На плече висела видавшая виды кожаная дорожная сума. В руке у нее был посох, на поясе – нож, а к запястью прикреплен на ремне электрический фонарик. Без сомнения, это была самая красивая женщина, какую когда-либо видел Ричард.
– Вместе безопаснее. Добро пожаловать, присоединяйтесь, – сказал он после минутной заминки. – Меня зовут Ричард Мейхью. А это Анастезия. Из нас двоих именно она знает, что делает.
Крысословка приосанилась.
Незнакомка в коже смерила его изучающим взглядом.
– Ты из Над-Лондона, – заключила она.
– Да. – Сколь бы потерянным он ни чувствовал себя в этом странном подземном мире, но хотя бы понемногу учился играть по его правилам. Его разум точно отключился, и он даже не пытался определить, где и почему оказался, мог лишь следовать правилам, их узнавая.
– Путешествуешь с крысословкой. Подумать только!
– Я его провожатая, – ринулась в бой Анастезия. – А ты кто? Кому на верность присягала?
Незнакомка улыбнулась.
– Я ни одному человеку верностью не обязана, крысо-девочка. Кому-нибудь из вас доводилось переходить Черномост?
Анастезия покачала головой.
– М-да. То еще удовольствие. Они направились к мосту.
– Возьми. – Анастезия протянула Ричарду фонарь.
– Спасибо. – Ричард перевел взгляд на женщину в коже. – А тут вообще есть чего бояться?
– Только ночи на мосту.
– Той, которая ходит в доспехах? – усмехнулся Ричард, снова вспомнив рыцарей-найтов.
– Той, которая наступает, когда уходит день. Ричард почувствовал, как пальцы Анастезии нашли и сжали его ладонь. Он осторожно взял ее крохотную ручку в свою. Девушка благодарно улыбнулась. А потом они ступили на мост, и Ричард начал постигать: темнота – это нечто плотное и реальное, тьма – это много больше, чем просто отсутствие света. Он чувствовал, как она касается его кожи, шарит по ней, ползает, исследует, забирается ему в мысли. Она проскользнула ему в легкие, погладила за глазными яблоками глазницы, залилась в рот…
С каждым шагом огонек свечи все тускнел… Он сообразил, что то же происходит и с фонарем незнакомки. Как будто не свет тускнел, а уплотнялась тьма.
Тьма – кромешная, бесконечная.
Звуки. Шелест, шорох. Ричард моргнул, ослепленный ночью.
Звуки становились все неприятнее, в них чудилось что-то голодное. Ричарду показалось, он слышит голоса… Орда великанских безобразных троллей сидит под мостом…
Что-то проползло мимо них в темноте.
– Что это? – пискнула Анастезия. Ее пальцы в его руке дрожали.
– Тихо, – прошептала незнакомка. – Не то оно тебя заметит.
– Что происходит? – так же шепотом спросил Ричард.
– Тьма, – чуть слышно ответила незнакомка. – Ночь. А с ней страшные сны, которые выходили в мир на закате с тех самых пещерных времен, когда, дрожа от страха, мы жались друг к другу ради безопасности и тепла. Сейчас время страха перед темнотой.
Ричард знал: что-то вот-вот проползет по его лицу, – и закрыл глаза. Какая разница, увидит он это или почувствует, – тьма была непроглядной.
И тут начались видения.
Он видел, как через ночь к нему падает некто… падает, кружится, его крылья и волосы пылают огнем.
Он выбросил вверх руки – ничего.
Джессика смотрит на него, во взгляде застыло презрение. Ему хотелось докричаться до нее, сказать, что ему очень жаль, извиниться.
Ставь одну ногу перед другой.
Маленький мальчик идет из школы домой. По темной улице, где нет ни одного фонаря. Сколько бы раз он тут ни ходил, все так же скверно, все так же скользко, все так же страшно.
Глубокие канализационные туннели. Он затерян в их лабиринте. Его ждет-поджидает Зверь. Кап-кап, капает где-то вода. Он знает: Зверь ждет.
Перехватив поудобнее, он крепче сжимает копье…
Низкий горловой рык у него за спиной. Повернуться. Медленно, мучительно медленно из темноты нападает Зверь.
Нападает…
Он умер.
И продолжал идти.
Медленно, мучительно медленно он снова и снова нападает из темноты…
Потрескивание. От яркой вспышки больно глазам. Щурясь, Ричард споткнулся. Свет шел от свечки в самодельном фонаре в бутылке из-под лимонада. Он никогда бы не подумал, что простая свечка может гореть так ярко. И с гордостью поднял повыше свой фонарь, охая, хватая ртом воздух, дрожа от облегчения. Сердце глухо ухало и тряслось у него в груди.
– Сдается, мы перешли благополучно, – сказала незнакомка.
Сердце у Ричарда все еще так колотилось, что несколько мгновений он просто не в силах был говорить. Он заставил себя дышать размеренно, заставил себя успокоиться. Они стояли в просторной передней, в точности похожей на ту, из которой они вышли на той стороне моста. Более того, у Ричарда появилось странное ощущение, что они вернулись в то самое место, откуда только что вышли. И все же тени здесь были отчетливее, и перед глазами у Ричарда еще плавали круги, какие иногда бывают после фотовспышки фотоаппарата.
– Полагаю, – запинаясь, сказал он, – никакая опасность нам, собственно, не грозила. Это как дом с привидениями… немного шума и свиста в темноте. Остальное достраивает твое воображение. Там ведь на самом деле нечего было бояться, правда?
Незнакомка посмотрела на него почти жалостливо, и тут Ричард сообразил, что за руку его никто не держит.
– Анастезия?!
Из темноты на горбу моста раздался слабый шум, точно шелест или чей-то вздох. По скату к ним, рассыпаясь, запрыгало с десяток неровных кварцевых бусин. Ричард подобрал одну. Она была из ожерелья крысословки. Его рот невольно открылся для крика, но из него не вырвалось ни звука. Наконец он сумел выдавить:
– Нам лучше… нам нужно вернуться. Она… Подняв руку, незнакомка посветила на мост. Брусчатка, парапет… Мост просматривался до противоположной стороны. И был пуст.
– Где она?
– Пропала, – безжизненно ответила незнакомка. – Ее забрала тьма.
– Но мы должны что-то сделать! – возразил Ричард.
– Например?
Он открыл рот. Снова закрыл. Повертел в пальцах округлый кусочек кварца, поглядел рассыпанные у его ног остальные.
– Она пропала, – повторила незнакомка. – Мост забирает свою дань. Скажи спасибо, что он не забрал и тебя. Но если ты еще хочешь на Ярмарку, это туда, вон по той дороге. Идешь?
Она махнула в сторону узкого туннеля, который полого уходил впереди вверх и в темноту, едва разгоняемую лучом ее фонаря.
Ричард не шелохнулся. Он словно оцепенел. Трудно, невозможно было поверить, что девушка исчезла – утеряна, утрачена или украдена, а может, оступилась, потерялась или… А еще труднее было поверить, что женщина в коже может вести себя так, будто не случилось ничего необычного, будто все это абсолютно нормально. Анастезия не может быть мертва.
Он додумал эту мысль до конца. Она не может быть мертва – ведь если она мертва, то это его вина. Она не просилась с ним идти, ее заставили. Он так крепко сжал бусину, что стало больно руке, и подумал, с какой гордостью показывала ему ожерелье Анастезия, как он к ней привязался за немногие часы их знакомства.
– Так ты идешь?
Ричард постоял еще немного, считая глухие удары сердца, потом поглубже засунул кварцевую бусину в карман джинсов и последовал за незнакомкой, которая уже ушла на несколько шагов вперед.
И шагая за ней, поймал себя на мысли, что так и не знает, как ее зовут.
Глава пятая
В темноте вокруг мелькали и скользили силуэты и тени: люди с фонарями, факелами и свечками. Это напомнило Ричарду документальные фильмы, в которых показывается, как идут косяками поблескивающие рыбы в океане… Идут на большой глубине, населенной тварями, разучившимися пользоваться глазами.
Вслед за незнакомкой в коже Ричард поднялся по какой-то лестнице. По каменным, обитым металлом ступеням. Они вышли на станцию метро, где стали в конец длинной очереди ожидающих своего шанса проскользнуть за приоткрытую на полфута решетку – дверь за ней вела на тротуар.
Прямо перед ними стояли несколько мальчишек с веревочными петлями на запястьях. Хвостики веревок держал мертвенно-бледный лысый человек, от которого пахло формальдегидом. Сразу за ними ждал седой бородач с черно-белым котенком на плече. Умывшись, котенок старательно лизнул ухо хозяина, после чего свернулся у него на плече и заснул. Очередь двигалась медленно, фигуры одна за другой проскальзывали в щель между стеной и решеткой и крадучись скрывались в ночи.
– Зачем ты идешь на Ярмарку, Ричард Мейхью? – вполголоса спросила его провожатая в коже.
– Надеюсь встретить там кое-каких друзей. Ну, на самом деле только одного друга. Правду сказать, я мало кого знаю в этом мире. Я почти подружился с Анастезией, но… – Он умолк, а потом не выдержал и задал вопрос, на который до сих пор не осмеливался: – Она мертва?
Женщина в коже пожала плечами:
– Да. Или все равно что мертва. Надеюсь, твое дело на Ярмарке стоит ее смерти.
Ричард поежился.
– И я тоже, – понуро сказал он. Он чувствовал себя опустошенным и бесконечно одиноким.
Они подходили к началу очереди.
– Чем ты занимаешься? – спросил он.
– Продаю личные физические услуги, – улыбнулась она.
– Вот как. – И снова не удержался от вопроса: – И какие именно личные физические услуги?
– Сдаю в аренду мое тело.
– А. – Он слишком устал, чтобы расспрашивать дальше, добиваться объяснения, что она имеет в виду, впрочем, кое-какая догадка у него возникла.
Они вышли в ночь. Ричард обернулся. На вывеске над станцией значилось: «Найтсбридж». Он даже не знал, смеяться ему или горевать. Времени, казалось, было немного за полночь. Поглядев на наручные часы, Ричард не слишком удивился, увидев, что электронный экранчик погас. Наверное, батарейки сели или, что более вероятно, время в Под-Лондоне водило лишь мимолетное знакомство с тем, к которому он привык. Расстегнув браслет, он бросил часы в ближайшую урну.
Странный людской поток пересекал улицу, направляясь к высоким двойным дверям впереди.
– Туда? – ужаснулся он.
– Туда, – кивнула женщина.
Огромное задание было расцвечено тысячами ярких огней. Бросающийся в глаза герб над входом указывал, что данное заведение является признанным поставщиком двора ее королевского величества. Ричард, который немало субботних часов провел, плетясь за Джессикой и стирая ноги по всем известным магазинам Лондона, сразу узнал бы его, даже не будь на нем гигантской вывески.
– В «Харродс»? Женщина кивнула.
– Только на сегодня, – сказала она. – Следующая Ярмарка может быть где угодно.
– И тем не менее… – пробормотал Ричард. – «Харродс»!
Они вошли через боковую дверь. В помещении было темно. Прошли bereau de change пункт обмена валют (фр.)
и отдел упаковки подарков. Потом через еще один темный зал, где продавали солнечные часы и статуэтки. А оттуда вступили в Египетский зал. Краски и свет обрушились на Ричарда так внезапно, что у него перехватило дыхание, словно от удара в солнечное сплетение. Повернувшись к нему, его спутница по-кошачьи зевнула, пряча за тыльной стороной карамельной ладони ярко-розовый зев, улыбнулась и сказала:
– Что ж. Ты дошел до места. Целый и более или менее невредимый. Меня ждут дела. Желаю удачи. – Коротко кивнув, она исчезла в толпе.
Ричард остался стоять в толчее, впитывая окружающее. Первое его впечатление можно было выразить двумя словами: чистейшее безумие. В этом не было ни малейшего сомнения. Шумное, клокочущее, чудесное безумие. Люди спорили, торговались, кричали и пели. Каждые несколько шагов кто-нибудь нахваливал свой товар, громко провозглашая его превосходство над десятками других. Играла музыка, десятки различных мелодий, которые исполняли десятками различных способов на дюжине различных инструментов, в основном импровизированных. А еще Ричард чувствовал запах еды. Всевозможной еды. Преобладали ароматы карри и пряностей, а за ними чувствовались запахи жареного мяса и грибов.
По всему залу были расставлены ларьки, палаточки и козлы. Рядом с прилавками (или даже на них), где днем продавали духи или часы, янтарь или шелковые платки, расставили свои импровизированные козлы обитатели Подмирья. Все покупали. Все продавали. Слушая гомон рынка, Ричард нырнул в толпу.
– Отличные свежие сны! Первоклассные кошмары! У нас есть все! Налетайте на первосортные кошмары!
– Оружие! Кому оружие?! Обеспечьте себе безопасность! Защитите свой подвал, пещеру или нору! Хотите кого-то победить? У нас есть все! Давай, милок, подходи…
– Хлам! – крикнула Ричарду в ухо пожилая толстуха, когда он проходил мимо ее дурно пахнущей палатки. – Лом! – продолжала она. – Мусор! Отбросы! Экскременты! Приходите и забирайте! Ни одной целой, неповрежденной вещи! Дрянь, требуха и горы бесполезного дерьма. Вы же знаете, что вам оно нужно!
Мужчина в железных доспехах бил в небольшой барабан, распевая:
– Бюро находок! Потерянное имущество! Бюро находок! Подваливайте, посмотрите сами! Потерянное имущество! У нас – ни одной найденной вещи. Все гарантированно утерянные!
Ричард брел по громадным залам универмага с видом человека, погруженного в гипнотический транс. Он даже не взялся бы гадать, сколько человек собралось на ночную ярмарку. Тысяча? Две? Пять?
Одна палаточка была заставлена бутылками, полными и пустыми бутылками всех форм и размеров, от бутылок из-под пива до гигантской поблескивающей бутыли, в которой держать можно разве что плененного джина; в другой продавали лампы со свечками из всевозможного воска и сала. Когда Ричард проходил мимо, старик ткнул в его сторону отрубленной детской ручонкой, державшей свечку, и пробормотал:
– «Руку Славы» Согласно ряду поверий, отрубленная рука повешенного обладает некоторыми магическими свойствами, в частности, помогает проникать в запертые дома
, сэр? Аж до Тауэра доведет. С гарантией!
Ричард поспешил поскорее улизнуть, не желая выяснять ни что такое «Рука Славы», ни как она работает. Он прошел прилавок, где торговали блестящими золотыми и серебряными украшениями, и еще один, с украшениями, сделанными как будто из клапанов и проводов от старых радиол. Тут были козлы со всевозможными книгами и журналами. И множество других, заваленных всяческой одеждой – латаной и новой, но неизменно странной. Несколько татуировщиков; нечто, слишком уж напоминавшее рынок рабов (его он постарался обойти стороной); зубоврачебное кресло с работающей от ручного ворота бормашиной (к нему стояла очередь горестного вида мужчин и женщин, которые ждали, чтобы им вырвали зубы, – зубы рвал молодой человек, который, судя по всему, отлично развлекался); сгорбленный старик, торгующий шляпами; нечто, смутно напоминающее переносную душевую кабину; даже шатер кузнеца…
И через каждые несколько ларьков кто-нибудь продавал еду. Кое-кто готовил свои блюда на открытом огне: рис с карри, печеный картофель, каштаны и грибы, пирожки и экзотический хлеб. Ричард поймал себя на том, что задается вопросом, почему же дым от костров для варки и жарки не включил противопожарную систему, почему из специальных отверстий не брызжет вода. Потом вдруг спросил себя, почему никто не грабит универмаг? Зачем устанавливать собственные палатки и козлы? Почему не взять просто вещи из магазина? Но к тому времени он уже знал, что лучше никого ни о чем не спрашивать. На нем как будто лежало клеймо человека из Надмирья, и одно это делало его весьма подозрительным.
«А ведь они разные, эти обитатели Подмирья, – сообразил вдруг Ричард, – как будто они принадлежат каждый к своему племени». И постарался вычленить группировки: одни выглядели так, будто сбежали с собрания общества исторической рекреации; другие напоминали хиппи; тут было племя альбиносов в серых одеждах и черных очках; а еще стайка «акул» в деловых костюмах и черных перчатках; в толпе встречались великанского роста, похожие друг на друга как две капли воды женщины – эти ходили по двое, по трое, кивали, встречаясь друг с другом; у одной стены жались косматые существа, которые словно бы всю жизнь прожили в канализации и которые адски смердели… и сотни других типов и разновидностей…
Интересно, каким покажется нормальный Лондон, его Лондон, инопланетянину? Эта мысль придала ему смелости, и он начал спрашивать встречных:
– Прошу прощения. Я ищу мужчину по имени де Карабас и девушку по имени д’Верь. Вы не знаете, как их найти?
Люди качали головами, отводили глаза, отступали, извинялись.
Сделав шаг назад, Ричард наступил кому-то на ногу. Этот Кто-то был выше семи футов ростом и порос клокастыми рыжеватыми волосами. Зубы у Кого-то были заточены как острия шил. Этот Кто-то поднял Ричарда одной лапищей размером с баранью лопатку и поднес его голову к своему рту, от чего Ричарда едва не стошнило.
– Ох, извините! Мне правда очень жаль, – выдавил Ричард. – Я… я ищу девушку по имени д’Верь. Вы не знаете…
Тогда Кто-то бросил его на пол и пошел своей дорогой.
Сквозняк принес по полу аромат готовящейся еды, и у Ричарда, которому удалось забыть, насколько же он голоден (ведь он не ел бог знает сколько часов, с тех самых пор, как отказался от лакомого куска кошатины на вертеле), потекли слюни, а мыслительный процесс со скрипом замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Вместе безопаснее. Добро пожаловать, присоединяйтесь, – сказал он после минутной заминки. – Меня зовут Ричард Мейхью. А это Анастезия. Из нас двоих именно она знает, что делает.
Крысословка приосанилась.
Незнакомка в коже смерила его изучающим взглядом.
– Ты из Над-Лондона, – заключила она.
– Да. – Сколь бы потерянным он ни чувствовал себя в этом странном подземном мире, но хотя бы понемногу учился играть по его правилам. Его разум точно отключился, и он даже не пытался определить, где и почему оказался, мог лишь следовать правилам, их узнавая.
– Путешествуешь с крысословкой. Подумать только!
– Я его провожатая, – ринулась в бой Анастезия. – А ты кто? Кому на верность присягала?
Незнакомка улыбнулась.
– Я ни одному человеку верностью не обязана, крысо-девочка. Кому-нибудь из вас доводилось переходить Черномост?
Анастезия покачала головой.
– М-да. То еще удовольствие. Они направились к мосту.
– Возьми. – Анастезия протянула Ричарду фонарь.
– Спасибо. – Ричард перевел взгляд на женщину в коже. – А тут вообще есть чего бояться?
– Только ночи на мосту.
– Той, которая ходит в доспехах? – усмехнулся Ричард, снова вспомнив рыцарей-найтов.
– Той, которая наступает, когда уходит день. Ричард почувствовал, как пальцы Анастезии нашли и сжали его ладонь. Он осторожно взял ее крохотную ручку в свою. Девушка благодарно улыбнулась. А потом они ступили на мост, и Ричард начал постигать: темнота – это нечто плотное и реальное, тьма – это много больше, чем просто отсутствие света. Он чувствовал, как она касается его кожи, шарит по ней, ползает, исследует, забирается ему в мысли. Она проскользнула ему в легкие, погладила за глазными яблоками глазницы, залилась в рот…
С каждым шагом огонек свечи все тускнел… Он сообразил, что то же происходит и с фонарем незнакомки. Как будто не свет тускнел, а уплотнялась тьма.
Тьма – кромешная, бесконечная.
Звуки. Шелест, шорох. Ричард моргнул, ослепленный ночью.
Звуки становились все неприятнее, в них чудилось что-то голодное. Ричарду показалось, он слышит голоса… Орда великанских безобразных троллей сидит под мостом…
Что-то проползло мимо них в темноте.
– Что это? – пискнула Анастезия. Ее пальцы в его руке дрожали.
– Тихо, – прошептала незнакомка. – Не то оно тебя заметит.
– Что происходит? – так же шепотом спросил Ричард.
– Тьма, – чуть слышно ответила незнакомка. – Ночь. А с ней страшные сны, которые выходили в мир на закате с тех самых пещерных времен, когда, дрожа от страха, мы жались друг к другу ради безопасности и тепла. Сейчас время страха перед темнотой.
Ричард знал: что-то вот-вот проползет по его лицу, – и закрыл глаза. Какая разница, увидит он это или почувствует, – тьма была непроглядной.
И тут начались видения.
Он видел, как через ночь к нему падает некто… падает, кружится, его крылья и волосы пылают огнем.
Он выбросил вверх руки – ничего.
Джессика смотрит на него, во взгляде застыло презрение. Ему хотелось докричаться до нее, сказать, что ему очень жаль, извиниться.
Ставь одну ногу перед другой.
Маленький мальчик идет из школы домой. По темной улице, где нет ни одного фонаря. Сколько бы раз он тут ни ходил, все так же скверно, все так же скользко, все так же страшно.
Глубокие канализационные туннели. Он затерян в их лабиринте. Его ждет-поджидает Зверь. Кап-кап, капает где-то вода. Он знает: Зверь ждет.
Перехватив поудобнее, он крепче сжимает копье…
Низкий горловой рык у него за спиной. Повернуться. Медленно, мучительно медленно из темноты нападает Зверь.
Нападает…
Он умер.
И продолжал идти.
Медленно, мучительно медленно он снова и снова нападает из темноты…
Потрескивание. От яркой вспышки больно глазам. Щурясь, Ричард споткнулся. Свет шел от свечки в самодельном фонаре в бутылке из-под лимонада. Он никогда бы не подумал, что простая свечка может гореть так ярко. И с гордостью поднял повыше свой фонарь, охая, хватая ртом воздух, дрожа от облегчения. Сердце глухо ухало и тряслось у него в груди.
– Сдается, мы перешли благополучно, – сказала незнакомка.
Сердце у Ричарда все еще так колотилось, что несколько мгновений он просто не в силах был говорить. Он заставил себя дышать размеренно, заставил себя успокоиться. Они стояли в просторной передней, в точности похожей на ту, из которой они вышли на той стороне моста. Более того, у Ричарда появилось странное ощущение, что они вернулись в то самое место, откуда только что вышли. И все же тени здесь были отчетливее, и перед глазами у Ричарда еще плавали круги, какие иногда бывают после фотовспышки фотоаппарата.
– Полагаю, – запинаясь, сказал он, – никакая опасность нам, собственно, не грозила. Это как дом с привидениями… немного шума и свиста в темноте. Остальное достраивает твое воображение. Там ведь на самом деле нечего было бояться, правда?
Незнакомка посмотрела на него почти жалостливо, и тут Ричард сообразил, что за руку его никто не держит.
– Анастезия?!
Из темноты на горбу моста раздался слабый шум, точно шелест или чей-то вздох. По скату к ним, рассыпаясь, запрыгало с десяток неровных кварцевых бусин. Ричард подобрал одну. Она была из ожерелья крысословки. Его рот невольно открылся для крика, но из него не вырвалось ни звука. Наконец он сумел выдавить:
– Нам лучше… нам нужно вернуться. Она… Подняв руку, незнакомка посветила на мост. Брусчатка, парапет… Мост просматривался до противоположной стороны. И был пуст.
– Где она?
– Пропала, – безжизненно ответила незнакомка. – Ее забрала тьма.
– Но мы должны что-то сделать! – возразил Ричард.
– Например?
Он открыл рот. Снова закрыл. Повертел в пальцах округлый кусочек кварца, поглядел рассыпанные у его ног остальные.
– Она пропала, – повторила незнакомка. – Мост забирает свою дань. Скажи спасибо, что он не забрал и тебя. Но если ты еще хочешь на Ярмарку, это туда, вон по той дороге. Идешь?
Она махнула в сторону узкого туннеля, который полого уходил впереди вверх и в темноту, едва разгоняемую лучом ее фонаря.
Ричард не шелохнулся. Он словно оцепенел. Трудно, невозможно было поверить, что девушка исчезла – утеряна, утрачена или украдена, а может, оступилась, потерялась или… А еще труднее было поверить, что женщина в коже может вести себя так, будто не случилось ничего необычного, будто все это абсолютно нормально. Анастезия не может быть мертва.
Он додумал эту мысль до конца. Она не может быть мертва – ведь если она мертва, то это его вина. Она не просилась с ним идти, ее заставили. Он так крепко сжал бусину, что стало больно руке, и подумал, с какой гордостью показывала ему ожерелье Анастезия, как он к ней привязался за немногие часы их знакомства.
– Так ты идешь?
Ричард постоял еще немного, считая глухие удары сердца, потом поглубже засунул кварцевую бусину в карман джинсов и последовал за незнакомкой, которая уже ушла на несколько шагов вперед.
И шагая за ней, поймал себя на мысли, что так и не знает, как ее зовут.
Глава пятая
В темноте вокруг мелькали и скользили силуэты и тени: люди с фонарями, факелами и свечками. Это напомнило Ричарду документальные фильмы, в которых показывается, как идут косяками поблескивающие рыбы в океане… Идут на большой глубине, населенной тварями, разучившимися пользоваться глазами.
Вслед за незнакомкой в коже Ричард поднялся по какой-то лестнице. По каменным, обитым металлом ступеням. Они вышли на станцию метро, где стали в конец длинной очереди ожидающих своего шанса проскользнуть за приоткрытую на полфута решетку – дверь за ней вела на тротуар.
Прямо перед ними стояли несколько мальчишек с веревочными петлями на запястьях. Хвостики веревок держал мертвенно-бледный лысый человек, от которого пахло формальдегидом. Сразу за ними ждал седой бородач с черно-белым котенком на плече. Умывшись, котенок старательно лизнул ухо хозяина, после чего свернулся у него на плече и заснул. Очередь двигалась медленно, фигуры одна за другой проскальзывали в щель между стеной и решеткой и крадучись скрывались в ночи.
– Зачем ты идешь на Ярмарку, Ричард Мейхью? – вполголоса спросила его провожатая в коже.
– Надеюсь встретить там кое-каких друзей. Ну, на самом деле только одного друга. Правду сказать, я мало кого знаю в этом мире. Я почти подружился с Анастезией, но… – Он умолк, а потом не выдержал и задал вопрос, на который до сих пор не осмеливался: – Она мертва?
Женщина в коже пожала плечами:
– Да. Или все равно что мертва. Надеюсь, твое дело на Ярмарке стоит ее смерти.
Ричард поежился.
– И я тоже, – понуро сказал он. Он чувствовал себя опустошенным и бесконечно одиноким.
Они подходили к началу очереди.
– Чем ты занимаешься? – спросил он.
– Продаю личные физические услуги, – улыбнулась она.
– Вот как. – И снова не удержался от вопроса: – И какие именно личные физические услуги?
– Сдаю в аренду мое тело.
– А. – Он слишком устал, чтобы расспрашивать дальше, добиваться объяснения, что она имеет в виду, впрочем, кое-какая догадка у него возникла.
Они вышли в ночь. Ричард обернулся. На вывеске над станцией значилось: «Найтсбридж». Он даже не знал, смеяться ему или горевать. Времени, казалось, было немного за полночь. Поглядев на наручные часы, Ричард не слишком удивился, увидев, что электронный экранчик погас. Наверное, батарейки сели или, что более вероятно, время в Под-Лондоне водило лишь мимолетное знакомство с тем, к которому он привык. Расстегнув браслет, он бросил часы в ближайшую урну.
Странный людской поток пересекал улицу, направляясь к высоким двойным дверям впереди.
– Туда? – ужаснулся он.
– Туда, – кивнула женщина.
Огромное задание было расцвечено тысячами ярких огней. Бросающийся в глаза герб над входом указывал, что данное заведение является признанным поставщиком двора ее королевского величества. Ричард, который немало субботних часов провел, плетясь за Джессикой и стирая ноги по всем известным магазинам Лондона, сразу узнал бы его, даже не будь на нем гигантской вывески.
– В «Харродс»? Женщина кивнула.
– Только на сегодня, – сказала она. – Следующая Ярмарка может быть где угодно.
– И тем не менее… – пробормотал Ричард. – «Харродс»!
Они вошли через боковую дверь. В помещении было темно. Прошли bereau de change пункт обмена валют (фр.)
и отдел упаковки подарков. Потом через еще один темный зал, где продавали солнечные часы и статуэтки. А оттуда вступили в Египетский зал. Краски и свет обрушились на Ричарда так внезапно, что у него перехватило дыхание, словно от удара в солнечное сплетение. Повернувшись к нему, его спутница по-кошачьи зевнула, пряча за тыльной стороной карамельной ладони ярко-розовый зев, улыбнулась и сказала:
– Что ж. Ты дошел до места. Целый и более или менее невредимый. Меня ждут дела. Желаю удачи. – Коротко кивнув, она исчезла в толпе.
Ричард остался стоять в толчее, впитывая окружающее. Первое его впечатление можно было выразить двумя словами: чистейшее безумие. В этом не было ни малейшего сомнения. Шумное, клокочущее, чудесное безумие. Люди спорили, торговались, кричали и пели. Каждые несколько шагов кто-нибудь нахваливал свой товар, громко провозглашая его превосходство над десятками других. Играла музыка, десятки различных мелодий, которые исполняли десятками различных способов на дюжине различных инструментов, в основном импровизированных. А еще Ричард чувствовал запах еды. Всевозможной еды. Преобладали ароматы карри и пряностей, а за ними чувствовались запахи жареного мяса и грибов.
По всему залу были расставлены ларьки, палаточки и козлы. Рядом с прилавками (или даже на них), где днем продавали духи или часы, янтарь или шелковые платки, расставили свои импровизированные козлы обитатели Подмирья. Все покупали. Все продавали. Слушая гомон рынка, Ричард нырнул в толпу.
– Отличные свежие сны! Первоклассные кошмары! У нас есть все! Налетайте на первосортные кошмары!
– Оружие! Кому оружие?! Обеспечьте себе безопасность! Защитите свой подвал, пещеру или нору! Хотите кого-то победить? У нас есть все! Давай, милок, подходи…
– Хлам! – крикнула Ричарду в ухо пожилая толстуха, когда он проходил мимо ее дурно пахнущей палатки. – Лом! – продолжала она. – Мусор! Отбросы! Экскременты! Приходите и забирайте! Ни одной целой, неповрежденной вещи! Дрянь, требуха и горы бесполезного дерьма. Вы же знаете, что вам оно нужно!
Мужчина в железных доспехах бил в небольшой барабан, распевая:
– Бюро находок! Потерянное имущество! Бюро находок! Подваливайте, посмотрите сами! Потерянное имущество! У нас – ни одной найденной вещи. Все гарантированно утерянные!
Ричард брел по громадным залам универмага с видом человека, погруженного в гипнотический транс. Он даже не взялся бы гадать, сколько человек собралось на ночную ярмарку. Тысяча? Две? Пять?
Одна палаточка была заставлена бутылками, полными и пустыми бутылками всех форм и размеров, от бутылок из-под пива до гигантской поблескивающей бутыли, в которой держать можно разве что плененного джина; в другой продавали лампы со свечками из всевозможного воска и сала. Когда Ричард проходил мимо, старик ткнул в его сторону отрубленной детской ручонкой, державшей свечку, и пробормотал:
– «Руку Славы» Согласно ряду поверий, отрубленная рука повешенного обладает некоторыми магическими свойствами, в частности, помогает проникать в запертые дома
, сэр? Аж до Тауэра доведет. С гарантией!
Ричард поспешил поскорее улизнуть, не желая выяснять ни что такое «Рука Славы», ни как она работает. Он прошел прилавок, где торговали блестящими золотыми и серебряными украшениями, и еще один, с украшениями, сделанными как будто из клапанов и проводов от старых радиол. Тут были козлы со всевозможными книгами и журналами. И множество других, заваленных всяческой одеждой – латаной и новой, но неизменно странной. Несколько татуировщиков; нечто, слишком уж напоминавшее рынок рабов (его он постарался обойти стороной); зубоврачебное кресло с работающей от ручного ворота бормашиной (к нему стояла очередь горестного вида мужчин и женщин, которые ждали, чтобы им вырвали зубы, – зубы рвал молодой человек, который, судя по всему, отлично развлекался); сгорбленный старик, торгующий шляпами; нечто, смутно напоминающее переносную душевую кабину; даже шатер кузнеца…
И через каждые несколько ларьков кто-нибудь продавал еду. Кое-кто готовил свои блюда на открытом огне: рис с карри, печеный картофель, каштаны и грибы, пирожки и экзотический хлеб. Ричард поймал себя на том, что задается вопросом, почему же дым от костров для варки и жарки не включил противопожарную систему, почему из специальных отверстий не брызжет вода. Потом вдруг спросил себя, почему никто не грабит универмаг? Зачем устанавливать собственные палатки и козлы? Почему не взять просто вещи из магазина? Но к тому времени он уже знал, что лучше никого ни о чем не спрашивать. На нем как будто лежало клеймо человека из Надмирья, и одно это делало его весьма подозрительным.
«А ведь они разные, эти обитатели Подмирья, – сообразил вдруг Ричард, – как будто они принадлежат каждый к своему племени». И постарался вычленить группировки: одни выглядели так, будто сбежали с собрания общества исторической рекреации; другие напоминали хиппи; тут было племя альбиносов в серых одеждах и черных очках; а еще стайка «акул» в деловых костюмах и черных перчатках; в толпе встречались великанского роста, похожие друг на друга как две капли воды женщины – эти ходили по двое, по трое, кивали, встречаясь друг с другом; у одной стены жались косматые существа, которые словно бы всю жизнь прожили в канализации и которые адски смердели… и сотни других типов и разновидностей…
Интересно, каким покажется нормальный Лондон, его Лондон, инопланетянину? Эта мысль придала ему смелости, и он начал спрашивать встречных:
– Прошу прощения. Я ищу мужчину по имени де Карабас и девушку по имени д’Верь. Вы не знаете, как их найти?
Люди качали головами, отводили глаза, отступали, извинялись.
Сделав шаг назад, Ричард наступил кому-то на ногу. Этот Кто-то был выше семи футов ростом и порос клокастыми рыжеватыми волосами. Зубы у Кого-то были заточены как острия шил. Этот Кто-то поднял Ричарда одной лапищей размером с баранью лопатку и поднес его голову к своему рту, от чего Ричарда едва не стошнило.
– Ох, извините! Мне правда очень жаль, – выдавил Ричард. – Я… я ищу девушку по имени д’Верь. Вы не знаете…
Тогда Кто-то бросил его на пол и пошел своей дорогой.
Сквозняк принес по полу аромат готовящейся еды, и у Ричарда, которому удалось забыть, насколько же он голоден (ведь он не ел бог знает сколько часов, с тех самых пор, как отказался от лакомого куска кошатины на вертеле), потекли слюни, а мыслительный процесс со скрипом замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36