Тот был уже в курсе — Бондарев изложил ему то, что счёл нужным.— Заходи во вторник, — сказал Директор. — Обсудим дела наши грешные.— Может, в понедельник?— В понедельник я занят. У меня намечается сам знаешь что. Во вторник.— Понял. Я буду.Однако теперь стало совершенно понятно, что во вторник Дюка не будет в кабинете Директора.Во-вторых, Дюк обманул Бондарева. Когда они прикончили поллитру и даже сдержанный Марат чуть ослабил узел галстука, раскрасневшийся Дюк снова заговорил про семью Белова. Он говорил о том, что всё получилось немного не так, как нужно…— Стоп, — сказал Бондарев. — Хватит этой лирики. Я вижу, куда тебя несёт. То, что ты хочешь сделать — это будет не профессионально. Это будет не вовремя. Это будет…— Но я же гарантировал парню…— Письменно? Нет? Значит, вопрос закрыт.— Да ты представь, если бы такое случилось с тобой и твоей сестрой, твоей матерью! — вспылил Дюк, и Марат удивлённо поднял брови.— У меня нет сестры, — сказал Бондарев. — А вся эта дурацкая ситуация возникла из-за поступков самого Белова, которого ты по спешке взял в оборот вместе со всеми его прошлыми глупостями. Думал, что они сами собой отвалятся, рассосутся? Ни фига. И вообще, роль защитника сирых и убогих тебе не очень идёт. Я сразу начинаю думать о вреде алкоголя.— Но их же…— Их не расстреляют. Они немного посидят в тюрьме, а потом Директор найдёт способ их вытащить. Незаметно и надёжно. Без истерик. Понял?Дюк снова начал что-то говорить, но Бондарев вместо ответа просто отрицательно покачал головой.— Понял?— Господи, — подавленно произнёс Дюк. В эти секунды он чувствовал себя ответственным за все мировое зло. Но лишь в эти секунды.Потом он сказал:— Понял.— Ладно, — сказал Бондарев. — Значит, никаких действий без санкции Директора. Договорись с ним о встрече.Дюк так и сделал. Он даже собирался пойти на эту встречу и обсудить ситуацию с семьёй Белова. Выслушать рекомендации Директора. Предложить свои варианты.Но потом он заметил, что ощущение лёгкости и ясности, появившееся после разговора с Бондаревым, оказалось сродни компьютерному вирусу — оно самовоспроизводилось внутри Дюка, подчиняя все новые участки его мозга. Как будто был снят предохранитель, удерживавший Дюка от самых простых и очевидных решений. Как будто ржавый металлический засов наконец был отодвинут и ворота открылись.Дюк теперь знал, что не идеален, и другие это знали. Он знал, что может совершать ошибки, и другие это знали. Другие готовы были смириться с его ошибками, и теперь сам Дюк скрепя сердце был готов сделать то же самое. А когда исчезла боязнь совершать ошибки, то Дюк перестал бояться эмоциональных порывов, перестал бояться, что они приведут его не туда, куда надо. Ведь это были его собственные эмоциональные порывы.Он вспомнил, как это выглядит со стороны у других. Он вспомнил угрожающий блеск в глазах Бондарева, когда тот подозревал Дюка в сдаче Воробья. Он вспомнил одержимость Алексея Белова, который не верил, что существует что-то, способное остановить его месть.Дюк понял, что едва ли не впервые в жизни он оказался настолько дьявольски слаб, что поддался эмоциональному порыву. Едва ли не впервые в жизни он оказался настолько божественно силён, чтобы последовать за своими чувствами до конца.Он прилетел в город около полудня и для пущего вдохновения велел таксисту проехать мимо жёлтого здания следственного изолятора. Это сооружение оскорбляло эстетические чувства Дюка. А существование вдовы полковника Фоменко оскорбляло его представления о женщинах.Здесь нужно было навести порядок. 5 Алексей выпрыгнул из джипа, держа «ТТ» с глушителем за пазухой. Мамонт сидел за рулём, внимательно глядя в сторону гаражей и приоткрыв дверцу со своей стороны, чтобы в случае необходимости выскочить без промедления… Этакий контроль качества.Но Мамонт мог не волноваться, потому что Алексей решил все сделать правильно. То есть без суеты, лишних криков и беготни. Быстро, чётко и профессионально. В конце концов, Карина заслужила этого небольшого жеста уважения. Она нравилась Алексею. Как-то он даже мысленно представил её в качестве своей девушки. По росту они подходили, но рост всё же не главное. Карина нравилась Алексею внешне, но он слишком мало её знал, чтобы окончательно решить, подходят они друг другу или нет… А то, что он о ней знал, скорее отдаляло их, чем сближало. У неё было образование, престижная, хотя и не совсем понятная Алексею, работа, хорошая зарплата. Она была красивой молодой женщиной, которая при этом была самостоятельна, умна, решительна… Раньше Алексею такие не встречались.А ещё у неё был «Фольксваген» в гараже.У Алексея не было образования, а его работа была сомнительной и опасной. У него был армейский опыт, у него был купленный на краденые деньги костюм, у него было задание, и даже не одно. И задание перевешивало все достоинства Карины и все недостатки Алексея.А ещё у него был пистолет с глушителем. И пистолет только что был снят с предохранителя.Алексей не хотел стрелять в спину. Он подошёл поближе и громко сказал:— Привет.Карина обернулась, сначала нахмурилась, потом неуверенно улыбнулась.— Привет. Ты чего здесь…Это уже было лишним. Разговоры были лишними.— Карина, — сказал Алексей и будто в один миг потерял голос. Он договорил фразу одними губами. Рука уже вытягивала из-за пазухи пистолет.Девушка взвизгнула, и Алексей торопливо нажал на спуск. 6 Дюк аккуратно закрыл за собой дверь, обернулся и посмотрел на адвоката. Тот был огромен и суров, нависая над письменным столом как скала.— Не мне вас учить, — сказал Дюк. — Единственная просьба — все сделать как можно быстрее.— Я же не господь бог, — басом сказал адвокат.— Разве? А так похожи.Дюк вытащил бумажник и стал медленно отсчитывать купюры. Адвокат шевелил полными губами, ведя счёт.— Хватит, — пробасил он через некоторое время.— Они отказываются от государственного адвоката, нанимают вас, — Дюк проговорил вслух алгоритм действий. — Вы подаёте на изменение меры пресечения с ареста на подписку о невыезде. Их выпускают…— Вот это вряд ли, — сказал адвокат. — Вы же представляете, что это за дело, кто за этим стоит…— Я представляю, — сказал Дюк. — Но иногда бывает достаточно вежливо попросить. У меня такое предчувствие, что ваше ходатайство будет поддержано.Адвокат что-то сомневающимся тоном пробурчал себе под нос.— А потом вы будете очень долго знакомиться с материалами дела… — продолжил Дюк.— Само собой. А что потом?— У меня такое предчувствие, что дело начнёт разваливаться.— Чтобы оно развалилось, надо, чтобы заинтересованные люди…— Они потеряют интерес.— А вы в курсе, что это за люди? Знаете, они просто так не отступаются…— У меня такое предчувствие…— Не продолжайте, — сказал адвокат. — А то я начну вас бояться.— Не надо меня бояться. Как можно бояться того, чего нет? А меня здесь нет и никогда не было. Так?Адвокат пожевал губами, убрал деньги в ящик стола и спросил:— А если возникнут дополнительные расходы?— Будут компенсированы в разумных пределах.— Это все хорошо… Ну а если… Вас-то нет и никогда не было, а я-то всё время здесь. И меня могут прижать к тёплой стенке и спросить — какого лешего ты лезешь куда не надо? Что мне отвечать на такие вопросы?— На такие вопросы не надо отвечать. Просто улыбайтесь. Счёт от стоматолога я вам тоже оплачу. Хотя моя интуиция подсказывает мне, что до этого дело не дойдёт…— Интуиция — ваша, — сказал адвокат. — А зубы — мои. 7 Девушка взвизгнула, и Алексей торопливо нажал на спуск. Карина неуклюже сложилась пополам и упала на асфальт перед дверью гаража. Алексей выстрелил ещё раз и побежал назад, к джипу.Мамонт уже стоял снаружи. У него была озабоченно-недовольная физиономия учителя физкультуры, который наблюдает за тренировкой своих не очень прилежных подопечных.— Все, готова, — на ходу бросил Алексей.— Я тебя чему учил?! Ты же ей в башку так и не попал, придурок! — Мамонт сорвался с места, извлекая из-за пояса «макаров».— Разве? — удивлённо замер Алексей, проводил взглядом торопящегося Мамонта, вскинул «ТТ» и выстрелил наставнику в затылок. Мамонт споткнулся и рухнул наземь. — А теперь-то я не промазал? Молчишь? И правильно делаешь.Это было сказано не без злорадства, но и без ненависти. Карина всё ещё лежала на земле, бледная и неподвижная.— Карина? — сказал Алексей. — Уже можно.Она не расслышала, и ему пришлось подойти к ней и помочь подняться. Карина отряхивала длинную юбку и жакет, пыталась трясущимися пальцами застегнуть раскрывшуюся сумочку.— Все в порядке? — спросил Алексей.— Да, — ответила она беззвучно, одними губами, совсем как Алексей минуту назад, когда он прошептал в широко раскрытые глаза девушки: «Падай!»— Мне надо бежать, — сказал Алексей. — Зови людей, но сначала дай мне отъехать…— А… — Карина кивнула в сторону Мамонта.— Ты просто нашла тело. Ты не знаешь его.— Л-ладно…Он убрал руки с её плеч — это был успокаивающий жест, не более — и побежал к джипу.— Лёша!Он резко обернулся.— Т-ты…— Что?— Т-ты позвонишь?Господи.— П-позвони мне, ладно? Как-нибудь п-потом.Господи, да она совсем спятила.— Да, конечно.Мотор взвыл тоскующим волком. Глава 31Согласование позиций 1 — Думай, — говорил ему Дюк. — Думай и анализируй. Самое простое, быстрее всего пришедшее в голову решение — не всегда самое верное. Постарайся рассмотреть проблему с разных сторон. Подумай, не упустил ли ты чего. И сделай все это за три секунды. Привыкни к тому, что ты не услышишь голоса командира в наушнике и никто не примет верного решения, кроме тебя самого. Сила Конторы всегда была в том, что мы можем не только вломиться в здание толпой в полсотни человек и перестрелять все живое, мы также умеем выживать и действовать в одиночку. Если ты допустил ошибку и остался после этого жив — забудь об ошибке, не анализируй её, не грызи себя — для этого будет время позже. Сейчас забудь об ошибке и переходи к следующему этапу. Сосредоточься на нём, не забывая при этом о конечной цели…Дюк много чего говорил, и Алексей надеялся, что он хотя бы отчасти последовал его урокам. Он взвесил на воображаемых весах задание и Карину — получалось, что Карину надо убрать во имя конечной цели. Это было самое простое решение. Тогда Алексей вообразил на весах другую пару — доверие Мамонта (полученное в результате убийства Карины) и исчезновение Мамонта. Что из этого будет полезнее для задания?Ответом стала пуля в затылок Мамонту. Добавь Алексей даже немного доверия к себе, Мамонт всё равно будет таскать его рядом как щенка на привязи, воображая себя мудрым и опытным наставником. Это явно не поможет Алексею при выполнении задания. Возможно, ему даже понадобится убрать Мамонта. Так почему бы этого не сделать прямо сейчас?Он сделал. И сейчас старался не думать, было это ошибкой или нет. Он просто ехал к месту встречи, откуда все потом должны были отправиться на склад.Сбор был назначен в одном из городских офисов Фирмы, стандартном помещении со стандартным набором оргтехники и стандартно-успокаивающим цветом стен. На Харкевича этот трюк сегодня не действовал, он был взъерошен и весьма озабочен; он отдавал громкие распоряжения, отвечал на звонки, грыз карандаши и яростно чесал в затылке. Иначе говоря, он пытался соответствовать возложенной на него ответственности, однако почему-то от него исходило ощущение не порядка, а разрастающегося хаоса.Отбросив очередной мобильник, он выцепил из множества движущихся людей Алексея и ткнул в него пальцем:— Ты… А где Мамонт?— Он сказал, что у него важное дело. Может, опоздает.— Он что, рехнулся? — Харкевич только хотел возмутиться и проорать что-нибудь резкое и громкое. Но тут его снова позвали к телефону, он отошёл в сторону и больше не проявлял интереса к Алексею.— Ты расскажешь мне об этом важном деле? — прошептал голос над ухом. Алексей вздрогнул. Морозова.— Да. Конечно.— Вот и славно. А я тебе расскажу о другом важном деле. Пойдём.Она взяла его под руку и повела за собой, сдержанно улыбаясь. Харкевич проводил их рассеянным взглядом — Морозова выглядела сейчас как искушённая дама, увлекающая с собой молодого неопытного приятеля, чтобы посвятить его в некие деликатные тайны. Это было волнующе-непристойным зрелищем, и Харкевич ещё больше вспотел.Это при том, что бронежилет пока лежал в чемодане. Будущий аукцион становился для Харкевича форменным кошмаром. 2 — Только без фокусов, — услышал Бондарев голос «бухгалтера». — Я имею в виду: держите себя в руках. Дело такое, азартное. Многие не выдерживают, срываются, начинают рвать рубашки на груди, лезут в драку…— У вас же там наверняка будет охрана, — сказал Бондарев. — Они разнимут, успокоят, зашьют порванные рубашки.— Само собой, — согласился «бухгалтер». — Но все равно неприятно. Знаете, вроде бы сидят солидные люди, и вдруг… Остаётся неприятный осадок. Кому-то из участников это настолько не понравится, что он не захочет больше с нами работать. Это убытки. Понимаете? Поэтому, если вы не уверены в крепости своих нервов, могу предложить кое-что успокоительное…— Я справлюсь, — сказал Бондарев. — Но на всякий случай держите ваши таблетки наготове. Кстати, если вдруг мне посчастливится приобрести ваш товар… Как далеко распространяются ваши транспортные услуги? Хотя бы из Москвы вы мне его вывезете?— А товар не в Москве, — сказал «бухгалтер». — Это слишком серьёзная вещь, чтобы подвергать её лишнему риску. Поэтому с вывозом проблем не возникнет. Мы поедем на тот склад, где вы уже были… Это не в Москве, хотя и рядом.«Интересно, — подумал Бондарев. — Это он мне сейчас врёт, продолжает страховаться или как перед солидным клиентом может слегка пооткровенничать?»Так или иначе, мини-вертолёт продолжал свой путь в летнем небе, машины наблюдения, сменяя друг друга, тоже держали след.И в любом случае у них ещё оставался Алексей. Бондарев, правда, не знал — это слишком много или слишком мало.А Дюк не мог его проконсультировать. Потому что был занят другими делами в совсем другом месте. 3 — Важное дело, — негромко произнесла Морозова. — Что у него там за важное дело?— Ну… — Алексей чувствовал себя сейчас очень неуютно. Вроде бы его касалась нежная женская рука — легко и непринуждённо, но ощущение было как от сомкнувшегося на предплечье капкана. — Он сказал, что нужно убрать одну телку…Алексей знал, что лучшая ложь — это 99 процентов правды и один процент недоговорённости. Пусть собеседник сам придумает себе неправду, в которую готов поверить.— Телку? Ты хотел сказать — девушку…— Ну да.— Не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть.— Я не…— Давай присядем.Морозова завела Алексея в офисный кафетерий, который сейчас был пуст, — до обеда оставалось ещё много времени. Их руки расцепились — к облегчению Алексея, — и они сели за пластиковый стол, оставаясь по-прежнему на пугающе близком расстоянии.— Мамонт поехал убивать какую-то девушку? Зная, что сегодня у нас важное мероприятие на складе…— Он сказал, что это должен был сделать я, — виновато сказал Алексей.— Но он не взял тебя с собой, — сочувственно проговорила Морозова. — Он не доверяет тебе, так? Ну ничего, у меня есть для тебя другое важное задание.— Какое?— Важное. Чтобы ты получше его понял, я расскажу тебе кое-что. Постарайся не заснуть, — усмехнулась Морозова. — Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать — это то, что сейчас называется тинейджерским возрастом, — мне больше нравилось бегать с мальчишками, чем проводить время с девочками моего возраста. Не потому, что мне нравилось лазить через заборы, падать с велосипедов, обдирать коленки об асфальт или драться. Секс меня в то время тоже особенно не волновал, их тоже. Что же меня тянуло к мальчишкам? Мне нравилось, что в отношениях между парнями было такое понятие, как «верность». То есть, если ты считаешь кого-то своим другом, ты хранишь ему верность, ты не предаёшь его. А в женской среде само понятие «предательство» лишено смысла, потому там нет прочных дружеских отношений, там все легко рвётся из-за самых что ни на есть глупых вещей — из-за мужчин, случайного обидного слова, сплетен… А там, где нет верности, там не может быть предательства. Ты меня понимаешь?Так вот, когда я стала взрослой, то поняла, что во взрослом мире, независимо от того, мужчины это или женщины, господствует женский тип отношений. Тот, где нет верности и нет предательства. Где сегодня тебе улыбаются, держат за руку и клянутся в вечной дружбе, а завтра подкладывают тебе мину в автомобиль и не считают это предательством, потому что прежняя дружба не была настоящей. Мне это всегда очень не нравилось. Я понимаю, что изменить мир не в моих силах, но по дурацкой детской привычке я всегда старалась работать с мужчинами, надеясь, что они всё же не до конца испорчены, что в них сохранилось что-то от детской верности друзьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45