– Я видел, как он дрался с Магистром, – Краш смотрел на Маню, взглядом призывая ее в союзники, – это был бой равных. Это нечестно, когда какое-то дурацкое кольцо может решить исход Битвы!
– Клеймо могли поставить силой, – поддержала Краша Варвара, – скорее всего так и было.
– Он знал, что на его спине выжигают печать Таура, он был в полном сознании, не было ни заклятия, ни пле-туна, ни чего-либо другого, что могло бы помешать ему сопротивляться. Но он испугался и дал заклеймить себя, – терпеливо повторил Локи, – он подставил свою спину палачу по доброй воле. Почему он пошел на это, сейчас уже не важно. Если вас интересует мое мнение, думаю, что ему пригрозили новой болью, более сильной, и он смалодушничал, хотя должен был биться за свою свободу насмерть.
– Откуда ты знаешь, что было именно так? – спросила Волшебница. – Что угодно могло произойти.
Произошло только то, что Таур своего добился, а Инсилай проиграл. Потому что поставить клеймо раба воину можно только в том случае, если воин сдается. Это один из основных законов магии войны, его знают даже новобранцы. Не думаю, что Инсилаю это было неизвестно. Просто он в очередной раз не подумал.
– Есть предел человеческому терпению – сказала Варвара, вспомнив исказившееся от боли лицо Волшебника.
– Зато терпение раба безгранично, – проворчал Ло-ки, – особенно императорского раба. Своим сиюминутным страхом он швырнул себя в такую трясину ужаса, что если нам удастся его выдернуть оттуда, он должен будет молиться на нас остаток жизни.
– Если… а если нет? – Волшебница посмотрела в глаза Л оки.
– Сам виноват, – безжалостно бросил Маг, – сам и ответит.
– Это не честно, – прошептала Варвара, – он принял удар на себя. Один за всех. Он заслужил помощь.
– Защитница… что заслужил, то и получит… от Таура. У Магистра все по закону.
– Надо что-то делать, – перспективы, нарисованные Локи, Волшебницу не радовали, – к чертовой матери такие законы.
– Хочешь свой приговор смягчить, притащив этого красавца в суд живым и здоровым? – поинтересовался Маг, поднимая с пола свою чашку и рассматривая замысловатые узоры на дне.
– До того суда еще дожить надо. – Варвара покраснела, вопрос Локи попал в самое больное место. – Будем решать проблемы по мере их поступления.
– Ну, вот сейчас герой наш очухается, и будем решать, – не отрывая глаз от пустой чашки, пообещал Маг.
– Опять? – испугалась Варвара, покосившись на поникшего на камнях Илая.
– Нет. Сейчас Мирна и Ронни. Я Маня, увы, не всемогущ, моя энергия конечна. Пока не вернулся Таур, нужно пользоваться возможностями Инсилая.
– А если Магистр вернется?
– Тогда энергия Илая обратится против нас, если не успеем выдавить из него раба.
– Разве ты не закончил? – не поднимая головы, подал голос Инсилай.
– Нет, поднимайся, сейчас у нас дела поважнее. Ты меня крайне обяжешь, если будешь двигаться побыстрее.
Перед глазами у Волшебника плясали огненные чертики, виски долбила стая дятлов, а лопатка с татуированным скорпионом и тауровской отметиной, с точки зрения Инсилая, у него попросту отсутствовала, так как Локи выдрал ее без наркоза вместе с клеймом. «Лучше сутки у ворот Альвара, чем пять минут под руками Локи», – понял Волшебник, изнывая от боли после последней процедуры, и, не дожидаясь повторного приглашения, приподнялся на полу.
– Как ты? – шепотом спросил Краш и, заметив, что Локи отвернулся, подал Илаю руку.
– Как ржавое ведро, паровозом перееханное, чуть тронь – и в труху, – проворчал Инсилай, кое-как поднимаясь на ноги с помощью Краша. Пол под ногами предательски качнулся.
– Кофейку попей, – предложил Чародей, – пока не развалился окончательно. Отличный кофе, Локи творил.
Волшебник с тоской посмотрел на дымящуюся у его ног чашку: нагнуться за ней – за гранью возможного, попросить подать ее – признаться в своей слабости. Он искоса взглянул на Краша, надеясь, что слов не потребуется. Тот понял и быстро подал посланцу кофе.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Инсилай. Рука его дрогнула, большая половина содержимого выплеснулась, Волшебник взглядом остановил его на лету и вернул в чашку.
«Что ж я сразу-то не догадался глазами поработать, – подосадовал про себя Инсилай. – Да просто забыл. Забыл, что я Волшебник. Ну, докатился. Докатишься тут, когда в голове ничего, кроме страха новой боли, а в теле – старой в избытке. Плохо. Надо из этого царства страданий выкарабкиваться, или сожрет боль последние мозги. Не чувствовать, не бояться, не поддаваться». Усилием воли Инсилай заставил себя отвлечься от жгущего огнем клейма на лопатке и, взглянув себе под ноги, заметил на полу следы кофейной гущи.
– Кто гадал?
– Я, – не оборачиваясь бросил Локи.
– Но там выпало…
Это не твое дело, что там выпало, – Локи обернулся, чашки и кофейные пятна исчезли с пола. – Ты, слава Мерлину, уже жив, значит, Таур в пути. У нас мало времени, так что, будь любезен, не по чужим чашкам шарься, а займись своей. И поторопись, пожалуйста.
– Но ведь… – Инсилай не успел договорить.
– Придержи язык и не суй нос в чужие дела, – резко оборвал ученика Маг, в голосе его послышался металл.
Краш вздрогнул от неожиданности, Варвара, собиравшая сумку, чуть не выронила термос, который держала в руках. Перед ними был совсем другой Локи, властный и безжалостный. От него веяло холодной беспощадностью. Волшебница украдкой взглянула на Инсилая, будто ища у него поддержки, Краш шарахнулся в сторону, инстинктивно ретируясь с линии возможного огня. Что-то неуловимо обидное проскользнуло в интонациях Локи, Чародей очень сомневался, что Посланник ответит учителю вежливой улыбкой. Интуиция не подвела Краша.
– Это и мое дело, – заупрямился Инсилай, его брови сошлись на переносье, пальцы сжались в кулак. – Там выпала смерть, я хочу знать, кто умрет.
– Ты, если не прекратишь болтать чепуху, – Маг покосился на ученика и пол под босыми ногами Волшебника вдруг замерцал тлеющими углями. – Заткнись, наконец!
– Не ори на меня. – Инсилай поморщился, взглянул на огненный ковер у себя под ногами и сделал шаг в сторону. – Какого черта, я, что, похож на филе молодого барашка? – Глаза его полыхнули яростью, и Локи до колен обратился в камень.
– Ах ты, змееныш! – Маг с видимым усилием освободился из каменного плена, и клубок шипящих гадюк, сорвавшись с его руки, полетел в Посланника Мерлина.
– Не дождешься! – Волшебник плеснул на змей остатками кофе, и гадюки посыпались на пол, на лету превращаясь в сухие ветки.
– Прекратите! – попыталась вмешаться Варвара. – Вы с ума сошли, оба! Нашли время выяснять отношения!
– Не лезь! – Локи, не оборачиваясь, прикрикнул на Волшебницу. Карательных мер в ее адрес не последовало. Пробежала, правда, около нее одинокая мышка, но были это происки Мага или местный грызун, никто разбираться не стал.

***

Разыгравшаяся Чарка, припав на передние лапы, самозабвенно лаяла на дракона. Задняя половина собачьего туловища при этом беспорядочно скакала по кухне на длинных, ломких, как у кузнечика, ногах, сметая на своем пути все что ни попадя. Дракон на доберманшу никакого внимания не обращал. Сосредоточенно сопя, он карабкался на стол, пытаясь добраться до стоящей там ванночки с водой. Коротенькие толстые лапки рептилии были плохо приспособлены к альпинизму, и дракон постоянно сползал вниз к великому восторгу Чарки.
– Софа! – заорала из комнаты Вера Абрамовна, потеряв всякое терпение. – Или ты немедленно прекратишь этот бедлам, или будешь гавкать на берегу вместе со всем этим зоопарком. Если тебе плевать на мои нервы, так хоть соседей не изводи! Мадам Горцехович уже сто лет и последних тридцать она, слава богу, не слышит даже пожарную сирену. Не надо лечить ее уши!
– О, – немедленно возмутилась Софка откуда-то из недр квартиры, – я, конечно, гавкаю громче всех! Это все Тинкин ящер, пусть она его и усмиряет!
– Софа! Замолчи собаку, или я встану и замолчу вас всех. Ты меня поняла?
Вера Абрамовна могла бы и сама навести порядок, но, как назло, именно сейчас она дозвонилась до неуловимой парикмахерши Ноны и не имела ни малейшего желания жертвовать своей завтрашней прической ради липших пяти минут тишины сейчас. Софка вздохнула и пошла гонять доберманшу, Вера Абрамовна продолжила прерванную беседу.
– Ноночка, это ужас! – жизнерадостно прокричала она в трубку. – Они взялись меня уморить, я тебе говорю! И это каждый день! Я за себя вспоминаю только два раза в сутки, когда борюсь с кариесом. Уже не помню, как я выгляжу без щетки в зубах.
Пока Софка тащила из кухни упиравшуюся всеми четырьмя лапами собаку, дракон все-таки добрался до воды и плюхнулся в наполненную до краев ванночку. В полном соответствии с законом Архимеда, погружение в жидкость столь объемного тела повлекло за собой вытеснение на пол не менее внушительного количества воды. Чарка вырвалась из рук хозяйки и радостно прыгнула в образовавшуюся лужу, брызги полетели во все стороны.
– Дура! – дремавший в сторонке Боря, попав под холодный душ, взлетел на подоконник и в негодовании захлопал крыльями. – Чарка, дворняжка паршивая! Дур-реха!
Доберманша восприняла его крики, как поддержку, и, поставив передние лапы на ванночку, с упоением продолжила облаивать дракона. Дракон флегматично играл в колесный пароход на Миссисипи, шлепая лапами и пуская дымные сопли, в одном повезло – не гудел. Девочка немного растерялась, вспомнила о скандальной соседке снизу, заливать которую можно только через суд, и, плюнув на резвящуюся живность, рванулась к тряпке. Поскользнулась на мокром полу, ноги поехали вперед, Софка назад, равновесие было безвозвратно утеряно, пытаясь сохранить его, она схватилась рукой за ванну. Не помогло, и Софка с жутким грохотом растянулась посреди кухни. Откуда-то сверху на нее спланировали все еще плывущий дракон, холодный водопад и, как апофеоз водной феерии, детская ванночка, мокрая, но пустая.
Софка, осторожно приоткрыв один глаз, оценила объем разрушений, убедилась в относительной целостности своей личности, малость придавленной ванной и, решив, что куда безопаснее в данном конкретном случае быть жертвой ситуации, нежели ее виновником, изобразила глубокий обморок, оставшись лежать в луже. Чтобы сохранить остатки прически, голову ей пришлось уронить на дракона, мокрый, конечно, зараза, но лужа-то еще мокрее.
– Караул!!! – заголосил карикус, свесившись с подоконника. – Пожар!! Грабят!!
Сбежались все.
– Убилась! – ахнула на весь квартал прибывшая первой Вера Абрамовна и замерла в дверях, основательно затруднив подход к месту происшествия остальным членам спасательной команды.
– Ох, мамочки, – второй, с минимальным отрывом, примчалась Альвертина и с тяжелым вздохом констатировала, – конец света, полный потоп.
«Они поднимать меня собираются, – с раздражением думала изрядно промокшая Софка, – или так и будут всем хором таращиться?» Ко всем ее бедам дракон, напуганный нашествием знакомой и не очень публики, начал предпринимать робкие попытки к бегству. Софка крепко вцепилась в драконью лапу и попыталась его побегу воспрепятствовать. Дракон воспринял это как личное оскорбление и сыграл в огнемет.
Тем временем подтянулись остальные. Боевая тетя Рая с первого этажа, поверившая крикам про пожар и прихватившая с собой ведро воды, Люся, соседка напротив, с раритетным дедовским штыком революционного матроса на случай грабителей, Иоська с пустыми руками, но при полной боевой готовности к подвигам в глазах. Последней нарисовалась Шурочка, соседка сверху, с рыжим карликовым пинчером Гошей под мышкой. У Альвертины чесался язык спросить, на кой черт Шурка приперла с собой эту истеричную рыжую тварь: на случай экстренной эвакуации или в качестве дер-жи-хватай, для погони за ворами, но не успела, ее опередила Чарка. Увидев перед собой своего мелкого приятеля, доберманша радостно взвизгнула и, едва не затоптав Софку, ломанулась ему навстречу, поняв, что сегодня – день развлечений. Дракон поддержал всеобщее веселье парой добротных огненных плевков. Тетя Рая сразу сообразила, что про пожар кричали правду, и, растолкав общественность, выплеснула в кухню ведро воды, усугубив уже имеющий место потоп. Пока разбирались, горим – не горим, пинчер с Чаркой под шумок смотались, и уже через пару секунд их громкий брех переместился во двор. Дракон решил не отрываться от коллектива и деловито потопал за ними. Вера Абрамовна вышла из ступора и бросилась извлекать Софку из-под перевернутой ванны. Иоська с Альвертиной переглянулись и, рассудительно сняв обувь, пошлепали ей помогать. Шурка подумала и помчалась вниз ловить своего чокнутого кобеля, чуть не зарезавшись об революционный штык Люськиного то ли деда, то ли прадеда. Последней приползла глуховатая мадам Гор-цехович с паспортом, кучей удостоверений и значком почетного чекиста на байковом халате.
– Или мне наконец сделают нормальное электричество, или я видала Вашу власть и Ваши выборы на старом еврейском кладбище! Вот только не надо мне больше ничего обещать! – на одном дыхании провозгласила старуха, и черные усики под ее крючковатым носом угрожающе зашевелились.
«Старая ведьма! – обреченно взвыла про себя Софка. – Лежать мне в этой чертовой луже, пока она не расскажет про свой путь в революции!» Любовь почетной чекистки к монологам была известна всему кварталу. Бабку ходили слушать, как Жванецкого.
– Мне обещали коммунизм, и я ловила бандюков по всей Одессе, чтоб Советская власть на них не отвлекалась, когда будет строить электрификацию, без которой нам было не видать коммунизма, – завладев трибуной, завела мадам Горце-хович. – Потом объявили, что бога нет, и я несла в Торгсин Семин пасхальный костюм. А что? Зачем ему пасхальный костюм, когда пасху отменили вместе с богом? Зато на этот костюм мы, слава богу, почти полгода имели, что кушать, а не клали зубы на полку рядом с мылом по талонам!
Внимание аудитории непроизвольно раздваивалось между Софкиной пантомимой и конферансом почетного чекиста. Софка поняла, что теряет зрителей, и театрально застонала. Вера Абрамовна немедленно определила наличие симуляции и переключилась со спасения дочери на созерцание сольного концерта мастера художественного слова.
– И, слушайте, чего они все время меняют деньги? – для достоверности бабка потрясла перед носом у зрителей пачкой потрепанных Керенок, Катенек и еще каких-то никому не ведомых купюр. – Когда в последний раз у меня забрали рубли и дали купоны, мне обещали светлое, свободное от москалей будущее и посоветовали временно потуже затянуть свой ремень, потому что сразу хорошо не бывает. И что? Теперь ни бога, ни света, и я сижу в темноте с затянутым ремнем! Я так и знала, что этим кончится! Когда Семина мама писала из Канады, что отдала почти все свои сбережения за лечение мужа и учение внуков, я радовалась, что у нас все бесплатно, и не слушала Сему, когда он говорил, что бесплатный сыр – только в мышеловке. И кто был прав? Сему бесплатная медицина долечила до кладбища, мои внуки забесплатно научились только на канадских мусорщиков, и я сижу в этой стране почти на помойке. Без денег, без мужа, без внуков и без электричества, потому что мусорщик в Канаде – это лучше, чем профессор в Одессе. А внуки моих недоловленных бандюков ходят на Песох в синагогу, катают белый «мерседес», жрут черную икру ложками и имеют себе памятник на центральном кладбище… Это, что, историческая правда? Это издевательство! – Бабка решительно направилась к ванночке, потрясая кипой старых денег, документов и агитационным листком времен застоя «Все на выборы!» – Это урна? Где надо написать, что я Горцехович? И имейте в голове про проводку, или я буду писать в ЦК. Это ж невозможная жизнь! Я на Семин памятник продала бабкины сережки и осталась нищая, так что меня будут уже хоронить в бумажном кульке, на меня сережек не хватит, а эти жульники скупили полкладбища и понастроили памятников. Теперь сами к себе на могилу ходят и проверяют, чтоб чего не сперли. Да кто ж у них сопрет, когда они сами воры и есть? Уже легли бы спокойно под свой монумент и глаза честным людям не мозолили!
«Чтоб ты провалилась! – бушевала про себя Софка, с тоской осознав, что говорливая бабка свела ее, Софкин, рейтинг до нуля, а, значит, от уборки не отвертеться. – И какой дурак ей натеял про выборы?! Чтоб уж ты отвалила к своему Семе, выбирать главного по Райскому ЧК, или к внучкам в Канаду, по помойкам агитировать! Ну что, ванну с меня снимать будем, или уши развесим?»
Софкино негодование было вполне обоснованно: Аль-вертина и Иоська, добровольно взявшие на себя роль спасателей, нахально манкировали своими обязанностями, таращась на мадам Горцехович. Вера Абрамовна, досрочно уличившая дочь в симуляции, тоже проявляла преступное бездействие.
– Это что, выборы королевы психушки, – раздался насмешливый голос из коридора, – или митинг в защиту прав памятников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47