Почему, Фуллин? Тебе это кажется непристойным? Или слишком личным, чтобы говорить об этом в открытую?
– Скорее слишком странным и непонятным, – ответила я.
С чего это я так разоткровенничалась? С другой стороны, меня окончательно сбило с толку сказанное Стек. Значит, подобное происходит с каждым?
– Что вообще творится? – потребовал объяснений Лучезарный.
– В сутки, предшествующие Предназначению, у тоберов случаются короткие периоды, когда они ощущают себя так, словно они другого пола. Ощущают свои вторые половинки. – Стек улыбнулась. – Сейчас у меня такое чувство, что в мужском теле Фуллина находится личность, которая обычно главенствует в его женские годы. Верно, Фуллин? Не поэтому ли ты слишком часто смотришь себе под ноги, когда идешь?
Именно это в точности и происходило, но я тотчас же оторвала взгляд от собственных ступней и посмотрела прямо вперед. Впрочем, одурачить кого-либо мне не удалось – я чувствовала, как кровь приливает к щекам, что наверняка отражалось на моем лице.
– Нельзя ли сменить тему? – пробормотала я.
– Нет, – ответил Рашид и снова повернулся к Стек. – Так говоришь, такое происходит с каждым тобером?
– Таково мое предположение.
– В сутки, предшествующие Предназначению?
– Это вполне может иметь смысл.
– Какой?
– Как напоминание! – выпалила я. Мои спутники уставились на меня.
– Ты права, это действительно имеет смысл, – сказала я, на ходу соображая, как продолжить свою мысль. – Прошел год с тех пор, как я был женщиной, – достаточно долго для того, чтобы забыть, каково это. Сейчас у меня иные приоритеты, воспоминания имеют для меня иной вес. И потому боги дают мне шанс вспомнить, кем я был и кто я есть. Чтобы удостовериться, что я четко осознаю свои мужскую и женскую сущности, прежде чем сделать между ними окончательный выбор.
– Неплохая мысль для богов, – согласился Рашид. – Обычно они бывают не столь дальновидны.
– Значит, в этом нет ничего такого, чего стоило бы стыдиться, верно? – Стек опять улыбнулась. – Тогда странно, что все тоберы считают это чем-то ненормальным и тщательно скрывают.
Я не ответила – мысли мои были заняты Каппи. Она наверняка тоже меняла сегодня пол с женского на мужской и обратно. Не поэтому ли этим утром на ней была мужская одежда, даже тогда, когда она больше не требовалась для танца солнцеворота? Чья душа была в ее теле, когда она пела для меня на болоте? Во время драки со Стек… когда она ударила меня и забрала у меня копье… когда мы занимались любовью…
С кем же я была тогда?
– Что меня удивляет, так это то, что тоберы не обсуждают это открыто, – заметил Рашид. – Если подобное происходит с каждым, почему к этому относятся как к постыдной тайне?
Большинство тоберов ко Дню Предназначения жили парами, и у них хватало сложностей и без того, чтобы сознаваться в том, что они периодически становятся не теми, кем кажутся внешне.
– Возможно, в этом и нет ничего постыдного, – сказала я, – но это в самом деле тайна. Само же по себе это вовсе не так уж и плохо.
Дорога от дома целительницы до дома мэра вела вокруг мельничного пруда, посреди которого мирно плавал одинокий селезень. Птице повезло – наш мельник Пальф был хорошим лучником, и утки в пруду не раз имели все шансы попасть ему на обед. Однако никто из тоберов не посмел бы убить птицу утром Дня Предназначения – подобное означало оскорбить Господина Ворона и Госпожу Чайку.
Я сочла нужным сказать об этом Лучезарному. Он кивнул, но не ответил, видимо, занятый совершенно другими мыслями. Чуть позже он спросил, не глядя на меня:
– Что должно произойти сегодня в Гнездовье?
– Рашид, – начала Стек. – Я же тебе все рассказала…
– Ты не рассказывала, что доктор берет образцы тканей, – прервал он ее. – Так что я хотел бы услышать, что может нам сказать по этому поводу Фуллин.
Я посмотрела на лорда, потом на Стек. Конечно, он расспрашивал ее задолго до того, как появился в поселке, – о нашем образе жизни, как влияет на нас смена полов, что делают боги в Гнездовье. Будучи безумно влюбленным в Стек, он верил всему и считал, что знает все о нас. Однако теперь у него зародились сомнения, и ему хотелось проверить, насколько ее сведения соответствуют реальности.
Стек вспыхнула. От гнева? От обиды? Сказать было сложно – лицо ее тотчас же приобрело каменное выражение, словно ее абсолютно не волновало, верит он ей или нет.
– Давай, – мрачно сказала она, обращаясь ко мне. – Расскажи ему все, о чем он хочет знать.
– Рассказывать особенно нечего, – пробормотала я. Мне вдруг стало стыдно перед ней – перед моей матерью. – В полдень Господин Ворон и Госпожа Чайка прилетают из Гнездовья. Детей забирает Господин Ворон, а тех, для кого наступил День Предназначения, – Госпожа Чайка.
– Забирает? – переспросил Рашид. – Каким образом?
– Мы входим внутрь Госпожи Чайки и Господина Ворона, – объяснила я, удивляясь его тупости. – Там внутри есть кресла. Мы садимся в эти кресла, и боги уносят нас на север, в Гнездовье.
– И что там происходит?
– Детей Господин Ворон уносит в свое гнездо. Там они выходят из его нутра и ждут, пока их не коснутся боги. После этого все засыпают.
– Газ, – пробормотала Стек. – Усыпляющий газ.
Я пожала плечами, не желая спорить о том, что и как делают боги. Мне было не по себе оттого, что Лорд-Мудрец расспрашивает меня лишь затем, чтобы проверить, не солгала ли ему моя мать, и мне хотелось поскорее закончить.
– Какое-то время спустя дети просыпаются и обнаруживают, что они теперь другого пола. Потом они снова входят внутрь Господина Ворона и улетают домой.
– Про детей понятно, – кивнул Рашид. – Как насчет кандидатов на Предназначение? Тебя и Каппи?
– Госпожа Чайка забирает нас в другое гнездо, свое. Не знаю, что именно там происходит, поскольку это священное таинство – никто, прошедший через него, никогда не делился подробностями. Но боги придут к нам в Час Предназначения и спросят: «Мужчина, женщина или и то и другое?» Мы говорим им, каков наш выбор, и наше Предназначение свершается. – Я вызывающе посмотрела ему в глаза. – Достаточно?
Лучезарный поколебался, словно размышляя, стоит ли продолжать расспросы. Он бросил взгляд на Стек, но та не смотрела ни на него, ни на меня, а, подобрав с земли камень, разглядывала плавающую в пруду утку, перекатывая камень в ладони.
– Ладно, – буркнул он. – Стек, я просто хотел проверить. В конце концов, что-то могло измениться с тех пор, как ты двадцать лет назад выбрала свое Предназначение.
Лицо ее исказила язвительная усмешка. Размахнувшись, она швырнула камень, метя далеко в сторону от утки. Камень с плеском упал в пруд, почти не нарушив водную гладь.
Дом мэра стоял у подножия Патриаршего холма, в тени торчавшей в небо радиоантенны Древних. Зефрам утверждал, будто это большое здание во времена Древних было гостиницей. В нем было больше двух десятков комнат, все одинаковые – или, по крайней мере, они были одинаковыми, прежде чем дожди, снег, насекомые и грызуны наложили на них свой отпечаток.
К тому времени, когда Патриарх пришел к власти сто пятьдесят лет назад, большая часть старой гостиницы обрушилась. Он приказал перестроить ее по его собственным указаниям, назвав ее Патриаршим дворцом. После его смерти последовала яростная политическая борьба между тогдашними мэром и служителем Патриарха, которые никак не могли решить, кому будет принадлежать здание. Каким-то образом мэру удалось одержать верх – возможно, благодаря щедрым финансовым уступкам служителю, и с тех пор старая гостиница стала резиденцией мэра.
Впрочем, для всех мэров ее наличие было весьма относительным благом. Содержание дома таких размеров обходилось недешево, а летом внутри стояла страшная жара из-за большого пространства спереди и по бокам здания, покрытого асфальтом Древних («парковки», по словам моего отца). Четыреста прошедших с той поры зим привели покрытие в полную негодность, но, несмотря на трещины, оно продолжало впитывать каждый солнечный луч, насыщая воздух густым запахом жженой смолы.
Перед зданием стояла самоходная повозка Древних, успевшая основательно проржаветь за четыре столетия. От внешней обшивки ничего не осталось, отчасти из-за погоды, а отчасти по вине детей, отламывавших от нее всевозможные безделушки, которые они прятали в ящики столов и прочие потайные места. Для предшествующих поколений, вероятно, это было проще, но когда появился на свет я, остались лишь слишком прочные и тяжелые детали, которые практически невозможно было отломать. Каппи когда-то заслужил мой поцелуй за кусок обшивки, который он подарил мне на девятый день рождения.
Увидев повозку, Лорд-Мудрец направился прямо к ней, оставляя отпечатки пластиковых сапог на нагретом солнцем асфальте. Склонившись над останками двигателя, он попытался пошевелить разные его части. Наверное, стоило сказать ему, что он зря теряет время – все, что можно было хоть как-то сдвинуть с места, было давным-давно растащено. Толкнув меня в бок, Стек пробормотала:
– Всю свою жизнь он ищет исправную машину. Нам удалось найти немало таких, что выглядели вполне сохранившимися внешне, благодаря эксцентричным коллекционерам, но ни у одной не работал двигатель. Но тем не менее Рашид не теряет оптимизма и надеется, что даже в такой груде железа сумеет найти запасные части, которые ему пригодятся.
– У этой уже никаких частей не осталось, – сказала я. – Все давно проржавело.
– Знаю, – ответила Стек. – Думаешь, и я не пыталась оторвать от этой развалины хотя, бы кусок, когда…
Она замолчала. Лучезарный потянулся к мотору, наклоняясь все ниже и ниже, так что его ноги почти оторвались от земли.
– Что там? – крикнула его бозель.
– Такого я никогда не видел, сколько бы ни заглядывал под капот, – отозвался Рашид из металлического брюха повозки.
Стек подмигнула мне, и мы направились к машине. Лорд достал из кармана на бедре короткий металлический цилиндр и повернул один из его концов, на другом внезапно вспыхнул яркий огонек, затем направил желтый луч в ржавые потроха.
– Видите? – спросил он.
Стек и я посмотрели туда, куда указывал луч, – на коробочку из черного металла размером в ладонь, прикрепленную к куску проржавевшей стали. Конечно, я видел эту черную коробочку и раньше, когда еще был достаточно мал и любопытен. Я колотил по ней камнем, пытался отковырять кухонным ножом, даже держал под ней свечу, чтобы узнать, что произойдет.
– Ее не оторвешь, – предупредила я. – Это просто черный комок.
– Черный комок, которого здесь быть не должно! Спроси Стек, сколько двигателей я обследовал с тех пор, как мы вместе.
– И у каждого двигателя были свои особенности, – ответила она. – Да, я не изучала машины так, как ты, но ты сам говорил мне, что их существуют сотни разновидностей. Десятки компаний производили десятки моделей каждая, и каждый год вносились изменения и усовершенствования, не говоря уже о том, что люди иногда сами дорабатывали собственные машины. Почему же тебя удивляет, что тебе попалась деталь, которую ты прежде не встречал?
– Потому что я Лорд-Мудрец. – Он снова наклонился внутрь повозки, пытаясь пошевелить черную коробочку.
Теней на асфальте не было, и солнце палило немилосердно. Последнее, чего мне хотелось, – стоять и медленно поджариваться, пока Лучезарный ковыряется в потрохах мертвой уже четыреста лет машины.
– Ага! – послышался приглушенный голос Рашида. – Антенна!
– Что?
Я посмотрела на антенну на Патриаршем холме. В этой повозке не было ничего, что хотя бы близко ее напоминало. Вполне возможно, существовали разные типы антенн, но учительница в школе нам ни о чем подобном не рассказывала. Она вообще мало что рассказывала о радио, за исключением того, что это некая загадочная техника Древних для передачи звука из одного места в другое. Почти в каждом городе и поселке на полуострове имелась по крайней мере одна антенна, обычно ржавая и покосившаяся от ветра, – но все эти антенны были длинные, тонкие и стояли снаружи, а не внутри мотора самоходной повозки.
– От этой коробочки вдоль блока двигателя идет проволочная антенна, замаскированная под цвет металла. И есть еще один провод, который идет к… уверен, что это фотоэлементы. Солнечные батареи. Возможно, эта штуковина до сих пор работает. – Лорд улыбнулся Стек. – Все еще думаешь, что это просто какая-то из очередных пустяковин?
Она закрыла рот ладонью, изображая зевок.
– У Древних была поговорка – что-то насчет мальчиков и их игрушек.
Я кивнула. Меня несколько удивляло, что Стек решила сыграть роль женщины, которой давно уже все надоело, – притом что сама она была наполовину мужчиной. С другой стороны, что могла сказать я сама? Мужчина снаружи, женщина внутри… и к тому же утомленная всяческими черными коробочками.
– Сколько еще ждать? – спросила я Рашида.
Мужчины порой находят извращенное удовольствие в том, чтобы досаждать женщинам; когда-то давно некий ублюдок придумал фразу «мальчишеское обаяние», и с тех пор мужчины не сомневаются в том, что покорят женщину, если будут вести себя подобно восьмилетнему ребенку. С другой стороны, женщины до сих пор верят, что мужчинам нравятся неприступные женщины. И почему только боги создали оба пола столь расчетливо глупыми?
– Сейчас, проверю еще кое-что. – Рашид сунул свой светящийся цилиндр обратно в карман и достал небольшую пластиковую коробочку. – Радиоприемник, – пояснил он.
Большим пальцем он покрутил колесико сбоку коробочки; небольшая машинка начала издавать дребезжащие звуки, словно плещущиеся о каменистый берег волны.
– Ничего, кроме помех. – Стек пожала плечами.
– Думаешь, это просто помехи? Лорд-Мудрец медленно поднес радиоприемник к черной коробочке на двигателе, и звук стал громче, словно волны начали сильнее биться о берег, покрываясь белой пеной.
– Видите? – Лучезарный нежно погладил черную коробочку. – Эта штучка что-то передает – используя всю машину в качестве антенны.
– Зачем это Древним? – спросила я.
– А это не их работа, – ответил Рашид. – Могу, конечно, ошибаться, – он посмотрел на меня, – но очень похоже, что кто-то издалека подсаживает в Тобер-Коув жучков.
Он задумчиво посмотрел на небо.
Глава 15
ПРЕДСКАЗУЕМАЯ ИСТОРИЯ ДЛЯ ПАТРИАРХА
Оказывается, никто еще не сообщил мэру Теггери о том, что Боннаккут мертв. Это меня не удивило – новость все еще распространялась в виде слухов, и люди хотели быстрее поделиться ею друг с другом, а дом мэра находился в некотором отдалении от остального поселка. В обычных обстоятельствах первый воин поспешил бы по горячему асфальту, чтобы известить главу Тобер-Коува. Так или иначе, именно нам довелось увидеть реакцию мэра на дурную весть.
Несколько секунд Теггери пребывал в шоке. Потом открыл рот и сказал:
– Какая трагедия.
Классическая фраза мэра – сейчас в нем говорила должность, а не человек, и это меня в нем восхищало.
– Какая трагедия, – повторил он. – Но, по крайней мере, нам повезло, что здесь присутствует Лорд-Мудрец, который в состоянии установить истину. Так что, если я не злоупотребляю твоим временем, Лучезарный…
– Нет-нет, – ответил Рашид, – я уже начал расследование. Собственно, именно потому я и пришел – мне сказали, что каждый, кто располагает какими-либо сведениями о преступлении, доложит о них тебе.
– Именно так, – кивнул Теггери. – Позволь, я спрошу у моей семьи, не приходил ли уже кто-нибудь. – Он повернулся ко мне. – Фуллин, может быть, проводишь лорда Рашида в Патриарший зал, где он сможет подождать и отдохнуть?
– Конечно. – Я не смогла удержаться от улыбки. Каждый ребенок в поселке посещал Патриарший зал как минимум раз в год, и это было не то место, где можно рассчитывать на спокойный отдых. Наш мэр просто хотел произвести впечатление на высокопоставленную особу. Не спрашивайте меня, почему Теггери не потащил Рашида в зал сразу же после прибытия к нам Лорда-Мудреца, – видимо, каким-то образом важной персоне удалось избежать его цепких лап. «Всего лишь временная передышка, – подумала я тогда. – Без полной экскурсии не обойтись…»
– Эта лавка древностей? – с заметным отвращением спросила Стек, ее взгляд блуждал по помещению, словно она вспоминала обо всем том, что успела возненавидеть за время своего изгнания.
Зал являлся мемориалом Патриарха и был забит экспонатами, относившимися к его времени. Некоторые из них были выставлены в витринах, другие просто сложены там, где оставалось свободное место на полках или на полу. Я не бывала здесь с тех пор, как в четырнадцать лет окончила школу, и мне казалось, будто зал за прошедшие годы уменьшился в размерах, не говоря уже о том, что воздух стал более спертым – наверняка на так называемых «сокровищах» скопилось немало пыли. Мне вдруг пришло в голову, что мэры считали это место скорее свалкой, нежели святыней, – просто склад вещей, которые они не могли выбросить, но и не хотели захламлять остальную часть дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Скорее слишком странным и непонятным, – ответила я.
С чего это я так разоткровенничалась? С другой стороны, меня окончательно сбило с толку сказанное Стек. Значит, подобное происходит с каждым?
– Что вообще творится? – потребовал объяснений Лучезарный.
– В сутки, предшествующие Предназначению, у тоберов случаются короткие периоды, когда они ощущают себя так, словно они другого пола. Ощущают свои вторые половинки. – Стек улыбнулась. – Сейчас у меня такое чувство, что в мужском теле Фуллина находится личность, которая обычно главенствует в его женские годы. Верно, Фуллин? Не поэтому ли ты слишком часто смотришь себе под ноги, когда идешь?
Именно это в точности и происходило, но я тотчас же оторвала взгляд от собственных ступней и посмотрела прямо вперед. Впрочем, одурачить кого-либо мне не удалось – я чувствовала, как кровь приливает к щекам, что наверняка отражалось на моем лице.
– Нельзя ли сменить тему? – пробормотала я.
– Нет, – ответил Рашид и снова повернулся к Стек. – Так говоришь, такое происходит с каждым тобером?
– Таково мое предположение.
– В сутки, предшествующие Предназначению?
– Это вполне может иметь смысл.
– Какой?
– Как напоминание! – выпалила я. Мои спутники уставились на меня.
– Ты права, это действительно имеет смысл, – сказала я, на ходу соображая, как продолжить свою мысль. – Прошел год с тех пор, как я был женщиной, – достаточно долго для того, чтобы забыть, каково это. Сейчас у меня иные приоритеты, воспоминания имеют для меня иной вес. И потому боги дают мне шанс вспомнить, кем я был и кто я есть. Чтобы удостовериться, что я четко осознаю свои мужскую и женскую сущности, прежде чем сделать между ними окончательный выбор.
– Неплохая мысль для богов, – согласился Рашид. – Обычно они бывают не столь дальновидны.
– Значит, в этом нет ничего такого, чего стоило бы стыдиться, верно? – Стек опять улыбнулась. – Тогда странно, что все тоберы считают это чем-то ненормальным и тщательно скрывают.
Я не ответила – мысли мои были заняты Каппи. Она наверняка тоже меняла сегодня пол с женского на мужской и обратно. Не поэтому ли этим утром на ней была мужская одежда, даже тогда, когда она больше не требовалась для танца солнцеворота? Чья душа была в ее теле, когда она пела для меня на болоте? Во время драки со Стек… когда она ударила меня и забрала у меня копье… когда мы занимались любовью…
С кем же я была тогда?
– Что меня удивляет, так это то, что тоберы не обсуждают это открыто, – заметил Рашид. – Если подобное происходит с каждым, почему к этому относятся как к постыдной тайне?
Большинство тоберов ко Дню Предназначения жили парами, и у них хватало сложностей и без того, чтобы сознаваться в том, что они периодически становятся не теми, кем кажутся внешне.
– Возможно, в этом и нет ничего постыдного, – сказала я, – но это в самом деле тайна. Само же по себе это вовсе не так уж и плохо.
Дорога от дома целительницы до дома мэра вела вокруг мельничного пруда, посреди которого мирно плавал одинокий селезень. Птице повезло – наш мельник Пальф был хорошим лучником, и утки в пруду не раз имели все шансы попасть ему на обед. Однако никто из тоберов не посмел бы убить птицу утром Дня Предназначения – подобное означало оскорбить Господина Ворона и Госпожу Чайку.
Я сочла нужным сказать об этом Лучезарному. Он кивнул, но не ответил, видимо, занятый совершенно другими мыслями. Чуть позже он спросил, не глядя на меня:
– Что должно произойти сегодня в Гнездовье?
– Рашид, – начала Стек. – Я же тебе все рассказала…
– Ты не рассказывала, что доктор берет образцы тканей, – прервал он ее. – Так что я хотел бы услышать, что может нам сказать по этому поводу Фуллин.
Я посмотрела на лорда, потом на Стек. Конечно, он расспрашивал ее задолго до того, как появился в поселке, – о нашем образе жизни, как влияет на нас смена полов, что делают боги в Гнездовье. Будучи безумно влюбленным в Стек, он верил всему и считал, что знает все о нас. Однако теперь у него зародились сомнения, и ему хотелось проверить, насколько ее сведения соответствуют реальности.
Стек вспыхнула. От гнева? От обиды? Сказать было сложно – лицо ее тотчас же приобрело каменное выражение, словно ее абсолютно не волновало, верит он ей или нет.
– Давай, – мрачно сказала она, обращаясь ко мне. – Расскажи ему все, о чем он хочет знать.
– Рассказывать особенно нечего, – пробормотала я. Мне вдруг стало стыдно перед ней – перед моей матерью. – В полдень Господин Ворон и Госпожа Чайка прилетают из Гнездовья. Детей забирает Господин Ворон, а тех, для кого наступил День Предназначения, – Госпожа Чайка.
– Забирает? – переспросил Рашид. – Каким образом?
– Мы входим внутрь Госпожи Чайки и Господина Ворона, – объяснила я, удивляясь его тупости. – Там внутри есть кресла. Мы садимся в эти кресла, и боги уносят нас на север, в Гнездовье.
– И что там происходит?
– Детей Господин Ворон уносит в свое гнездо. Там они выходят из его нутра и ждут, пока их не коснутся боги. После этого все засыпают.
– Газ, – пробормотала Стек. – Усыпляющий газ.
Я пожала плечами, не желая спорить о том, что и как делают боги. Мне было не по себе оттого, что Лорд-Мудрец расспрашивает меня лишь затем, чтобы проверить, не солгала ли ему моя мать, и мне хотелось поскорее закончить.
– Какое-то время спустя дети просыпаются и обнаруживают, что они теперь другого пола. Потом они снова входят внутрь Господина Ворона и улетают домой.
– Про детей понятно, – кивнул Рашид. – Как насчет кандидатов на Предназначение? Тебя и Каппи?
– Госпожа Чайка забирает нас в другое гнездо, свое. Не знаю, что именно там происходит, поскольку это священное таинство – никто, прошедший через него, никогда не делился подробностями. Но боги придут к нам в Час Предназначения и спросят: «Мужчина, женщина или и то и другое?» Мы говорим им, каков наш выбор, и наше Предназначение свершается. – Я вызывающе посмотрела ему в глаза. – Достаточно?
Лучезарный поколебался, словно размышляя, стоит ли продолжать расспросы. Он бросил взгляд на Стек, но та не смотрела ни на него, ни на меня, а, подобрав с земли камень, разглядывала плавающую в пруду утку, перекатывая камень в ладони.
– Ладно, – буркнул он. – Стек, я просто хотел проверить. В конце концов, что-то могло измениться с тех пор, как ты двадцать лет назад выбрала свое Предназначение.
Лицо ее исказила язвительная усмешка. Размахнувшись, она швырнула камень, метя далеко в сторону от утки. Камень с плеском упал в пруд, почти не нарушив водную гладь.
Дом мэра стоял у подножия Патриаршего холма, в тени торчавшей в небо радиоантенны Древних. Зефрам утверждал, будто это большое здание во времена Древних было гостиницей. В нем было больше двух десятков комнат, все одинаковые – или, по крайней мере, они были одинаковыми, прежде чем дожди, снег, насекомые и грызуны наложили на них свой отпечаток.
К тому времени, когда Патриарх пришел к власти сто пятьдесят лет назад, большая часть старой гостиницы обрушилась. Он приказал перестроить ее по его собственным указаниям, назвав ее Патриаршим дворцом. После его смерти последовала яростная политическая борьба между тогдашними мэром и служителем Патриарха, которые никак не могли решить, кому будет принадлежать здание. Каким-то образом мэру удалось одержать верх – возможно, благодаря щедрым финансовым уступкам служителю, и с тех пор старая гостиница стала резиденцией мэра.
Впрочем, для всех мэров ее наличие было весьма относительным благом. Содержание дома таких размеров обходилось недешево, а летом внутри стояла страшная жара из-за большого пространства спереди и по бокам здания, покрытого асфальтом Древних («парковки», по словам моего отца). Четыреста прошедших с той поры зим привели покрытие в полную негодность, но, несмотря на трещины, оно продолжало впитывать каждый солнечный луч, насыщая воздух густым запахом жженой смолы.
Перед зданием стояла самоходная повозка Древних, успевшая основательно проржаветь за четыре столетия. От внешней обшивки ничего не осталось, отчасти из-за погоды, а отчасти по вине детей, отламывавших от нее всевозможные безделушки, которые они прятали в ящики столов и прочие потайные места. Для предшествующих поколений, вероятно, это было проще, но когда появился на свет я, остались лишь слишком прочные и тяжелые детали, которые практически невозможно было отломать. Каппи когда-то заслужил мой поцелуй за кусок обшивки, который он подарил мне на девятый день рождения.
Увидев повозку, Лорд-Мудрец направился прямо к ней, оставляя отпечатки пластиковых сапог на нагретом солнцем асфальте. Склонившись над останками двигателя, он попытался пошевелить разные его части. Наверное, стоило сказать ему, что он зря теряет время – все, что можно было хоть как-то сдвинуть с места, было давным-давно растащено. Толкнув меня в бок, Стек пробормотала:
– Всю свою жизнь он ищет исправную машину. Нам удалось найти немало таких, что выглядели вполне сохранившимися внешне, благодаря эксцентричным коллекционерам, но ни у одной не работал двигатель. Но тем не менее Рашид не теряет оптимизма и надеется, что даже в такой груде железа сумеет найти запасные части, которые ему пригодятся.
– У этой уже никаких частей не осталось, – сказала я. – Все давно проржавело.
– Знаю, – ответила Стек. – Думаешь, и я не пыталась оторвать от этой развалины хотя, бы кусок, когда…
Она замолчала. Лучезарный потянулся к мотору, наклоняясь все ниже и ниже, так что его ноги почти оторвались от земли.
– Что там? – крикнула его бозель.
– Такого я никогда не видел, сколько бы ни заглядывал под капот, – отозвался Рашид из металлического брюха повозки.
Стек подмигнула мне, и мы направились к машине. Лорд достал из кармана на бедре короткий металлический цилиндр и повернул один из его концов, на другом внезапно вспыхнул яркий огонек, затем направил желтый луч в ржавые потроха.
– Видите? – спросил он.
Стек и я посмотрели туда, куда указывал луч, – на коробочку из черного металла размером в ладонь, прикрепленную к куску проржавевшей стали. Конечно, я видел эту черную коробочку и раньше, когда еще был достаточно мал и любопытен. Я колотил по ней камнем, пытался отковырять кухонным ножом, даже держал под ней свечу, чтобы узнать, что произойдет.
– Ее не оторвешь, – предупредила я. – Это просто черный комок.
– Черный комок, которого здесь быть не должно! Спроси Стек, сколько двигателей я обследовал с тех пор, как мы вместе.
– И у каждого двигателя были свои особенности, – ответила она. – Да, я не изучала машины так, как ты, но ты сам говорил мне, что их существуют сотни разновидностей. Десятки компаний производили десятки моделей каждая, и каждый год вносились изменения и усовершенствования, не говоря уже о том, что люди иногда сами дорабатывали собственные машины. Почему же тебя удивляет, что тебе попалась деталь, которую ты прежде не встречал?
– Потому что я Лорд-Мудрец. – Он снова наклонился внутрь повозки, пытаясь пошевелить черную коробочку.
Теней на асфальте не было, и солнце палило немилосердно. Последнее, чего мне хотелось, – стоять и медленно поджариваться, пока Лучезарный ковыряется в потрохах мертвой уже четыреста лет машины.
– Ага! – послышался приглушенный голос Рашида. – Антенна!
– Что?
Я посмотрела на антенну на Патриаршем холме. В этой повозке не было ничего, что хотя бы близко ее напоминало. Вполне возможно, существовали разные типы антенн, но учительница в школе нам ни о чем подобном не рассказывала. Она вообще мало что рассказывала о радио, за исключением того, что это некая загадочная техника Древних для передачи звука из одного места в другое. Почти в каждом городе и поселке на полуострове имелась по крайней мере одна антенна, обычно ржавая и покосившаяся от ветра, – но все эти антенны были длинные, тонкие и стояли снаружи, а не внутри мотора самоходной повозки.
– От этой коробочки вдоль блока двигателя идет проволочная антенна, замаскированная под цвет металла. И есть еще один провод, который идет к… уверен, что это фотоэлементы. Солнечные батареи. Возможно, эта штуковина до сих пор работает. – Лорд улыбнулся Стек. – Все еще думаешь, что это просто какая-то из очередных пустяковин?
Она закрыла рот ладонью, изображая зевок.
– У Древних была поговорка – что-то насчет мальчиков и их игрушек.
Я кивнула. Меня несколько удивляло, что Стек решила сыграть роль женщины, которой давно уже все надоело, – притом что сама она была наполовину мужчиной. С другой стороны, что могла сказать я сама? Мужчина снаружи, женщина внутри… и к тому же утомленная всяческими черными коробочками.
– Сколько еще ждать? – спросила я Рашида.
Мужчины порой находят извращенное удовольствие в том, чтобы досаждать женщинам; когда-то давно некий ублюдок придумал фразу «мальчишеское обаяние», и с тех пор мужчины не сомневаются в том, что покорят женщину, если будут вести себя подобно восьмилетнему ребенку. С другой стороны, женщины до сих пор верят, что мужчинам нравятся неприступные женщины. И почему только боги создали оба пола столь расчетливо глупыми?
– Сейчас, проверю еще кое-что. – Рашид сунул свой светящийся цилиндр обратно в карман и достал небольшую пластиковую коробочку. – Радиоприемник, – пояснил он.
Большим пальцем он покрутил колесико сбоку коробочки; небольшая машинка начала издавать дребезжащие звуки, словно плещущиеся о каменистый берег волны.
– Ничего, кроме помех. – Стек пожала плечами.
– Думаешь, это просто помехи? Лорд-Мудрец медленно поднес радиоприемник к черной коробочке на двигателе, и звук стал громче, словно волны начали сильнее биться о берег, покрываясь белой пеной.
– Видите? – Лучезарный нежно погладил черную коробочку. – Эта штучка что-то передает – используя всю машину в качестве антенны.
– Зачем это Древним? – спросила я.
– А это не их работа, – ответил Рашид. – Могу, конечно, ошибаться, – он посмотрел на меня, – но очень похоже, что кто-то издалека подсаживает в Тобер-Коув жучков.
Он задумчиво посмотрел на небо.
Глава 15
ПРЕДСКАЗУЕМАЯ ИСТОРИЯ ДЛЯ ПАТРИАРХА
Оказывается, никто еще не сообщил мэру Теггери о том, что Боннаккут мертв. Это меня не удивило – новость все еще распространялась в виде слухов, и люди хотели быстрее поделиться ею друг с другом, а дом мэра находился в некотором отдалении от остального поселка. В обычных обстоятельствах первый воин поспешил бы по горячему асфальту, чтобы известить главу Тобер-Коува. Так или иначе, именно нам довелось увидеть реакцию мэра на дурную весть.
Несколько секунд Теггери пребывал в шоке. Потом открыл рот и сказал:
– Какая трагедия.
Классическая фраза мэра – сейчас в нем говорила должность, а не человек, и это меня в нем восхищало.
– Какая трагедия, – повторил он. – Но, по крайней мере, нам повезло, что здесь присутствует Лорд-Мудрец, который в состоянии установить истину. Так что, если я не злоупотребляю твоим временем, Лучезарный…
– Нет-нет, – ответил Рашид, – я уже начал расследование. Собственно, именно потому я и пришел – мне сказали, что каждый, кто располагает какими-либо сведениями о преступлении, доложит о них тебе.
– Именно так, – кивнул Теггери. – Позволь, я спрошу у моей семьи, не приходил ли уже кто-нибудь. – Он повернулся ко мне. – Фуллин, может быть, проводишь лорда Рашида в Патриарший зал, где он сможет подождать и отдохнуть?
– Конечно. – Я не смогла удержаться от улыбки. Каждый ребенок в поселке посещал Патриарший зал как минимум раз в год, и это было не то место, где можно рассчитывать на спокойный отдых. Наш мэр просто хотел произвести впечатление на высокопоставленную особу. Не спрашивайте меня, почему Теггери не потащил Рашида в зал сразу же после прибытия к нам Лорда-Мудреца, – видимо, каким-то образом важной персоне удалось избежать его цепких лап. «Всего лишь временная передышка, – подумала я тогда. – Без полной экскурсии не обойтись…»
– Эта лавка древностей? – с заметным отвращением спросила Стек, ее взгляд блуждал по помещению, словно она вспоминала обо всем том, что успела возненавидеть за время своего изгнания.
Зал являлся мемориалом Патриарха и был забит экспонатами, относившимися к его времени. Некоторые из них были выставлены в витринах, другие просто сложены там, где оставалось свободное место на полках или на полу. Я не бывала здесь с тех пор, как в четырнадцать лет окончила школу, и мне казалось, будто зал за прошедшие годы уменьшился в размерах, не говоря уже о том, что воздух стал более спертым – наверняка на так называемых «сокровищах» скопилось немало пыли. Мне вдруг пришло в голову, что мэры считали это место скорее свалкой, нежели святыней, – просто склад вещей, которые они не могли выбросить, но и не хотели захламлять остальную часть дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34