«Я не могу написать заново тот старый дневник, который я вёл, когда мне было десять, и продолжать называть его своим дневником».
Он имел в виду, что мы не можем изменить прошлое. Но он имел в виду также и то, что в нем была правда. Правда, которую он не мог изменить, как бы ему этого ни хотелось. Что это означало?
На него повеяло холодком – он внезапно вспомнил, что Майк в свой последний визит оставил ему чемоданчик со своими пожитками. Сказал, что производит генеральную уборку. Он собирался в джунгли, снимать ещё одну долбаную рекламу «Мазды», а потом хотел взять немного Свободного времени. Он работал по двести дней в год на протяжении последних десяти лет, и с него было достаточно – пора завязывать. Он подумывал о том, чтобы купить немного земли. Уйти из Голливуда. Снимать документальные фильмы. К чертям собачьим.
Какая-то жажда таилась в глубине глаз брата, как будто Майк ждал одобрения. Это удивило Дэниела.
И вот тогда он отдал Дэниелу старый коричневый чемоданчик, в котором было «всякое старьё». «Фотки, открытки ко дню рождения, памятки, мой старый голубой дневник. Ну и другая чепуха вроде этого».
Дэниел выпрямился, вспомнив слова агента Такахаши.
«Он имел доступ к некоторым вполне серьёзным кодам».
«Это не обязательно должен быть большой пакет… Книга, возможно? Или видеокассета?»
Дневник. Он был на чердаке.
Дэниел нашёл чемоданчик в пыльном углу, рядом с шоновской коробкой фигурок персонажей «Звёздных войн», совсем новенькой – он так и не открыл её. Это было «вложение», ценность которого, по уверениям его сына, со временем возрастала по экспоненте и в конечном счёте могла помочь ему в прохождении колледжа. Неся чемоданчик вниз по лестнице, Дэниел вспомнил ту ночь, когда он собирался в Неваду. Положив пустой саквояж на пол, он раскладывал на кровати свою одежду и подсчитывал количество нижнего белья. Через минуту он обернулся, и обнаружил, что Шон свернулся как эмбрион в открытом саквояже на полу. Чтобы показать, что он тоже влезет.
Дэниел расстегнул замки и вывалил содержимое чемоданчика на кровать. Памятки из Майкова прошлого. Блокноты, полные зарисовок. Несколько фотографий его бывшей жены и приёмной дочери. Маленький чёрный шахматный конь. И книжка, обтянутая голубым шёлком, с потускневшим золотым замочком. « Мой дневник » – было вытиснено золотом на обложке. Она пахла стариной. Запах из другой эпохи.
Он раскрыл её, и наружу выпала дюжина черно-белых моментальных снимков. Каждый датирован 13.09.62. На каждом из них был изображён мальчишка в мешковатых штанах и футболке в горизонтальную полоску. Он держал в руках своего белого кота Себастьяна и затем ронял его. Формально это был кот Майка. Майк дал ему имя. Но он был не способен заботиться о том, чтобы вовремя кормить его или менять его туалет. И он передал его на попечение Денни – мальчика на фотографии, не отводящего взгляда от камеры. Майк снимал. Он стащил «кодак» дядюшки Луи, чтобы определить, правда ли, что кошки всегда приземляются на лапы. Майк по-хозяйски распоряжался на протяжении всей съёмки. Денни никак не мог правильно рассчитать время. На снимках отразилась некоторая доля его замешательства, когда брат командовал им. В конце концов они выработали методику работы. Отсчёт: «Пять, четыре, три, два, один… съёмка!»
Всегда, насколько Дэниел мог припомнить, его брат был одержим тем, как работают разные вещи. Этот конкретный эксперимент имел в виду гравитацию, которую Майк именовал «ерундистикой». Забавно – каждая фотография была вариацией одного и того же действия. Белый кот на различных стадиях снижения – напряжённые лапы растопырены, позвоночник выгнут для сохранения равновесия. Единственной константой был Денни, стоящий боком, улыбающийся в камеру, жаждущий одобрения, ладони разведены в стороны, в незашнурованных чёрных теннисках. Он заметил, как толково Майк разместил снимок на фоне белых горизонтальных планок гаража, что позволяло как на диаграмме распределить поступательное движение Себастьяна по относительной шкале.
Испытание, как ему вспомнилось, так и не привело к убедительным результатам. Гравитация могла как существовать, так и не существовать.
Прижимая к себе дневник, Дэниел сел на кровать, готовый к расшифровке кода.
Он прочёл: «Это мой дневник и меня зовут Майк. И если ты читаешь это Денни я убью тебя».
Ему пришлось закрыть голубую книгу, чтобы отсмеяться, прежде чем он смог продолжить чтение.

СТРАНА ГРЁЗ

Майка поразило, насколько расхлябанной была охрана в аэропорту. Никакого просвечивания. Никаких утомлённых охранников с их короткими, похожими на джедайские мечи, металлоискателями. Такое ощущение, что здесь уже никто ни о чем не заботился. Его пистолет, оттягивающий карман пиджака, без труда прошёл на борт вместе с ним. Ему не терпелось взглянуть, какое выражение примет лицо Клиндера при виде его.
Полет в Сан-Франциско был необыкновенным. Еда в самолёте была восхитительной – даже по меркам первого класса. Ему подали все, что он любил: лимскую фасоль, телятину в сухарях, картофель, приправленный чесноком, и булочки – боже, за эти булочки можно было умереть!
Майк всегда любил летать. Он никогда не включал в полёте свой сотовый телефон. Он наслаждался этим тайм-аутом между двумя пунктами, в течение которого ничего не происходило, когда никто не звонил, никто не мог достать его. Вот приземление он действительно ненавидел. Это пружинистое прижатие к земле, сопровождающееся грубым лязгом. Затем беспорядочные прикосновения рулевого колёса к дорожке, пока оно не станет твёрдо на землю. Его всегда бросало от этого в дрожь.
На полпути его потянуло размять ноги, он встал и не спеша пошёл в хвост самолёта. Около туалета стояла странная женщина маленького роста, одетая в муумуу – цветастое гавайское платье. Она улыбнулась ему. Внимательные чёрные глаза под густой чёрной чёлкой. Она напомнила ему упрямую толстую жену маленького вождя в джунглях – вот только её он никогда не видел в одежде. В ней было что-то успокаивающее – детский запах шоколадных крекеров «грэхем» Крекеры из муки грубого помола в шоколадной глазури

, запитых стаканом холодного молока.
Он прочёл надпись на двери. «Не занято». «Занято». И неожиданный третий вариант: «Свободно».
– Свободно? – спросил он её.
– Это для тебя, Железный Дровосек, – ответила маленькая женщина низким мурлыкающим голосом.
Железный Дровосек? Ну, пусть так. Он повернулся и пошёл обратно к своему месту, думая: что ж, вот мы и улетели из Лос-Анджелеса.
Его кресло было замечательно удобным. В нем была даже кнопка массажа. Он нажал её, и две змейки начали скручивать и раскручивать кольца под кожаным покрытием – ещё никогда он не испытывал такого удовольствия от почёсывания спины. И к своему изумлению, он обнаружил, что в маленьком телевизоре, вмонтированном в подлокотник, показывают эротику, которую он, впрочем, в замешательстве выключил, когда маленькая девочка, эскортируемая гавайской женщиной, приблизилась к его сиденью и уселась в кресле через проход от него.
Он перевёл дух. На мгновение ему показалось, что она собирается занять свободное место рядом с ним.
Лет восемь или около того. В руках – один из этих игрушечных розовых кошельков. Пара золочёных крыльев приколота к красной блузке. Он надеялся, что она не была любительницей поговорить. Дети могут, раз начав, говорить без умолку. И тем не менее он почувствовал укол симпатии к этой девочке, путешествующей самостоятельно. Какие родители отправят маленького ребёнка лететь вот так, в одиночку?
Глядя в окно, Майк заметил, как и в предыдущем полёте, древние иероглифические отметины, изборождавшие пустыню внизу – на равнине и открытых участках ложбин были выгравированы знаки, которые могли оказаться только остатками человеческой деятельности – дороги, ведущие в никуда, геометрические фигуры и контуры, назначение которых было неясно. Разрушенные военные подразделения? Или, быть может, Страна Грёз. Так назвал её уходящий в отставку член правительства в « Шестидесяти минутах » . Страна Грёз: пристанище сверхсекретных баз, исследовательских лабораторий оборонной инженерии, экспериментальных подземных установок. Но разве воздушное пространство над ними не является запретной зоной?
Сквозь капли влаги на стекле он увидел круглую тень на поверхности земли, ползущую параллельно их самолёту, тень величиной с нефтяную цистерну. Странная форма: тёмная точка в середине более светлого круга. Всматриваясь насколько хватало взгляда и проверяя угол падения солнечных лучей, Майк не мог отыскать никаких признаков летательного аппарата или аэростата – ничего, что могло бы быть источником этой округлой, нечёткой фигуры, движущейся неторопливо, как морской скат, скользящей над песком, огибающей испещрённые шалфеем холмы, льнущей к поверхности так, как это может лишь тень, перенимая все изгибы и складки рельефа.
Что бы это могло быть, подивился он. Замаскированный летательный аппарат? Отбрасывают ли спутники тень? Вряд ли – они все же слишком высоко.
– Ненавижу летать, – шёпотом призналась девочка через проход.
Её страх был настолько неприкрытым, что Майку захотелось успокаивающе положить руку на её мягкие каштановые волосы.
– Все хорошо. Мы в безопасности.
Девочка окинула его оценивающим взглядом снизу вверх сквозь толстые стекла очков.
– Сколько тебе лет?
– Сорок восемь.
Она помолчала, прикидывая в уме, потом подняла на него свои широкие карие глаза и заключила:
– Ты наполовину мёртвый!
Он засмеялся про себя.
– А когда стареешь… правда, что время тогда идёт быстрее?
– Гораздо быстрее.
Она кивнула.
– А когда стареешь… то так же боишься иголок?
– Да, – признался он. – Я думаю, это не зависит от возраста. – Её вопросы начинали действовать ему на нервы, и он постарался принять позу, говорящую: ну и хватит пока.
Но она продолжала глазеть на него. И он почувствовал, что должен сказать ей ещё что-нибудь.
– Знаешь, так все же намного лучше. Когда взрослеешь, с тобой случается множество… замечательных вещей.
– Каких вещей? – спросила она.
М-да, это был непростой вопрос. Ничего подходящего не приходило в голову. О чем бы он ни подумал, все было, пожалуй, довольно скучным.
– Плавание, – сказал он наконец.
– Я умею плавать, – возразила девочка. – Я могу задерживать дыхание под водой. Я училась в ванне, когда была совсем маленькая.
Он сглотнул. Должно же быть хоть что-нибудь! Есть ли ответ, который её удовлетворит?
– Кабельное телевидение.
– У нас есть кабельное телевидение, – сказала девочка.
– Хорошо! Любовь, – взорвался он. – Любовь, и поцелуи, и… хм, не обращай внимания. – Господи, эти дети, подумал он. Им ничем не угодишь.
Он прикрыл глаза рукой и вспомнил невозможные вопросы, которые задавала ему его приёмная дочь в больнице. Мне уже лучше? Когда мы пойдём домой? Сколько я ещё здесь буду лежать? Они прекращались только тогда, когда ей становилось действительно плохо. И некоторое время это держало их с женой вместе. Но беспокойство и ожидание истощило их. После того как она умерла, они не могли смотреть друг на друга без того, чтобы не вспоминать. Это причиняло слишком большую боль. Много лет после этого Майк не мог ехать с ребёнком в одном лифте, сидеть за соседним столиком в ресторане, идти рядом по тротуару. Он не мог вынести этого – снова быть так близко к ребёнку.
– Ты имеешь в виду секс, – сказала девочка.
Он посмотрел на неё.
– Маме это нравится, – прибавила она, кивая головой, смешно изогнув губы в виде перевёрнутой буквы «U» и надув щеки.
Против своей воли Майк улыбнулся:
– Она права.
Она вернула ему взгляд.
– Она мертва.
Её лицо было настолько неконтролируемым, настолько открытым в своей печали, что Майк почувствовал желание извиниться и сбежать в другую реальность. В такую реальность, где детям не нужно было выглядеть вот так, не нужно было нести такое бремя.
– Прости, – сказал он.
Девочка изогнула ротик, как будто ей сказали доесть брокколи.
– Ты не виноват.
Он заснул под гудение турбин.
И видел замечательный сон.
Он встретил свою старую подругу в выкрашенном белой краской убежище от радиоактивных осадков, которое дядюшка Луи выстроил на заднем дворе – их любимом месте для игр. Вонючка отступился от него, когда ему объяснили, что такое радиоактивные осадки. Над ними была крышка люка с подводной лодки – раскрашенное стальное колесо со спицами. Консервы стояли на полках от пола до вогнутого потолка. Койка, изогнутая так, чтобы соответствовать изгибу одной из секций круглой стены, и под ней стопка старых пожелтевших газет, как будто кому-то было ещё нужно поддерживать какую-то непрерывность, после того как история была стёрта. Убежище было хорошо освещено, хотя источник освещения оставался неизвестным: он ожидал увидеть свешивающиеся с потолка лампочки, но не увидел ни одной.
Вообще-то он не смотрел ни на что, кроме неё. Свою настоящую любовь. Они обнялись, как будто не видели друг друга много лет.
Майк понял, что ему было двенадцать лет, а она была намного старше. Практически она была молодой женщиной. Это сокрушило его – эта невозможная любовь. Как в тот день, когда он понял, что Хейли Миллз – тинэйджер и, в сущности, ребёнок Хейли Миллз – актриса, снимается с 1959 года, когда ей было 13 лет

. Смесь горя, облегчения и чувства, что все правильно, заполнила его доверху. Как будто ему открылась цель его жизни. Угнездившись в её руках, он уловил туманный отблеск контекста – прошлых свиданий, случайных встреч, писем, вечеров роскошной неспешной любви на золотистых простынях. Совершенно не имело значения, что в каждую встречу она была другой женщиной с другим именем – это всегда была она. Он припомнил тот непонятный рассказ Марка Твена, один из любимых рассказов Денни – «Моя платоническая возлюбленная». Здесь было то же самое. Затем его стало беспокоить, как он будет объяснять Денни, что не может убить его, но что он должен идти за этой женщиной. Куда бы она ни позвала. Он никогда больше не останется позади. «Не беспокойся, – сказала его старая-новая возлюбленная. – Он поймёт».
Конечно, он поймёт. Денни все понимает.
Внезапно Майка охватил страх, и он крепче сжал её в объятиях. Он понял, что спит; это была просто одна из так называемых светлых грёз. Но это знание не принесло ему утешения. Если оно что-то и сделало, так это заставило его чувствовать себя ещё более беспомощным. «Давай останемся здесь, – сказал он. – Не отпускай меня. Если ты отпустишь меня, я пойму, что сплю и всего этого нет в действительности. Я не могу позволить, чтобы это случилось».
Она отодвинулась. Это была Полина, французская переводчица. Женщина, которая исчезла. Он и забыл, насколько прекрасной она была. Как она почти улыбнулась ему в вертолёте, когда он держал вождя за руку. Как она превращала его простые слова в музыку на других языках. Ему хотелось подхватить на руки её девчоночье тело и закружить в воздухе. Ему хотелось сказать ей, что он на самом деле не был таким уж засранцем и что он ждал её всю свою жизнь. Но на её лице, хотя и сочувственном, была также и жёсткость, как будто она говорила с ребёнком, желающим невозможного.
«Нет, это так не делается, топ ami».
«Пожалуйста, – сказал он. – Давай останемся здесь».
Она отпустила его.
«Нет, мой дорогой, мы должны меняться. Человек не может останавливаться, – она подняла палец. – Основная причина смерти колибри – это сон».
«Я говорю не о колибри», – сказал он раздражённо.
Она нежно обняла его.
«Ты говоришь именно о них, Дэниел».
Мысль о том, что его любимая могла принять его за брата, ужаснула его.
«Меня зовут не так!» – он отодвинулся от неё, и она изменилась.
«Я всегда буду любить тебя, Дэниел», – сказала Джулия.
«Меня зовут Майк!»
«И его я тоже буду любить всегда».
Женщина в муумуу взяла его за руку.
«Майкл Глинн, – объяснила она, – логика снов непогрешима. Не пытайтесь исправлять её».
«Она знает все, – прибавил его младший брат, лёжа на койке. – И для этого есть длинное слово».
«Послушай его, – сказала женщина, которую он любил. – Он был твоим братом».
«А она – моя жена», – сказал Денни.
Приземление в Сан-Франциско вытряхнуло его из сна. Девочка рядом с ним рисовала на откидном столике. Она посмотрела на него и захихикала.
– Ты храпишь как медведь, – сказала она.

ВСЕ ЦЕЛИКОМ

ПОЗВОЛЬТЕ ПРЕДСТАВИТЬСЯ… МАЙК!

Это мой дневник и меня зовут Майк. И если ты читаешь это Денни я убью тебя. Я живу на ферме рядом с Сагино с моим младшим братом, он придурок. Мой дядя был проводником, но он никого никуда не проводил. Он работал на железной дороге в компании ЧиО, что значит Чезапик и Огайо. Это поезд с кошкой на боку. Кошки – надоедливые твари. Его звали проводником потому что он ездил на поезде туда и сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36