В этом кресле! Вы знали, что я хочу видеть ее! Такого рода обман…
– Я знаю, что вы хотели видеть ее. Но я не хотел, чтобы вы видели ее, и она в совершенной безопасности, разве что не застрахована от городского транспорта. Я не хочу, чтобы вы виделись с мисс Фрост, пока я не переговорю с вами. Это был обман, да, но я имею право играть. Кстати, а как относительно ваших штучек? Что вы скажете о неприкрытой лжи, которой вы пичкали полицию с того дня, как была убита Молли Лоук?.. Ну-ка, сэр? Отвечайте мне!
Мак-Нэр дважды начинал говорить, но так и не закончил. Он посмотрел на Вулфа, сел, вытащил носовой платок из кармана и, не воспользовавшись им, положил обратно. На лбу у него выступил пот.
Наконец он сказал слабым равнодушным голосом:
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Нет, вы, конечно, знаете. – Вулф приковал его взглядом к креслу. – Я говорю о коробке отравленных конфет. Я знаю, как мисс Фрост узнала о ее содержимом. Я знаю, что вам все было известно с самого начала и вы умышленно скрывали от полиции очень ценную информацию об убийстве… Не будьте идиотом, мистер Мак-Нэр. У меня есть заявление, подписанное Элен Фрост; ей ничего не оставалось больше делать. Если бы я сообщил полиции то, что знаю, вы были бы уже в тюрьме. Пока я не сообщаю им потому, что хочу заработать свой гонорар, а если вас посадят, я не смогу добраться до вас. Я хочу сделать вам комплимент: вы довольно умны. Если вы отравили конфеты, я советую вам промолчать и уйти отсюда сразу. А потом все время бояться меня; если же не отравили, говорите по существу, и никакого отклонения от правды. Я не люблю ультиматумы, даже свои собственные. Но дело зашло слишком далеко.
Мак-Нэр сидел неподвижно. Я видел только, как подрагивало его левое плечо, потом начали дрожать пальцы его левой руки. Он посмотрел на них и схватил другой рукой. Нервы Мак-Нэра действительно были никуда. Его взгляд упал на пустой стакан на столе, и он попросил воды, но когда я принес ее, то не обратил на стакан никакого внимания. Он пробормотал что-то, ни к кому не обращаясь:
– Мне нужно было решиться. Я думал, что решился. Но я не ожидал всего этого.
Вулф сказал:
– Если бы вы были действительно умным человеком, то сделали бы это раньше, чем вас вынудили.
Мак-Нэр вынул платок и вытер им пот. Он быстро произнес:
– Милосердный Боже, да вовсе я не умен. Я самый несчастный дурак, которого когда-либо родили. Я разрушил свою жизнь. Бесполезно было бы сообщать полиции то, что вы знаете, мистер Вулф. Я не отравлял эти конфеты.
– Продолжайте.
– Да, да. Я не порицаю Элен за то, что она сказала вам об этом, после того, как вы подловили ее вчера утром. Я могу вообразить, с чем она столкнулась сегодня. Но не виню вас. Я уже перешел границы всех обычных обид, они не имеют никакого смысла. Вы замечаете, что я даже не пытаюсь выяснить, что именно Элен сообщила вам. Я знаю, что она сказала вам правду.
Он поднял глаза и смело посмотрел в глаза Вулфу.
– Я не отравлял конфеты. Когда я вошел тогда в мой кабинет наверху, было около двенадцати часов. Я хотел отдохнуть от публики несколько минут. Коробка стояла на моем письменном столе. Я открыл, заглянул в нее, но не взял ни одной конфеты – у меня дьявольски болела голова. Когда немного позднее пришла Элен, я предложил ей конфеты, но она, благодарение Богу, тоже отказалась так как в коробке не было ее любимой карамели. Когда я ушел вниз, я оставил коробку на столе. Молли Лоук должно быть, увидела ее там и взяла. Она любила проделывать подобные штучки.
Он остановился и снова вытер лоб. Вулф спросил:
– Что вы сделали с бумагой и с лентой, в которые была упакована коробка?
– Ничего. Коробка не была завернута.
– Кто положил ее на ваш стол?
– Не знаю. Человек двадцать пять или тридцать входили и выходили из кабинета до половины второго, чтобы посмотреть на модели Крэньюн, которые я хотел неофициально показать.
– Кто, по вашему мнению, положил ее туда?
– Не имею понятия.
– Как вы думаете, кто хотел убить вас?
– Никому, по-моему, это было не нужно. Вот почему я уверен, что коробка предназначалась для кого-то еще и была оставлена там по ошибке. Во всяком случае, не могу предположить никакой другой причины.
– Я тоже не предполагаю, – сказал Вулф с возмущением, – вы, конечно, имеете основание считать себя глупым, но вы, несомненно, не слабоумны. Подумайте, что вы говорите мне. Нашли коробку на своем столе, не имеете представления о том, кто положил ее туда, убеждены, что она не предназначалась для вас, и не знаете, для кого. И однако вы тщательно скрывали от полиции, что видели ее там. Я никогда не слышал такой чепухи; грудной младенец посмеялся бы над вами.
Вулф глубоко вздохнул и добавил:
– Нужно выпить пива. Полагаю, мне потребуется все мое терпение. Вы тоже хотите пива?
Мак-Нэр не обратил никакого внимания на слова Вулфа. Он сказал спокойно:
– Я шотландец, мистер Вулф. Допускаю, что я дурак. В чем-то жизненно важном я слаб, но, может быть, вы знаете, каким упорным бывает иногда слабый человек. – Он слегка наклонился вперед, и голос его прозвучал тише: – То, что я сказал вам относительно коробки конфет, я буду повторять до моего смертного часа.
– Вот как. – Вулф оглядел его. – Ну что ж, вы, по-видимому, не сознаете, что мой разговор с вами еще далеко не самое неприятное, что вам предстоит… Если я достаточно быстро не раскрою этот случай, мне придется сообщить полиции о том, что знаю. Это мой долг в отношении мистера Кремера, так как я договорился с ним о сотрудничестве. Если вы будете настаивать на той абсурдной истории, которую вы рассказали мне, они сочтут, что вы виновны; они будут мучить вас, упрячут в каземат и станут бесконечно терзать. А может, и побьют, хотя это маловероятно по отношению к человеку вашего положения. Они лишат вас достоинства, предприятия и пищеварения. В конце концов, они могут даже казнить вас на электрическом стуле. Я сомневаюсь в том, что вы настолько глупы, чтобы упорствовать до такой степени.
– Я достаточно упрям, – подтвердил Мак-Нэр, – но не настолько глуп, чтобы не знать, что делаю. Я устал и измучен… У меня нет никакого выхода, но я знаю, что делаю. Вы думаете, что вынудили меня признать кое-что, привезя сюда Элен и воздействуя на нее, но я все равно бы вам признался. Но есть и еще кое-что. Фактически я только что сказал вам, что часть моего рассказа о коробке – неправда, но я намерен утверждать ее. У меня не было никакой необходимости рассказывать вам это. Я мог бы сказать вам явную неправду и заставить вас поверить в нее. Я не делаю этого потому, что не хочу, чтобы вы считали меня глупее, чем я есть. Я хотел, чтобы вы по возможности составили хорошее мнение обо мне. Поэтому я прошу вас оказать мне очень важную услугу. Я приезжал повидать Элен, это правда, и посмотреть, как она себя чувствует, но я приехал также сюда просить вас об одолжении. Я хочу, чтобы вы приняли наследство, которое будет указано в моем завещании.
Вулфа нелегко было удивить, но эти слова поразили его. Он смотрел на Мак-Нэра с нескрываемым изумлением. Меня это тоже поразило. Слова прозвучали бесцеремонно, как если бы Мак-Нэр действительно пытался подкупить Ниро Вулфа, чтобы умерить его пыл. Это была такая необычайная идея, что я начал восхищаться им и уставился на него с возросшим интересом.
Мак-Нэр продолжал:
– То, что я хочу завещать вам, – это ответственность. И… небольшая часть… Удивительно, что мне приходится просить об этом именно вас. Я живу в Нью-Йорке двенадцать лет и понял на днях, когда у меня была возможность подумать над этим, что у меня нет ни одного друга, которому я мог бы доверить нечто более важное, чем моя жизнь. Сегодня у моего адвоката мне потребовалось назвать такое лицо, и я назвал вас. Это поразительно, ибо я видел вас только один раз, в течение нескольких минут вчера утром. Но мне показалось, что вы тот человек, который будет необходим в случае моей смерти. Сегодня я навел некоторые справки и думаю, что вы именно то лицо, которое мне нужно. Это должен быть человек с характером, безукоризненно честный и которого нельзя одурачить. Я не знаю никого, кто бы был таким, а это нужно сделать сегодня. Поэтому я решил рискнуть и назвал вас.
Мак-Нэр соскользнул на край кресла и ухватился обеими руками за стол Вулфа. Я видел, как мускулы на его шее напряглись.
– В завещании предусмотрено, что вам будет заплачено за посредничество, и это будет достаточно большое вознаграждение. Мое дело идет хорошо, и я был осторожен с капиталовложениями. Для вас это будет просто другая работа, но для меня, в случае моей смерти, это чрезвычайно важно… Если бы только я мог быть уверен… уверен, мистер Вулф. О, тогда душа моя была бы спокойна! Сегодня днем я пошел в контору моего адвоката, составил завещание, и назвал вас. Я оставил вам… эту работу. Мне бы следовало прийти к вам сначала, но я не хотел допускать ни малейшей возможности, что завещание не будет записано на бумаге черным по белому и подписано… Конечно, я не могу оставить все в таком виде без вашего согласия. Вы должны дать его, тогда я буду спокоен.
Плечо Мак-Нэра стало дергаться, и он ухватился за край стола еще крепче.
– Сядьте хорошенько в кресло, мистер Мак-Нэр, – сказал Вулф, – вы доведете себя до припадка. Вы что, ждете смерти?
– Всего, чего угодно…
– Скверное состояние ума. Но, очевидно, он практически перестал у вас функционировать. Вы говорите бессвязно. Конечно, вы теперь полностью отрицаете вашу позицию относительно отравленных конфет… Очевидно…
Мак-Нэр вмешался:
– Я назвал вас. Сделаете вы это?
– Позвольте мне продолжать. – Вулф покачал головой. – Очевидно, вы знаете, кто отравил конфеты, и уверены, что они предназначались для вас. Вы охвачены страхом, считаете, что враждебное лицо, будет покушаться на вас, несмотря на роковую неудачу. Однако, вместо того, чтобы позволить человеку, обладающему некоторым умом, заняться этим делом, доверившись ему, вы сидите, распустив нюни, и хвастаетесь передо мной своим упрямством. Более того, вы имеете наглость просить моего согласия взяться за поручение, хотя я совершенно не знаю, каков его характер и сколько я получу за него!.. Нет, позвольте. Или все это правда, или вы сами являетесь убийцей и пытаетесь так усложнить обман, что не только у вас может разболеться голова. Вы спрашиваете моего согласия? Что вы имеете в виду? Соглашусь ли я выполнить неизвестную работу за неизвестную плату. В этом случае мой ответ может быть только отрицательным.
Мак-Нэр все еще держался за край стола и сидел так, пока Вулф наливал пиво. Потом сказал:
– Все правильно. Я на вас не обижаюсь. Я ожидал этого. Я знаю, что вы за человек, и не жду, что вы согласитесь взяться за неизвестную работу. Я собираюсь рассказать вам об этом. Для чего я и приехал… Но я бы чувствовал себя спокойнее… если бы вы заверили меня, что выполните мою просьбу при условии, что в ней нет ничего плохого.
– Зачем мне говорить, – Вулф уже испытывал нетерпение, – у вас масса времени, ужинаю я не раньше восьми. Вы не должны бояться, что ваш убийца сидит в засаде в этой комнате, смерть не настигнет вас здесь. Продолжайте рассказывать. Но позвольте вас предупредить: все будет записано и потребуется ваша подпись.
– Нет. – Мак-Нэр стал решительным и энергичным. – Я не хочу никаких протоколов. И я не хочу, чтобы этот человек здесь присутствовал.
– Тогда я не хочу вас слушать, Вулф указал на меня пальцем.
– Это мистер Гудвин, мой доверенный помощник. Какое бы мнение вы не составили обо мне, оно включает обязательно и его тоже. Его осторожность неотделима от его доблести.
Мак-Нэр посмотрел на меня.
– Он молод. Я не знаю его.
Вулф пожал плечами.
– Как вам угодно. Я не буду пытаться убедить вас.
– Я понимаю. Вы знаете, что я загнан в угол. Но это не следует записывать.
– Ну, кое в чем я могу вам уступить. – Вулф снова стал терпеливым. – Мистер Гудвин сможет записать ваши показания позднее, если это будет нужно. Или же их можно будет уничтожить.
Мак-Нэр перестал держаться за стол. Он посмотрел на Вулфа, на меня и снова на Вулфа.
Я почувствовал жалость к нему. Он, конечно, был не в состоянии торговаться с Вулфом. Сцепив руки вместе, Мак-Нэр снова уселся в кресло и произнес отрывисто:
– Вам нужно знать обо мне. Или вы не поверите тому, что я сделал. Я родился в 1885 году в Кэмфирте в Шотландии. Моя семья была небогата. Я не очень долго учился и никогда не был абсолютно здоров. Никаких особенных болезней, просто был слабеньким… Я думал, что смогу рисовать. Когда мне исполнилось двадцать два года, я поехал в Париж изучать живопись. Я любил живопись и много работал, но ничего толкового не создал. Мне просто нравилось жить в Париже и растрачивать те небольшие деньги, которые присылали родители… Когда они умерли, у моей сестры и у меня ничего не осталось. Но я еще вернусь к этому. – Он помолчал, приложил руки к вискам и потер их… – Моя голова готова разорваться.
– Не волнуйтесь, – пробормотал Вулф, – вы скоро почувствуете себя лучше. Вы, вероятно, рассказываете мне то, что следовало бы рассказать многие годы назад.
– Нет, – сказал Мак-Нэр с горечью, – я должен рассказать это именно теперь. Не все, но довольно много. Может быть, я просто разрушаю все, что хранил в течение столь долгих лет страданий, Я не знаю… Может быть, мне нужно было оставить вам красную коробку, и вы бы многое узнали тогда. Конечно, я со многими познакомился в Париже. Одной из них была девушка, американка по имени Эн Крэндол, и я женился на ней в 1913 году. У нас родилась девочка, но я скоро потерял их обеих. Жена умерла в тот день, когда родился ребенок, второго апреля 1915 года, а дочь – два года спустя. – Мак-Нэр замолчал и, глядя на Вулфа, свирепо спросил: – Была ли у вас когда-нибудь крошка дочь?
Вулф только отрицательно покачал головой. Мак-Нэр продолжал:
– Я хорошо знал двух братьев – Эдвина и Дадли. Они жили большую часть времени в Париже. Была также девушка, подруга моего детства еще в Шотландии, Каллида Бухан. Она тоже занималась живописью, но достигла не большего, чем я. Эдвин Фрост женился на ней после моей свадьбы. Одно время было похоже на то, что его старший брат Дадли был неравнодушен к Каллиде. Я думаю, что он бы заполучил ее, если бы не увлекся спиртным.
Мак-Нэр остановился и снова прижал руки к вискам. Я спросил его:
– Фенацетин?
Он покачал головой.
– Вот эти помогают немного. – Мак-Нэр достал из кармана флакон с аспирином, вытряс на ладонь пару таблеток, бросил их в рот, взял стакан воды и проглотил их. Потом сказал Вулфу: – Вы правы. Я буду чувствовать себя лучше, после того как все расскажу. Слишком большой груз лежал на мне многие годы.
Вулф кивнул и напомнил:
– А Дадли Фрост спился…
– Да, но не это было важно. Как бы то ни было, Эдвин и Каллида поженились. Вскоре после этого Дадли вернулся в Америку, где жил его сын. Его жена умерла, как и моя, родами за шесть лет до его возвращения. Думаю, он не уезжал из Америки года три, до тех пор, пока не началась война. Эдвин служил в британских авиационных войсках и был убит в 1916 году. К этому времени я уже не жил Париже. Меня не взяли в армию по здоровью. Денег у меня не было. Я уехал со своей малюткой дочерью в Испанию.
Он остановился, а я поднял голову от моей записной книжки. Мак-Нэр согнулся слегка, его руки с растопыренными пальцами были прижаты к животу, а по лицу стало видно, что с ним случилось что-то пострашнее, чем головная боль.
Я услышал голос Вулфа, резкий, как удар кнута:
– Арчи! Поддержи его!
Я вскочил и бросился к Мак-Нэру, но не успел подхватить, как внезапная судорога скрутила все его тело. Он буквально вылетел из кресла и стоял, качаясь. Потом вскрикнул:
– Господи Иисусе!
Новая судорога сотрясла Мак-Нэра. Он остановил свой взгляд на Вулфе.
– Красная коробка… номер. Господи, дай мне сказать ему… – Он испустил стон, который шел откуда-то из самой глубины его тела, и рухнул.
Я опустился на колени перед ним. Вулф спросил:
– Все еще дышит?
– Не думаю. По-моему, он мертв.
Вулф сказал:
– Позовите доктора Волмера и мистера Кремера. Но сначала я возьму тот флакон у него из кармана.
Когда я двинулся к телефону, то услышал позади себя бормотание:
– Я был не прав. Смерть все-таки подстерегала его здесь. Я идиот.
Глава 9
Поздним утром следующего дня, во вторник второго апреля, я сидел за своим письменным столом, складывая чеки и убирая в конверты, после того как Вулф подписывал их и передавал мне. Оплачивались мартовские счета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Я знаю, что вы хотели видеть ее. Но я не хотел, чтобы вы видели ее, и она в совершенной безопасности, разве что не застрахована от городского транспорта. Я не хочу, чтобы вы виделись с мисс Фрост, пока я не переговорю с вами. Это был обман, да, но я имею право играть. Кстати, а как относительно ваших штучек? Что вы скажете о неприкрытой лжи, которой вы пичкали полицию с того дня, как была убита Молли Лоук?.. Ну-ка, сэр? Отвечайте мне!
Мак-Нэр дважды начинал говорить, но так и не закончил. Он посмотрел на Вулфа, сел, вытащил носовой платок из кармана и, не воспользовавшись им, положил обратно. На лбу у него выступил пот.
Наконец он сказал слабым равнодушным голосом:
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Нет, вы, конечно, знаете. – Вулф приковал его взглядом к креслу. – Я говорю о коробке отравленных конфет. Я знаю, как мисс Фрост узнала о ее содержимом. Я знаю, что вам все было известно с самого начала и вы умышленно скрывали от полиции очень ценную информацию об убийстве… Не будьте идиотом, мистер Мак-Нэр. У меня есть заявление, подписанное Элен Фрост; ей ничего не оставалось больше делать. Если бы я сообщил полиции то, что знаю, вы были бы уже в тюрьме. Пока я не сообщаю им потому, что хочу заработать свой гонорар, а если вас посадят, я не смогу добраться до вас. Я хочу сделать вам комплимент: вы довольно умны. Если вы отравили конфеты, я советую вам промолчать и уйти отсюда сразу. А потом все время бояться меня; если же не отравили, говорите по существу, и никакого отклонения от правды. Я не люблю ультиматумы, даже свои собственные. Но дело зашло слишком далеко.
Мак-Нэр сидел неподвижно. Я видел только, как подрагивало его левое плечо, потом начали дрожать пальцы его левой руки. Он посмотрел на них и схватил другой рукой. Нервы Мак-Нэра действительно были никуда. Его взгляд упал на пустой стакан на столе, и он попросил воды, но когда я принес ее, то не обратил на стакан никакого внимания. Он пробормотал что-то, ни к кому не обращаясь:
– Мне нужно было решиться. Я думал, что решился. Но я не ожидал всего этого.
Вулф сказал:
– Если бы вы были действительно умным человеком, то сделали бы это раньше, чем вас вынудили.
Мак-Нэр вынул платок и вытер им пот. Он быстро произнес:
– Милосердный Боже, да вовсе я не умен. Я самый несчастный дурак, которого когда-либо родили. Я разрушил свою жизнь. Бесполезно было бы сообщать полиции то, что вы знаете, мистер Вулф. Я не отравлял эти конфеты.
– Продолжайте.
– Да, да. Я не порицаю Элен за то, что она сказала вам об этом, после того, как вы подловили ее вчера утром. Я могу вообразить, с чем она столкнулась сегодня. Но не виню вас. Я уже перешел границы всех обычных обид, они не имеют никакого смысла. Вы замечаете, что я даже не пытаюсь выяснить, что именно Элен сообщила вам. Я знаю, что она сказала вам правду.
Он поднял глаза и смело посмотрел в глаза Вулфу.
– Я не отравлял конфеты. Когда я вошел тогда в мой кабинет наверху, было около двенадцати часов. Я хотел отдохнуть от публики несколько минут. Коробка стояла на моем письменном столе. Я открыл, заглянул в нее, но не взял ни одной конфеты – у меня дьявольски болела голова. Когда немного позднее пришла Элен, я предложил ей конфеты, но она, благодарение Богу, тоже отказалась так как в коробке не было ее любимой карамели. Когда я ушел вниз, я оставил коробку на столе. Молли Лоук должно быть, увидела ее там и взяла. Она любила проделывать подобные штучки.
Он остановился и снова вытер лоб. Вулф спросил:
– Что вы сделали с бумагой и с лентой, в которые была упакована коробка?
– Ничего. Коробка не была завернута.
– Кто положил ее на ваш стол?
– Не знаю. Человек двадцать пять или тридцать входили и выходили из кабинета до половины второго, чтобы посмотреть на модели Крэньюн, которые я хотел неофициально показать.
– Кто, по вашему мнению, положил ее туда?
– Не имею понятия.
– Как вы думаете, кто хотел убить вас?
– Никому, по-моему, это было не нужно. Вот почему я уверен, что коробка предназначалась для кого-то еще и была оставлена там по ошибке. Во всяком случае, не могу предположить никакой другой причины.
– Я тоже не предполагаю, – сказал Вулф с возмущением, – вы, конечно, имеете основание считать себя глупым, но вы, несомненно, не слабоумны. Подумайте, что вы говорите мне. Нашли коробку на своем столе, не имеете представления о том, кто положил ее туда, убеждены, что она не предназначалась для вас, и не знаете, для кого. И однако вы тщательно скрывали от полиции, что видели ее там. Я никогда не слышал такой чепухи; грудной младенец посмеялся бы над вами.
Вулф глубоко вздохнул и добавил:
– Нужно выпить пива. Полагаю, мне потребуется все мое терпение. Вы тоже хотите пива?
Мак-Нэр не обратил никакого внимания на слова Вулфа. Он сказал спокойно:
– Я шотландец, мистер Вулф. Допускаю, что я дурак. В чем-то жизненно важном я слаб, но, может быть, вы знаете, каким упорным бывает иногда слабый человек. – Он слегка наклонился вперед, и голос его прозвучал тише: – То, что я сказал вам относительно коробки конфет, я буду повторять до моего смертного часа.
– Вот как. – Вулф оглядел его. – Ну что ж, вы, по-видимому, не сознаете, что мой разговор с вами еще далеко не самое неприятное, что вам предстоит… Если я достаточно быстро не раскрою этот случай, мне придется сообщить полиции о том, что знаю. Это мой долг в отношении мистера Кремера, так как я договорился с ним о сотрудничестве. Если вы будете настаивать на той абсурдной истории, которую вы рассказали мне, они сочтут, что вы виновны; они будут мучить вас, упрячут в каземат и станут бесконечно терзать. А может, и побьют, хотя это маловероятно по отношению к человеку вашего положения. Они лишат вас достоинства, предприятия и пищеварения. В конце концов, они могут даже казнить вас на электрическом стуле. Я сомневаюсь в том, что вы настолько глупы, чтобы упорствовать до такой степени.
– Я достаточно упрям, – подтвердил Мак-Нэр, – но не настолько глуп, чтобы не знать, что делаю. Я устал и измучен… У меня нет никакого выхода, но я знаю, что делаю. Вы думаете, что вынудили меня признать кое-что, привезя сюда Элен и воздействуя на нее, но я все равно бы вам признался. Но есть и еще кое-что. Фактически я только что сказал вам, что часть моего рассказа о коробке – неправда, но я намерен утверждать ее. У меня не было никакой необходимости рассказывать вам это. Я мог бы сказать вам явную неправду и заставить вас поверить в нее. Я не делаю этого потому, что не хочу, чтобы вы считали меня глупее, чем я есть. Я хотел, чтобы вы по возможности составили хорошее мнение обо мне. Поэтому я прошу вас оказать мне очень важную услугу. Я приезжал повидать Элен, это правда, и посмотреть, как она себя чувствует, но я приехал также сюда просить вас об одолжении. Я хочу, чтобы вы приняли наследство, которое будет указано в моем завещании.
Вулфа нелегко было удивить, но эти слова поразили его. Он смотрел на Мак-Нэра с нескрываемым изумлением. Меня это тоже поразило. Слова прозвучали бесцеремонно, как если бы Мак-Нэр действительно пытался подкупить Ниро Вулфа, чтобы умерить его пыл. Это была такая необычайная идея, что я начал восхищаться им и уставился на него с возросшим интересом.
Мак-Нэр продолжал:
– То, что я хочу завещать вам, – это ответственность. И… небольшая часть… Удивительно, что мне приходится просить об этом именно вас. Я живу в Нью-Йорке двенадцать лет и понял на днях, когда у меня была возможность подумать над этим, что у меня нет ни одного друга, которому я мог бы доверить нечто более важное, чем моя жизнь. Сегодня у моего адвоката мне потребовалось назвать такое лицо, и я назвал вас. Это поразительно, ибо я видел вас только один раз, в течение нескольких минут вчера утром. Но мне показалось, что вы тот человек, который будет необходим в случае моей смерти. Сегодня я навел некоторые справки и думаю, что вы именно то лицо, которое мне нужно. Это должен быть человек с характером, безукоризненно честный и которого нельзя одурачить. Я не знаю никого, кто бы был таким, а это нужно сделать сегодня. Поэтому я решил рискнуть и назвал вас.
Мак-Нэр соскользнул на край кресла и ухватился обеими руками за стол Вулфа. Я видел, как мускулы на его шее напряглись.
– В завещании предусмотрено, что вам будет заплачено за посредничество, и это будет достаточно большое вознаграждение. Мое дело идет хорошо, и я был осторожен с капиталовложениями. Для вас это будет просто другая работа, но для меня, в случае моей смерти, это чрезвычайно важно… Если бы только я мог быть уверен… уверен, мистер Вулф. О, тогда душа моя была бы спокойна! Сегодня днем я пошел в контору моего адвоката, составил завещание, и назвал вас. Я оставил вам… эту работу. Мне бы следовало прийти к вам сначала, но я не хотел допускать ни малейшей возможности, что завещание не будет записано на бумаге черным по белому и подписано… Конечно, я не могу оставить все в таком виде без вашего согласия. Вы должны дать его, тогда я буду спокоен.
Плечо Мак-Нэра стало дергаться, и он ухватился за край стола еще крепче.
– Сядьте хорошенько в кресло, мистер Мак-Нэр, – сказал Вулф, – вы доведете себя до припадка. Вы что, ждете смерти?
– Всего, чего угодно…
– Скверное состояние ума. Но, очевидно, он практически перестал у вас функционировать. Вы говорите бессвязно. Конечно, вы теперь полностью отрицаете вашу позицию относительно отравленных конфет… Очевидно…
Мак-Нэр вмешался:
– Я назвал вас. Сделаете вы это?
– Позвольте мне продолжать. – Вулф покачал головой. – Очевидно, вы знаете, кто отравил конфеты, и уверены, что они предназначались для вас. Вы охвачены страхом, считаете, что враждебное лицо, будет покушаться на вас, несмотря на роковую неудачу. Однако, вместо того, чтобы позволить человеку, обладающему некоторым умом, заняться этим делом, доверившись ему, вы сидите, распустив нюни, и хвастаетесь передо мной своим упрямством. Более того, вы имеете наглость просить моего согласия взяться за поручение, хотя я совершенно не знаю, каков его характер и сколько я получу за него!.. Нет, позвольте. Или все это правда, или вы сами являетесь убийцей и пытаетесь так усложнить обман, что не только у вас может разболеться голова. Вы спрашиваете моего согласия? Что вы имеете в виду? Соглашусь ли я выполнить неизвестную работу за неизвестную плату. В этом случае мой ответ может быть только отрицательным.
Мак-Нэр все еще держался за край стола и сидел так, пока Вулф наливал пиво. Потом сказал:
– Все правильно. Я на вас не обижаюсь. Я ожидал этого. Я знаю, что вы за человек, и не жду, что вы согласитесь взяться за неизвестную работу. Я собираюсь рассказать вам об этом. Для чего я и приехал… Но я бы чувствовал себя спокойнее… если бы вы заверили меня, что выполните мою просьбу при условии, что в ней нет ничего плохого.
– Зачем мне говорить, – Вулф уже испытывал нетерпение, – у вас масса времени, ужинаю я не раньше восьми. Вы не должны бояться, что ваш убийца сидит в засаде в этой комнате, смерть не настигнет вас здесь. Продолжайте рассказывать. Но позвольте вас предупредить: все будет записано и потребуется ваша подпись.
– Нет. – Мак-Нэр стал решительным и энергичным. – Я не хочу никаких протоколов. И я не хочу, чтобы этот человек здесь присутствовал.
– Тогда я не хочу вас слушать, Вулф указал на меня пальцем.
– Это мистер Гудвин, мой доверенный помощник. Какое бы мнение вы не составили обо мне, оно включает обязательно и его тоже. Его осторожность неотделима от его доблести.
Мак-Нэр посмотрел на меня.
– Он молод. Я не знаю его.
Вулф пожал плечами.
– Как вам угодно. Я не буду пытаться убедить вас.
– Я понимаю. Вы знаете, что я загнан в угол. Но это не следует записывать.
– Ну, кое в чем я могу вам уступить. – Вулф снова стал терпеливым. – Мистер Гудвин сможет записать ваши показания позднее, если это будет нужно. Или же их можно будет уничтожить.
Мак-Нэр перестал держаться за стол. Он посмотрел на Вулфа, на меня и снова на Вулфа.
Я почувствовал жалость к нему. Он, конечно, был не в состоянии торговаться с Вулфом. Сцепив руки вместе, Мак-Нэр снова уселся в кресло и произнес отрывисто:
– Вам нужно знать обо мне. Или вы не поверите тому, что я сделал. Я родился в 1885 году в Кэмфирте в Шотландии. Моя семья была небогата. Я не очень долго учился и никогда не был абсолютно здоров. Никаких особенных болезней, просто был слабеньким… Я думал, что смогу рисовать. Когда мне исполнилось двадцать два года, я поехал в Париж изучать живопись. Я любил живопись и много работал, но ничего толкового не создал. Мне просто нравилось жить в Париже и растрачивать те небольшие деньги, которые присылали родители… Когда они умерли, у моей сестры и у меня ничего не осталось. Но я еще вернусь к этому. – Он помолчал, приложил руки к вискам и потер их… – Моя голова готова разорваться.
– Не волнуйтесь, – пробормотал Вулф, – вы скоро почувствуете себя лучше. Вы, вероятно, рассказываете мне то, что следовало бы рассказать многие годы назад.
– Нет, – сказал Мак-Нэр с горечью, – я должен рассказать это именно теперь. Не все, но довольно много. Может быть, я просто разрушаю все, что хранил в течение столь долгих лет страданий, Я не знаю… Может быть, мне нужно было оставить вам красную коробку, и вы бы многое узнали тогда. Конечно, я со многими познакомился в Париже. Одной из них была девушка, американка по имени Эн Крэндол, и я женился на ней в 1913 году. У нас родилась девочка, но я скоро потерял их обеих. Жена умерла в тот день, когда родился ребенок, второго апреля 1915 года, а дочь – два года спустя. – Мак-Нэр замолчал и, глядя на Вулфа, свирепо спросил: – Была ли у вас когда-нибудь крошка дочь?
Вулф только отрицательно покачал головой. Мак-Нэр продолжал:
– Я хорошо знал двух братьев – Эдвина и Дадли. Они жили большую часть времени в Париже. Была также девушка, подруга моего детства еще в Шотландии, Каллида Бухан. Она тоже занималась живописью, но достигла не большего, чем я. Эдвин Фрост женился на ней после моей свадьбы. Одно время было похоже на то, что его старший брат Дадли был неравнодушен к Каллиде. Я думаю, что он бы заполучил ее, если бы не увлекся спиртным.
Мак-Нэр остановился и снова прижал руки к вискам. Я спросил его:
– Фенацетин?
Он покачал головой.
– Вот эти помогают немного. – Мак-Нэр достал из кармана флакон с аспирином, вытряс на ладонь пару таблеток, бросил их в рот, взял стакан воды и проглотил их. Потом сказал Вулфу: – Вы правы. Я буду чувствовать себя лучше, после того как все расскажу. Слишком большой груз лежал на мне многие годы.
Вулф кивнул и напомнил:
– А Дадли Фрост спился…
– Да, но не это было важно. Как бы то ни было, Эдвин и Каллида поженились. Вскоре после этого Дадли вернулся в Америку, где жил его сын. Его жена умерла, как и моя, родами за шесть лет до его возвращения. Думаю, он не уезжал из Америки года три, до тех пор, пока не началась война. Эдвин служил в британских авиационных войсках и был убит в 1916 году. К этому времени я уже не жил Париже. Меня не взяли в армию по здоровью. Денег у меня не было. Я уехал со своей малюткой дочерью в Испанию.
Он остановился, а я поднял голову от моей записной книжки. Мак-Нэр согнулся слегка, его руки с растопыренными пальцами были прижаты к животу, а по лицу стало видно, что с ним случилось что-то пострашнее, чем головная боль.
Я услышал голос Вулфа, резкий, как удар кнута:
– Арчи! Поддержи его!
Я вскочил и бросился к Мак-Нэру, но не успел подхватить, как внезапная судорога скрутила все его тело. Он буквально вылетел из кресла и стоял, качаясь. Потом вскрикнул:
– Господи Иисусе!
Новая судорога сотрясла Мак-Нэра. Он остановил свой взгляд на Вулфе.
– Красная коробка… номер. Господи, дай мне сказать ему… – Он испустил стон, который шел откуда-то из самой глубины его тела, и рухнул.
Я опустился на колени перед ним. Вулф спросил:
– Все еще дышит?
– Не думаю. По-моему, он мертв.
Вулф сказал:
– Позовите доктора Волмера и мистера Кремера. Но сначала я возьму тот флакон у него из кармана.
Когда я двинулся к телефону, то услышал позади себя бормотание:
– Я был не прав. Смерть все-таки подстерегала его здесь. Я идиот.
Глава 9
Поздним утром следующего дня, во вторник второго апреля, я сидел за своим письменным столом, складывая чеки и убирая в конверты, после того как Вулф подписывал их и передавал мне. Оплачивались мартовские счета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25