Все же он сумел стать признанным авторитетом в одном из специальных разделов теории сопротивления материалов. Это позволило ему эмигрировать в Ново-Йорк, получить там работу, связанную с пониженной гравитацией, и спина почти перестала его беспокоить.
Он стал близким другом Марианны – именно через него та и познакомилась с Дэном, – поэтому Андерсон и О’Хара часто наведывались на уровень с тяготением в одну четверть земного, где Джон жил и работал, чтобы заглянуть вместе с ним в бар «Хмельная голова» или перекусить на скорую руку в одном из кафе самообслуживания. Народу там обычно бывало совсем немного – далеко не всякий чувствовал себя достаточно уверенно при пониженном тяготении, где простая попытка выпить чашечку кофе порой могла привести к самым неожиданным и весьма плачевным последствиям.
Кафе на уровне с тяготением в четверть земного было единственным помещением в Ново-Йорке, обшитым деревянными панелями. Эти панели завез с Земли один меценат, после того, как лечение в госпитале с пониженной гравитацией Спасло его от неминуемой смерти. Правда, несколько ящиков шотландского виски были бы приняты с большей благодарностью: тем, кто вырос под сенью стальных стен, филиппинское красное дерево казалось мрачным и неестественным. Да и людям, родившимся на земле, эта обстановка не особенно грела душу, поскольку панели были прикручены к стенам здоровенными, бросающимися в глаза металлическими болтами.
Когда они вошли, Ожелби уже сидел за столиком. Он приветствовал их вялым взмахом руки.
Ужин состоял из горстки риса, политого серой массой неизвестного происхождения, нескольких крошек сыра и столовой ложки фасоли. Преклонный возраст фасоли вызывал глубокое почтение. Зато спиртное имелось в неограниченном количестве; выдачу протеина жестко контролировали, алкоголем же было заполнено великое множество баков и цистерн.
– Уже слышали, что происходит на Земле? – спросил Джон.
– Думаю, ничего хорошего, – ответил Дэниел.
– Эпидемия. Если только это не чья-то дурная шутка или недоразумение. – Джон подцепил вилкой стручок фасоли, отправил в рот и с отвращением принялся его жевать. – Сначала Восточная Европа, потом Россия. Русские обвиняют американцев в использовании биологического оружия. Но этот мор не обошел стороной и Америку.
– Эпидемия какой болезни? – спросила О’Хара.
– Трудно сказать. Они называют ее чумой. Передача новостей шла на разговорном польском и носила истеричный характер, так что понять можно было только через два слова на третье. Болезнь поражает мозг, она неизлечима, она распространилась повсеместно. И так далее. Сейчас предпринимаются попытки выйти на контакт со Штатами или хотя бы осуществить радиоперехват информации. Но на Земле почти все линии связи вышли из строя. Дэн взглянул на часы.
– Ладно, доедайте побыстрей. Через десять минут новости. Джулис Хаммонд.
Они прошли в библиотеку. Там уже собралось столько народу, что им пришлось остановиться недалеко от входа. Дэн помог Джону забраться на стол, чтобы тот мог получше видеть видеокуб. Ровно в двадцать один ноль ноль экран вспыхнул, на нем появилось хорошо всем знакомое, серьезное и слегка взволнованное лицо Джулис Хаммонд.
– Сегодня пятое мая две тысячи восемьдесят пятого года. Как всем вам известно, ходят разговоры о эпидемии на Земле. – Она выдержала паузу. – Слухи соответствуют истине. Пока неизвестно, насколько широко распространилась болезнь. Не исключено, что это – пандемия, охватившая всю планету. Нам до сих пор не удалось связаться с Соединенными Штатами, но сегодня была перехвачена телетрансляция на Неваду. (Невадой называлась независимая страна в центре Северной Америки, где царили довольно дикие нравы).
Лицо Хаммонд растаяло, и на его месте появилось лицо молодой женщины. Развертка по оси 2 работала неустойчиво, и картинка судорожно подергивалась, становясь то двухмерной, то опять трехмерной.
Звук был чистый. В надтреснутом голосе проскальзывали истерические нотки.
– Всякий, кто после начала войны побывал в Штатах или в любом другом месте за пределами Невады, обязан немедленно покинуть страну! И не задерживайтесь, чтобы упаковать вещи. Профсоюз ликвидаторов договорился о тесном взаимодействии с Синдикатом Народного Здравоохранения... каждый, кто мог стать чумным бациллоносителем, должен уехать. Срок – до полуночи!
Если вам известны люди, побывавшие за границей, сообщайте их имена ликвидаторам. У них сейчас своих дел по горло, так что не пытайтесь воспользоваться случаем, чтобы свести старые счеты, о’кей? Для всех нас речь идет о жизни и смерти... Похоже, эта зараза распространяется, как степной пожар, и не щадит никого.
Если вы заметите у кого-нибудь чумные симптомы, немедленно вызывайте ликвидатора. Можете поработать сами, но только в том случае, если у вас есть огнемет. Затем сообщите в Народное Здравоохранение.
Заболевших колотит лихорадка, они страшно потеют и непрерывно несут чушь. Что бы это ни было, болезнь в первую очередь бьет по мозгам. Люди еще ’несколько дней в состоянии бродить туда-сюда, сея вокруг себя заразу. Нельзя упустить ни одного из них!
Картинка дернулась последний раз, сделалась трехмерной, и на экране снова появилась Джулис Хаммонд:
– Со мной в студии координаторы Маркус и Берриган.
Камера отъехала назад. Справа и слева от Хаммонд сидели координаторы. У Веслава Маркуса, политического координатора, на голове была густая шапка черных волос, но глаза и лицо, изрезанное глубокими морщинами, выдавали его возраст. Технический координатор, Сандра Берриган, получила свой пост недавно; ей было немногим больше сорока. Ее лицо также было напряженным, под глазами набрякли мешки.
Маркус слегка наклонился вперед и заговорил:
– Не подлежит сомнению, что эта чума – следствие биологической войны. Сейчас главное – не допустить вспышки болезни в Ново-Йорке. Каждый, кто был на Земле к моменту начала войны, является потенциальным бациллоносителем.
Дэн как-то неуклюже обнял Марианну за плечи.
– Безусловно, – продолжал Маркус, – драконовские меры, принимаемые в Неваде, нам не по душе. Но и мы должны реагировать быстро и хладнокровно. Теперь слово вам, Сандра.
– Скорее всего, нас это не коснется, – сказала Берриган. – Даже если кто-нибудь из побывавших на Земле и стал бациллоносителем, маловероятно, чтобы вирус мог уцелеть после комплекса профилактических мер, через которые обязан пройти всякий, прежде чем он перешагнет порог воздушного шлюза.
С этим О’Хара была полностью согласна. После бесчисленных инъекций на теле не оставалось Ни одного живого места. Зато у каждого вновь прибывшего в Ново-Йорк надолго оставалось ощущение, что минимум половину полетного времени он провел в сортире.
– И все же. Мы обязаны учесть даже тень возможности того, что кто-то из вас мог стать бациллоносителем новой чумы. Сейчас модуль 9b переоборудуется под жилые помещения, где побывавшие на Земле за последний год – поскольку биологическое оружие могло быть пущено в ход задолго до обмена ядерными ударами – пройдут карантин и обследование. Те, к кому это относится, должны немедленно отправиться в модуль 9b. Не тратьте время на сборы. Ничего не берите с собой, даже зубную щетку. Поспешите. Нам неизвестно, на какой стадии инкубационного периода инфекция становится заразной.
О’Хара пожала Джону руку и осторожно коснулась губами щеки Дэна. Когда она направилась к двери, находившиеся в комнате поспешили освободить ей проход пошире.
В модуле 9b находились парники с помидорами и огурцами, и этого добра здесь было навалом. Как только О’Хара протиснулась в модуль из воздушного шлюза, она сразу поняла, что навсегда возненавидит винный запах томатов.
Битком набитые автоматическим оборудованием, прозрачные пузыри сельскохозяйственных модулей свободно плавали в пространстве вокруг Ново-Йорка. На этих фермах выращивали овощи и разводили цыплят и рыбу для четверть-миллионного населения – кролики и бараны, так же, как и люди, нуждались в искусственной гравитации.
Модуль строился с расчетом на дальнейшее расширение. Поэтому он был большим. И все же для тысячи двухсот тридцати человек потенциальных бациллоносителей там теперь находилось несколько десятков специалистов, в основном медиков, техники и сельскохозяйственные рабочие, следившие за тем, чтобы тесное соседство огурцов, людей и помидоров никому из них не повредило. Все специалисты передвигались исключительно в скафандрах на случай, если кто-нибудь вздумает чихнуть в их сторону.
Новые обитатели модуля недолго оставались загнанной в тесный курятник толпой одиночек. Они знакомились, образовывали маленькие и большие компании, обменивались воспоминаниями и домыслами о Земле. Нашла себя компанию и О’Хара, примкнув к небольшой группке студентов.
Вскоре всех попросили собраться вместе. К ним вышел врач с угрюмой физиономией и сообщил, что карантин продлится не меньше пяти дней. Это известие послужило поводом для недовольного брюзжания. Лишь одному человеку из трехсот за всю его жизнь удавалось побывать на Земле; такие люди, как правило, входили в элиту Ново-Йорка. Они могли позволить себе поворчать.
Кто-то задал вопрос о солнечных вспышках и получил откровенный ответ:
– Придется положиться на судьбу. Модуль не заэкранирован, и вспышка класса три покончит с нами за несколько минут. Успокаивает лишь то, что такие вспышки бывают редко...
Первым на повестке дня стояло доскональное медицинское обследование. Фамилия Марианны находилась в середине алфавитного списка. Поэтому, сдав анализы, она пару дней слонялась без дела. Возможности почитать у нее не было: в модуле имелось не более дюжины видеокубов, и передачи по каждому из них смотрели человек двадцать – тридцать одновременно. Устав от бесконечных фильмов и «мыльных опер», О’Хара присоединилась к команде, трудолюбиво разгадывавшей «самый большой в мире кроссворд».
Подошел ее черед. Несколько часов Марианну осматривали со всех сторон, ощупывали, выстукивали, мяли, брали мазки. Врачи устали, были измотаны, действовали торопливо, и она почувствовала себя неодушевленной деталью на сборочном конвейере. Был и такой момент, когда О’Хара не смогла удержаться от смеха: она висела вниз головой, нагишом, вцепившись в сапоги гинеколога, чтобы тот случайно не промахнулся, когда брал мазки. Дело происходило за помидорной шпалерой, призванной обеспечить врачебную тайну, причем оба участника процедуры медленно вращались в воздухе, в сомнительной позе, напоминавшей пародию на soix-ante-neuf (позицию шестьдесят девять в сексе).
Она припомнила свой разговор с Дэниелом и решила, что в скафандре или без, но эрекция гинекологу обеспечена.
Обследование не выявило ничего, кроме аллергии на коровье молоко, которая не вызвала особого удивления (и не создала никаких проблем, поскольку ближайшая корова паслась на расстоянии в тридцать шесть тысяч километров отсюда). Из находившихся в модуле никто бациллоносителем не оказался. Их продержали под наблюдением еще десять дней и отпустили с миром.
Утомленная более чем скудной диетой, на которой пришлось сидеть в модуле 9b, О’Хара отправилась прямиком в кафе. Там на ленч подавали рис, охлажденные помидоры и рассольник.
Евангелие от Чарли
Большая часть ракет, с ревом рванувшихся в небо шестнадцатого марта две тысячи восемьдесят пятого года, к моменту своего старта устарела лет на пятьдесят. Но было использовано и новое оружие, недостаточно проверенное, над которым еще проводились эксперименты.
Вирус Коралатова считался оружием вполне гуманным. Подразумевалось; что он должен вызвать длительное расстройство психики, лишить на несколько месяцев все население враждебной страны возможности разумно мыслить. Лучше поглупеть на время, чем сдохнуть навсегда. Гладко было на бумаге.
Боеголовки с вирусом Коралатов-31 стояли на восемнадцати запущенных ракетах. Шестнадцать из них были уничтожены лазерами американской системы СОИ. Одна, из-за неисправности, развалилась на части над Восточной Европой. Еще одна, нацеленная на Чикаго, почти достигла места назначения. Дряхлая ракета прошла совсем рядом, так и не взорвавшись, но боеголовка вскрылась от динамического удара, и культуру вируса затянуло в реактивную струю. Результат оказался таким же, как в Европе: долгие недели и месяцы вирус оседал вниз из стратосферы. Там, внизу, он нашел себе самых гостеприимных хозяев в лице человеческих существ. К концу года он сделался не менее вездесущим, чем обыкновенный грипп. Но его действие оказалось совсем не таким, как планировал Коралатов; первые симптомы проявились далеко не сразу. К тому времени, когда вирус постепенно довел до идиотизма и прикончил свою первую жертву, заражения им избежали лишь сотрудники антарктических научных станций, оказавшиеся в самом бедственном положении, горстка скитающихся по пустыне бедуинов и те, чьим домом были Миры.
Ученые в Антарктике могли продержаться несколько лет, пока не кончатся припасы. Жизни бедуинов ничто не угрожало до тех пор, пока им удастся избегать контактов с внешним миром. Остальное население Земли стало легкой добычей новой чумы.
Почти всякий, кто достиг двадцати лет, умирал в течение нескольких недель. В более раннем возрасте действие вируса не проявлялось никак. Мир погружался в хаос; дети остались без родителей, без присмотра, без руководства. Потребовалось время, прежде чем кошмарная истина предстала во всей своей наготе: никому отныне не суждено жить долго. Где-то между восемнадцатью и двадцатью одним годом проходил рубеж, за которым каждого ждали болезнь и смерть.
Два миллиарда обреченных детей не имели ни малейшей возможности поддерживать образ жизни двадцать первого столетия. Конечно, все не могло развалиться одновременно, ведь Мир был почти полностью автоматизированным и системы выходили из строя далеко не сразу. Вы могли зайти в бар-автомат и получить там порцию выпивки, а могли снять трубку, набрать номер общественной службы и послушать, как давно умершая женщина молится за вас. Но рано или поздно большая часть оборудования должна была сломаться либо сама по себе, либо в результате вандализма, а на всем белом свете не осталось никого, кто бы смог восстановить разрушенное. Впрочем, существовала одна группировка, которую не застала врасплох ни сама война, ни ее ужасающие последствия. Запрещенная, действовавшая нелегально секта мансонитов насчитывала на юге Соединенных Штатов десятки тысяч своих приверженцев. Еще много лет назад мансониты предсказали, что концу света будет предшествовать период сумятицы и неразберихи. Они относили начало этого периода к две тысячи восемьдесят пятому году, сотой годовщине вознесения отца-основателя этой религии.
Вера мансонитов покоилась на фундаменте писаний Чарльза Мансона, полоумного мессии, который сто лет назад вовлек своих последователей в настоящую оргию массовых самоубийств. Члены секты считали убийство священным таинством, а смерть чтили, как избавление и благословение Господне. Такова была единственная церковь, число прихожан которой стремительно росло после войны.
Год второй
Глава 1
Сначала теплилась надежда, что Австралию, Новую Зеландию и Океанию чума может обойти стороной. Но продолжавший тихо оседать из атмосферы вирус был беспощаден. Даже на крошечных, затерянных в океане островках заболели и умерли все, кроме самых молодых.
Живущих на Земле постепенно засасывала трясина отчаяния, дикости и безумия, а в Ново-Йорке жизнь становилась все более спокойной и К безопасной. По крайней мере, на какое-то время. Когда фермы были восстановлены, О’Хара с облегчением поменяла свой скафандр и мокрые пеленки на письменный стол.
Люди стали гораздо меньше беспокоиться о хлебе насущном и гораздо больше о том (неумолимый признак возвращения к обыденности), в какой руке держать вилку. Их также начали всерьез волновать вопросы типа: кто с кем спит? А если больше не спит, то почему, и имеются ли на все это законные основания?
Заключение брака в Ново-Йорке было делом довольно сложным. Не в смысле самой процедуры, конечно; формальности выполнялись с помощью компьютера буквально за пару минут. Главная проблема сводилась к тому, вступаете ли вы в брак с одним человеком, с двумя, с шестью или с шестью тысячами.
В Ново-Йорке насчитывалось несколько десятков «семейных кланов». Сам этот термин давно устарел, использовался в весьма вольной трактовке, и под ним чаще всего понимались более-менее постоянные половые связи, а иногда – общие дети, совместное проживание и так далее.
Примером тому могли служить семейные кланы самой Марианны О’
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Он стал близким другом Марианны – именно через него та и познакомилась с Дэном, – поэтому Андерсон и О’Хара часто наведывались на уровень с тяготением в одну четверть земного, где Джон жил и работал, чтобы заглянуть вместе с ним в бар «Хмельная голова» или перекусить на скорую руку в одном из кафе самообслуживания. Народу там обычно бывало совсем немного – далеко не всякий чувствовал себя достаточно уверенно при пониженном тяготении, где простая попытка выпить чашечку кофе порой могла привести к самым неожиданным и весьма плачевным последствиям.
Кафе на уровне с тяготением в четверть земного было единственным помещением в Ново-Йорке, обшитым деревянными панелями. Эти панели завез с Земли один меценат, после того, как лечение в госпитале с пониженной гравитацией Спасло его от неминуемой смерти. Правда, несколько ящиков шотландского виски были бы приняты с большей благодарностью: тем, кто вырос под сенью стальных стен, филиппинское красное дерево казалось мрачным и неестественным. Да и людям, родившимся на земле, эта обстановка не особенно грела душу, поскольку панели были прикручены к стенам здоровенными, бросающимися в глаза металлическими болтами.
Когда они вошли, Ожелби уже сидел за столиком. Он приветствовал их вялым взмахом руки.
Ужин состоял из горстки риса, политого серой массой неизвестного происхождения, нескольких крошек сыра и столовой ложки фасоли. Преклонный возраст фасоли вызывал глубокое почтение. Зато спиртное имелось в неограниченном количестве; выдачу протеина жестко контролировали, алкоголем же было заполнено великое множество баков и цистерн.
– Уже слышали, что происходит на Земле? – спросил Джон.
– Думаю, ничего хорошего, – ответил Дэниел.
– Эпидемия. Если только это не чья-то дурная шутка или недоразумение. – Джон подцепил вилкой стручок фасоли, отправил в рот и с отвращением принялся его жевать. – Сначала Восточная Европа, потом Россия. Русские обвиняют американцев в использовании биологического оружия. Но этот мор не обошел стороной и Америку.
– Эпидемия какой болезни? – спросила О’Хара.
– Трудно сказать. Они называют ее чумой. Передача новостей шла на разговорном польском и носила истеричный характер, так что понять можно было только через два слова на третье. Болезнь поражает мозг, она неизлечима, она распространилась повсеместно. И так далее. Сейчас предпринимаются попытки выйти на контакт со Штатами или хотя бы осуществить радиоперехват информации. Но на Земле почти все линии связи вышли из строя. Дэн взглянул на часы.
– Ладно, доедайте побыстрей. Через десять минут новости. Джулис Хаммонд.
Они прошли в библиотеку. Там уже собралось столько народу, что им пришлось остановиться недалеко от входа. Дэн помог Джону забраться на стол, чтобы тот мог получше видеть видеокуб. Ровно в двадцать один ноль ноль экран вспыхнул, на нем появилось хорошо всем знакомое, серьезное и слегка взволнованное лицо Джулис Хаммонд.
– Сегодня пятое мая две тысячи восемьдесят пятого года. Как всем вам известно, ходят разговоры о эпидемии на Земле. – Она выдержала паузу. – Слухи соответствуют истине. Пока неизвестно, насколько широко распространилась болезнь. Не исключено, что это – пандемия, охватившая всю планету. Нам до сих пор не удалось связаться с Соединенными Штатами, но сегодня была перехвачена телетрансляция на Неваду. (Невадой называлась независимая страна в центре Северной Америки, где царили довольно дикие нравы).
Лицо Хаммонд растаяло, и на его месте появилось лицо молодой женщины. Развертка по оси 2 работала неустойчиво, и картинка судорожно подергивалась, становясь то двухмерной, то опять трехмерной.
Звук был чистый. В надтреснутом голосе проскальзывали истерические нотки.
– Всякий, кто после начала войны побывал в Штатах или в любом другом месте за пределами Невады, обязан немедленно покинуть страну! И не задерживайтесь, чтобы упаковать вещи. Профсоюз ликвидаторов договорился о тесном взаимодействии с Синдикатом Народного Здравоохранения... каждый, кто мог стать чумным бациллоносителем, должен уехать. Срок – до полуночи!
Если вам известны люди, побывавшие за границей, сообщайте их имена ликвидаторам. У них сейчас своих дел по горло, так что не пытайтесь воспользоваться случаем, чтобы свести старые счеты, о’кей? Для всех нас речь идет о жизни и смерти... Похоже, эта зараза распространяется, как степной пожар, и не щадит никого.
Если вы заметите у кого-нибудь чумные симптомы, немедленно вызывайте ликвидатора. Можете поработать сами, но только в том случае, если у вас есть огнемет. Затем сообщите в Народное Здравоохранение.
Заболевших колотит лихорадка, они страшно потеют и непрерывно несут чушь. Что бы это ни было, болезнь в первую очередь бьет по мозгам. Люди еще ’несколько дней в состоянии бродить туда-сюда, сея вокруг себя заразу. Нельзя упустить ни одного из них!
Картинка дернулась последний раз, сделалась трехмерной, и на экране снова появилась Джулис Хаммонд:
– Со мной в студии координаторы Маркус и Берриган.
Камера отъехала назад. Справа и слева от Хаммонд сидели координаторы. У Веслава Маркуса, политического координатора, на голове была густая шапка черных волос, но глаза и лицо, изрезанное глубокими морщинами, выдавали его возраст. Технический координатор, Сандра Берриган, получила свой пост недавно; ей было немногим больше сорока. Ее лицо также было напряженным, под глазами набрякли мешки.
Маркус слегка наклонился вперед и заговорил:
– Не подлежит сомнению, что эта чума – следствие биологической войны. Сейчас главное – не допустить вспышки болезни в Ново-Йорке. Каждый, кто был на Земле к моменту начала войны, является потенциальным бациллоносителем.
Дэн как-то неуклюже обнял Марианну за плечи.
– Безусловно, – продолжал Маркус, – драконовские меры, принимаемые в Неваде, нам не по душе. Но и мы должны реагировать быстро и хладнокровно. Теперь слово вам, Сандра.
– Скорее всего, нас это не коснется, – сказала Берриган. – Даже если кто-нибудь из побывавших на Земле и стал бациллоносителем, маловероятно, чтобы вирус мог уцелеть после комплекса профилактических мер, через которые обязан пройти всякий, прежде чем он перешагнет порог воздушного шлюза.
С этим О’Хара была полностью согласна. После бесчисленных инъекций на теле не оставалось Ни одного живого места. Зато у каждого вновь прибывшего в Ново-Йорк надолго оставалось ощущение, что минимум половину полетного времени он провел в сортире.
– И все же. Мы обязаны учесть даже тень возможности того, что кто-то из вас мог стать бациллоносителем новой чумы. Сейчас модуль 9b переоборудуется под жилые помещения, где побывавшие на Земле за последний год – поскольку биологическое оружие могло быть пущено в ход задолго до обмена ядерными ударами – пройдут карантин и обследование. Те, к кому это относится, должны немедленно отправиться в модуль 9b. Не тратьте время на сборы. Ничего не берите с собой, даже зубную щетку. Поспешите. Нам неизвестно, на какой стадии инкубационного периода инфекция становится заразной.
О’Хара пожала Джону руку и осторожно коснулась губами щеки Дэна. Когда она направилась к двери, находившиеся в комнате поспешили освободить ей проход пошире.
В модуле 9b находились парники с помидорами и огурцами, и этого добра здесь было навалом. Как только О’Хара протиснулась в модуль из воздушного шлюза, она сразу поняла, что навсегда возненавидит винный запах томатов.
Битком набитые автоматическим оборудованием, прозрачные пузыри сельскохозяйственных модулей свободно плавали в пространстве вокруг Ново-Йорка. На этих фермах выращивали овощи и разводили цыплят и рыбу для четверть-миллионного населения – кролики и бараны, так же, как и люди, нуждались в искусственной гравитации.
Модуль строился с расчетом на дальнейшее расширение. Поэтому он был большим. И все же для тысячи двухсот тридцати человек потенциальных бациллоносителей там теперь находилось несколько десятков специалистов, в основном медиков, техники и сельскохозяйственные рабочие, следившие за тем, чтобы тесное соседство огурцов, людей и помидоров никому из них не повредило. Все специалисты передвигались исключительно в скафандрах на случай, если кто-нибудь вздумает чихнуть в их сторону.
Новые обитатели модуля недолго оставались загнанной в тесный курятник толпой одиночек. Они знакомились, образовывали маленькие и большие компании, обменивались воспоминаниями и домыслами о Земле. Нашла себя компанию и О’Хара, примкнув к небольшой группке студентов.
Вскоре всех попросили собраться вместе. К ним вышел врач с угрюмой физиономией и сообщил, что карантин продлится не меньше пяти дней. Это известие послужило поводом для недовольного брюзжания. Лишь одному человеку из трехсот за всю его жизнь удавалось побывать на Земле; такие люди, как правило, входили в элиту Ново-Йорка. Они могли позволить себе поворчать.
Кто-то задал вопрос о солнечных вспышках и получил откровенный ответ:
– Придется положиться на судьбу. Модуль не заэкранирован, и вспышка класса три покончит с нами за несколько минут. Успокаивает лишь то, что такие вспышки бывают редко...
Первым на повестке дня стояло доскональное медицинское обследование. Фамилия Марианны находилась в середине алфавитного списка. Поэтому, сдав анализы, она пару дней слонялась без дела. Возможности почитать у нее не было: в модуле имелось не более дюжины видеокубов, и передачи по каждому из них смотрели человек двадцать – тридцать одновременно. Устав от бесконечных фильмов и «мыльных опер», О’Хара присоединилась к команде, трудолюбиво разгадывавшей «самый большой в мире кроссворд».
Подошел ее черед. Несколько часов Марианну осматривали со всех сторон, ощупывали, выстукивали, мяли, брали мазки. Врачи устали, были измотаны, действовали торопливо, и она почувствовала себя неодушевленной деталью на сборочном конвейере. Был и такой момент, когда О’Хара не смогла удержаться от смеха: она висела вниз головой, нагишом, вцепившись в сапоги гинеколога, чтобы тот случайно не промахнулся, когда брал мазки. Дело происходило за помидорной шпалерой, призванной обеспечить врачебную тайну, причем оба участника процедуры медленно вращались в воздухе, в сомнительной позе, напоминавшей пародию на soix-ante-neuf (позицию шестьдесят девять в сексе).
Она припомнила свой разговор с Дэниелом и решила, что в скафандре или без, но эрекция гинекологу обеспечена.
Обследование не выявило ничего, кроме аллергии на коровье молоко, которая не вызвала особого удивления (и не создала никаких проблем, поскольку ближайшая корова паслась на расстоянии в тридцать шесть тысяч километров отсюда). Из находившихся в модуле никто бациллоносителем не оказался. Их продержали под наблюдением еще десять дней и отпустили с миром.
Утомленная более чем скудной диетой, на которой пришлось сидеть в модуле 9b, О’Хара отправилась прямиком в кафе. Там на ленч подавали рис, охлажденные помидоры и рассольник.
Евангелие от Чарли
Большая часть ракет, с ревом рванувшихся в небо шестнадцатого марта две тысячи восемьдесят пятого года, к моменту своего старта устарела лет на пятьдесят. Но было использовано и новое оружие, недостаточно проверенное, над которым еще проводились эксперименты.
Вирус Коралатова считался оружием вполне гуманным. Подразумевалось; что он должен вызвать длительное расстройство психики, лишить на несколько месяцев все население враждебной страны возможности разумно мыслить. Лучше поглупеть на время, чем сдохнуть навсегда. Гладко было на бумаге.
Боеголовки с вирусом Коралатов-31 стояли на восемнадцати запущенных ракетах. Шестнадцать из них были уничтожены лазерами американской системы СОИ. Одна, из-за неисправности, развалилась на части над Восточной Европой. Еще одна, нацеленная на Чикаго, почти достигла места назначения. Дряхлая ракета прошла совсем рядом, так и не взорвавшись, но боеголовка вскрылась от динамического удара, и культуру вируса затянуло в реактивную струю. Результат оказался таким же, как в Европе: долгие недели и месяцы вирус оседал вниз из стратосферы. Там, внизу, он нашел себе самых гостеприимных хозяев в лице человеческих существ. К концу года он сделался не менее вездесущим, чем обыкновенный грипп. Но его действие оказалось совсем не таким, как планировал Коралатов; первые симптомы проявились далеко не сразу. К тому времени, когда вирус постепенно довел до идиотизма и прикончил свою первую жертву, заражения им избежали лишь сотрудники антарктических научных станций, оказавшиеся в самом бедственном положении, горстка скитающихся по пустыне бедуинов и те, чьим домом были Миры.
Ученые в Антарктике могли продержаться несколько лет, пока не кончатся припасы. Жизни бедуинов ничто не угрожало до тех пор, пока им удастся избегать контактов с внешним миром. Остальное население Земли стало легкой добычей новой чумы.
Почти всякий, кто достиг двадцати лет, умирал в течение нескольких недель. В более раннем возрасте действие вируса не проявлялось никак. Мир погружался в хаос; дети остались без родителей, без присмотра, без руководства. Потребовалось время, прежде чем кошмарная истина предстала во всей своей наготе: никому отныне не суждено жить долго. Где-то между восемнадцатью и двадцатью одним годом проходил рубеж, за которым каждого ждали болезнь и смерть.
Два миллиарда обреченных детей не имели ни малейшей возможности поддерживать образ жизни двадцать первого столетия. Конечно, все не могло развалиться одновременно, ведь Мир был почти полностью автоматизированным и системы выходили из строя далеко не сразу. Вы могли зайти в бар-автомат и получить там порцию выпивки, а могли снять трубку, набрать номер общественной службы и послушать, как давно умершая женщина молится за вас. Но рано или поздно большая часть оборудования должна была сломаться либо сама по себе, либо в результате вандализма, а на всем белом свете не осталось никого, кто бы смог восстановить разрушенное. Впрочем, существовала одна группировка, которую не застала врасплох ни сама война, ни ее ужасающие последствия. Запрещенная, действовавшая нелегально секта мансонитов насчитывала на юге Соединенных Штатов десятки тысяч своих приверженцев. Еще много лет назад мансониты предсказали, что концу света будет предшествовать период сумятицы и неразберихи. Они относили начало этого периода к две тысячи восемьдесят пятому году, сотой годовщине вознесения отца-основателя этой религии.
Вера мансонитов покоилась на фундаменте писаний Чарльза Мансона, полоумного мессии, который сто лет назад вовлек своих последователей в настоящую оргию массовых самоубийств. Члены секты считали убийство священным таинством, а смерть чтили, как избавление и благословение Господне. Такова была единственная церковь, число прихожан которой стремительно росло после войны.
Год второй
Глава 1
Сначала теплилась надежда, что Австралию, Новую Зеландию и Океанию чума может обойти стороной. Но продолжавший тихо оседать из атмосферы вирус был беспощаден. Даже на крошечных, затерянных в океане островках заболели и умерли все, кроме самых молодых.
Живущих на Земле постепенно засасывала трясина отчаяния, дикости и безумия, а в Ново-Йорке жизнь становилась все более спокойной и К безопасной. По крайней мере, на какое-то время. Когда фермы были восстановлены, О’Хара с облегчением поменяла свой скафандр и мокрые пеленки на письменный стол.
Люди стали гораздо меньше беспокоиться о хлебе насущном и гораздо больше о том (неумолимый признак возвращения к обыденности), в какой руке держать вилку. Их также начали всерьез волновать вопросы типа: кто с кем спит? А если больше не спит, то почему, и имеются ли на все это законные основания?
Заключение брака в Ново-Йорке было делом довольно сложным. Не в смысле самой процедуры, конечно; формальности выполнялись с помощью компьютера буквально за пару минут. Главная проблема сводилась к тому, вступаете ли вы в брак с одним человеком, с двумя, с шестью или с шестью тысячами.
В Ново-Йорке насчитывалось несколько десятков «семейных кланов». Сам этот термин давно устарел, использовался в весьма вольной трактовке, и под ним чаще всего понимались более-менее постоянные половые связи, а иногда – общие дети, совместное проживание и так далее.
Примером тому могли служить семейные кланы самой Марианны О’
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30