Аргирос не видел ни одной чжурчженьской женщины. Отправившись в грабительский поход, хан оставил их с несколькими мужчинами и большей частью стад, чтобы ничто не мешало быстро передвигаться воинам.
– Я заметил небольшое пятно света, производимое духом, – продолжал шаман. – Я не знал его привычек. Я нацелил яркое пятно на палец и обжегся. Но все же дух был милостив; он не поглотил меня целиком.
– И ты еще говоришь, что веришь в единого Бога? – Аргирос недоверчиво покачал головой.
– Духи есть во всех вещах, – сказал Орда, – как ты уже убедился. Но над нами есть единый Бог. Он распределяет добро и зло по земле. И этого достаточно; он не нуждается в молитвах или церемониях. Что значат слова? Он смотрит в сердце человека.
Римлянин широко распахнул глаза. Вряд ли он ожидал услышать такое от кочевника. Отхлебнув еще один большой глоток из меха с кумысом – чем больше пьешь этот напиток, тем вкуснее кажется, – Аргирос решил сменить тему разговора.
– Я знаю, почему ты говоришь так… такое, – с осуждением произнес он и икнул.
– И почему же?
Шаман снова улыбался в притворном возмущении. Для него напиток оставался всего лишь напитком, и он был только слегка навеселе, тогда как римлянин пьянел все сильнее.
– Потому что ты уподобляешься Аргусу Панопту из мифа.
Через мгновение Аргирос осознал, что ему придется объяснить, кто такой был Аргус Панопт. Все-таки Орда не обладал классическим образованием.
– у Аргуса глаза были рассыпаны по всему телу, и поэтому он мог видеть сразу во всех направлениях. Должно быть, тебе знакомо волшебство, которое сделало его таким, каким он был. – Он рассказал, как римские солдаты попытались напасть на Орду и чжурчженьский разведывательный отряд на пригорке во время битвы. – Когда ты нацеливал ту трубу, казалось, ты угадывал, что собирались предпринять римляне. Должно быть, с помощью чар ты читал мысли офицеров.
Шаман добродушно усмехнулся.
– Твоя первая догадка ближе к истине. Я обладаю глазами Аргуса, о которых ты говорил.
Из-за его пришепетывающего акцента окончание имени Аргуса прозвучало с угрожающим шипением.
Аргирос хотел было перекреститься, но остановился. По награбленным Тоссуком церковным сосудам можно судить, как мало чжурчжени уважали христианство. И неудивительно – ведь империя использовала религиозное подавление как инструмент политического контроля. Живя среди кочевников, римлянин не желал противопоставлять себя им. Но он по-прежнему испытывал страх. Он всегда считал Аргуса всего лишь существом древнего, очень древнего языческого мифа. Допустить реальность существования подобного персонажа через тринадцать столетий после Рождества Христова – значило поколебать основы всего мира Аргироса.
Вздрогнув, римлянин сказал:
– Дай мне еще кумыса, Орда.
Когда чжурчженьский шаман подал ему мех, Василий едва не уронил его.
– Ай! Осторожно! Не разлей, – воскликнул шаман. – Дай мне. Клянусь, уж я-то не пролью.
– Прости.
Казалось, римлянин еще пытался с трудом удержать бурдюк. Наконец, смущенно тряхнув головой, он передал мех Орде. Шаман поднял и опустошил его, смачно чавкая.
– Странный вкус, – заметил он, слегка нахмурив брови.
– Я ничего не заметил, – сказал Аргирос.
– Что ты понимаешь в кумысе? – фыркнул Орда.
Они еще поговорили немного. Шаман стал зевать, затем окинул себя взглядом и зевнул так, что затрещала челюсть. Даже при свете колеблющегося пламени факела зрачки Орды превратились почти в точки. Он зевнул еще раз. Веки его слипались, но он все же успел подозрительно взглянуть на Аргироса.
– Что ты…
Шаман уронил голову на грудь, затем издал тихий храп и повалился на ковер.
Какое-то время римлянин сидел неподвижно, пока не убедился, что Орда уже не поднимется. Пожалуй, шаман нравился Аргиросу, и Василий надеялся, что дал Орде не слишком большую дозу макового сока. Нет – хотя и медленно, но грудь Орды продолжала вздыматься и опускаться.
Когда Аргирос понял, что кочевник погрузился в глубокий сон, он встал на ноги. В его движениях уже не было той неуверенности, которую он демонстрировал несколько минут назад. Следовало спешить. Будучи шаманом, Орда занимался лечением чжурчженей и их лошадей. Степняки могли зайти в его юрту в любом часу ночи.
В нескольких плетеных ящиках у дальней стенки юрты хранились вещи. Аргирос порылся в них. Он нашел кинжал и сунул его под кольчугу, взял лук и запасную тетиву. Перебрав, он снова сложил все в сундук: если в юрте будет порядок, любой посетитель решит (с помощью Богородицы), что шаман просто пьян и спит беспробудным сном. Половина имущества Орды так или иначе была связана с колдовством. Аргиросу хотелось забрать многие из этих предметов, чтобы потом рассмотреть их, но у него не было времени, да к тому же его охватывал трепет перед неведомыми колдовскими чарами.
Вот! Та труба, через которую Орда рассматривал римлян. Аргирос думал, что она из металла, но оказалось, что она сделана из черной кожи, натянутой на раму из палок. Разумеется, именно в глазах Аргуса – по одному на каждом конце трубы – и отражался свет факелов. С содроганием Аргирос сунул трубу рядом с кинжалом, тщательно расправил кольчугу, а затем выскочил из юрты шамана.
Сердце римлянина отчаянно колотилось, когда он шел к привязанным в линию лошадям.
– Кто идет? – выкрикнул часовой, подняв факел. Аргирос подошел к нему с улыбкой и поднял лук.
– Бука из южного патруля забыл это. Кайду приехал и лег спать, а меня попросил отвезти лук.
Он говорил на греческом, примешав к нему несколько знакомых слов из языка степняков.
После нескольких повторений с добавлением пантомимы часовой понял. Аргирос уже готов был пустить в ход кинжал, если бы чжурчжень отнесся к нему с недоверием. Но кочевники раньше уже поручали греку такого рода дела, а Бука особым умом не отличался. Часовой расхохотался.
– Этот тупой козел и голову бы забыл, если бы она крепко не держалась на плечах. Ладно, проходи.
Римлянин понял не все услышанное, но сообразил, что получил разрешение. Он поехал на юг, как и предупреждал часового. Удалившись от костров лагеря за пределы видимости и слышимости, он повернул и сделал большой круг. Аргирос скакал сквозь темноту так быстро, как только мог. Вдали от зловонного лагеря в степи приятно пахло ароматными травами и зеленью. Где-то вдалеке печально кричал козодой.
Через некоторое время взошла ущербная луна, заливая степь бледным светом. Теперь стало легче ориентироваться, но труднее скрыться от погони. Многое зависело от того, как скоро чжурчжени обнаружат сонного Орду, размышлял Василий, понукая грубошерстную низкорослую лошадку. С каждым ярдом преследователям все труднее будет догнать его.
Он использовал все известные трюки, чтобы запутать след: скакал по речной отмели, возвращался по собственным следам. Затем ему посчастливилось: он наткнулся на участок, где прошли стада чжурчженей. Пару миль Аргирос поблуждал среди множества отпечатков копыт – пусть кочевники попробуют отличить следы его лошади от тысяч других.
Заря уже окрасила восточную сторону небосвода в розовые и золотистые тона – надо было поискать убежище. Лошадь еще не успела устать – у кочевников кони куда выносливее, чем у римлян. Однако сам он уже был без сил и понимал, что не сможет долго продержаться в седле.
Он готов был закричать от радости, когда слева увидел ряд деревьев. Значит, там текла река – свежая вода; если повезет, там есть и рыба или раки; может быть, даже фрукты или орехи. А если случится худшее, он сможет вступить в бой из укрытия.
Аргирос напоил лошадь и привязал ее ближе к воде, куда, как он рассчитывал, не проникнет взор преследователя. Отложив в сторону украденный кинжал и трубу, он прилег рядом с лошадью, намереваясь через несколько минут подняться и раздобыть что-нибудь поесть. Желудок урчал, как голодный медведь.
Василия разбудили бьющие в глаза солнечные лучи. В смущении он осмотрелся; лучи падали с другой стороны. Он проспал полдня. Прошептав благодарственную молитву за то, что кочевники не застали его врасплох, римлянин спустился к воде.
У берега к камням крепились пресноводные моллюски. Аргирос открыл раковины плоским камешком и проглотил вкусную оранжевую мякоть. Это немного утолило голод. Он попытался руками поймать рыбу, но ему не хватило сноровки. На некоторых деревьях виднелись сливы – жесткие, зеленые. Василий вздохнул. Придется охотиться. А пока он решил разглядеть трубу.
Сначала ему показалось, что он ее сломал; конечно же, она была длиннее, когда он стащил ее из юрты Орды. Потом он понял, что это была не одна труба, а две и конец меньшей был вставлен в большую. Он опять вытянул трубу во всю длину.
Аргирос взглянул в глаза Аргуса. При дневном свете и при более тщательном рассмотрении концы трубы вовсе не напоминали глаза. Скорее, они походили на кристаллы, подобные тому, в котором Орда хранил Дух огня. Василий уже хотел было разобрать трубу и посмотреть, что у нее внутри, но воздержался. Кто знает, какого демона он мог выпустить наружу?
Вероятно, он сможет увидеть, что это за демон. Медленно, в любой момент готовый отбросить трубу в сторону, он поднес к лицу более толстый конец трубы, бормоча:
– Матерь Божья, смилуйся надо мной!
Но ни рогатой головы, ни лукавого лица там не оказалось. Вместо этого Василий увидел нечто еще более странное: посреди темного поля располагался небольшой светлый круг намного меньшего диаметра, чем размер самой трубы. Что бы это значило?
А внутри круга!.. Он отбросил трубу и потер глаза. Повторяя молитву, он снова взглянул в отверстие. Понятно, на противоположном берегу он видел деревья, но маленькие, будто они вдруг удалились на огромное расстояние вместо двух сотен футов. И они – Богородица свидетельница – перевернулись вверх тормашками. Их кроны оказались там, где должны быть корни, а река текла там, где должно быть небо.
Аргирос опустил трубу, сел и озадаченно почесал подбородок. Он не мог взять в толк, как можно смотреть на мир в уменьшенном виде, да еще перевернутом вверх ногами, и как это могло помочь чжурчженям победить римлян. С другой стороны, вероятно, он еще не полностью постиг волшебство Орды.
Что же, что еще он мог сделать из того, чего пока не пробовал? Сначала ему ничего не приходило в голову. Потом он вспомнил, что дважды смотрел в трубу через толстый конец. А если взглянуть через тонкий?
Он поднес трубу к глазу, прикрыв другой, чтобы не путаться, как раньше. На этот раз светлый круг во тьме оказался шире. Там, где внутри круга до того было четкое, хотя и уменьшенное и перевернутое вверх дном, изображение, теперь наблюдалась смутная и расплывчатая игра цветов и теней. Аргиросу показалось, что через стекло смотрит темный, туманный образ святого Павла.
Василий потер глаза. Орда знал, как работала проклятая штуковина; неужели римлянин глупее и даже не сможет последовать примеру варвара? Возможно хотя Аргирос не был готов сознаться в этом.
Он нацелил трубу на вершину высокого дуба за рекой и внимательно рассмотрел изображение. Нижняя часть его была небесно-голубой, а верхняя – зеленой.
С какого конца ни смотри, труба переворачивала картинку мира.
Но как сделать изображение четче? Вероятно, подумал Аргирос, Орда использовал заклинание для собственных глаз. Тогда римлянин обречен на поражение, хотя и нет нужды о том переживать. Что же еще можно предпринять?
Он вспомнил, что труба на самом деле состояла из двух труб. Чжурчженьский шаман, очевидно, преследовал этим какую-то цель; ведь легче было бы сделать одну целую трубу. С решительным возгласом Аргирос сократил длину прибора, насколько то было возможно.
Он снова уставился в трубу. Изображение стало еще хуже, чем раньше. Но римлянин не унывал: ведь кое-что удалось изменить. Вероятно, он слишком сократил длину прибора. Тогда Василий вытащил тонкую трубу наполовину.
– Помоги, Богородица!
Картинка по-прежнему оставалась туманной, но она стала яснее, так что уже можно было различить отдельные ветви и листья деревьев на той стороне реки казалось, они теперь так приблизились, что до них можно дотронуться рукой. Аргирос несколько сократил длину трубы, и картинка стала менее четкой. Затем он опять немного вытянул прибор.
Дальние листья выглядели, точно лезвия ножей, и изображение оставалось далеким от совершенства. Оно было слегка искажено, с одной стороны все казалось синим, а с другой – красным. Но Аргирос ухитрился пересчитать перья коноплянки, различить которую на фоне густой листвы невооруженным глазом он просто не смог бы.
Он с благоговением опустил трубу. Аристофан и Сенека писали, что круглый стеклянный кувшин с водой можно использовать как увеличительный прибор, но на близком расстоянии. Ни один из древних мудрецов не упоминал об увеличении далеко расположенных предметов.
Воспоминания о древних авторах-классиках натолкнули римлянина на другие мысли. Заполненный водой кувшин должен быть тонким по краям и толстым в середине, как и кристаллы Орды. Если так, можно проделывать любопытные опыты со светом, используя свойства прозрачных предметов, и без всякого участия заключенного в них духа огня.
Аргирос вздохнул с облегчением. Ведь он пришел в ужас, когда его молитвы не остановили Орду и шаман получил огонь с помощью кристалла. Но если тогда Василий молился о ниспровержении естественного закона, пусть даже пока непонятного, значит, неудача вполне объяснима. Бог творит чудеса только по просьбе святого, каковым римлянин отнюдь не являлся. Он так давно скитался по полям сражений, что не отказался бы даже от женщины-чжурчженки в кожаной одежде и с жирными волосами, пусть от нее и пахло прогорклым маслом.
Он сложил трубу и сунул ее в седельную суму. Теперь пора возвращаться в римскую армию. Римские ремесленники, разумеется, смогут воспроизвести изобретение, на которое наткнулся шаман кочевников.
– Христос, Богородица и все святые, какой же я дурак! – сокрушался Аргирос двумя днями позже.
Лошадь навострила уши от неожиданности. Он не обратил на это внимания и продолжал говорить вслух:
– Если глаза Аргуса позволят Текмаяию видеть врагов на расстоянии, они могут сослужить ту же службу для меня. Я один, и невесть сколько степняков рыщут по моему следу, а потому я должен видеть больше, чем Текманий.
По здравом размышлении Василий прекратил упрекать себя в глупости. Глаза Аргуса – нечто новое; как он мог сразу оценить всю их полезность? Проще со старыми и давно знакомыми вещами. Но сейчас новый прибор оказывался полезнее любых известных вещей.
Аргирос привязал лошадь к кусту у основания пологого склона и пешком поднялся на пригорок. Наверху он лег в траву на живот. Даже без глаз Аргуса вдали на фоне неба различался силуэт человека.
Теперь Василия уже не смущало, что мир в трубе выглядел перевернутым вверх ногами. Он осмотрел весь горизонт по кругу, особенно приглядываясь к местам, где замечалось какое-либо движение. Без трубы он бы решил, что надо удаляться от облака пыли, поднимавшегося на юге. С трубой же он смог разглядеть: пыль поднимали не всадники, а скот. Можно продолжать двигаться в том же направлении, избегая столкновения с кочевниками, чтобы догнать римскую армию, пока Текманий не вернул ее на заселенные земли к югу от Дуная.
Тоссук и Орда, конечно, знали, куда он направляется. Но степь столь обширна, и Аргирос не думал, что чжурчжени могли поймать его, выслав заставы по следу. Они могли напасть на его след, но это, theou thelontos – по воле Божьей – не должно случиться. Разумеется, нет, если его молитвы возымеют силу.
Прошло еще четыре дня, и он уверился, что Бог внял его мольбам. Он уже продвинулся на юг дальше линии, где его могли достать кочевники. И наткнулся на следы римлян – их оставили копыта подкованных лошадей.
– Не теряй бдительности, – произнес он вслух.
Аргирос заметил, что среди безмолвной и пустынной равнины часто разговаривает сам с собой вслух. Он напомнил себе слова Солона, обращенные к лидийскому царю Крезу: «Не называйте счастливым человека до его смерти».
Из предосторожности Аргирос вновь воспользовался глазами Аргуса, вглядываясь назад, туда, откуда бежал.
Чжурчжени, как казалось из-за увеличительного эффекта трубы, были готовы вот-вот догнать его. Хотя он видел всадников вниз головами, суровая решительность, с которой они двигались, внушала страх. Пока чжурчжени еще не заметили его; они склонялись над гривами лошадей и присматривались к следам на земле. Если им удалось покрыть такое расстояние, скоро они должны его увидеть – и тогда начнется последняя стадия охоты.
Аргирос пришпорил бока лошади, но та была способна лишь на усталую, неторопливую рысь – и у степной лошадки есть свой предел выносливости.
Римлянин снова оглянулся. Теперь и без трубы он мог видеть своих преследователей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34