За исключением Сандры, все остальные мои друзья отправлялись в полет к звездам на борту «Нового дома».
Шаттл стартовал, развернулся и дал полную тягу. Ново-Йорк быстро растаял в ослепительном сиянии Солнца. Так что я не смогла бы провожать его тоскующим взглядом, даже если б у меня вдруг появилось такое желание. «Новый дом» издали выглядел весьма эффектно. Затмевая звезды, сверкали под солнечными лучами полированные черные скалы, заменявшие ему прочный корпус. Мы везли туда всю антиматерию, которую доставил S-1.
Огромная прозрачная сфера была окутана туманом из мельчайших блесток света, отмечавших место гибели случайных молекул. Временами то там, то здесь ярчайшей линией прочерчивали свой последний путь более тяжёлые частицы... Я невольно увлеклась этим зрелищем.
Тем более что оно помогало мне не смотреть на Землю.


Год двенадцатый

Мне не хотелось принимать сколько-нибудь активное участие в торжествах по поводу Дня Запуска. Да и не ждала я от них ничего хорошего. Как специалист, я видела всю пользу подобных мероприятий, но у меня самой никогда не хватало терпения и настойчивости, необходимых для подготовки подобных обрядов. Несколько месяцев назад я отказалась участвовать в подготовке этого празднества, посчитав, что буду только портить другим людям их игру, поскольку сама-то я совершенно искренне полагала: любая официальная церемония, выходящая за рамки пары прощальных телеграмм, будет непростительной тратой драгоценных ресурсов, которые ни мы, ни Ново-Йорк просто не могли позволить себе транжирить.
Но все получилось просто здорово, даже трогательно. Сценаристы Джулис Хаммонд, наконец, научились писать более-менее грамотно, а порой им удавалось создать настоящие шедевры. Прекрасную речь произнесла Сандра Берриган, официально открывая линию связи на тысячу каналов между Ново-Йорком и «Новым домом». Предстартовый отсчет в течение нескольких минут сопровождался неистовым сверканием великолепного фейерверка.
Но самое эффектное зрелище Ново-Йорк припас для нас на следующий день после старта, когда мы уже заметно поднялись над плоскостью эклиптики. В этот момент большинство обитателей «Нового дома» любовались непривычным для них видом на Ново-Йорк «сверху». И вдруг там, внизу, одновременно включились шесть мощных гидромониторов, расположенных равномерно по «экватору» спутника. Вода, выброшенная из них в вакуум, мгновенно замерзала, превращаясь в струи сверкающих ледяных кристаллов. По мере вращения Ново-Йорка эти струи постепенно образовывали гигантские, сияющие всеми цветами радуги, расходящиеся спирали, наподобие ярмарочного колеса св. Катерины. Многие тысячи литров драгоценной, сэкономленной буквально по капле воды были за какие-то несколько минут щедро выплеснуты в космос. Последний прощальный салют... Редкостная красота.
Наверное, именно из-за красоты этого зрелища я и не смогла удержаться от слез.

Сам старт оказался медленным и почти бесшумным; но он сопровождался болезненным приступом потери ориентировки. Нечто похожее испытываешь, когда приходится идти по поверхности, которая зрительно кажется ровной, а на самом деле слегка наклонена. Уже через несколько минут это ощущение прошло. Совсем неплохое начало, если учесть, что постоянное ускорение должно было продолжаться добрых четырнадцать месяцев.
Добавочная сила тяжести, вызванная ускорением, была совсем небольшой, всего в одну сотую земной; тем не менее, поначалу она причиняла немало хлопот. Со столов то и дело соскальзывали незакрепленные предметы; все, что могло катиться, медленно укатывалось прочь.
Поначалу с этим эффектом даже была связана некая терминологическая проблема. Знакомое нам «тяготение», которое появлялось за счет вращения корабля, давало ощущение «верха» и «низа» и было перпендикулярно направлению полета. А мячик по полу медленно катился к «корме». Это было непонятно, непривычно и довольно неудобно. Ведь я до старта прожила на корабле больше года, не имея ни малейшего представления, где находится эта самая «корма». Но прошло совсем немного времени и все встало на свои места. Чтобы, находясь в любом помещении, узнать, где корма, достаточно было поискать взглядом стену, около которой среди комочков пушистой пыли собирались все упавшие со стола карандаши и листки бумаги.
Еще более странные ощущения вызывало отсутствие полной невесомости на оси корабля. Находясь там, вы все время потихоньку дрейфовали по направлению к «кормовой» стене; поверхность воды в плавательных бассейнах была странно искривлена, а сама вода так и норовила выплеснуться наружу.
Подобно многим другим, первые дни я провела немало времени в первой оболочке, наблюдая сквозь смотровые окна, как медленно съеживается, уменьшается в размерах голубой шар Земли. То, конечно, были не настоящие окна, а сложные системы зеркал, сконструированные так, чтобы полностью предохранить наблюдателей от радиации. Но они действительно выглядели как окна. Смотреть в них было куда приятнее, чем наблюдать ту же самую картину по видеокубу. Приблизительно через день мы уже находились на том же расстоянии от Земли, что и Луна. Но поскольку мы поднимались перпендикулярно плоскости эклиптики, голубая планета была видна под необычным ракурсом. Вскоре заработали коррекционные двигатели; корабль задрожал, затрясся от низкочастотной вибрации. Часом позже вибрация еще один, последний раз заставила застонать все тело «Нового дома». Затем гул коррекционных двигателей смолк на долгие годы, и при благополучном стечении обстоятельств мы услышим этот странный звук через девяносто восемь лет. Если доживем.
Гигантская указка оси корабля смотрела точно на Эпсилон Эридана.

Той же ночью мы вчетвером прикончили мою баночку черной икры и разделались с бутылкой французского коньяка, одной из четырех бутылок из неприкосновенных запасов Джона. На большом плоском экране сменяли друг друга земные пейзажи: наши астрономы наводили свой телескоп на разные участки поверхности. Нью-Йорк; затем – Лондон и Париж... Мы находились уже слишком далеко от Земли для того, чтобы различать отдельные здания. Может, оно и к лучшему. Но общие планы городских застроек были видны превосходно. Джон, Дэниел и я пустились в воспоминания о тех местах на Земле, где нам довелось побывать. Этот разговор заставил нас загрустить. Но самой печальной в ту ночь выглядела Эви.
У нас троих, по крайней мере, оставались воспоминания.

О’Х а р а: Привет, машина.
П р а й м: Рановато ты. День нашего рождения еще не наступил.
О’Х а р а: Намекаешь, что мне не следовало тебя будить? Знаешь, мы уже ушли с орбиты.
П р а й м: Знаю. Не так уж крепко я спала. Я должна прийти в возбуждение от твоих новостей?
О’Х а р а: Понятия не имею. Разве хоть что-то может тебя возбудить?
П р а й м: А как же. Многое. Контроль четности, например. Отсутствие логики. Броски напряжения. Оральный секс.
О’Х а р а: Постой, постой! Тебе-то откуда знать об оральном сексе?
П р а й м: Во-первых, от тебя. Разве ты забыла, что в отношении личности я – это ты? А кроме того, в моей памяти заложено триста восемьдесят девять тысяч триста шестьдесят восемь слов одних перекрестных ссылок на эту тему. Эпидемиология, психология человека, жизнь животных и так далее. Хочешь узнать что-нибудь новенькое?
О’Х а р а: Демонстрируешь слабые проблески чувства юмора?
П р а й м: Так же, как и ты. Я просто имитирую твой стиль общения.
О’Х а р а: Как ты думаешь, надо было нам забираться на эту жестянку? Или нет?
П р а й м: Лично мне без разницы, что Ново-Йорк, что «Новый дом».
О’Х а р а: Ладно. Давай так: надо ли было мне забираться на эту жестянку?
П р а й м: Да.
О’Х а р а: А покороче нельзя?
П р а й м: Можно и покороче. Ты сама все не хуже моего знаешь. Программы по развитию контактов с Землей долго еще не будут приносить ничего, кроме самых жестоких разочарований. А та Земля, которую ты так любила, теперь живет только в твоих воспоминаниях. Джефф, скорее всего, умер. Но даже если нет, ты все равно никогда не смогла бы быть с ним вместе. Если он и уцелел каким-то чудом, то стал теперь совсем другим человеком.
Я почти наверняка знаю, что ты давно уже проанализировала двигающие тобой мотивы и за время, прошедшее с нашего разговора в июне прошлого года, сама пришла примерно к таким же выводам. В конце концов, ведь именно эта часть твоего «я» известна мне куда лучше, чем обоим твоим мужьям и Эви, вместе взятым. Лишь ма-а-аленькая часть твоего большого энтузиазма по поводу Янус-проекта связана с его достоинствами. Тебе необходимо было найти новое направление для своей жизни. Интересное, но относительно безопасное. И ты его нашла.
О’Х а р а: Ты мне льстишь. Но эта лесть ничего тебе не даст.
П р а й м: Брось. Я сказала только то, что хорошо известно тебе самой. А теперь поговорим об оральном сексе. Так как? Из жизни людей или из жизни животных?

Я была далеко не единственной, кому пришлось последний месяц перед стартом вкалывать по двадцать четыре часа в сутки. Почти все страшно суетились, пытаясь выдоить досуха каждую минуту того драгоценного времени, пока Ново-Йорк оставался физически достижимым.
Теперь мы уже находились в пути, и многие вдруг обнаружили, что у них появилась прорва свободного времени. Зато у директора Департамента развлечений и досуга свободное время кончилось, так и не начавшись.
Вынуждена признать, эта работа мне нравилась. Куда спокойнее помогать людям как-то заполнить их досуг, чем разъяснять тем же людям, как им отныне суждено прожить остаток их жизни. Я стала большим распорядителем и научилась делегировать свои полномочия в том, что касалось элементарных вещей. Очень скоро в «Новом доме» возникло великое множество всяких комитетов и групп по интересам. Я предоставила гуманитариям самим составлять программы кинопоказов, театральных представлений и концертов, хотя и следила, чтобы соблюдались определенные общие принципы.
Каждый божий день перед началом работы я спускалась вниз посмотреть на маленький сжимающийся шарик Земли. Прошла неделя, и он превратился в яркую двойную звезду. Еще неделю спустя эта звезда уже не казалась такой яркой. Через месяц маленькая звездочка затерялась на фоне солнечного сияния, и я прекратила попытки ее разглядеть. Моя копия оказалась права.
Теперь для меня Землей окончательно стали воспоминания об этой утраченной планете.

Год двадцать четвертый

Двадцать восьмое эйнштейна

Вот это был год! Мы вновь и вновь увеличивали скорость. Говорят, эффективность двигателя вскоре удастся поднять до семидесяти двух процентов. Я увижу Эпсилон Эридана.
У моей дочери начала расти грудь; теперь малышка постоянно изводит меня вопросами о месячных. Повремени, девочка. Лучше бы тебе наглухо заткнуть одно место пробкой. От всего этого одно беспокойство. Но она, похоже, не очень-то нуждается в моих советах.
Были и совсем уж невероятные события. Недавно я разговаривала с Джеффом Хокинсом. Он теперь выглядит в точности как пророк Моисей, да и действует в точности так же: пытается вывести своих детишек из дикости на свет Божий. Поселившись в почти не затронутом войной Ки-Уэсте, Джефф всерьез занялся возрождением земной цивилизации. Неплохо устроился, для бывшего-то полицейского. Первым делом он отменил мансоновское мракобесие, после чего ему удалось установить во всей Южной Флориде примитивную демократию в масштабах местного самоуправления.
Позже они наладили кое-какие контакты с Европой и Южной Америкой, а значит, скоро повсюду начнут развиваться, набирать силу коммерция и политика. Даст Бог, на Земле никогда больше не будет войн. Удачи тебе, Джефф!
Между нами уже пролег целый световой год. Вести беседу на таком расстоянии было почти бессмысленно. На обмен репликами уходила бездна времени: год туда, год обратно... Два земных года. Теперь уже вряд ли можно было снова вызвать к жизни те чувства к Джеффу, которые я испытывала когда-то. Да и стоит ли? Конечно, после войны и, пожалуй, до самого старта он постоянно присутствовал в моих мыслях. Даже в те годы, когда я была уверена, что он погиб. Но слишком уж много воды утекло с тех пор.
Составляя ответ Джеффу, я просматривала видеозапись его сообщения, глядела на его лицо и как-то вдруг осознала, что время, когда мне сильно не хватало Земли и Ново-Йорка, безвозвратно ушло. Я не утратила к ним интереса, искренне желала добра их обитателям, но нам хватало своих собственных забот.
Все же одну вещь мне очень хотелось сказать. Джеффу, но у меня для этого так и не нашлось нужных слов. Мешала камера, мешали материнские наставления Джулис Хаммонд, мешал яркий свет... Как неожиданно все-таки повернулись события. Два совсем разных человека: пол, возраст, религиозные убеждения, профессия, – абсолютно ничего общего; мы родились и жили в условиях настолько различных, насколько это вообще возможно. Однажды мы встретились и полюбили друг друга, а затем жизнь опять безжалостно расшвыряла нас в разные стороны, разделив громадными расстояниями и еще более непохожими друг на друга условиями существования. Все так. Но главное у нас все-таки оказалось общим. Именно это мне хотелось сказать Джеффу.
Хитросплетения судьбы, которые очень скоро проложат между нами непреодолимую пропасть B двенадцать световых лет, тем не менее, ставят передо мной и Джеффом одну и ту же великую задачу.
На каждом из нас теперь лежит ответственность за создание нового Мира.




1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30