Дэниел продолжал целиться.
– Не могу поверить, что ты действительно хочешь этого.
– У меня нет выбора.
– Дэниел, – сказал Клиндер сквозь стиснутые зубы. – Давай!
– Заткнись, – сказал Майк, направляя пистолет на Клиндера. – Это не твоё дело.
– Прекрати! – крикнул Майку Дэниел.
– Что прекратить?
– Прекрати разыгрывать из себя крутого. У тебя рука дрожит.
Майк улыбнулся и фыркнул.
– У тебя тоже.
– Дэниел, – сказал Клиндер.
– Денни, послушай меня… – сказал Майк, сглатывая. – Я это умею. Обещаю тебе – это будет чистый выстрел.
Дэниел набрал воздуха в лёгкие и сказал:
– Тебе нужно кого-нибудь застрелить? Стреляй в меня!
– Нет! – сказал Клиндер.
– Стреляй в меня, ты, ублюдок ебаный! Кончай это!
Майк на мгновение лишился дара речи. Дэниел не мог припомнить, когда Майк в последний раз слышал, как он матерится.
– Я не стану стрелять в тебя, Денни.
– Ты не станешь стрелять ни в кого.
– Дэниел! – молил Клиндер. – Он хочет убить нас всех!
Майк, нахмурясь, смотрел на пистолет, дрожащий в его руке. Его лицо говорило: какого черта я здесь делаю? Он с отвращением покосился на Клиндера.
– Это не настоящая смерть, ты, лжец. Ты знаешь это.
А потом Майк закрыл рукой лицо и уронил руку, держащую пистолет.
Вся атмосфера в комнате изменилась. Она внезапно перестала быть безумной.
Я сделал это, подумал Дэниел.
Я не могу поверить, что сделал это.
Я уговорил его не делать этого!
Он засмеялся про себя. Если бы только люди чаще говорили друг с другом!
– Сынок, – сказал Клиндер. – Он убийца!
– Закрой рот, – сказал Дэниел.
– Он Корректор!
– Закрой рот! – сказал Дэниел.
– Он трахал твою…
– Закрой! Рот! – проревел Дэниел, дважды стреляя в Клиндера. – Ты говоришь о моем брате!
Тело доктора сползло на пол, тяжело распластавшись поверх тела Такахаши, как гигантский мешок с мукой. Его голова была красной.
Дэниел был поражён тем, как мало это его беспокоило.
Через некоторое время он понял, что, глядя на тело Клиндера, лежащее на полу, все ещё целится в то место, где Клиндер стоял до того. Его рука дрожала от плеча до кончиков пальцев. Он засмеялся, осознав, как нелепо это выглядит, и опустил пистолет.
Теперь речь шла только о его семье. Его брат. Шон. Он сам. Дэниел был уверен, что они смогут найти выход.
Больше не будет стрельбы.
Слезы текли из глаз Дэниела, когда он обратил взгляд на брата.
– Пристрелить рыбу в бочке, – сказал он, хихикнув. Но Майк, казалось, не слышал его. Он смотрел на тело Клиндера.
– Помнишь? – спросил Дэниел, вытирая рукой с пистолетом текущие из носа сопли. – Сосунка?
Он обнаружил, что ему незнакомо выражение лица его брата.
– Майк? – позвал Дэниел, хотя сам не до конца понимал, что хочет спросить. Неважно: все шло как надо. Он справился с этим.
– Шон? – сказал Майк прерывающимся голосом, который казался выше, чем обычно.
Мальчик стоял позади стола, глядя на двух мужчин с пистолетами в руках.
Дэниел ненавидел отчитывать Шона. Он в негодовании воздел обе руки – одна была пуста, другая держала тёплый пистолет. Он упрекнул его:
– Разве я не сказал тебе, чтобы ты сидел тихо!
Дэниел горестно покачал головой, глядя на Майка, как бы говоря: дети! Что тут поделаешь? Но тут он увидел выражение его лица и мгновенно понял, насколько шокирующим должно было быть для него появление мальчика. Маленького мальчика с такими вот глазами, держащего колибри в своём кулаке.
– Ты бы объяснил мне эти синяки, Шон.
Мальчик смотрел на своего дядю, и его глаза становились все шире.
– Папа?
– Пойдём домой, – прошептал Майк.
– Это выглядит хуже, чем… – начал Дэниел, оборачиваясь к Майку как раз вовремя, чтобы увидеть, как он спускает курок.
НАШ ПУТЬ
Эти глаза.
Эти глаза…
Течение мыслей прервалось в тот момент, когда Майк увидел, как мальчик появляется из-под стола по ту сторону комнаты, как призрак из какого-нибудь второсортного фильма ужасов. «Ночь живых мертвецов». Лицо Шона сказало ему все, подтвердило то, на что Кио только намекал. Ничто из всего того, что увидел Майк за время их налёта на компаунд, не повергло его в такой шок, как эти глаза – ни разлетающиеся куски стекла и стали, когда взрыв разнёс вход, ни дымящаяся рука, ни меткая стрельба Дот, от которой тела извергали фонтаны крови и валились одно на другое, ни даже его собственные торопливые выстрелы, когда раны расцветали кровавыми цветами, счёт жертв рос, а они спускались с уровня на уровень, и Кио на протяжении всего пути успокаивал сигналы тревоги простыми волшебными словами – синица, ястреб-перепелятник, крапивник, ворона. Ни даже его старый друг Кио, оседающий на пол прямо перед ним и умирающий с последней шуткой на устах, ни даже Клиндер, тяжело валящийся сверху, ни даже вид его блаженного невинного братца, матерящегося и стреляющего в другого человека у него на глазах.
Но этот мальчик с лицом, взятым из фильма ужасов, и с этими глазами. Это было все равно что смотреть в зеркало. Он хотел стереть эти глаза – в своём поле зрения, в своей памяти, в своём существовании. «Пойдём домой», – сказал он и нажал на курок.
Его лучший выстрел за весь день.
Течение мыслей прервалось.
Время ползло.
И все окрасилось в красный цвет: стены, пол, его рука – словно Майк надел психоделические очки.
Красный пистолет, выплёвывающий длинную красную струю огня.
Красная пуля, выползающая наружу в алом облачке дыма.
Красное облако, вытекающее из красного дула, медленно принимающее форму кольца.
Красная вращающаяся пуля, останавливающаяся и зависающая в красном воздухе.
Стоп-кадр.
Стоп, сказали голоса.
Знакомые голоса. Майк был уверен, что слышал их прежде.
Почему? спросили голоса.
В его памяти внезапно возник хор мальчиков, певших латинские гимны в храме, полном красных обетных свечей. Полночная месса. Детские голоса, сливающиеся в гармонии, в совершенстве подражающие звучанию незнакомых иностранных слов, словно они действительно понимали, о чем поют.
Почему это так трудно?
На той стороне комнаты его красный брат начинал улыбаться ему, замерев в полупожатии плечами, посреди какого-то объяснения. Как всегда веря, что словами можно разрешить все что угодно.
Или вы не знали, о чем просите? «БАРРАДА НИКТО».
Слышал ли и Денни эти голоса? Видел ли и он красный цвет? Помнил ли он, как они произнесли эти слова на золотом поле тем летом, когда они видели тарелку?
Пожалуйста, послушай: существует другой путь. Наш путь.
Побуждаемый каким-то импульсом, который он не смог бы объяснить, Майк протянул руку за красной пулей, подвешенной в воздухе. Казалось, что его рука двигалась сквозь желатин.
Не надо, сказали голоса.
Майк дотронулся кончиком указательного пальца до пули и немедленно пожалел, что сделал это. Однажды, когда Майк был маленьким, он играл со спичками. Он зажёг пластмассовую соломинку над раковиной. Это был эксперимент: он хотел посмотреть, как она будет плавиться. Но капля с расплавленной соломинки упала ему на большой палец. Боль была адская, и он завопил. Он открутил кран и держал свой обожжённый палец под холодной водой, не прекращая вопить. Он вопил без передышки в течение трех минут. Расплавленный пластик прожёг его палец до мяса. Это было все равно что держать руку в пламени свечи.
Это было похожее ощущение.
Казалось, прошла вечность, пока он донёс палец до рта.
Мы можем сохранить вас. Оставить все так, как есть.
– Уходите, – сказал Майк, морщась от боли, посасывая палец, воззрившись на застывшую красную пулю, как если бы она была источником голосов.
Послушай: есть способ обмануть энтропию, повернуть её, перенаправить время к туманному пространству, где оно не сможет коснуться вас.
– Заткнитесь, – сказал Майк свирепо, желая вырвать голоса из своей головы. Потому что он наконец узнал их. Он был хорошо знаком с ними. Они преследовали его всю его жизнь. Это были голоса Буффало – вибрирующие голоса, которые пели свой жуткий хорал, в то время как порождённый ими кошмар неумолимо ширился, заполняя гостиницу как ползущие виноградные лозы, убаюкивающие и душащие детей ради утоления своего бессмысленного голода.
Это наш дар. Это то, чего вы просили. Почему для вас так трудно принять его? – Я никогда не просил у вас никакого долбаного дара! – заорал Майк. – Дайте мне уйти отсюда!
И они послушались. И красная комната исчезла.
НЕТ
Пуля вращалась против часовой стрелки, постепенно ускоряя своё движение сквозь пространство, отделяющее дуло пистолета от мальчика. Её жар прожёг и выгрыз кусок ткани из рукава бумажной одежды Дэниела. Дым поднимался над пистолетом, образуя в воздухе причудливый завиток в форме вопросительного знака, в то время как пуля проходила точно сквозь ребра Шона, сквозь его сердце, отражаясь от костей его спины, увлекая за собой узкую струйку тёмной жидкости, приобретая на своём нелёгком пути новую форму и размеры, В конце концов она нашла пристанище в светло-зеленой оштукатуренной стене.
Дэниел закричал.
Тело мальчика дёрнулось, потом упало набок, не сделав никакой попытки воспрепятствовать своему падению.
Сначала пола коснулось бедро, затем локоть, затем плечо, затем ухо.
Его колибри упала на пол вслед за ним с мягким стуком.
Дэниел уронил свой пистолет.
Дэниел посмотрел на мальчика, которого уже не было.
Он посмотрел на Майка, все ещё державшего пистолет перед собой.
Он увидел, как Майк закрывает глаза и исчезает.
Дэниел был один в комнате, полной тел.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Он ощутил, как слово «нет» эхом отдаётся в пустоте его груди.
Нет, этого не может произойти.
Нет, это невозможно.
Нет, он шёл слишком долго, чтобы найти его.
Нет, он не может потерять его во второй раз.
Нет, Майк не мог сделать этого.
Нет, Шон, прекрати это.
Нет, Шон, не смотри на меня так.
Нет. Пожалуйста. Нет.
Вспышка в памяти Дэниела озарила маленького потерявшегося мальчика в пелёнках. Мальчика, который пропал и спрятался в нижнем ящике своего столика, и заснул глубоким сном.
Тогда было легче, решил он.
Гораздо легче иметь дело с пропавшим, которого ты не можешь видеть.
Позади тела, из устья дыры, проделанной пулей в тонкой зеленой стене, маленькое облачко пыли клубком выпорхнуло в комнату, подобно извержению какого-нибудь подводного растения, опорожняющего семенные коробочки. Облачко поплыло в воздухе, ненадолго образовав маленький вихрь, потом, крутясь, осело на линолеум.
ТРИ УДАРА, И ТЫ ВНЕ ИГРЫ
Майк не помнил, как он проснулся.
Он лежал на кровати, глядя в окно своей комнаты в отёле. День был туманным.
Потом снаружи немного прояснилось, и в течение неопределённого времени он глядел на облака. Наконец он вылез из кровати и посмотрел вниз на изгиб реки Детройт, на город Виндзор, штат Онтарио, на том берегу – единственную территорию Канады, вспомнил он, которая лежит к югу от территории Соединённых Штатов. Майк понял, что находится в просторном люксе в Центре Возрождения. Отель «Вестин». Шестьдесят девятый этаж, не меньше.
Он заметил, что его указательный палец повреждён. Указательный палец левой руки. Отдалённая пульсирующая боль. Наверное, схватился за что-то. Здорово обжёгся. Но почему он не мог вспомнить, как?
Он увидел в зеркале своё обнажённое отражение и одежду – выстиранную, выглаженную и сложенную на краю кровати. На столе тёмного дерева стоял его ноутбук. И рядом с ним – пистолет. И тут он забыл о своём пальце.
Ох, бля.
Ох.
Бля.
Это не сработало.
Я все ещё жив.
Паника поднималась из живота, и он прикрыл рот обеими руками и подумал: что я сделал?
Он думал, что все будет кончено. Стёрто. И никому не придётся иметь дело с последствиями. Они все будут свободны. Шону не придётся вспоминать, что его отец ругался как сапожник и как он убил Клиндера. Пришельцы не будут больше донимать мальчика. Денни не будет помнить ничего. Ни похищение. Ни смерть. Он хотел избавить всех. Оставить все так, как есть.
Ох, черт.
Его ужасала и бросала в дрожь мысль о том, что Денни ещё может существовать где-то, ненавидя его и тоскуя по своему сыну.
Он сел на край кровати и попытался обдумать случившееся. Кио солгал ему? Нет, Кио говорил правду. Он верил Кио. Что-то пошло не так, как надо. Он опять чего-то не помнил. Почему это не сработало? Почему он не исчез, как By? Почему его не стёрли? Может быть, он перепутал что-нибудь в уравнении? Выпустил что-то из поля зрения?
Дерьмо!
Думай!
Он убил нескольких незнакомцев. И родственника: своего племянника. Это было ужасно. Но, по крайней мере, мальчику не придётся пройти через ещё один вариант Буффало. По крайней мере, от этого он его избавил.
Он долго смотрел на свой пистолет.
Правильно.
Ну конечно, подумал он.
Три удара, и ты вне игры.
Я ещё не убил кого-нибудь, кто мне нравится.
ЛЮБОЕ МЕСТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЗДЕСЬ
Дэниел не помнил точно, как он покинул компаунд. Что-то выключило его память. Что-то умерло.
У него в памяти не сохранилось ничего о том, как он поднимался на двенадцать уровней, как проходил через дым и развалины, переступая через тела, как выбрался к великолепному солнечному свету – неизменно великолепному солнечному свету. Тем не менее, должно быть, он сделал это. Должно быть. Он куда-то шёл.
Через какое-то время он заметил, насколько усталыми и израненными были его руки.
Через какое-то время он заметил, что на его руках была кровь.
Однако он шёл вперёд.
Через какое-то время он осознал, что на его руках Шон. Было очень важно, чтобы он принёс его куда-то.
Там была маленькая круглая женщина, толкающая перед собой коляску вдоль по тротуару. Она подождала, пока он поравняется с ней, и сказала:
– Постой-ка, дай-ка я понесу.
Дэниел посмотрел в её чёрные глаза и увидел в них доброту.
– Твои руки так устали, Денни.
Он посмотрел в её угольно-чёрные глаза и почувствовал доверие.
– Вы уверены? – спросил Дэниел. – Он тяжелее, чем кажется.
– Да, – сказала она. – Он большой мальчик. Но я сильнее, чем ты думаешь. – Ухватив его под мышками, маленькая женщина бережно взяла безвольное тело мальчика из его рук. Она поправила его и мягко поцеловала в белый лоб. – Я теперь возьму его. Не беспокойся. Он в безопасности.
– Куда вы его отнесёте? – спросил Дэниел.
– Домой, – сказала она, осторожно укладывая Шона на сумки в своей коляске и складывая ему руки на груди крест-накрест.
– И меня, – сказал Дэниел; голос его прерывался. Она обернулась.
– Ещё не сейчас, милый. Тебе нужен знахарь… Но знаешь, что я сделаю? – она дотронулась прохладным пальцем до середины лба Дэниела. – Я устрою так, чтобы ты в целости и сохранности добрался до Детройта. Детройт ведь лучше, чем здесь, не правда ли?
– Да, – отозвался он секундой позже. – Любое место лучше, чем здесь.
Она уходила вдоль по тротуару, толкая свою скрипучую коляску перед собой, когда Дэниел окликнул её:
– Эй! Она остановилась и обернулась.
– Я теперь знаю ваше имя.
– Ты всегда знал, – сказала она, улыбаясь.
– Спасибо, что навещали меня в госпитале.
– Не за что, – сказала она.
– Не вините Майка, – попросил он, плача. – Он был не в своём уме. Вы ведь не посылаете сумасшедших в ад, правда?
– Нет, конечно, – она посмотрела на него с неизмеримой симпатией. – Денни? – Он не ответил. – Дэниел, – повторила она резко.
– Что?
– Это ничего, что ты ненавидишь Майка, ничего страшного.
– Я ненавижу его. Это не значит, что я не люблю его.
– Ох, Денни, – сказала она печально. – Ты слишком хорош для этого мира.
Она подняла свою коричневую ладошку и схлопнула её три раза в знак прощального привета. И вслед за этим маленькая женщина, и её тележка, и мёртвый мальчик исчезли в белой волне тумана, которая текла вниз по улице, словно непокорное облако, уставшее парить в небесах.
Вскоре Дэниел был окутан прохладной, уютной дымкой.
БОУЛИНГ С ЙОРИКОМ
Майк изучал волдырь на кончике указательного пальца левой руки – в том месте, которым он прикоснулся к красной пуле. Он помнил боль, обжёгшую его при этом.
Потом он попытался воссоздать ход мыслей, благодаря которому он пришёл к своему отталкивающему решению. Он обнаружил, что не может этого сделать. Со стороны он выглядел просто человеком, сидящим на краю своей кровати, изучая свежую рану. Но внутри него происходили необъяснимые процессы – процессы, которые не имели никакого отношения к мышлению или логике. Предполагать, что мы понимаем, как делаются подобные выборы – ошибка. Называть их преднамеренными – неверно. Думать, что мы не принимаем таких решений ежедневно – глупость.
Майк загрузил компьютер и вышел в сеть. Поискал чаты. Просмотрел заголовки: Флиртующие копы. Хвалите Господа. Канал жестокости. Как использовать бессмертие. Приноровиться к счастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Не могу поверить, что ты действительно хочешь этого.
– У меня нет выбора.
– Дэниел, – сказал Клиндер сквозь стиснутые зубы. – Давай!
– Заткнись, – сказал Майк, направляя пистолет на Клиндера. – Это не твоё дело.
– Прекрати! – крикнул Майку Дэниел.
– Что прекратить?
– Прекрати разыгрывать из себя крутого. У тебя рука дрожит.
Майк улыбнулся и фыркнул.
– У тебя тоже.
– Дэниел, – сказал Клиндер.
– Денни, послушай меня… – сказал Майк, сглатывая. – Я это умею. Обещаю тебе – это будет чистый выстрел.
Дэниел набрал воздуха в лёгкие и сказал:
– Тебе нужно кого-нибудь застрелить? Стреляй в меня!
– Нет! – сказал Клиндер.
– Стреляй в меня, ты, ублюдок ебаный! Кончай это!
Майк на мгновение лишился дара речи. Дэниел не мог припомнить, когда Майк в последний раз слышал, как он матерится.
– Я не стану стрелять в тебя, Денни.
– Ты не станешь стрелять ни в кого.
– Дэниел! – молил Клиндер. – Он хочет убить нас всех!
Майк, нахмурясь, смотрел на пистолет, дрожащий в его руке. Его лицо говорило: какого черта я здесь делаю? Он с отвращением покосился на Клиндера.
– Это не настоящая смерть, ты, лжец. Ты знаешь это.
А потом Майк закрыл рукой лицо и уронил руку, держащую пистолет.
Вся атмосфера в комнате изменилась. Она внезапно перестала быть безумной.
Я сделал это, подумал Дэниел.
Я не могу поверить, что сделал это.
Я уговорил его не делать этого!
Он засмеялся про себя. Если бы только люди чаще говорили друг с другом!
– Сынок, – сказал Клиндер. – Он убийца!
– Закрой рот, – сказал Дэниел.
– Он Корректор!
– Закрой рот! – сказал Дэниел.
– Он трахал твою…
– Закрой! Рот! – проревел Дэниел, дважды стреляя в Клиндера. – Ты говоришь о моем брате!
Тело доктора сползло на пол, тяжело распластавшись поверх тела Такахаши, как гигантский мешок с мукой. Его голова была красной.
Дэниел был поражён тем, как мало это его беспокоило.
Через некоторое время он понял, что, глядя на тело Клиндера, лежащее на полу, все ещё целится в то место, где Клиндер стоял до того. Его рука дрожала от плеча до кончиков пальцев. Он засмеялся, осознав, как нелепо это выглядит, и опустил пистолет.
Теперь речь шла только о его семье. Его брат. Шон. Он сам. Дэниел был уверен, что они смогут найти выход.
Больше не будет стрельбы.
Слезы текли из глаз Дэниела, когда он обратил взгляд на брата.
– Пристрелить рыбу в бочке, – сказал он, хихикнув. Но Майк, казалось, не слышал его. Он смотрел на тело Клиндера.
– Помнишь? – спросил Дэниел, вытирая рукой с пистолетом текущие из носа сопли. – Сосунка?
Он обнаружил, что ему незнакомо выражение лица его брата.
– Майк? – позвал Дэниел, хотя сам не до конца понимал, что хочет спросить. Неважно: все шло как надо. Он справился с этим.
– Шон? – сказал Майк прерывающимся голосом, который казался выше, чем обычно.
Мальчик стоял позади стола, глядя на двух мужчин с пистолетами в руках.
Дэниел ненавидел отчитывать Шона. Он в негодовании воздел обе руки – одна была пуста, другая держала тёплый пистолет. Он упрекнул его:
– Разве я не сказал тебе, чтобы ты сидел тихо!
Дэниел горестно покачал головой, глядя на Майка, как бы говоря: дети! Что тут поделаешь? Но тут он увидел выражение его лица и мгновенно понял, насколько шокирующим должно было быть для него появление мальчика. Маленького мальчика с такими вот глазами, держащего колибри в своём кулаке.
– Ты бы объяснил мне эти синяки, Шон.
Мальчик смотрел на своего дядю, и его глаза становились все шире.
– Папа?
– Пойдём домой, – прошептал Майк.
– Это выглядит хуже, чем… – начал Дэниел, оборачиваясь к Майку как раз вовремя, чтобы увидеть, как он спускает курок.
НАШ ПУТЬ
Эти глаза.
Эти глаза…
Течение мыслей прервалось в тот момент, когда Майк увидел, как мальчик появляется из-под стола по ту сторону комнаты, как призрак из какого-нибудь второсортного фильма ужасов. «Ночь живых мертвецов». Лицо Шона сказало ему все, подтвердило то, на что Кио только намекал. Ничто из всего того, что увидел Майк за время их налёта на компаунд, не повергло его в такой шок, как эти глаза – ни разлетающиеся куски стекла и стали, когда взрыв разнёс вход, ни дымящаяся рука, ни меткая стрельба Дот, от которой тела извергали фонтаны крови и валились одно на другое, ни даже его собственные торопливые выстрелы, когда раны расцветали кровавыми цветами, счёт жертв рос, а они спускались с уровня на уровень, и Кио на протяжении всего пути успокаивал сигналы тревоги простыми волшебными словами – синица, ястреб-перепелятник, крапивник, ворона. Ни даже его старый друг Кио, оседающий на пол прямо перед ним и умирающий с последней шуткой на устах, ни даже Клиндер, тяжело валящийся сверху, ни даже вид его блаженного невинного братца, матерящегося и стреляющего в другого человека у него на глазах.
Но этот мальчик с лицом, взятым из фильма ужасов, и с этими глазами. Это было все равно что смотреть в зеркало. Он хотел стереть эти глаза – в своём поле зрения, в своей памяти, в своём существовании. «Пойдём домой», – сказал он и нажал на курок.
Его лучший выстрел за весь день.
Течение мыслей прервалось.
Время ползло.
И все окрасилось в красный цвет: стены, пол, его рука – словно Майк надел психоделические очки.
Красный пистолет, выплёвывающий длинную красную струю огня.
Красная пуля, выползающая наружу в алом облачке дыма.
Красное облако, вытекающее из красного дула, медленно принимающее форму кольца.
Красная вращающаяся пуля, останавливающаяся и зависающая в красном воздухе.
Стоп-кадр.
Стоп, сказали голоса.
Знакомые голоса. Майк был уверен, что слышал их прежде.
Почему? спросили голоса.
В его памяти внезапно возник хор мальчиков, певших латинские гимны в храме, полном красных обетных свечей. Полночная месса. Детские голоса, сливающиеся в гармонии, в совершенстве подражающие звучанию незнакомых иностранных слов, словно они действительно понимали, о чем поют.
Почему это так трудно?
На той стороне комнаты его красный брат начинал улыбаться ему, замерев в полупожатии плечами, посреди какого-то объяснения. Как всегда веря, что словами можно разрешить все что угодно.
Или вы не знали, о чем просите? «БАРРАДА НИКТО».
Слышал ли и Денни эти голоса? Видел ли и он красный цвет? Помнил ли он, как они произнесли эти слова на золотом поле тем летом, когда они видели тарелку?
Пожалуйста, послушай: существует другой путь. Наш путь.
Побуждаемый каким-то импульсом, который он не смог бы объяснить, Майк протянул руку за красной пулей, подвешенной в воздухе. Казалось, что его рука двигалась сквозь желатин.
Не надо, сказали голоса.
Майк дотронулся кончиком указательного пальца до пули и немедленно пожалел, что сделал это. Однажды, когда Майк был маленьким, он играл со спичками. Он зажёг пластмассовую соломинку над раковиной. Это был эксперимент: он хотел посмотреть, как она будет плавиться. Но капля с расплавленной соломинки упала ему на большой палец. Боль была адская, и он завопил. Он открутил кран и держал свой обожжённый палец под холодной водой, не прекращая вопить. Он вопил без передышки в течение трех минут. Расплавленный пластик прожёг его палец до мяса. Это было все равно что держать руку в пламени свечи.
Это было похожее ощущение.
Казалось, прошла вечность, пока он донёс палец до рта.
Мы можем сохранить вас. Оставить все так, как есть.
– Уходите, – сказал Майк, морщась от боли, посасывая палец, воззрившись на застывшую красную пулю, как если бы она была источником голосов.
Послушай: есть способ обмануть энтропию, повернуть её, перенаправить время к туманному пространству, где оно не сможет коснуться вас.
– Заткнитесь, – сказал Майк свирепо, желая вырвать голоса из своей головы. Потому что он наконец узнал их. Он был хорошо знаком с ними. Они преследовали его всю его жизнь. Это были голоса Буффало – вибрирующие голоса, которые пели свой жуткий хорал, в то время как порождённый ими кошмар неумолимо ширился, заполняя гостиницу как ползущие виноградные лозы, убаюкивающие и душащие детей ради утоления своего бессмысленного голода.
Это наш дар. Это то, чего вы просили. Почему для вас так трудно принять его? – Я никогда не просил у вас никакого долбаного дара! – заорал Майк. – Дайте мне уйти отсюда!
И они послушались. И красная комната исчезла.
НЕТ
Пуля вращалась против часовой стрелки, постепенно ускоряя своё движение сквозь пространство, отделяющее дуло пистолета от мальчика. Её жар прожёг и выгрыз кусок ткани из рукава бумажной одежды Дэниела. Дым поднимался над пистолетом, образуя в воздухе причудливый завиток в форме вопросительного знака, в то время как пуля проходила точно сквозь ребра Шона, сквозь его сердце, отражаясь от костей его спины, увлекая за собой узкую струйку тёмной жидкости, приобретая на своём нелёгком пути новую форму и размеры, В конце концов она нашла пристанище в светло-зеленой оштукатуренной стене.
Дэниел закричал.
Тело мальчика дёрнулось, потом упало набок, не сделав никакой попытки воспрепятствовать своему падению.
Сначала пола коснулось бедро, затем локоть, затем плечо, затем ухо.
Его колибри упала на пол вслед за ним с мягким стуком.
Дэниел уронил свой пистолет.
Дэниел посмотрел на мальчика, которого уже не было.
Он посмотрел на Майка, все ещё державшего пистолет перед собой.
Он увидел, как Майк закрывает глаза и исчезает.
Дэниел был один в комнате, полной тел.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Он ощутил, как слово «нет» эхом отдаётся в пустоте его груди.
Нет, этого не может произойти.
Нет, это невозможно.
Нет, он шёл слишком долго, чтобы найти его.
Нет, он не может потерять его во второй раз.
Нет, Майк не мог сделать этого.
Нет, Шон, прекрати это.
Нет, Шон, не смотри на меня так.
Нет. Пожалуйста. Нет.
Вспышка в памяти Дэниела озарила маленького потерявшегося мальчика в пелёнках. Мальчика, который пропал и спрятался в нижнем ящике своего столика, и заснул глубоким сном.
Тогда было легче, решил он.
Гораздо легче иметь дело с пропавшим, которого ты не можешь видеть.
Позади тела, из устья дыры, проделанной пулей в тонкой зеленой стене, маленькое облачко пыли клубком выпорхнуло в комнату, подобно извержению какого-нибудь подводного растения, опорожняющего семенные коробочки. Облачко поплыло в воздухе, ненадолго образовав маленький вихрь, потом, крутясь, осело на линолеум.
ТРИ УДАРА, И ТЫ ВНЕ ИГРЫ
Майк не помнил, как он проснулся.
Он лежал на кровати, глядя в окно своей комнаты в отёле. День был туманным.
Потом снаружи немного прояснилось, и в течение неопределённого времени он глядел на облака. Наконец он вылез из кровати и посмотрел вниз на изгиб реки Детройт, на город Виндзор, штат Онтарио, на том берегу – единственную территорию Канады, вспомнил он, которая лежит к югу от территории Соединённых Штатов. Майк понял, что находится в просторном люксе в Центре Возрождения. Отель «Вестин». Шестьдесят девятый этаж, не меньше.
Он заметил, что его указательный палец повреждён. Указательный палец левой руки. Отдалённая пульсирующая боль. Наверное, схватился за что-то. Здорово обжёгся. Но почему он не мог вспомнить, как?
Он увидел в зеркале своё обнажённое отражение и одежду – выстиранную, выглаженную и сложенную на краю кровати. На столе тёмного дерева стоял его ноутбук. И рядом с ним – пистолет. И тут он забыл о своём пальце.
Ох, бля.
Ох.
Бля.
Это не сработало.
Я все ещё жив.
Паника поднималась из живота, и он прикрыл рот обеими руками и подумал: что я сделал?
Он думал, что все будет кончено. Стёрто. И никому не придётся иметь дело с последствиями. Они все будут свободны. Шону не придётся вспоминать, что его отец ругался как сапожник и как он убил Клиндера. Пришельцы не будут больше донимать мальчика. Денни не будет помнить ничего. Ни похищение. Ни смерть. Он хотел избавить всех. Оставить все так, как есть.
Ох, черт.
Его ужасала и бросала в дрожь мысль о том, что Денни ещё может существовать где-то, ненавидя его и тоскуя по своему сыну.
Он сел на край кровати и попытался обдумать случившееся. Кио солгал ему? Нет, Кио говорил правду. Он верил Кио. Что-то пошло не так, как надо. Он опять чего-то не помнил. Почему это не сработало? Почему он не исчез, как By? Почему его не стёрли? Может быть, он перепутал что-нибудь в уравнении? Выпустил что-то из поля зрения?
Дерьмо!
Думай!
Он убил нескольких незнакомцев. И родственника: своего племянника. Это было ужасно. Но, по крайней мере, мальчику не придётся пройти через ещё один вариант Буффало. По крайней мере, от этого он его избавил.
Он долго смотрел на свой пистолет.
Правильно.
Ну конечно, подумал он.
Три удара, и ты вне игры.
Я ещё не убил кого-нибудь, кто мне нравится.
ЛЮБОЕ МЕСТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЗДЕСЬ
Дэниел не помнил точно, как он покинул компаунд. Что-то выключило его память. Что-то умерло.
У него в памяти не сохранилось ничего о том, как он поднимался на двенадцать уровней, как проходил через дым и развалины, переступая через тела, как выбрался к великолепному солнечному свету – неизменно великолепному солнечному свету. Тем не менее, должно быть, он сделал это. Должно быть. Он куда-то шёл.
Через какое-то время он заметил, насколько усталыми и израненными были его руки.
Через какое-то время он заметил, что на его руках была кровь.
Однако он шёл вперёд.
Через какое-то время он осознал, что на его руках Шон. Было очень важно, чтобы он принёс его куда-то.
Там была маленькая круглая женщина, толкающая перед собой коляску вдоль по тротуару. Она подождала, пока он поравняется с ней, и сказала:
– Постой-ка, дай-ка я понесу.
Дэниел посмотрел в её чёрные глаза и увидел в них доброту.
– Твои руки так устали, Денни.
Он посмотрел в её угольно-чёрные глаза и почувствовал доверие.
– Вы уверены? – спросил Дэниел. – Он тяжелее, чем кажется.
– Да, – сказала она. – Он большой мальчик. Но я сильнее, чем ты думаешь. – Ухватив его под мышками, маленькая женщина бережно взяла безвольное тело мальчика из его рук. Она поправила его и мягко поцеловала в белый лоб. – Я теперь возьму его. Не беспокойся. Он в безопасности.
– Куда вы его отнесёте? – спросил Дэниел.
– Домой, – сказала она, осторожно укладывая Шона на сумки в своей коляске и складывая ему руки на груди крест-накрест.
– И меня, – сказал Дэниел; голос его прерывался. Она обернулась.
– Ещё не сейчас, милый. Тебе нужен знахарь… Но знаешь, что я сделаю? – она дотронулась прохладным пальцем до середины лба Дэниела. – Я устрою так, чтобы ты в целости и сохранности добрался до Детройта. Детройт ведь лучше, чем здесь, не правда ли?
– Да, – отозвался он секундой позже. – Любое место лучше, чем здесь.
Она уходила вдоль по тротуару, толкая свою скрипучую коляску перед собой, когда Дэниел окликнул её:
– Эй! Она остановилась и обернулась.
– Я теперь знаю ваше имя.
– Ты всегда знал, – сказала она, улыбаясь.
– Спасибо, что навещали меня в госпитале.
– Не за что, – сказала она.
– Не вините Майка, – попросил он, плача. – Он был не в своём уме. Вы ведь не посылаете сумасшедших в ад, правда?
– Нет, конечно, – она посмотрела на него с неизмеримой симпатией. – Денни? – Он не ответил. – Дэниел, – повторила она резко.
– Что?
– Это ничего, что ты ненавидишь Майка, ничего страшного.
– Я ненавижу его. Это не значит, что я не люблю его.
– Ох, Денни, – сказала она печально. – Ты слишком хорош для этого мира.
Она подняла свою коричневую ладошку и схлопнула её три раза в знак прощального привета. И вслед за этим маленькая женщина, и её тележка, и мёртвый мальчик исчезли в белой волне тумана, которая текла вниз по улице, словно непокорное облако, уставшее парить в небесах.
Вскоре Дэниел был окутан прохладной, уютной дымкой.
БОУЛИНГ С ЙОРИКОМ
Майк изучал волдырь на кончике указательного пальца левой руки – в том месте, которым он прикоснулся к красной пуле. Он помнил боль, обжёгшую его при этом.
Потом он попытался воссоздать ход мыслей, благодаря которому он пришёл к своему отталкивающему решению. Он обнаружил, что не может этого сделать. Со стороны он выглядел просто человеком, сидящим на краю своей кровати, изучая свежую рану. Но внутри него происходили необъяснимые процессы – процессы, которые не имели никакого отношения к мышлению или логике. Предполагать, что мы понимаем, как делаются подобные выборы – ошибка. Называть их преднамеренными – неверно. Думать, что мы не принимаем таких решений ежедневно – глупость.
Майк загрузил компьютер и вышел в сеть. Поискал чаты. Просмотрел заголовки: Флиртующие копы. Хвалите Господа. Канал жестокости. Как использовать бессмертие. Приноровиться к счастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36