Очкастый скривился, будто бы у него болел желудок, а напарник его вздохнул, развернулся и врезал Алексею по лицу, оборвав этот вопль животного страха. Наступила тишина, и в этой тишине Бондарев негромко и очень выразительно сказал, глядя на Дюка:— Лучше бы ты действительно был галлюцинацией. 3 Некоторое время спустя, оставшись один в этой странной комнате с больничным запахом, Алексей встал с кресла, медленно прошёлся, на всякий случай тронул пальцами стену — твёрдая, настоящая.Стена-то настоящая, а вот эти двое всё-таки глюки. Потому что говорили они вещи абсолютно безумные, особенно тот, очкастый.А закончил он тем, чем и должен был закончить. Этим всегда заканчивалось, когда Алексей встречался с очкастым.Очкастый сказал, что Алексей должен умереть. Глава 12Бондарев: легенда 1 В машине Дюк скомкал куртку от спортивного костюма, швырнул её на заднее сиденье и спросил, не глядя в сторону Бондарева:— Ты сейчас чего больше хочешь — дать мне в морду или пообедать?— Обедать, — честно признался Бондарев. Дюк, судя по всему, был приятно удивлён его выбором.— Я тебя отвезу в лучший местный ресторан, — воодушевлённо пообещал он. — Я определил его методом изнуряющих проб и жестоких ошибок, я был как сапёр, с той разницей, что подрывался я неоднократно, и в такие часы туалет в моём гостиничном номере был мне как родной…Они оставили полковника Фоменко лежать под грудой веток — там, где оставили его подчинённые. Спецназовцам не захотелось пускаться в рискованные объяснения насчёт этой загородной прогулки с оружием, после чего полковник получил от кого-то из своих пулю в глаз. Поэтому они тщательно собрали гильзы и уехали в город, чтобы потом так же тщательно вычистить стволы автоматов и скрыть расход патронов. Фоменко-младший в процессе извлечения из «десятки» совершенно случайно получил могучий удар в темя, а потому все его воспоминания носили смутный и противоречивый характер. Олега привезли домой и очень серьёзно посоветовали ему помалкивать. Фоменко-младший был к этому времени так запуган, что все команды выполнял с полуслова. А эту — в особенности.У Дюка были разные идеи насчёт трупа — то ли просто закопать от греха подальше, то ли подбросить к зданию ГУВД якобы от местного криминала, и тем самым спровоцировать наезд милиции на этот самый криминал… Бондарев сказал: «Пусть лежит». Дюк подумал, что, должно быть, у напарника зреет какой-то многоходовой план насчёт покойника. А Бондареву просто показалось справедливым, чтобы человек, ворочавший килограммами наркотиков, десятками тысяч долларов и многими людскими судьбами, успокоился именно так — в безвестном месте под грудой веток.— Но это всё же не настоящий ресторан, — ворчат Дюк уже за столиком. — Заведение, в котором сервируют одной вилкой и одним ножом, не имеет права называться рестораном, это просто…— Расскажи про Химика, — перебил Бондарев.— Подозреваю, что, пока нам принесут заказ, можно рассказать не только про Химика, но и про Физика, и про Биолога…— Впервые слышу про таких.— Да шутка, шутка, — поспешно пояснил Дюк. — Шутить не будешь, свихнёшься с этой работой… Значит, Химик. Странно, что ты про него спросил.— Почему?— Ну ты же серьёзный человек, у тебя чувство юмора вместе с аппендицитом вырезали, в сказки ты не веришь… А про Химика спрашиваешь.Бондарев ничего не сказал на это, он терпеливо ждал объяснений, заранее смирившись с манерой Дюка ничего не рассказывать просто. Если шеф-повар обкладывал деликатес гарниром и всякими там декоративными листочками (проголодавшемуся Бондареву хотелось, чтобы повар делал это побыстрее), то Дюк украшал информационную суть всевозможными лирическими отступлениями.— Понимаешь, некоторые люди ищут сокровища Атлантиды, другие — библиотеку Ивана Грозного, третьи — золото партии… Некоторые спрашивают, кто такой Химик. Но я никогда не подумал бы, что услышу такой вопрос от такого серьёзного, я бы даже сказал, основательного человека…Бондарев зевнул.— В те давние-давние годы, когда ещё имело место быть учреждение из трех букв: К, Г и соответственно Б…— Ты сказал — спецпроект. Тема?— Куда ты торопишься? Харчо всё равно не несут, я как раз успею развернуть свой эпос… Судя по твоему лицу, на эпос ты не настроен.— Точно. Мне, пожалуйста, дайджест эпоса, и чтобы слова попроще. Чтобы я понял.— Комитет был большим учреждением и занимался всем, что бог на душу положит. Деньги были, кадры были, чего же не заниматься? Политика, экономика, шпионаж, диссиденты — это само собой. Плюс к этому — психокодирование всякое, летающие тарелки, гипноз, телепатия. И в конце семидесятых Андропов санкционировал такой спецпроект, его потом «Апостолом» обозвали. Обобщающие исследования по паранормальным способностям человека. Телепатия, левитация, тот же гипноз, пирокинез, ускоренная регенерация. Изучить, обобщить, практически применить. Применить ясно где — в оперативной работе. Представляешь? Не надо по ночам сейфы взламывать или секретарш подкупать, сел рядом с человеком в кабаке и считал у него из башки всю информацию как с жёсткого диска. Загипнотизировал первого встречного, он пошёл и ткнул ножом того, кого тебе нужно.— Почему — «Апостол»?— Неофициальное название. Вроде бы в конце концов в проекте осталось двенадцать объектов. Двенадцать — как апостолов.— Как это — объектов?— То есть живых людей, обладающих паранормальными способностями. Они жили в специальной лаборатории Комитета, их изучали — что более важно — помогали им развить, усилить природные способности. Когда Боря Ельцин в девяносто первом залез на танк, то стало ясно — все, доигрались. Начальник этой лаборатории с расстройства пустил себе пулю в лоб.— Химик?— Нет, начальником там был какой-то профессор в генеральском звании, а Химик то ли замом у него был, то ли его приставили присматривать за этим профессором… Дело давнее, дело тёмное. Итог такой — не стало КГБ, не стало и проекта «Апостол».— И что же тут такого в этой истории? Что ты мне начат параллели с Атлантидой проводить?— Спасибо, что спросил, — ухмыльнулся Дюк, не забывая поглядывать в сторону кухни. — То, что я тебе рассказал, — это более или менее правда. Может, и бумажки какие по проекту сохранились, но не в этом дело. А дело в том, что, кроме этой правды, есть ещё и легенда. А легенда такая — все эти двенадцать паранормальных типов были психокодированы. То есть в башку им вбили абсолютное подчинение одному человеку.— Кому?— Тут легенда уходит от ответа — кто говорит, что Химику, кто говорит, что тому профессору. Но Химик знает, как их кодировать, и знает, как переключать психокодировку на другого человека. И в конце концов он просто знает, кто эти двенадцать человек и на что они способны.— Интересно.— Просто никто не знает, куда после девяносто первого года делся Химик и куда делись те двенадцать. Когда разные комитетские отставники занялись личной жизнью и стали делать частные охранные фирмы, они очень интересовались Химиком и его проектом. Коржаков этим проектом интересовался, Япончик интересовался, генерал Лебедь интересовался. Я не говорю про всяких там америкосов, фрицев, китайцев, арабов. И знаешь, какой результат? Абсолютный ноль. Ничего.— Откуда ты знаешь, что американцы никого не нашли? Они тебе факс с отчётом прислали?— Если я говорю не нашли, значит, так оно и есть. Без комментариев.— То есть ты говоришь — легенда?— Я говорю — бесперспективное дело. Больше десяти лет прошло, все настолько затёрлось и перепуталось, что даже америкосы с их спутниками, станциями радиоэлектронного слежения и Интернетом ничего не нарыли. Легенда.— А мы? В смысле, наша Контора никогда этим не интересовалась?— Как ты знаешь, — вкрадчиво произнёс Дюк, — наша Контора интересуется всем. Но к активным действиям мы переходим только там и тогда, когда есть…— Прямая и очевидная угроза национальным интересам, — автоматически выдал формулу Бондарев.— Это во-первых. И во-вторых, когда в результате акции просматривается конкретный позитивный результат. В случае с Химиком конкретный позитивный результат представляется крайне маловероятным. Угрозы национальным интересам здесь тоже нет, потому что нет самого Химика. Его никто не видел с девяносто первого года. Он никак себя не проявляет. Может, он уже умер. Может, он тихо-мирно огородничает в Подмосковье. Всё это было слишком давно, чтобы быть важным… Но ты, например, интересуешься Химиком.— Случайно выскочило имя, — не моргнув глазом, сказал Бондарев. — Терпеть не могу, когда полгода готовишь операцию, и вдруг выскакивают незнакомые имена. Казалось бы, все про всех знаешь, никаких неожиданностей быть не должно…— Это итальянская операция? — небрежно продемонстрировал осведомлённость Дюк. — Это же с Кавказом как-то связано? Так туда народ со всего Ближнего Востока сбегается, Химик, может быть, и другой, не наш. Палестинский какой-нибудь Химик.— А у нашего Химика, у него это что — кличка, фамилия?— Понятия не имею. Я же поисками Атлантиды не занимаюсь, клад Стеньки Разина на даче не ищу. За Химиком тоже никогда не бегал — несерьёзно все это…Бондарев согласился и перевёл разговор на достоинства и недостатки только что принесённого харчо — Дюку явно было что сказать по этому вопросу.А Директору надо будет при случае передать, что Химик — это несерьёзно, а его контакт с Черным Маликом — легенда Кавказских гор. Пусть так и передаст наверх, туда, где в игрушки не играют. Не просто так передаст, а как особое мнение Дюка. Ответные громы и молнии сверху станут достойной расплатой за этот обед, а особенно за корейское мясное блюдо, о котором Бондарев ещё долго не мог вспоминать без спазмов в желудке. 2 Директор подозрительно оглядел покрывало на гостиничной кровати, но потом всё же решил на него присесть, пробормотав про отсутствие правды в ногах.— Значит, нет у нас больше полковника, — сказал он печально, будто потерял старого знакомого, который при всех своих недостатках всё же был ему дорог. — Нет полковника, нет тех фамилий, которые он знал.— Ну как же, — Дюк выложил свой единственный козырь. — Человека в Москве он назвал.— И это все? Одного человека назвал, и можно уже пулю в глаз? Да этому Фоменко ещё жить да жить, говорить да говорить… И ты, — разочарованный взгляд адресовался Бондареву. — Я же на тебя надеялся. Я думал, ты возьмёшь ситуацию под контроль, не дашь дров наломать этому деятелю.— Когда я приехал, брать под контроль уже было нечего, — сказал Бондарев.— Значит, долго ехал, — Директор явно был не в настроении. — Итак, что у нас в плюсе — фамилия человека в Москве и труп Фоменко. Труп в плюсе, потому что рано или поздно пришлось бы помочь этому товарищу угомониться. В минусе — тот же самый труп, потому что угомонили его не вовремя.— Получается, что плюсов больше, чем минусов, — блеснул арифметическими способностями Дюк.— В минусе также всё, что знал Фоменко, но не успел нам рассказать, — сказал Директор. — Так что минусов больше.— Если Фоменко нет, то нет и прикрытия у тех бандитов, которым он раньше помогал, — напомнил Бондарев. — То есть они на какое-то время ослабли, и другие бандиты могут этим воспользоваться и попытаться отбить кусок рынка…— Только ведь нужно этим другим бандитам намекнуть, — по-прежнему сухо сказал Директор, но Бондареву кивнул, одобряя его слова. — А то ведь там ребята простые, не сразу сообразят.— Намекнём. Будет драка, в которой ослабнут и нынешние крутые, и те, кто на их место позарится. А когда они ослабнут, легче их будет поприжать.— Обнадёжил, — хмыкнул Директор. — Человеком в Москве я сам займусь, а то вам поручишь и найдёшь на следующий день в Битцевском лесопарке холодный труп с пулей в башке. Но уж здесь-то вы сами доведёте до конца, можно надеяться?— Можно, — сказал Дюк. Бондарев просто кивнул.— Тогда подчищайте хвосты, и в Москву. Тебя, — Директор смотрел на Бондарева, — старые знакомые дожидаются. С их оптовыми складами и прочими чудесами света.— Э-э…— Что ещё?— Один вопрос, — сказал Дюк и мило улыбнулся.— Что там за вопрос?— Да вы не пугайтесь…— Он нашёл вам человека, — напрямую брякнул Бондарев.— Кого?!— Человека. Ну, это он так думает. Мы просто хотели ваше мнение узнать.— Человека? В смысле — к нам в Контору? В смысле — на работу?Бондарев трижды кивнул.— Извините, а кто конкретно из вас двоих его нашёл?Дюк гордо сказал:— Это я.— Вы меня просто пугаете, ребята, — сказал Директор. 3 Директор внимательно выслушал бондаревское предупреждение не пить местного кофе и кивнул.— Я тебе тоже кое-что скажу, — негромко произнёс он, наблюдая за Дюком, суетящимся в другом конце гостиничного холла. — Весной этого года Дюк и Воробей вместе работали в Чехии.— Не знал.— Естественно.— И что с того?— Они не понравились друг другу. Причём сильно.— Развейте, пожалуйста, вашу мысль, — вежливо попросил Бондарев, хмурясь. — А то я пока как-то не очень…— Дюк — очень самолюбивый товарищ. Он очень болезненно переносит всякие приколы в свой адрес. Приколы — так ведь это теперь называется?— И он от болезненного самолюбия сдал Воробья Акмалю? Подождал немного, подобран подходящий момент и сдал. Так, что ли?— Сдать он его мог давно, просто Акмаль подбирал подходящий момент, чтобы без проблем взять Воробья.— Акмаль никогда не ждёт подходящего момента, он всегда спешит. Это ему и подпортило карьеру.— То есть ты считаешь…— Дюк не подарок, но ваши эти предположения я считаю паранойей.— Так я уже не мальчик, — ухмыльнулся Директор. — Доживи до моих лет, тут тебе и паранойя будет, и геморрой, и что там ещё с ними рифмуется… А моё дело — тебя предупредить. Пацана какого-то Дюк отыскал — тоже странно. Раньше за ним такого не водилось.— Пацан как раз сгодится.— Думаешь?— Козлы отпущения всегда в цене, — сказал Бондарев. О том, что Дюк подозрительно много знает о проекте «Апостол» и о легендарном Химике, Бондарев Директору не сказал.Зачем лишний раз нервировать начальство? Сами разберёмся. Часть III Глава 13Алексей Белов: поиск 1 Очкастый сказал, что Алексей должен умереть. Вообще говорил преимущественно очкастый. Второй, тот, что разбил стакан и этим убедил Алексея в реальности происходящего, отмалчивался. Он лишь поглядывал исподлобья то на очкастого, то на Алексея. В обоих случаях взгляд его был насторожённым. Он словно ожидал подвоха то ли от своего напарника, то ли от Алексея.— Ты должен умереть, — сказал очкастый. — Точнее, ты уже умер. Ничего страшного в этом нет. Ничего особенного в этом тоже нет. Конечно, большинство людей проживают одну жизнь, и смерть для них означает конец всего. Но это не твой случай. Твоя смерть — это начало другой жизни. Это твоя вторая попытка, если угодно. Первая была не очень. Месть, которой ты так увлёкся, — приятная штука, но она дорого стоит.Он замолчал, всматриваясь в бледное и заострившееся лицо Алексея. Алексей насторожённо молчал. Тогда очкастый продолжил:— Вторая попытка даётся не всем. И тебе она даётся не за здорово живёшь.У Алексея возникло смутное подозрение, что сейчас его попросят где-нибудь расписаться собственной кровью.— У тебя будет вторая попытка… Вторая жизнь. Мы можем тебе её дать.— Кто это — мы?— Хороший вопрос, — кивнул очкастый, довольный тем, что монолог превратился в диалог. — Но у меня нет для тебя хорошего полного ответа. Сейчас нет. Возможно, он появится чуть позже. Когда ты пройдёшь тест.— Что ещё за тест?— И это хороший вопрос. Тест на пригодность. Тест на выживание. Докажи, что мы не ошиблись в выборе. Докажи, что ты достоин второго шанса.— Кто вы такие, чтобы я вам доказывал?— Скажем так, — очкастый помедлил, выбирая слова. — Мы обеспечиваем национальную безопасность.— Вы из… ФСБ?— Я же говорю — у меня нет для тебя хорошего, полного ответа. Но если бы я даже произнёс название нашей организации, оно бы тебе ничего не сказало. Потому что ты никогда его не слышал. И девяносто девять процентов людей его никогда не слышали. И не услышат. Так было и так будет. Нас словно не существует. Но мы бьёмся, и мы делаем своё дело.— Как призраки… — сказал Алексей.— Ну да. И ты можешь стать одним из нас.— Стать призраком…— Или остаться трупом. Люди Фоменко будут гоняться за тобой до скончания века. И живой ты им не нужен.— У меня вопрос.— Слушаю, — сказал очкастый.— Моя мать. Моя сестра. Что с ними будет?— Мы обеспечиваем национальную безопасность. И безопасность двух женшин мы тоже в состоянии обеспечить. Я тебе это обещаю.— Обещаете? Но я даже не знаю, кто вы такой…— Кто я такой…Очкастый переглянулся со своим напарником — тот решительно замотал головой, а потом добавил:— Ты слишком много разговариваешь. Давай ближе к делу.Очкастый подумал и кивнул. Это было последнее, что помнил Алексей. Потом снова был провал в тягучий сон, в котором всё происходило немыслимо тёмной ночью, а потому оставалось невидимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45