Он открыл глаза и посмотрел на Вейера.
— Это лежит за пределами нашего понимания, да?
— Это лежит за пределами всякого понимания, — сказал Вейер.
— С кем мы имеем дело?
— С Расаломом.
— А кто это, черт его подери? — вмешался Аугустино.
Вейер вздохнул.
— После того, что вы оба видели нынче ночью, я полагаю, вы готовы поверить. Это история очень длинная, а я очень устал, так что изложу ее вам покороче. Расалом некогда был человеком. Рожденным много веков назад. Расалом даже не настоящее его имя, но он принял его и использует с тех пор в разных своих воплощениях. Столетия назад, будучи юношей, он отдал себя во власть силы, враждебной всему, что мы считаем добрым, достойным, разумным. Он стал средоточием запредельного зла, всего темного и враждебного человечеству. Свою мощь он черпает из самого дурного, что в нас есть. Стоит, как плотина, в потоке людской подлости, продажности, разврата, порочности и коварства и черпает из него мощь.
— Мощь? — переспросил Билл. — Что это значит?
— Мощь и власть, которые позволяют ему все изменять. Изменять мир, превращая его в место, наиболее подходящее для силы, которой он служит.
Билл услышал рядом недоверчивое сопение Аугустино.
— Ладно, бросьте. Я хочу сказать, все это похоже на дурацкую сказку.
— Уверен, вы произнесли то же самое, когда ваш друг священник заявил, что мальчик, похороненный пять лет назад, жив.
— Угу, — сказал Аугустино, медленно кивая и передергиваясь. — Тут вы попали в точку. Но все равно это смахивает на игру для «Нинтендо». Ну, знаете, надо остановить Злую Ящерицу, пока она не добралась до Кольца Власти и не принялась править миром. Что-то в этом роде.
— Да. Только здесь не игра, — заметил Вейер. — Вы никогда не задумывались, почему подобные игры и сказки всегда столь привлекательны, почему они возникают снова и снова, завораживая одно поколение за другим?
— Нет, но, надеюсь, вы мне подскажете.
— Генетическая память. Война вспыхнула очень давно... и была почти проиграна. С такими опустошительными последствиями, что историю человечества пришлось начинать сначала. Но Расалом не оставляет попыток. И каждый раз терпит поражение, ибо всегда сталкивается с кем-то, кто представляет иную силу.
— Ну ладно! — сказал Аугустино. — Старая байка о войне Добра и Зла.
Билл почувствовал искушение велеть ему заткнуться и дать старику говорить.
— Только Добро здесь не самой высшей пробы, — продолжал Вейер, которого детектив явно не смог сбить с толку. — Оно довольно-таки равнодушно к нашей судьбе. Его больше интересует победа над другой силой, чем наше благо. В тот момент, когда казалось, что Расалом наконец остановлен навсегда, противостоящая ему сила ушла.
— Когда это было? — спросил Билл.
— В 1941 году.
— Так каким образом он вернулся?
— Попытался выжить, и ему повезло. Он не в первое тело вселяется. Все очень сложно. Достаточно сказать, что он нашел способ родиться заново в шестьдесят восьмом.
В шестьдесят восьмом. Почему этот год с чем-то связывается в памяти Билла?
— Откуда вам столько об этом известно? — спросил Аугустино.
— Я наблюдал за ним долгое время.
— Все это хорошо и прекрасно, — подытожил Билл. Он не собирался во все это верить, но старик излагал историю так убедительно, что Билл понял — он ему верит. Наверно, следовало бы записать старика в сумасшедшие, но после нынешней ночи он не собирается чересчур быстро записывать кого-либо в эту категорию. — Но что он задумал? Почему вцепился в Дэнни? Почему вцепился в Лизл? Это не принесет ему власти над миром.
— Кто может сказать, что на уме у Расалома? Впрочем, на это я вам отвечу. Он получает самое глубокое удовлетворение, когда человек сам себя губит. Когда он пробуждает в нас самое дурное, когда заставляет нас потерять веру в себя, убеждает стать хуже, чем мы можем быть, уговаривает встать на кривую, дорожку. Это, можно сказать... по-моему, для него это нечто вроде космического сексуального наслаждения. Кроме того, он становится сильней с каждым таким случаем.
Билл не мог не подумать о Лизл. Определенно, похоже на то, что сделал с ней Раф — или Расалом, если так хочется Вейеру.
— Но почему Дэнни и Лизл? Почему он заинтересовался ими?
— О, я весьма сомневаюсь, что они — его истинная цель.
— Так кто же?
— Подумайте. Оба они очень близки вам. С потерей мальчика вы скатились на самое дно, откуда едва выбрались. Возможно, вам этого не удалось бы, если бы нечто подобное произошло с этой молодой женщиной?
Сердце его заколотилось от неожиданно накатившего ужаса. Билл выпрямился на диване.
— Вы хотите сказать...
— Да, — подтвердил Вейер, кивнув головой. — Я думаю, что мишень Расалома — вы.
Билл вскочил. Ему надо было двигаться, надо было пройтись по комнате. Еще безумней. Не может быть! Но это очень многое объясняет. И дьявольски смахивает на правду.
— Но почему, будь я проклят! Почему я?
— Не знаю, — сказал Вейер. — Хотя, может быть, знаю кого-то, кто знает. Сейчас мы не можем поговорить с ней. А утром я ей позвоню. Теперь же предлагаю всем слегка отдохнуть.
Билл продолжал кружить по комнате. Отдохнуть? Как может он отдыхать, если все, что перенес Дэнни, все, через что прошла Лизл, случилось из-за него?
Глава 28
Северная Каролина
Лизл заперла машину с мирно спящим Эвом и пошла к стоянке грузовиков. Пару раз за последние полчаса он принимался ворочаться, и она думала, что он просыпается, но Эв так ни разу как следует и не открыл глаза. Она надеялась, что он скоро очнется, можно будет отвезти его домой и немного поспать самой.
Она была совершенно разбита. Уже почти светает, и в суете, без сна прошло двадцать четыре часа. Студенткой она с легкостью проводила бессонные ночи во время экзаменов, но с тех пор миновало больше десятка лет. Она обрела привычку спать в это время.
По крайней мере, бесконечная езда дала ей много времени для раздумий. Она мысленно заглянула в себя самое, и ей не понравилось то, что она обнаружила. Как можно стать такой мразью? Как можно было позволить Рафу превратить себя в дрянь, способную плеснуть спирту в апельсиновый сок алкоголика? Она ненавидела Рафа за то; что он это сделал. И в то же время чувствовала, как ее охватывает жаркое желание при мысли о нем.
Боже, она совсем запуталась. Ей, пожалуй, понадобится помощь, чтобы оправиться от всего этого.
Но сначала нужно помочь Эву.
Она задрожала на утреннем ветру, и рука ее затряслась, потянувшись к дверной ручке кофейни. Это, наверно, восьмая остановка после кофейни в Пендлтоне, и в каждой она покупала кофе. Слишком мало сна, слишком много кофеина. «Замученная, но вздрюченная». Она усмехнулась. Неплохо. Это надо запомнить.
Интересно, сколько миль накручено нынче на автомобиле? Сперва Лизл свернула к дому Уилла. Свет горел, дверь была не заперта, но он отсутствовал. Так что она выехала на Сороковое северное шоссе и сделала миль девяносто пять. Движения на дороге почти не было. Спидометр держался на пятидесяти пяти, машина спокойно шла в правом ряду. А теперь наступает час пик для грузовиков. Может, пора поворачивать к Пендлтону.
В кофейне возле стоянки была толкучка, водители грузовиков завтракали. Она предполагала, что многие провели ночь в кабинах огромных восемнадцатиколесных машин, выстроившихся на парковке, но некоторые выглядели так, словно все это время были в пути. Сегодня она по-новому зауважала шоферов дальних рейсов.
Она чувствовала, что почти все бросают на нее оценивающие взгляды, а кое-кто даже присвистывал. Лизл посмотрела на себя в зеркало и увидела бледную, осунувшуюся женщину с кругами под глазами и взъерошенными ветром волосами.
Они, должно, быть, смеются!
Наверно, ночная езда не только измотала шоферов, но и безнадежно застила им глаза.
Она налила себе кофе из титана, добавила два кусочка сахару, прихватила пакетик арахиса. Расплатившись, пошла к дверям, и ее проводил еще один свист.
На полпути к машине Лизл застыла посреди стоянки. Передняя дверца открыта. Но она была заперта! Лизл бросилась к автомобилю. Под дверцей лужица рвоты. Машина пуста. Эв исчез.
Она швырнула свои пакеты на капот грузовика и взобралась на подножку, чтобы дальше видеть. Пристально оглядела стоянку, не увидела никого, похожего на Эва, А потом, осмотрев все вокруг, приметила одинокую фигуру, хрупкую и несчастную, которая ковыляла к скоростному шоссе.
Она метнулась следом, выкрикивая его имя, и перехватила Эва на краю дороги.
— Лизл? — сказал он, вглядываясь в нее в слабом свете. Он казался каким-то пришибленным, но не пьяным. — Что вы здесь делаете?
— Это я вас сюда привезла.
— Вы? Но каким образом? Я не помню. Где мы?
Она почти не расслышала его за ревом проносящегося грузовика, но смятение в его глазах сказало ей все.
— Я вас нашла в баре. Вы были...
Плечи его поникли, голова упала, почти уткнувшись в грудь подбородком.
— Знаю. Пьян. — Со стоном, вырвавшимся из глубины души, Эв упал на колени и закрыл лицо руками. — О, Лизл! Как мне стыдно. — И заплакал.
Этот жалобный плач подействовал на Лизл так, словно кто-то вырывал у нее из груди сердце. Она опустилась рядом и обняла его.
— Не надо, Эв. Не надо, пожалуйста. Вы не виноваты.
Он будто не слышал ее. Поднял голову, стал смотреть на мчащиеся мимо машины.
— Я думал, что покончил с этим. Я полностью взял под контроль свою жизнь. Я делал карьеру, я добивался успехов, я писал статью, все шло отлично.
— Ничего не изменилось, Эв. Все еще можно вернуть. Вы забудете нынешний день и начнете с того, на чем остановились.
— Нет, — возразил он, по-прежнему не глядя на нее. — Вы не понимаете. Я алкоголик. Я всегда буду алкоголиком. Я думал, все под контролем, улажено, заперто, но вижу, что на самом деле никогда себя не контролировал. Это как взведенная мина, способная взорваться в любой момент. Если я мог вот так развязать после того, как много лет все шло отлично, что будет в первый же раз, когда мне станет плохо? Разве вы не видите, Лизл? Я раб привычки! Я думал, что победил. Но нет. Я проиграл! Я всегда буду проигрывать! Лучше бы мне умереть!
— Нет, Эв! — сказала она. Его обреченный, безнадежный тон пугал ее. — Не надо так говорить! Ничего вы не развязали, вы устояли. Вы проиграли в нечестной борьбе. Вам подстроили ловушку.
Он наконец посмотрел на нее.
— Вы о чем?
— В вашем апельсиновом соке был спирт.
— Нет, — сказал он, тряся головой. — Это невозможно. Я купил его в супермаркете. Там не могло быть...
Голос его дрогнул, он пристально вгляделся в Лизл. Она хотела отвернуться, но не смогла. Она должна это выдержать, здесь и сейчас.
— Откуда вы знаете? — спросил он.
— Знаю... — Слова застревали у нее в горле, но она крепко зажмурилась и заставила себя говорить. — Знаю, потому что сама его налила.
Вот. Все сказано. Страшная истина вышла наружу. Теперь надо держать ответ. Она открыла глаза и увидела, что Эв уставился на нее с помертвевшим лицом и открытым ртом.
— Нет, Лизл, — хрипло произнес он. — Вы не сделали... не могли этого сделать.
— Я это сделала, Эв. И мне очень стыдно. Поэтому я сейчас здесь, с вами.
— Нет, Лизл. Вы слишком порядочный человек, чтобы сделать что-то подобное. Кроме того, вы же не знали, что я алкоголик.
— Я это сделала, Эв. (Боже, бежать бы по шоссе без оглядки, только бы не произносить этих слов.) Я следила за вами, когда вы ходили на собрание в подвале Святого Иакова. Я хорошо знала, кто вы такой.
— Но как... И зачем?
— Я на прошлой неделе одалживала у вас ключи и... сделала дубликаты.
Теперь вместо изумления в глазах Эва была боль.
— Сделали дубликаты? Когда я доверил вам свои ключи? Лизл, я считал вас другом!
— Другом? — воскликнула она, внезапно охваченная желанием оправдаться. — Другом? А как же назвать того, кто обедает с деканом и уговаривает его не продвигать женщину по службе вперед него, — другом?
— Я? Обедаю с доктором Мастерсоном? Кто вам это сказал? Я никогда не обедал с Мастерсоном. Я никогда ни с кем не обедаю.
В этот жуткий момент Лизл поняла, что Эв говорит правду. Раф обманул ее.
— О Господи, нет! — простонала она.
Зачем? Зачем Раф солгал про Эва? Зачем так упорно настраивал ее против него? Она боролась с искушением рассказать Эву про Рафа, показать ему, что ее вины тут нет, что Раф вынудил ее это сделать. Но он ни к чему ее не принуждал. Он солгал ей, да дело не в этом. Даже если бы его выдумки насчет Эва были правдой, это не оправдание для отравления сока. Этому вообще нет оправдания. Что она может сказать? Черт толкнул меня под руку? Никто и ничто не толкало ее.
Теперь, глядя на Эва, она видела глубочайшую муку. Она предпочла бы злость. Безумную, сумасшедшую злость — она справилась бы с обозленным человеком. Но не с умирающим от боли. Уползти бы куда-нибудь подальше, прямо по грязи, на брюхе.
— Господи, что со мной происходит? — проговорил он.
— Разве вы не видите, Эв? — сказала она, безнадежно пытаясь найти хоть какой-нибудь проблеск света. — Вы не должны обвинять себя в том, что развязали. Если бы вас оставили в покое, если бы я не заложила бомбу в ваш холодильник, если бы вам дали возможность свободного выбора, вы бы не запили. Не вините себя. Это не ваша вина, а моя.
— Лучше б она была моей, — сказал Эв усталым и без утешным тоном.
— Нет. Не надо так говорить.
Он встал на ноги, и она поднялась вместе с ним. Он стал описывать вокруг нее кривые круги.
— Но это правда. У меня мало друзей, Лизл. В сущности, нету ни одного. Я никогда не умел их заводить в трезвом виде. В этом одна из причин моего пьянства. Но я думал, мы с вами друзья, Лизл. Ну, не настоящие, а все же хотя бы коллеги. Я думал, вы меня сколько-то уважаете, проявляете какое-то внимание. Мне никогда и не снилось, что вы можете так со мной поступить.
— И мне никогда не снилось, Эв. Мне тоже.
— Что я вам сделал, если вы меня так ненавидите?
— О, Эв, это неправда!
— Боже, какой я идиот! — сказал он. Голос его окреп. — Какой кретин! Я вам верил! Я... вас любил! Какой дурак! Дурак, Богом проклятый!
— Нет, Эв. Это я дура. Но я ваш друг. Я помогу вам опять все наладить.
— А как насчет моей работы? Как насчет моей статьи для Пало-Альто?
— А что?
— Она пропала. Стерта! Даже резервные файлы. Стерты! Это не случайность! Раз вы влезли ко мне в холодильник, значит, и коды мои отыскали. Лизл, как вы могли? Если вам так уж хотелось пробраться наверх, оттолкнули бы меня в сторону, а не подтачивали изнутри, как термит! — Он перестал кружить, снова закрыл лицо руками. Послышались сдавленные рыдания. — Как я мог так в вас ошибиться!
Лизл молча стояла, выпрямившись, застыв на месте. Работа Эва — пропала? Кто мог...
Но она уже знала. Раф. Он нашел коды Эва возле терминала в его квартире. Раф, должно быть, все стер. Зачем? С какой целью? Мог ли он хоть на секунду вообразить, что это пойдет ей на пользу?
— Эв, я не трогала ваших файлов.
Эв не слушал. Он уходил от нее, шагая по мерзлой траве к шоссе. Слова его заглушал шум машин, до нее доносились только обрывки.
— ...Думал, что все держу под контролем... ошибся... дурак... действительно думал, что у меня что-то есть... ничего нет... думал, что могу положиться хотя бы на Лизл... зачем было добивать меня... для чего... не могу больше... не могу начинать все сначала...
— Эв! Вернитесь!
Сначала она думала, что он просто хочет уйти от нее, и не могла упрекнуть за это. Лизл самой не хотелось опять оказаться рядом с ним в машине. Похоже, Эв шел к «карману», чтобы поймать попутную.
Но Эв не остановился в безопасном отсеке. Он продолжал шагать вперед по правой полосе скоростного шоссе.
«О нет! Господи! Что он делает!»
Лизл завизжала, выкрикивая его имя. По слепой и счастливой случайности правая полоса была пуста, и он пересек ее целым и невредимым, но теперь оказался в среднем ряду, куда слева выворачивал грузовик. Лизл услышала гудок, дикий визг тормозов, перекрытый ее собственным диким визгом, вырвавшимся, когда восемнадцатиколесное чудовище смяло хрупкую фигуру Эва. Лизл видела, как он сам кидается под гигантскую груду хромированного металла. И в последний миг перед тем, как на него обрушилась эта груда, он повернулся лицом к ней. На этот миг его измученные, несчастные глаза посмотрели в глаза Лизл, а потом он исчез под решетчатым радиатором грузовика, в алых брызгах.
Лизл стояла в «кармане» и визжала до тех пор, пока голос не оборвался. Приехала аварийная бригада, и кто-то ее увел.
Глава 29
Манхэттен
Мистер Вейер, поднявшийся с первым лучом солнца, громыхал посудой на кухне. Билл даже не подозревал, как проголодался, пока в его комнату не просочились запахи. Яичница, бекон, ржаные тосты, отличный кофе — все самое лучшее за последнее время. Сервировано лично мистером Вейером.
Вейер не стал есть вместе с ними, а собрал поднос с завтраком и пошел за сиделкой в спальню жены. Билл с нетерпением ждал его возвращения, поглядывал на часы, думал о Лизл, гадая, нашла ли она Эверетта Сандерса и что сказала бедняге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39