Я еще не знала тогда, что этот визит совпадет по времени с появлением капитана Миддлтона, который приедет специально, чтобы сопровождать меня на охоте; я не знала, что наступит отличная погода для охоты и что мне придется пожертвовать тремя драгоценными днями ради того, чтобы выслушивать воспоминания восьмидесятилетнего старца.
Императрица неожиданно протянула Гизеле руку.
— Я знаю, что могу показаться эгоисткой, — сказала она. — Но не думай обо мне плохо. Мне в жизни так редко выпадают удовольствия. Если бы ты только знала, что значит вырваться на волю, оказаться свободной и ничем не связанной, в окружении своих друзей, иметь возможность ездить верхом сколько тебе заблагорассудится. А мне и без того осталось так мало дней, так мало! В Вене я обязана быть к пятому апреля. Ну как можно потерять хотя бы один из таких дорогих дней?
— О, я понимаю! Я понимаю! — воскликнула Гизела. — Ну, конечно, я притворюсь, что я — это вы, если такое возможно! Если вы уверены, что лорд Куэнби ничего не заподозрит.
— Но почему он должен что-то заподозрить? — спросила императрица.
— Во-первых, мне далеко до императрицы, — сказала Гизела. — А кроме того, меня там увидят и другие — прислуга в доме, жители поместья.
Императрица всплеснула руками.
— Послушай меня, — произнесла она, — Если берешься за дело, то делать его нужно как следует. И если ты собираешься выдать себя за императрицу, то ты должна выглядеть в точности, как я. Мы одного с тобой роста и телосложения, так что мои платья подойдут тебе. Мой парикмахер — дорогая Фанни Анжерер — сможет причесать тебя в точности, как меня. Я дам тебе свои меха и драгоценности, а еще с тобой поедет одна из моих фрейлин. И ты все еще думаешь, кто-то засомневается и осмелится предположить, что ты вовсе не та, за кого себя выдаешь? Возможно ли, чтобы кто-то подошел ко мне и заявил: «Вы — не императрица Австрии?» Да им просто смелости не хватит. Кроме того, ты будешь путешествовать, само собой разумеется, как графиня де Гогенемз.
— Когда вы говорите, все кажется таким простым, мадам, — сказала Гизела.
— Все и будет очень просто, — с уверенностью заявила императрица, — Так, дай мне подумать. Сегодня у нас вторник. Ты должна приехать ко мне в четверг рано утром. Я пошлю письмо твоему отцу, в котором приглашу тебя погостить несколько дней у меня. Твой отец подумает, что это вполне естественно. А ты уедешь отсюда в пятницу утром. До замка Хок нужно добираться почти целый день.
Вот так все и решилось. Гизела отправилась домой в полном смятении чувств. Она настолько была погружена в свои мысли, что едва слышала брань мачехи на следующий день, едва замечала боль, когда та таскала ее за уши или волосы по комнате, крепко вцепившись в руку девушки, чтобы показать пыль на спинате , которую та якобы забыла вытереть.
— Так ты думаешь, что сможешь теперь задаваться, раз ты обедала с императрицей, — презрительно усмехалась леди Харриет, сопровождая свои слова яростным подзатыльником. — Я покажу тебе, что манерность и чванство в этом доме не пойдут тебе на пользу. Вытри клавиши, ленивая девчонка, а когда сделаешь это, отправляйся наверх и займись шитьем. Там тебе хватит работы на весь день.
Гизела не отвечала. Она ждала, прислушиваясь, не постучат ли во входную дверь с письмом-приглашением в Истон Нестон.
Проходили часы; Гизела начала уже думать, что императрица забыла о ней. От этой мысли ее охватило отчаяние. Наверное, императрица передумала, наверное, утром весь план замены одного лица другим показался ей чересчур фантастическим, чтобы принять его всерьез. Гизела совсем пала духом. Какие они были в Истон Нестоне все веселые, счастливые, молодые. Да они и не вспоминают о ней больше. Скучная, совсем еще зеленая деревенская простушка, которая по случайности имеет смутное, едва уловимое сходство с их любимой императрицей.
Но к вечеру приглашение прибыло. Его доставил грум, приехавший верхом, и отец, который только-только успел вернуться с охоты, распечатал конверт.
— От кого это? — грубо спросила леди Харриет.
— Императрица хочет, чтобы Гизела провела несколько дней с ней в Истон Нестоне. Завтра пришлют карету. У нас есть чернила?
— Не хочешь ли ты сказать, что собираешься отпустить ее? — воскликнула леди Харриет, пока сквайр, поднявшись из кресла, тяжело ступая, прошел к письменному столу, которым очень редко пользовался.
— Безусловно, — ответил он. — А разве есть причина, чтобы отказать?
— Боже мой, конечно, есть! — завопила леди Харриет; — Почему она должна праздно болтаться, когда в доме полно работы? Ну какое у императрицы может быть дело до нее?
— Если ее величество так любезна, что приглашает Гизелу к себе, то не нам интересоваться, зачем она это делает, — заметил сквайр.
— А я интересуюсь, — заявила леди Харриет и, вскочив, подошла к столу, за которым сидел сквайр. — Девчонке там не место. У нее нет ни одежды, ни манер, ни образования, чтобы вращаться в обществе.
— Об этом судить императрице, — коротко заметил сквайр.
— И если уж зашел об этом разговор, то подходящий ли там дом для девушки? — спросила леди Харриет с ехидной ноткой в голосе. — Могу тебе сказать, что люди уже поговаривают о делишках в Истон Нестоне. Я слышала, что твоя драгоценная императрица и Бэй Миддлтон…
— Довольно!
Сквайр с такой силой ударил кулаком по столу, что чернильный прибор подпрыгнул и загрохотал.
— Я не позволю тебе повторять подобные вещи. Это все ложь, ты слышишь? Есть люди, которые опорочат все и всех. Но что бы ни говорили о Бэе Миддлтоне — это ложь. Он — джентльмен, и он мой друг. Если императрица одаривает его своей дружбой, то это потому, что Она, как и все мы, преисполнена глубочайшего уважения к человеку, который на охоте с собаками даст сто очков любому ездоку в этой стране. В той клевете и сплетнях, что ты собираешься повторить, нет ни слова правды, и я не желаю их слушать. Побереги эту гадость для тех, кому она доставляет удовольствие, и пусть дьявол заткнет им глотки, пока они не подавятся.
Сквайр говорил с такой яростью, что впервые в жизни леди Харриет промолчала. Она ни слова не проронила, пока он писал благодарственное письмо и звонил в колокольчик, чтобы слуга передал его послание груму.
И только когда Гизела спустилась вниз к чаю, леди Харриет набросилась на нее с таким бешенством, что девушка отпрянула от нее, как от спущенного с цепи зверя. Но даже леди Харриет не смогла подавить чувства радостного ожидания в душе Гизелы, когда на следующий день карета, присланная за ней, увозила ее из Грейнджа.
Приехав в Истон Нестон, она не встретила никого из знакомых. Ее поспешно проводили наверх, и весь день на нее примеряли наряды, делали ей прически и ухаживали за ее лицом. Наконец-то она поняла, зачем нужны были многочисленные флаконы с золотыми пробками на туалетном столике императрицы. Она также узнала секреты, с помощью которых императрице удалось сохранить свою легендарную красоту.
Мария, камеристка императрицы, протерла лицо Гизелы сливками из коровьего молока и оставила так, чтобы они глубоко проникли в поры.
— У ее величества есть две специальные коровы дома, — непринужденно болтала Мария, — они даже путешествуют с ней — Дейзи и Путей. Их купили во Франции и приставили к ним смотрителя, который ухаживает за ними. Ее величество полагает, что молоко от этих коров обладает особым свойством, чрезвычайно для нее благотворным.
Мария помакнула лицо и шею Гизелы от сливок, а затем воспользовалась вяжущим средством — крепко взбитым яичным белком с добавлением оливкового масла. Когда после этой процедуры кожа на лице стала гладкой и упругой, она удалила остатки белка кремом, приготовленным из луковиц голландских лилий.
— Приготовлен по личному рецепту ее величества, — с гордостью отметила Мария. — Он до самых последних дней сохранит ее молодость и красоту.
Вечером Гизелу наставляли сначала графиня Фестетич, а затем и сама императрица. Ее учили, как нужно кланяться, как протягивать руку для поцелуя. Поначалу Гизеле было трудно манипулировать длинными шлейфами, сидеть прямо и в то же время грациозно, проходить в дверь первой, когда сама императрица отступала перед ней, чтобы понаблюдать за ее походкой.
— Великолепно! Великолепно! — не раз восклицала она, всплескивая руками.
Когда, наконец, вечером Гизела спустилась к обеду, одетая в одно из платьев императрицы и причесанная Фанни Анжерер, принц и все остальные мужчины, кто находился в комнате, издали возглас одобрения.
— Мне кажется, я скоро начну ревновать тебя, — тихо произнесла императрица, прощаясь с ней перед сном.
— Я только бледное ваше отражение, мадам, — ответила Гизела.
Императрица покачала головой.
— Очень молодое отражение, — поправила она.
Гизела попыталась мысленно угадать возраст императрицы. И в самом деле, глядя на нее, казалось невозможным, что ей больше двадцати пяти. Только фотографии ее детей, расставленные в спальне и будуаре, не вязались с утонченной красотой ее лица без единой морщинки и глазами, которые зажигались молодым задорным смехом.
Гизела легко убедилась в тот вечер, что отец был абсолютно прав, утверждая, будто между императрицей и капитаном Миддлтоном не происходит ничего предосудительного. Они были хорошими приятелями — обстоятельство очень трудное для понимания, если человек полагает, как водится, что мужчину и женщину может объединять только одно. Но дружба между галантным, выдающимся наездником своего времени и самой очаровательной женщиной в Европе была тем, что, по их собственному мнению, превосходило даже любовь. Их мастерство и любовь к лошадям выявляли самое лучшее и вдохновенное, что было у них в характерах. Их лица излучали радость, когда они говорили о своих лошадях, и это очень напоминало Гизеле то, как радостно сияют лица любящих матерей, когда речь заходит об их детях. Для них обоих верховая езда стала делом, которому они посвятили себя, ради которого они старались сохранить светлый ум и хорошую физическую форму, так чтобы соответствовать очень высоким эталонам, которые они сами для себя установили.
На следующий день императрица уехала на охоту, а Гизеле пришла пора отправляться в дорогу. Все утро она провела за туалетным столиком, пока Фанни Анжерер расчесывала и укладывала ее волосы.
— Они прекрасны, — бормотала она по-немецки, когда казалось, что от каждого движения щетки по медным локонам пробегают снопы золотых искр. — Но, как ни печально, очень запущены. Как жаль, что вы не следите за собой.
— У меня нет времени, — оправдывалась Гизела.
— Время всегда можно найти, — строго заметила Фанни. — Как бы ни была занята императрица, я расчесываю ей волосы утром и вечером, проводя щеткой не меньше четырехсот раз.
Бесполезно, подумала Гизела, пытаться объяснить, что ей часто приходится вставать в половине седьмого, чтобы выполнить все поручения мачехи, и нередко, отправляясь спать, она так устает от изнурительной работы, которой занималась целый день, что сил хватает только на то, чтобы скинуть одежду и забраться в постель.
— Они даже сейчас по-другому выглядят! — воскликнула Фанни, и Гизела действительно заметила поразительную разницу.
Но это было ничто по сравнению с полным преображением, которое она увидела в зеркале, когда, наконец, была готова покинуть Истон Нестон. В бархатном дорожном костюме темно-зеленого цвета, отороченном соболем, держа муфточку из такого же меха, она с трудом могла поверить, что перед ней собственное отражение, а не сама императрица. На голове у нее была маленькая шляпка, отделанная перьями, а в ушах и вокруг запястий сверкали бриллианты.
Императрица никогда не носила колец, и ее камеристке пришлось все утро массировать и втирать крем в кисти рук Гизелы, чтобы они стали мягкими и более походили на нежные, изящные руки императрицы.
Какой бы вещи ни коснулась Гизела — у нее возникало ощущение, что с ней это происходит впервые в жизни. И в самом деле, ничего удивительного в том не было, раньше ей никогда не доводилось видеть платья из таких дорогих тканей — воздушного, легкого шелка, тонкой шерсти; носить такие роскошные украшения и экзотические меха.
Она надеялась, что по дороге в замок Хок ей удастся узнать у графини Фестетич, как она должна себя вести и что должна говорить. Но у фрейлины был явно больной вид, и с каждым часом ей становилось все хуже.
— Клянусь, у меня лихорадка, — заявила она, когда их путешествие подходило к концу.
— Быть может, нам следует послать за доктором? — немного неуверенно предложила Гизела.
— Нет, нет! Мне нужно только поскорей добраться до постели, — ответила графиня. — Голова у меня просто раскалывается, и горло воспалено, даже глотка воды не смогу сделать.
— Мне очень жаль, — посочувствовала Гизела. — Как бы я хотела хоть чем-нибудь помочь вам.
— Я быстро поправлюсь, — сказала графиня, но в голосе ее не было уверенности.
Гизела выглянула в окно кареты. Смеркалось, под деревьями росли темные тени.
— Мы скоро приедем, — сказала она. — Я попрошу дать вам возможность отдохнуть перед обедом.
— Ну что ж, это будет очень кстати, — согласилась графиня. — Но от одной мысли об обеде мне становится не по себе. Я уверена, абсолютно уверена, у меня высокая температура.
Гизела произнесла несколько невнятных успокоительных слов. В то же время она не могла не поразиться, сколько суеты иностранцы создают вокруг своих особ.. Но тут же вспомнила, что она сама тоже иностранка. Как странно вдруг понять, что в ее жилах нет английской крови, хотя воспитывали ее как всякую другую английскую девушку; и вот два дня назад оказалось, что она вовсе не англичанка!
Карета завернула на подъездную аллею.
— Вот мы и приехали! — воскликнула она почему-то в полной панике.
— Слава господу! — произнесла графиня. — Если мне только прилечь ненадолго, возможно, голова перестанет болеть.
— Я очень надеюсь, что не совершу никакого промаха, — пробормотала Гизела.
Графиня не ответила, и Гизела поняла, что помощи от нее ждать не придется. И тогда, как бы для того, чтобы придать девушке смелость, память вернула ей образ человека в лавке шорника, который прошел в дверь, не склонив головы. Вот такая гордость ей сейчас понадобится. Вот такую смелость она должна вызвать в своем сердце, если не хочет подвести императрицу.
Она подняла голову, расправила плечи и выпрямилась. Императрица поверила в нее, и она не предаст этой веры. Гизела еще раз мысленно быстро повторила все, что должна выполнить. У нее было письмо императора к лорду Куэнби. Она должна грациозно протянуть ему руку, без лишней поспешности, чтобы он поднес ее к губам. Она должна войти в дом по-королевски, не обращая внимания на графиню, которая последует за ней.
Вскоре она увидела впереди смутный силуэт замка. Он был огромный и очень внушительный; ее сердце бешено заколотилось, как будто старалось выскочить из груди.
«Я боюсь! — подумала Гизела. — Но глупо дрожать. Мне всего-навсего нужно познакомиться со стариком, глухим и полуслепым. Никого больше не будет, никаких гостей, он так сказал. Мне только и придется, что слушать его путаные рассказы о том, что произошло задолго до моего рождения, когда императрица была маленькой девочкой. Поэтому его не удивит, если я буду чего-то не знать. Все очень просто, нужно только не терять самообладания и выдержки».
Карета сделала широкий полукруг и подкатила прямо к дому. Он был еще прекраснее, чем ожидала увидеть Гизела. Перед домом разлилось большое серебряное озеро, а сам дом был с просторными террасами, окна по всему фасаду светились огнями. Перед массивной парадной дверью с портиком стояли лакеи.
Гизела сложила ладони и помолилась про себя. Она будет храброй. И вновь подумала о незнакомце в шорной мастерской. Ее подбородок невольно поднялся еще выше. В этот момент распахнулась дверца кареты.
«Хозяин замка встретит тебя у порога», — вспомнила Гизела предупреждение императрицы.
Гизела неторопливо ступила из кареты. Лакеи с обеих сторон держали ослепивший ее огонь. Чья-то рука поддержала ее, и она почувствовала под ногами ковер. Ей нужно было подняться по нескольким ступенькам. Фонари все еще слепили глаза, отражаясь в серебряных пуговицах на ливреях, освещая напудренные парики лакеев, шагавших рядом по обе стороны. Только ступив на последнюю ступеньку она оторвала взгляд от лестницы. Перед ней стоял человек такого высокого роста, что ей пришлось откинуть назад голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она хотела уже произнести слова приветствия и протянуть ему руку, но то, что она увидела, заставило ее замереть от неожиданности. Перед ней был вовсе не старик, а молодой мужчина — высокий, внушительного вида, широкоплечий. Тот, кого она встречала раньше, с высоко поднятой головой и гордой осанкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23