объяснять причины своего бесстрашия, но Гарик лишь махнул рукой и ушел вперед быстрыми шагами.— Может, выпьем? — предложил я, когда догнал Гарика.— Твоя первая здравая мысль за сегодняшний день, — ответил тот. — Да и за вчерашний тоже.Две кружки пива Гарик выпил залпом, как дети пьют молоко. Только после этого он огляделся по сторонам и недовольно пробурчал:— Что это еще за кабак? Куда ты меня притащил? Лучше бы в «Комету» пошли…— До «Кометы» далековато, — сказал я. — А с этим баром у меня связаны кое-какие лирические воспоминания.— Старый ты блядун, — ласково ответил Гарик, хотя имел в виду несколько другую лирику. Именно в этом баре некоторое время назад мордоворот по имени Гоша поинтересовался у меня, с какой целью я на него уставился. А после этого вопроса началось размахивание руками и прочие неосторожные действия, в результате которых я поочередно познакомился с Павлом Леоновым, Юрием Леоновым и Ольгой Петровной Орловой. Первые два знакомства оказались весьма краткими. Третье знакомство началось с существенной подпитки моего скромного бюджета, но я подозревал, что за свои деньги Орлова и спросит с меня соответственно.— И что этот мудак на букву "Ф" хотя бы чуток меня не зацепил? — спросил себя Гарик после третьей кружки пива.— Немного странный вопрос, — отреагировал я. — Обычно говорят: «Почему я не умер маленьким?»— Заткнись… — посоветовал грустный Гарик. — Знаешь, каково это — схоронить четверых своих парней и чувствовать, как семьи всех четверых ненавидят тебя? Потому что ты остался цел и невредим.— Тебе было бы легче, если бы этот гад раздробил тебе, скажем, коленную чашечку?— Само собой.— А если бы отстрелил тебе мошонку, ты бы тоже сейчас радовался?Гарик помолчал, очевидно, обдумывая последствия такого ранения.— Это уже перебор, — наконец заявил он и потребовал четвертую кружку.Бармен подозрительно поглядел на нас из-за стойки. Очевидно, моя репутация в этом заведении была основательно подмочена за два предыдущих визита. От меня ждали каких-то разрушительных выходок. Тем более что рядом со мной сидел худой мужик мрачного вида, который хлестал темное пиво, как газированную воду, и абсолютно не закусывал.Гарик отставил от себя пустую кружку, вытер тыльной стороной ладони губы и неожиданно спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47