Аргирос смотрел вслед этой паре. Он держал себя в руках, стараясь не выдать своего смущения, и машинально почесал затылок. Мирран стала любовницей Гоария и обрела влияние на него. В этом магистр не сомневался. Несомненно, Мирран способна увлечь даже мраморную статую, если то статуя мужчины.
Тогда почему же она оставила Аргироса на свободе? В голову пришел единственный ответ: она могла расправиться с ним в любой подходящий для нее момент. Но все же это опрометчиво с ее стороны. Мирран достаточно опытна в интригах, чтобы понимать: чем дольше даешь волю сопернику, тем опаснее он становится. Она не должна упустить отличный шанс избавиться от него.
Василий еле заметно пожал плечами. Если Мирран позволила себе подобный промах, она обязательно извлечет из этого максимальную выгоду.
Вскоре слуги принялись расставлять столы и стулья. Гоарий, по-прежнему вместе с Мирран, сел за головным столом. Тем самым царь подал гостям сигнал рассаживаться. Все заняли свои места, кроме киргизов, которые никак не могли оторваться от чудо-вина. Один из них был уже почти без сознания; и двое товарищей были вынуждены его поддерживать. Старшим распорядителям пришлось убеждать кочевников сесть. Наконец те неохотно уселись за стол напротив Гоария.
Аргирос думал, что повара на кухне, должно быть, уже рвали на себе волосы от нетерпения, когда же начнется ужин. Они быстро наверстали потерянное время. Постанывая под тяжелой ношей, прислужники несли блюда с жареными козлятами, ягнятами и гусями. Другие доставили бочонки с горохом и луком, зала наполнилась ароматом свежеиспеченного хлеба.
Остатки чудо-вина, видимо, сохранили для стола Гоария, а менее знатные довольствовались сладкими кавказскими винами из подвалов аланского царя. Аргирос пил умеренно. Он не спускал глаз с Мирран, пытаясь разгадать затеянную ею игру.
Никто из сидевших рядом не самых знатных аланов и богатых горожан не нашел пристальные взгляды Аргироса предосудительными. Как ни желанна Мирран, не она привлекала всеобщее внимание. Зато киргизы устроили свой спектакль.
Аргирос знал, что степные кочевники испытывали нужду и, дабы наверстать упущенное, при возможности были готовы объесться. Читая об описанных Гомером циклопических пирах, магистр иногда полагал, что герои Троянской войны отличались той же слабостью. Возможно, как и предки аланов, когда они еще были степным народом. Однако нынешнее поколение утратило эти качества. Его представители с изумлением наблюдали за тем, как ели, ели и ели киргизы.
Заодно кочевники и пили, глотая чудо-вино, точно подкисшее кобылье молоко. Тот, что опьянел еще перед пиром, тихо сполз со стула прямо под стол. Скоро его примеру последовал и второй. Остальные просто буйствовали. Они колотили по столу кулаками, защищая свою точку зрения на что-либо, и кричали все громче и громче, а потом принялись распевать песни на родном языке. Аргирос узнал несколько слов, как и некоторые из присутствовавших в зале. Песня была воинственная.
Слуги убрали широкие тарелки, но не тронули блюда перед громко возмутившимися киргизами. Гоарий встал и поднял вверх руки. Установилась тишина. Наконец киргизы заметили, что кричат они одни. Тогда они тоже притихли и прислушались, что же скажет царь.
– Спасибо, друзья, что разделили со мной праздник, – начал царь по-персидски. Он выждал, пока его слова переведут тем, кто не знал языка, а затем добавил: – Я знаю, что привыкшим к роскоши Константинополя или Ктесифона пир не покажется таким уж богатым, но при наших скромных возможностях мы постарались.
Аргирос вновь почесал затылок. Скромность и самоуничижение – этого от царя аланов он не ожидал. Гоарий продолжал:
– Так или иначе, мы многому научились у римлян и персов. Из всех народов под солнцем, – царь взглянул на Мирран, упоенно ему улыбавшуюся (если Гоарий попал в объятия Ормузда, Аргирос был уверен, что перед тем царь оказался в объятиях красноречивой защитницы этого Бога), – они самые сильные и разумные. И это не случайно, потому что оба качества взаимосвязаны.
Царь остановился. Придворные зааплодировали. Знатные киргизы, пока пребывавшие в сознании, неимоверно скучали. Аргирос им сочувствовал. Если у Гоария и было что-то на уме, он не спешил раскрывать карты.
Так думал магистр, пока царь вдруг не перешел на державное «мы».
– Хоть наше государство сейчас невелико, мы не считаем себя менее разумными, чем император и царь царей.
«Обоим упомянутым правителям, по крайней мере, хватало здравого смысла не хвастать своим умом», – про себя едко заметил Аргирос.
И все-таки в речах Гоария была своя логика, хотя и извращенная.
– Мы достаточно проницательны и видим, что наша сила в нашем здравомыслии и способности оценить выгоды политики, до того не опробованной. В один прекрасный день, возможно, богатые и славные ныне в столицах империй будут иметь повод завидовать нам, как сейчас мы завидуем им.
Придворные зааплодировали снова. Похоже, они понимали, о чем толковал их царь. Аргирос счел, что бедняги, вероятно, уже много раз выслушивали подобные рассуждения. Он слышал о жестокости Гоария, и царь подтверждал свою репутацию.
Двое киргизских послов тоже бурно приветствовали аланского правителя, а может быть, и его деяния. Остальные кочевники уже погрузились в пьяную дремоту. Аргирос им позавидовал.
Гоарий был убежден, что его речь стала апогеем вечера, поскольку после нее гостей уже не развлекали ни певцы, ни танцоры, ни акробаты. Вместо того царь взмахнул рукой в сторону выхода, подавая знак, что пиршество завершалось.
Как и в Константинополе, обычай требовал от уходящих гостей выразить благодарность щедрому хозяину. Вздыхая тайком, Аргирос присоединился к веренице гостей. Ему хотелось завоевать расположение Гоария, но не иметь с ним дела непосредственно.
Однако Гоарий восторженно выразил признательность магистру.
– Мы у вас в долгу. Благодаря вам и вашему чудо-вину пир удался на славу.
Царь говорил по-гречески, чтобы название нового напитка не прозвучало странно посреди персидской фразы. Один из киргизов понимал государственный язык Римской империи и даже немного говорил на нем. Аргирос не успел ответить царю, как кочевник ткнул магистра в бок.
– Ты это питье сделал, а? Хорошо. Откуда ты?
– Из Константинополя, – ответил Василий. Острый палец кочевника отвлек Аргироса от царя, которому следовало ответить по этикету.
– Ах, столица.
Пьяному кочевнику не было дела до этикета, если его вообще когда-либо заботили такие тонкости.
– Ты и я, может быть, в один чудесный день увидимся в Константинополе скоро, а?
– У кого не возникало такого желания? – Голос Гоария звучал вкрадчиво, но глаза сверкали.
Аргирос поклонился государю.
– Служить вам – честь для меня, ваше величество. – Он повернулся к Мирран. – И госпоже.
Вероятно, такая прямота могла заставить ее сорваться, и магистр понимал, насколько это опасно.
Разумеется, она полностью владела собой. С достоинством королевы она протянула Василию изящную руку. Его возмущало, что приходилось плясать под дудку Мирран, но иного выбора не было.
– Мой государь все сказал за меня, – произнесла она.
Магистр пролепетал учтивый ответ и, раскланиваясь, исчез с глаз царя. Выйдя из замка, он нанял мальчика-факельщика, чтобы не заблудиться по дороге к постоялому двору. Мальчик-грузин понимал персидский, если говорили медленно и сопровождали слова выразительными жестами.
– Остановись на минуту и подними факел, – велел Аргирос, когда они свернули за угол и дворец скрылся из вида.
Мальчик подчинился. Аргирос развернул клочок пергамента, который ему сунула Мирран. Держа его близко к лицу при тусклом и мерцающем свете, Василий прочел: «Жди меня завтра один у зеленного рынка, иначе я скажу Гоарию, кто ты такой».
«Никаких хитростей и уверток», – подумал магистр и убрал записку в карман на поясе.
Но это не значило, что Мирран не добьется своего. Как правило, ей это удавалось.
– Вы пойдете на свидание с ней? – Корипп, услышав новость от Аргироса, проникся явным недоверием. – Что делать нам, если она расправится с вами? Вы же не станете утверждать, что она озабочена вашим благополучием.
– Сомневаюсь, – признал Аргирос. Он пытался быть рассудительным, но ему претила открытая прямота товарища. Он попробовал высказать свои доводы: – Если бы она хотела уничтожить меня, она бы уже сделала это вчера вечером без всякой канители. Судя по всему, она водит Гоария вокруг пальца.
Корипп фыркнул.
– Это безумие, вот что я скажу.
– Быть разоблаченным перед Гоарием – еще хуже. Я знаю: Мирран не будет угрожать без причины.
Корипп издал глубокий стон: его слова не убедили магистра. Тем не менее Аргирос руководил константинопольской делегацией, так что североафриканцу оставалось только роптать.
Магистр попытался вывести Кориппа из мрачного настроения. Он обвел рукой комнату гостиницы и указал на три печи для варки чудо-вина, которые запустил Корипп со своей командой.
– Ты зря так волнуешься, дружище. Если даже со мной что-нибудь случится, вы сможете заняться производством чудо-вина и разбогатеть здесь.
Корипп вернулся к своему резкому родному диалекту:
– В этом забытом Богом городишке? Кому это понравится?
«Он прав», – думал Аргирос.
И все же магистр благосклонным взглядом взирал на Дарьял по дороге к зеленному рынку. Если ему удастся остаться живым после свидания с Мирран, быть может, они смогут сотрудничать. Вряд ли Гоарий обрадовался бы тому, что его любовница устроила тайное свидание с другим мужчиной. И магистра привлекала перспектива посостязаться с лучшим умом в Персии. К собственному смущению, Аргирос не однажды убеждался в выдающихся способностях Мирран.
Тому, кто привык к изобилию Константинополя, овощной базар Дарьяла показался бы маленьким и нищим. Должно быть, городские надсмотрщики конфисковывали половину выставляемого на продажу товара. Аргирос купил гроздь винограда и стал ждать, когда на тесной площади появится Мирран.
Он не знал, чего от нее ожидать. У Гоария она была наряжена в расшитое платье знатной дамы с браслетами и блестящим золотым ожерельем. Но магистр видывал ее и в тонком одеянии танцовщицы, а однажды она искусно переоделась старухой.
Аргирос почти разочаровался, узнав ее с первого взгляда. На ней было чисто-белое льняное платье, подходящее для жены торговца средней руки, но выглядела она в нем, как королева. Медный обруч поддерживал волосы, и больше – никаких украшений. Заметив Аргироса, она помахала рукой и подошла, точно приветствуя старого друга.
– Ты явился с новой игрушкой, Василий? – спросила Мирран живым, поддразнивающим тоном, как, должно быть, обратилась бы кошка к попавшейся в когти птице. – Разве есть лучший способ расположить к себе мужчину, чем напоить его; тем более что он пьянеет быстрее, чем замечает это?
Если кто и понимал, зачем Аргирос привез чудо-вино, то это была она.
– Я не собираюсь ставить весь город на уши, как было с твоими листовками в Дарасе.
– Ты отомстил мне тем же в Константинополе.
Она сокрушенно покачала головой и положила ладонь на руку Василия, но он отстранился.
– Довольно пустой лести, – резко ответил магистр. – Выкладывай свои планы; тогда я смогу вычислить, в чем западня.
– Будь осторожнее со мною, – предупредила она, продолжая улыбаться. – Доброму богу Ормузду известно, как отстала Алания, но палач Гоария, я уверена, смог бы заработать на жизнь в Ктесифоне. В определенном смысле он признает только самое лучшее.
– Могу представить.
– О, думай, что хочешь, – с нетерпением заметила Мирран. – Я служу царю царей не хуже, чем ты своему автократору. Если в этом деле помогает мое тело, пусть так, и нечего рассуждать.
Она сделала небольшую паузу.
– Нет, я беру свои слова обратно. Я б сказала, Василий, что Гоарий вовсе не тот, кого бы я выбрала по своей воле, а к тебе это не относится.
Еще после тех ночей в Дарасе Василий задумывался, была ли тогда ее страсть настоящей или притворной ради продолжения бесконечной борьбы Персии с Римской империей. Но и сейчас он сомневался; в своих интересах Мирран могла сказать что угодно. Обуреваемый подозрительным любопытством и досадой, магистр ответил:
– Говори что хочешь. Гоарий пляшет под твою дудку, будь то в постели или нет.
Смех Мирран резал слух.
– Было б так, я бы не беседовала с тобой сейчас – тебя бы убили в момент, когда Цхинвали объявил твое имя. Но ты мне нужен живым.
Впервые Аргирос подумал, что она говорит правду, хотя бы частично. Она давно бы разоблачила его, если бы полностью держала в руках царя аланов. Но доверять ей – значило пойти против интуиции и очевидных фактов.
– Если Гоарий себе на уме, судя по твоим словам, тогда почему он отвернулся от истинного Бога Иисуса Христа и бросился в объятия вашего ложного Ормузда? Что это, если не твоих рук дело?
– Я считаю мою веру такой же истинной, как ты – свою, – едко ответила Мирран. – Что до Гоария, он сам себе на уме, и у него есть свое божество – он поклоняется только себе. Он говорит только то, что отвечает его текущим нуждам. Я поняла это слишком поздно, вот почему мне нужна твоя помощь.
– Вот мы и подошли к делу, – заметил Аргирос.
Мирран кивнула:
– Верно. Видишь ли, он намеревается открыть Дарьяльский проход киргизам и всем кочевым племенам, какие пожелают к ним присоединиться. Его армия тоже пойдет с ними; он считает, что станет во главе всего войска. – Она вздохнула с непритворным сожалением. – Подумать только, чего мне стоило добыть эти сведения, и всё оказалось бесполезно.
Аргирос поразился: в жизнь воплощались худшие ожидания Георгия Лаканодракона.
– Почему тебя не устраивает, чтобы кочевники опустошили римские провинции? – спросил магистр.
– Я уже говорила – если бы только это, ты бы давно погиб. Но у Гоария и степняков широкие планы. Они хотят вторгнуться и в Персию. Гоарий вообразил себя Искандером.
Аргирос нахмурился, но спустя пару секунд вспомнил, что так персы именовали Александра. За шестнадцать веков после Александра Великого многие пытались овладеть и Востоком, и Западом, но никто так и не добился успеха.
Однако никто не пытался заручиться поддержкой кочевников.
– Так ты считаешь, что он может этого достичь, – задумчиво произнес магистр.
– Может, конечно, может, – подтвердила Мирран. – Он думает, что может все, и такие люди иногда оказываются правы.
Чуть смутившись, она добавила:
– Я страшусь его.
Такое признание ошеломило Василия, не ожидавшего услышать от Мирран что-либо подобное.
– Трудно вообразить, чтобы армия прорвалась с Кавказа. Горы защищают от поражения, но они не служат мощеной дорогой к победе.
Сейчас Аргирос произносил вслух мысли, которые пришли ему в голову по пути в Дарьял.
Глаза Мирран заблестели. Она поняла его сразу. А он знал, как она умна. Не столько красота, сколько ум был ее главной силой, хотя и то и другое делало ее вдвойне опасной.
– Несмотря на это, аланы превозносят своего государя. Пусть он… чудаковат, но иногда это заставляет народ идти за ним, потому что люди считают его отмеченным богом – какому бы богу они ни поклонялись.
Ее улыбка должна была показать Аргиросу, что Мирран сделала ему уступку в этом вопросе.
Он не противился. Веками агенты Римской империи учились оценивать, когда можно прибегнуть к дипломатии, а когда не обойтись без войны; стоило ли платить дань или лучше было стравить племена между собой и отвлечь их от границ. Если в Алании родился герой, из богатого исторического опыта Аргирос мог заключить, как быть.
– Убить его, – сказал магистр. – Начнется хаос, и аланы надолго и безопасно для нас погрязнут в раздорах.
– Разумеется, я думала об этом, – призналась Мирран, – но тут дело не только в моей безопасности, просто уже поздно. Проходы уже в руках киргизов, а не аланов.
– Проклятье!
– Да, проклятый народ, – мрачно отозвалась Мирран. – Их хан Дайр, мне кажется, использует Гоария в собственных целях так же, как Гоарий использует его. Если Гоарий рискнет последовать примеру Искандера, то у Дайра тоже есть на кого равняться.
Аргирос задумался о вождях кочевников, постоянно вторгавшихся в Римскую империю.
– Аттила, – назвал он самого великого и ужасного.
Мирран нахмурилась:
– Никогда о нем не слышала.
Магистр на секунду удивился, но затем сообразил, что она не обязана знать старинные легенды далекого от нее Запада: Аттила никогда не вторгался в Персию. Но она знала другого, кто нападал на ее родину.
– Я вспомнила о царе эфталитов, который когда-то давно хитростью убил царя царей Пероза.
Аргирос кивнул; Прокопий сохранил для римлян историю того несчастья.
– Ладно, довольно экскурсов в древнюю историю, – сказал магистр с мрачным прагматизмом, который перед тем заставил его подтолкнуть Мирран на цареубийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34